«Люди Икс»
Похитители давно привезли Нику к месту назначения. За время поездки они раз сто объехали районы, петляли во дворах, проезжали одни и те же дороги, одним словом, путали следы. Девушка старалась не теряться, угадывать маршрут, поворот на ту или иную улицу, хотя её симпатичную головку украшал тёмный мешок, а в нежную кожу рук впивались верёвки. В итоге, она всё-таки сбилась с предполагаемого пути, и только когда на улице перестал слышаться шум столицы, стало ясно, что машина пересекла черту города. Её достали с задних сидений, встряхнули, желая показать, кто же тут главный, и втащили в холодное, пыльное помещение, пропахшее сыростью и гнилью. Под ногами скрипел песок, никакого напольного покрытия, кроме цемента. Эхо шагов отражалось от голых стен, даже можно было услышать, как чирикают птицы. Из всего этого Маевская сделала вывод, что, скорее всего, её привезли на заброшенную стройку. Что же ей делать? Бежать не получится, по крайней мере, сейчас. Но и пускать всё на самотёк не следует. И кто эти люди? Что им нужно? Позвонить тоже никому не удастся — рюкзак забрали, возможно, выбросили ещё при выезде из города, телефон уж точно. Нику усадили на старый, скрипевший от любого движения стул. Сквозь штанину, неприятно царапая, в кожу впивалась полопавшаяся древесина. Но ничто не сравнится с фактом похищения и дальнейшей судьбой. Кто знает, возможно, через несколько часов, а то и минут, Вероники Маевской не станет. И будет огромной удачей, если тело вообще найдут. Она позволила себя привязать к ножкам стула, тщательно вслушиваясь в обстановку, сколько же людей здесь присутствуют? Те двое и... кажется, третий, если не обманывает слух. Гуляет неподалеку, нервно шаркает ногами. В этих шагах улавливалось что-то знакомое, но Ника никак не могла вспомнить обладателя этой манеры. В очередной раз по телу пробежали мурашки, страха почти не было, ведь по сути ничего плохого ещё не произошло. Так приходилось себя утешать, чтобы держать голову холодной, контролировать ситуацию. Мешок с головы исчез, в глаза ударил яркий свет. — Какую птичку к нам занесло, — в белых лучах стоял невысокий мужчина, по голосу можно предположить, что ему за пятьдесят. Лица, как не старайся, не разглядеть. Только строгий костюм, окутанный тёплым светом. Должно быть, серьёзный человек, и вот чем зарабатывает на жизнь или заработал стартовый капитал для бизнеса, и дело не прогорело, а бросать нелегальный доход не поднялась рука. — Такая маленькая, а суёт носик, куда не следует. Главарь разговаривал с ней, словно с ребёнком, нечаянно подслушавшим тайный разговор и попавшимся с поличным. Нику поведение неимоверно взбесило, ещё в угол поставь и сладкого лиши, но об этом ли стоит волноваться? — Как просили, — доложил мужчина, что схватил девушку у подъезда. — Без шума и свидетелей. Зрение постепенно вернулось, теперь Ника могла разглядеть чёрные усы и глубокие морщины возле глаз. Человек в костюме с интересом изучал содержимое рюкзака девушки, каким-то образом оказавшегося у него в руках. Не найдя для себя ничего интересного, он отбросил рюкзак в сторону, вернувшись к разговору. Помолчав и оглядев пленницу, не отводящую от него настороженных глаз, мужчина приветливо улыбнулся. Довольно приятной внешности, так и не скажешь, что людей средь бела дня похищает. — Скажите, уважаемая, — начал он, переплетя пальцы рук. — Зачем Вы со мной встретиться хотели? Угрозами сыпали. Полиция... Разве так можно? Знаете, иногда за слова дорого платят. Зачем копаете под меня? Ника молча перевела взгляд на мелькающую фигуру за спиной главного и не поверила своим глазам. Вадик. Вот почему звук шаркающих ног казался