~~*~~
— Так ты писатель или что-то вроде того? Гилберт, сидевший за кухонным столом, поднял голову и увидел в дверном проеме Рональда. Окруженный разбросанными по столу исписанными страницами, он, должно быть, действительно походил на писателя. Перед ним стояли две кружки горячего кофе, и Гилберт кивнул головой на одну из них. Рональд принял его приглашение с благодарностью и с довольной улыбкой принялся потягивать кофе. При дневном свете и, возможно, после принятой ванны, его новый сосед выглядел изысканно и утонченно — и это было заслугой исключительно внешнего вида и происхождения Рональда, но никак не манер. — Нет, я просто пишу пару писем домой. Родные будут совсем не против узнать, что я добрался сюда целым и невредимым, — ответил Гилберт, чувствуя, что уже скучает по дому. Его взгляд наткнулся на первую строчку лежащей перед ним страницы: Моя Энн… — И где же этот самый дом? — Эвонли, остров Принца Эдуарда. — Далековато, ага? Неудивительно, что ты появился так рано сегодня утром. Не припомню, чтобы когда-нибудь слышал об Эвонли. Гилберт вежливо кивнул. Он был не уверен, хотел ли Рональд Стюарт рассказать о себе что-то еще или узнать больше о нем. — Кстати, можешь звать меня просто Роном. И прости за то, как я тебя встретил. До семи утра я не очень-то дружелюбный. Гилберт усмехнулся и покачал головой. — После шестнадцати часов в пути я уже и не верил, что мое путешествие когда-нибудь закончится. Извини, что разбудил тебя. Рон поднялся из-за стола, взял хлеба и затолкал в рот почти половину куска. — А почему ты, собственно, решил приехать сюда? — Ну, моя учительница знает доктора Оак. Изначально я планировал поступать в, кхм… Ладно, в Сорбонну в Париже, но передумал. Судя по выражению лица Рона, тот ему не поверил. — Ага, конечно. Тебя просто не приняли. Ну, или ты не говоришь по-французски. — Нет, меня приняли… Ну, или почти приняли. Я просто решил не ехать, — Гилберт помедлил. — Но ты прав, я не очень-то хорошо говорю по-французски. Рот Рона удивленно приоткрылся. — Ты вроде не похож на идиота, Гилберт. Он расправил плечи и в оборонительном жесте скрестил руки на груди. — На самом деле, это длинная история, и она бы многое прояснила, услышь ты ее целиком, — Гилберт замолк. Убедит ли этого Рональда Стюарта тот факт, что настоящая любовь для него ценнее престижного обучения? — Но, по правде говоря, сейчас я хочу поскорее закончить письма, чтобы успеть отправить их до того, как заберут почту. Рон поднял руки, показывая, что сдается, и направился в свою комнату. Вновь оставшись в тишине и одиночестве, Гилберт наклонился голову, подставляя лицо льющемуся сквозь кухонное окно солнечному свету. В его голове мелькнула мысль — наслаждается ли Энн этим теплом в свой первый день в колледже? Он взял ручку и продолжил писать. «Моя Энн, Не могу придумать более замечательного начала письма. Мысль о том, что, где бы ты сейчас ни была, ты ждешь конкретно это письмо, согревает мое сердце. Я бы хотел начать с заверения о том, что добрался до Торонто в целости и сохранности — пусть и в четыре часа утра! Пожалуй, я не проводил в поезде так много времени с тех давних пор, когда путешествовал вместе с отцом. Если у тебя по-прежнему есть желание быть моим другом по переписке (хотя я очень надеюсь, что ты хочешь быть для меня кем-то большим), ты найдешь мой точный адрес на конверте. Северная Сансет-Стрит выглядит так же прекрасно, как и звучит. Как думаешь, я достаточно потянул резину с пустыми формальностями? Мне кажется, я уже могу перейти к самому главному. Энн, я был таким дураком. У меня было шестнадцать часов, чтобы сочинить для тебя подробнейший рассказ обо всех своих ошибках. Но, боюсь, у меня нет твоего