Дом
31 августа 2021 г. в 16:44
Даламар на самом деле часто Сильванести вспоминает. Куда чаще, чем другим показывает, и уж точно чаще, чем хотелось бы самому. Он… скучает, если честно. По наполненным жизнью лесам, по ласковому ветерку, треплещему волосы, по тем редким моментам единения с природой, с магией, которые он столь сильно всегда ценил.
Даламар в Шойкановой роще этой жизни не находит. Он там вообще живым находит только величайшего чародея, которого ему, простому изгнаннику из родных краёв, провести как-то надо. Даламар Рейстлина боится, пусть и старается этого не показывать.
Даламар по ночам любит на балконе сидеть, на звёзды глядя. Ему вспоминается, как он на свидания сбегал, всю ночь бродя с какой-нибудь эльфийкой по полям; как плёл венки из цветов и, смеясь, надевал их на шёлковые девичьи волосы. Вспоминаются и крик, боль от ударов за провинности; вечное угнетённое положение слуги.
Даламар плечи ёжит, глаза прикрывая. Он был там никем. И никто, наверное, не пожалел о его изгнании, никто не задумался, что с ним стало… Даламару было больно. Он ненавидел их всех, но по самому Сильванести… скучал.
— Что тебя тревожит?
Даламар вздрагивает, оборачиваясь резко. Рейстлин за его спиной стоит, привычно опираясь на свой посох и внимательно вглядывась, кажется, в саму душу золотом радужек. Даламар на ноги поднимается, отвечая:
— Воспоминания. Это… глупость, шалафи.
— Нет, не глупость, — у Рейстлина взгляд неожиданно смягчается, и он к Даламару подходит, тоже на небо смотрит. — Воспоминания имеют почти равную магии власть над всеми живущими на этой земле. А, может, даже большую, — задумчиво тянет он.
Даламар замирает чутко, прислушиваясь. Он никак к внезапным переменам настроения Рейстлина привыкнуть не может и невольно всё ещё боится прогадать, попасться в какую-нибудь ловушку, расслабившись. Но всё же ближе подходит, тоже снова на звёзды глаза поднимая. Те сияют чистым, но холодным светом, взирая совершенно равнодушно сверху вниз на всех. Даламару невольно вспоминаются взгляды всех тех, кто относился к высшему сословию и смотрел на всех нижестоящих точно так же. Вроде бы светлые, но такие же холодно-равнодушные.
— Я скучаю по дому, — признаётся он.
— Я думал, ты его ненавидишь, — у Рейстлина в голосе интерес неподдельный вспыхивает, и он глаза на Даламара скашивает.
Даламар головой грустно мотает — тёмные волосы сразу же свешиваются, лицо закрывая. Даламар пальцами в бортик балконный вцепляется, перестукивая по нему неосознанно.
— Я не дом ненавижу, а _их_, — он невольно последнее слово шипит, зло выделяя. — Они может и считаются светлыми, но в большинстве нет ни капли души. А Сильванести… Оно прекрасно.
— Я никогда не испытывал такого по отношению к своему дому, — Рейстлин к Даламару поворачивается, и тот головой встряхивает, волосы отбрасывая за спину. — Я любил всегда только мать, но никого и ничего более. Меня не держало какое-то одно место.
— Я же говорю: глупости, шалафи, — бормочет Даламар, но Рейстлин вновь отрицательно голову наклоняет, вглядываясь в него.
— Мы с тобой чем-то похожи, — говорит Рейстлин неожиданно, вынуждая Даламара голову вскинуть резко, взгляд чужой перехватывая. — Оба всегда были лишними, оба пошли за зовом магии и дорого за это заплатили, но не отвернулись от неё. Я и не думал, что вопрос дома для тебя имеет совершенно иное значение.
— Но… разве это так важно? — неуверенно спрашивает Даламар, неловко переминаясь на месте под пристальным взглядом.
— Всё важно, Даламар. Всегда, — коротко отзывается Рейстлин и рукой ведёт плавно, над ними вспыхнувшим навершием посоха круг очерчивая.
И вдруг стены башни пропадают, и они оба стоят в каком-то лесу. Даламар длинно выдыхает, чуть по-звериному пригибаясь, и оглядывается, не веря.
— Шалафи, мы… мы же…
— В Сильванести, да, — спокойно подтверждает Рейстлин.
Даламар не понимает, но идёт по лесу, касаясь ладонями шершавой коры деревьев, чувствуя, как те ему отзываются. Ему, тёмному магу, отзываются деревья светлой земли. Даламар к одной тонкой берёзке вдруг щекой прижимается, обнимая её. Та листьями шуршит приветственно, радостно. Лес его помнит. Лес его любит.
Даламару плакать хочется.
Он на берег реки выходит и узнаёт одно из своих самых любимых мест для ночных посиделок. На прибрежный песок прямо опускается, руки в воду опуская и чувствуя, как та ласково касается, будто носом мокрым звериным тычется. Даламар улыбается и вдруг тихо смеётся. Дышать становится так легко, как не было уже давно.
И, кажется, будто не было того разоблачения и суда, не было скитаний, учений, не было злости и боли, не было Конклава, и не было Рейстлина Маджере, учителя, которого ему в один день суждено предать.
Учитель за его спиной молчаливой тенью маячит, Даламар его присутствие чувствует. Даламар взгляд медленно поднимает, на город, мерцающий в полумраке ночи огоньками, смотрит и сам на ноги встаёт. Отворачивается резко, сталкиваясь с золотом чужих глаз. Даламар на дне удивительных радужек затаённый интерес читает.
— Неужели сейчас тебе спокойнее? — спрашивает Рейстлин. — В том месте, где у тебя не было ничего, где ты сам был никто?
— Я был никто для них, — Даламар подбородком в сторону города дёргает. — А здесь, — он ладонью лес и реку обводит, — у меня был и есть целый мир, который любил я, и который принимал меня. Я всегда по этому месту скучать буду.
Рейстлин молча возвращает их в башню и уходит к себе. Даламар с тихим вздохом опускается обратно на кровать, устало прикрывая глаза. Думать о каких-то планах Конклава или магии не хочется от слова «совсем». Даламар засыпает, слыша тихое журчание воды и шёпот листьев.