таким знакомым. Невольно усмехнувшись, Ника опустила голову. Почему-то сегодняшний день не мог обойтись без большого открытия. Не самого приятного, но в голове не возникло даже мысли, что бывшего парня силком заставили вступить в ряды наркодиллеров, и всё происходящее ему до глубины души противно. Не верилось в добрые намерения, в прочую чепуху, что он сожалеет. Нет, он всегда был двуличным, склизким, работающий лишь на собственную выгоду. — Девушка, Вы меня слышите? Кажется, твоя подружка глухая, — человек в костюме возмущённо развернулся к Вадику, требуя объяснений. — Ты сорвал меня в этот гадюшник, чтобы я разобрался с немой девкой? Уверен, она и двух слов связать не в состоянии. Теперь придётся её убить как ненужного свидетеля. Из-за тебя, — мужчина ткнул пальцем в застывшего на месте подростка, испуганным взглядом уставившегося на главаря. — Не глухая она! — воскликнул тот, вытаращив глаза. Сорвавшись к стулу, где сидела Ника, Вадик схватил её за грудки. Пару раз тряхнув девушку, он не услышал ни слова. А если Ника не заговорит, то его самого обвинят во вранье, и тогда дуло пистолета окажется у его виска. Нужно во что бы то не стало разговорить Маевскую. — Если б Вы видели, как она остра на язык, то не сомневались бы. Ты это специально, ментовская сучка! — Милиция? — переспросил главарь прищурившись. Эта информация не на шутку встревожила. Проблемы с бизнесом ему ни к чему. Тем более только в прошлом году удалось "замять" дело, второй раз попасться нельзя. — Да, бывший муж её сестры — мент, — подтвердил Вадик, едва удерживая себя в руках. То надевая, то снимая капюшон кофты, парень мельтешил до ряби в глазах, всем утром желая исчезнуть подальше отсюда. Ника видела, что он не в адеквате, и стоит оставить их наедине — тушите свет. Наркотики настолько повлияли на его мозг, что он не моргнув и глазом спустит курок. — Значит, выясни всё об этом менте. У меня нет времени ждать, когда на неё сойдёт озарение. Ты кашу заварил, ты и жди. А если до завтрашнего вечера не заговорит, то за это ответишь ты.***
На следующее утро. В просторный коридор отдела полиции вошёл, а точнее будет сказать, влетел, распластавшись на полу, задержанный в лице одного воришки, чуть ли не прописавшийся в обезьяннике. Примерно каждый месяц стабильно задерживался на пятнадцать суток. Как будто нарочно так делал, то ли ночевать негде, то ли у него другие непонятные мотивации. Рывком Макс поднял задержанного, подтолкнув его к нужной двери, за которой пряталась допросная комната. Заплетающимися ногами Славик, именно так его звали, без особой радости зашагал в нужном направлении. Сразу видно, что человек не первый раз в отделении и знает все ходы, как свои пять пальцев. — Дежурный! Леонидова позови в допросную, — приказным тоном сказал Макс, подталкивая задержанного, замешкавшегося возле стенда с орентировками.— Пошёл! — Я тут, зачем меня звать? — с подозрением спросил вышедший из лаборатории Леонидов, поправляя тщательно отглаженный пиджак. Конечно, день не может начаться, пока Лёшенька не увидит Леночку и не проконтролирует наличие, точнее отсутствие, Максимова рядом с женой. Будто дома им не хватило времени на сюси-пуси. — Вот, подарочек тебе, — Макс указал на задержанного, прожигающего дыру в оперативнике. От одного взгляда стало не по себе. Если бы не наручники, кто знает, что тот мог учудить, по крайней мере, так думал Алексей. Со стороны парень казался совсем безобидным. — Спасибо, — в недоумении промямлил Леонидов, переведя взгляд на парнишку, переминавшегося с ноги на ногу. — А что за повод? — Так день предателя, Лёш! — воскликнул Макс, будто друг спросил что-то элементарное, что