дара красноречия, так что тебе придется иметь дело с моими сбивчивыми объяснениями. Как Диана, должно быть, уже сказала тебе, я никогда не получал твое письмо. И все сразу становится на свои места, если предположить, что и ты никогда не получала мое. Я хочу искоренить любое сомнение из твоих мыслей. Энн, у меня никогда не было настоящих чувств к Уинифред. Этот урок дался мне с трудом, но теперь я знаю — между обычной симпатией и настоящей любовью есть огромная разница. Когда ты любишь кого-то, ты не просто наслаждаешься его обществом. Ты не можешь дождаться момента следующей встречи, даже если этот человек всегда с тобой — в твоих мыслях и сердце. Масштаб моих чувств к тебе настолько ошеломляет, что теперь я задаюсь вопросом: как я мог думать, что способен согласиться на что-то меньшее? Это самонадеянно с моей стороны — надеяться, что ты чувствуешь ко мне то же? Я действительно люблю тебя, Энн. Я уверен, были моменты, когда своими поступками я заставлял тебя думать, будто ты меня совсем не интересуешь. Хочу, чтобы ты знала: мне стыдно, и я ужасно сожалею об этом. Больше это никогда не повторится, даю слово. Если же во время нашей разлуки у тебя возникнут сомнения или ты вдруг почувствуешь себя одиноко, я приеду в Шарлоттаун на первом же поезде. А теперь перейдем к оставшимся у меня вопросам: 1. Энн Ширли-Катберт, когда, во имя всего святого, у тебя появились чувства ко мне? Большую часть времени я был уверен, что никогда не завоюю твое сердце, но потом я вдруг ловил твой взгляд, брошенный через весь класс, и думал, что, может быть, все не так уж и безнадежно. 2. И все-таки, ты получила письмо, которое я оставил в твоей комнате? Ты ничего об этом не говорила, так что мне остается только гадать. О! И что было в твоем письме? Мне так жаль, что оно пропало. 3. У тебя все хорошо? Как ты справляешься с разлукой и тоской по дому? Я знаю, насколько дороги для тебя Зеленые Крыши. Как тебе Куинс? Твои новые одноклассники уже обожают тебя? Уверен, что так и есть. Что-то мне подсказывает: чем больше я буду думать о каждой нашей встрече, тем больше вопросов у меня возникнет. Но сейчас я не стану перегружать тебя ими. Что насчет меня, теперь, когда я добрался до Торонто и распаковал вещи, я чувствую себя гораздо лучше. Мой новый сосед Рон очень своеобразный, и мне до сих пор непонятно, является ли он — как ты обычно говоришь, — родственной душой. Пока я в этом сильно сомневаюсь. Мы знаем друг друга всего восемь часов, а он уже назвал меня идиотом. Но у каждого из нас есть своя спальня, так что места для двоих предостаточно, и мне грех жаловаться. Занятия начинаются уже завтра, но мне еще нужно уладить пару вопросов с документами. А еще я надеюсь успеть изучить кампус и найти все потайные уголки, где студент-медик может немного почитать или помечтать о возлюбленной, ждущей его дома. Мне еще нужно успеть написать Башу. И так как я хочу отправить письма как можно скорее, мне стоит начать закругляться. Я ужасно по тебе скучаю. И, боже, как же я благодарен за время, что нам удалось провести вместе! Помни, что я всегда остаюсь твоим, Гилберт. (P. S.: В нашу первую встречу мой сосед назвал меня Гилом. Я еще не решил, как к этому относиться, но, может, если ты назовешь меня так, мне даже начнет нравиться это имя). (P. P. S.: Не затруднит ли тебя моя просьба прислать свою фотографию или что-то вроде того, чтобы я мог хранить ее на ночном столике как напоминание о тебе?)». Гилберт только успел сложить и запечатать письмо в конверт, когда на кухню вернулся Рон. В руке тот держал рамку с фотографией, которую Гилберт узнал в то же мгновение. — Кто это? — спросил Рон. Гилберт выхватил рамку и холодно посмотрел на соседа. — Ты рылся в моих вещах? — Я просто занес в твою комнату чистое постельное белье и увидел на столе эту фотографию. Не хочу лезть не в свое дело, но мне… Любопытно. Гилберт опустил взгляд на рамку, и его захлестнула волна тоски по дому. Фотография была сделана незадолго до того, как с ними начала жить Хейзел. Было довольно сложно найти фотографа, который не был еще одной жертвой предрассудков и согласился их сфотографировать. — Это мой брат и моя племянница, — объяснил он. Рон, казалось, почувствовал, что ходит по тонкому льду, и просто кивнул. — Она милая, — указав на Дельфину, отметил Рон. — Самая милая, — согласился Гилберт и, почувствовав, как у него перехватило горло, положил фотографию на стол. Они немного помолчали, после чего Рон уставился на Гилберта. — Так почему ты не поехал в Сорбонну? — ровным тоном поинтересовался Рон. Гилберт посмотрел на него со всей серьезностью, ничуть не смущаясь выбора, который он сделал. — Для этого мне бы пришлось оставить любимую девушку и жениться на другой. Лицо Рона даже не дрогнуло, но отсутствие осуждения в его взгляде показалось Гилберту хорошим знаком. — Семья и любовь, да? Боюсь, мне этого не понять, — сказав это, Рон развернулся на пятках и направился к входной двери. — Ну, я ушел. — О, эм, пока? Наполнявшие воздух напряжение и неловкость исчезли, стоило Рону закрыть за собой дверь. Гилберт шумно выдохнул и взялся за чистый лист бумаги. Его письмо Башу было во многом похоже на письмо Энн, полное впечатлений о Рональде Стюарте и беспокойства перед предстоящим началом учебы. Он исчерпал все умеренно неинтересные темы, прежде чем добавить: «У меня есть новости, которые точно тебя заинтересуют. Мы с Энн… Я не до конца уверен. В отношениях? Скорее всего, да. Больше, чем просто друзья? Абсолютно точно. Вместе? Настолько, насколько это вообще возможно на расстоянии в тысячу миль. Я порвал с Уинифред и бежал через весь Шарлоттаун, как сумасшедший, только чтобы узнать, согласится ли Энн дать мне еще один шанс. И она согласилась. Хвала небесам, она согласилась. Вообще-то, мое ухаживание за Уинифред закончилось еще две недели назад настолько плохо, насколько можно себе представить. Но это было правильным поступком по отношению к ней. Я уважаю Уинни, и это требует честности: я не могу быть с ней, когда так сильно люблю Энн. Конечно, я не называл ее имени, но Уинифред и без того догадалась. Она заставила меня пообещать, что я никому ничего не расскажу, пока она благополучно не покинет Шарлоттаун, и поэтому ты слышишь обо всем этом только теперь. Я очень сожалею о том, что поставил Уинифред в настолько неловкое положение, что ей пришлось вернуться во Францию. Но я чувствую себя намного… Легче и счастливее. Теперь я знаю, что мои чувства к Энн полностью взаимны, и потому убежден, что сделал правильный выбор. Думаю, Уинифред тоже осознает это однажды. Я скучаю по тебе, Баш. И по Делли тоже. Чем дольше я здесь, тем тяжелее представить, как я буду жить без вас. Я едва ли помню, каково это — жить одному, без моего брата и детского смеха. Кстати, если ты вдруг решишь навестить меня, здесь есть комната для гостей. В любом случае, я приеду домой так скоро, как только смогу. Мне кажется, если моя разлука с Эвонли будет слишком долгой, что-то жизненно важное во мне потухнет. Люблю вас. Надеюсь, со сбором урожая все идет хорошо. Твой брат, Гилберт». Когда оба письма были запечатаны и отправлены, Гилберт вышел на незнакомые улицы и, впитывая кожей солнце Торонто, отправился в свою первую прогулку по новому городу.Глава 2. A Thousand Miles From The Place I Was Born
11 июня 2020 г. в 21:47
Примечания:
* Название главы — первая строчка песни "Arms of a Woman " исполнителя Amos Lee.