знает даже ребёнок. — Ха-ха, очень смешно, — отозвался Леонидов, как всегда недовольный простой шуткой с нехитрым подтекстом, по-прежнему отрицая свою вину. Если у человека нет совести, то доказывать ему что-либо бесполезно, проще же отговориться, что Жарова сама ушла к нему, а он белый и пушистый, силком заставили несчастного жениться на жене друга. — В общем, развлекайся, — передав Славика в руки сослуживца, Макс подозвал прикипевшего в последнее время к цветам в углу Пса. Ну ни один день не обходится без сюрпризов, и не всегда приятных. Вот и сейчас, по дороге в отдел Пёс не пропускал ни одной клумбы или цветочного ларька. А возле отдела вовсе забрался в бархатцы, полностью извалявшись в земле. — Подожди! — опомнился Леонидов, придерживая "подарок" за локоть. — О Нике ничего не слышно? — Странно, что ты волнуешься, — развернувшись, Максимов с прищуром посмотрел на друга. С чего такая забота? Да ещё и после вчерашнего. Хорошо, что его не оказалось на месте, Нике мало бы не показалось. — Лена волнуется, — с нажимом и неприязнью ответил Алексей, отвернувшись в сторону, и добавил: — Было бы моё желание, я бы её давно из нашей жизни убрал. По-моему, всем будет лучше, если Ника исчезнет. Короче, соседка вчера звонила, заметила возню в окне, ей показалось, — последнее слово, он руками заключил в кавычки, — что Нику похитили. Бред полный. — Я теперь понимаю, почему она в тебя стреляла. Я бы тоже выстрелил, только без промаха, — заявил сыщик. Леонидов непонимающе поднял брови. Что это сейчас было? В чём его вновь обвиняют? Что хочет как лучше для жены? Для всех. Выйдя на улицу, Макс остановился на лестнице, всерьёз задумавшись над сказанным. Звучало, как чистая правда, особенно с везением Ники влипать во всякое. Скорее всего, Лена или соседка как всегда приукрасила действительность, прошло всего ничего. Да и с чего соседка взяла, что это была именно Ника? Возраст, зрение, все дела. Возможно, девушка вовсе не была дома, а завалилась с друзьями в какой-нибудь клуб до утра и сейчас отсыпается. Но проверить всё-таки стоило. Тщательным образом всё взвесив, Макс и сам понимал, что нужно найти Маевскую, пока всё не прояснится с её прошлым, с делом родителей. Впрочем, если соседка права, то нельзя терять ни минуты. Неясные делишки с наркотиками, выискивала информацию о поставщиках, сунулась одна, теперь ищи. А он предупреждал! Не лезь одна! Заочно накричав на Маевскую за все проступки, Макс набрал номер телефона девушки. Кроме «Номер не доступен, попробуйте позвонить позже», сыщик ничего не услышал. Решив для собственного спокойствия пробить сигнал мобильника по спутнику для выяснения его места нахождения, Максимов вернулся в отдел. Пёс же не собирался следовать за хозяином, вернувшись к недавно помятым цветам и завалившись в уже готовую ямку.***
Солнце взошло на небо. Начался новый день. Ей осталось жить всего двенадцать часов. За всю ночь Вадик не вытащил из пленницы ни слова, как бы сильно он не старался. Ника же молчала назло бывшему, загоревшись желанием отомстить. Конечно же не смертью, а его собственным неврозом, пусть пострадает. Едва сдерживая себя, чтобы не избить девушку, парень не находил себе места: постоянно рычал, покраснев от злости, метался по небольшой площадке второго этажа с большим недостроенным отверстием в полу, возле которого находилась Маевская. Он бы с лёгкостью столкнул её с высоты, рука почему-то не поднималась, боялся или надеялся на удачу. То уговаривал сознаться, то подлетал и кричал. Внутри Ники всё сжималось. Девушка была беспомощнее котёнка, котёнок хотя бы мог сбежать. Всю ночь она пыталась освободить руки, уж с одним накаченным дрянью парнем она точно справится. Верёвки слишком крепко держали её, и без посторонней помощи с ними не справиться. Всё же, Ника даже подсознательно не надеялась на спасение. Слишком много натворила, чтобы её вот так пришли и спасли. Чтобы заподозрили неладное. Слишком хороший день, чтобы умереть. Ей стало не к месту грустно. Считала себя крутой? Профессионалом? Тогда почему ты ещё здесь? Почему в плену и даже не пытаешься помочь себе ничем, лишь убеждая себя в обратном? И вот деструктивное чувство разочарования берёт верх, когда кажется, что больше у тебя вообще ничего не получится. Наверное, одна вещь и была правильной — не получить фамилии Жарова, тем самым опозорив её до невозможности. Она не полицейский, не сильная, не борец, как убеждала себя на протяжении долгих лет. Пришло время с этим смириться, утонуть в разрушающих мыслях, принять себя настоящую, такую, какая есть: эгоистичную, гадкую, постоянно психующую. Она поздно поняла это. Но, наверное, именно так и происходит озарение, на последнем пути, когда ничего не вернуть, а можно только переосмыслить. Когда стоишь на грани жизни. — Брось! Прекрати сопротивляться! Ты же не настолько конченная, чтобы не понимать, что это конец! — Вадик пододвинул стул ближе к пленнице, присев рядом. Он смотрел на неё, не понимая её упорства, ради чего? — Если конец неизбежен, то зачем мне признаваться? — Ника впервые расслабилась, прекратив всяческие попытки освободиться. Он прав, конец неизбежен. И это было самое лёгкое чувство, что она испытала. Чувство свободы, которое она думала, что обрела. — Да кем ты себя возомнила?! Ты ни капли не похожа на ту, кого из себя строишь! Я помню каждое омерзительное действие, которое ты совершила! В тебе нет ни грамма стоящего! Никто не станет помогать тебе! Я же спущу курок первый, не представляешь, как ты меня достала. Постоянно прикрывалась аварией, смертью родителей, ныла, да ты ни дня не жалела, что так случилось! А сейчас загорелась миссией найти убийц? Зачем?! Чтобы доказать себе, что чего-то стоишь, что не бесполезна, или стало скучно? Твоя жизнь ничего не стоит, пора бы уже понять. — Боже, как ты на него похож, — покачала головой Маевская, расплывшись в слабой улыбке. — На отца. Я боялась, теперь нет, мне всё равно, а ты боишься быть похожим на него. Твой отец не любил тебя, и ты думаешь, что никто не полюбит, поэтому ты подчиняешь людей или пытаешься купить их известным способом, но ничего не выходит. Тебя не любят, потому что ты не пытаешься понять людей. Бедный маленький мальчик, живший с отцом-алкоголиком, постоянно избивавшим сыночка, сложно было? Конечно, и теперь ты будешь отыгрываться на других, думая, что компенсируешь те побои. — Не смей, слышишь?! — глаза Вадика округлились, готовые выскочить из орбит. — Ты спросил меня, в чём наше отличие? Теперь я могу ответить тебе. Мне было глубоко плевать, ясно? В этом было моё превосходство, как бы страшно это не звучало. Я омерзительна? Что ж, тогда мне жаль тебя, потому что утопать в собственной никчёмности и ненужности гораздо хуже, чем быть просто омерзительной для окружающих. Потому что мне было плевать. Привязанность, любовь — худшее, что может случиться, потому что потом тебе сделают, слышишь? Обязательно сделают больно. Я не верю тебе. Тебе больно, а значит в тебе есть что-то человеческое. Ты не убьёшь меня. — Говоришь о любви? — усмехнулся Вадик, слегка остыв после недавнего приступа гнева. Возможно, потому что мог сделать ей гораздо больнее, чем ранить пустыми словами, не несущими в себе чего-то материального. — А ты умеешь любить? Ты не знаешь, как это. Я скажу тебе, кто убийца и посмотрим, как ты отреагируешь.