Гилберт успел привыкнуть к постукиванию стекла в окне рядом со своим лицом, так что, когда поезд остановился, он резко проснулся. Вокруг него, разминая затекшие ноги, уже вовсю сновали пассажиры. Гилберт устало прищурился, привыкая к окружению. Интересно, где это он?
В окне он увидел табличку, подсвеченную электрическими лампочками: «Добро пожаловать в Торонто, Онтарио».
«Ох, точно, — подумал он, — я поступаю в медицинский колледж». Было всего 4:30 утра. Пока Гилберт собирал багаж, его мысли были вязкими и тягучими. Он покинул остров Принца Эдуарда на корабле, прибыл на материк и пересел на поезд для пятнадцатичасовой поездки. А еще он поцеловал Энн.
Вспомнив об этом, Гилберт окончательно проснулся. Вчера ровно в полдень он поцеловал Энн, и она ответила на поцелуй. Подумать только — он поцеловал Энн! Ее губы на вкус были точно солнечный свет, если бы тот удалось собрать в банку, подобно меду. Было так волнующе обнимать ее, притягивая ближе. Мягкие, словно перышко, ее волосы обрамляли лицо и щекотали его руку, касавшуюся ее щеки. Он никогда не забудет то, как она выглядела в тот момент — красивая и неожиданно взрослая, но все та же знакомая Энн, от которой у него захватывало дух. Погрузившись в воспоминания, Гилберт и не заметил, как сперва замедлился, а потом и вовсе остановился на полпути.
Пожалуй, он так бы и простоял здесь целую вечность, снова и снова проматывая в голове поцелуй с Энн, не задень его плечом проходивший мимо пьяница. Гилберт чуть пошатнулся, нахмурил брови и одернул пиджак. Нужно найти свою новую квартиру, пока он не угодил в какое-нибудь сомнительное приключение с утра пораньше.
Гилберт выудил из потайного кармана клочок бумаги и развернул записку со знакомым почерком мисс Стейси.
«Гилберт,
Эмили не удалось договориться о месте в общежитии из-за твоего позднего зачисления. Однако она знакома с одним молодым человеком, у которого есть свободная комната в квартире. Он согласен, чтобы ты подселился к нему, и оставит дверь незапертой, так что ты без проблем попадешь внутрь. Ты найдешь своего нового соседа Рональда Стюарта по адресу Северная Сансет Стрит, 293, квартира с правой стороны.
Желаю удачи во всех твоих начинаниях! Я уверена, ты превзойдешь все наши ожидания.
Твой чрезвычайно гордый педагог,
мисс Мюриель Стейси».
Гилберт мало что знал о своем новом соседе, но успел отправить тому письмо, в котором сообщил о времени своего приезда. В глубине души он был даже рад тому, что не будет жить под надзором настоятеля общежития, как, например, Энн. К тому же, если этот Рональд Стюарт окажется приятным парнем, они могли бы стать друзьями и ввести ряд собственных правил, отвечая только за себя и перед друг другом.
Дом по адресу Северная Сансет Стрит, 293, оказался внушительным зданием, построенным из кирпича того же цвета, что и ведущие домой дороги на острове Принца Эдуарда. Гилберт как можно тише прокрался по скрипучей лестнице, ведущей к двери его новой квартиры и повернул дверную ручку. Та упрямо отказалась поддаваться.
Гилберт проверил номер дома, затем сравнил с адресом, указанным в записке, и снова попробовал открыть дверь, на этот раз более настойчиво. Может, Рональд не получил его письмо? Или просто забыл оставить дверь незапертой?
Ничего другого ему не оставалось, и Гилберт постучал в дверь — достаточно громко, чтобы шум услышали даже соседи. Но ему по-прежнему никто не открыл. Тем временем холодное дыхание раннего августовского утра уже начало пробираться под кожу. Гилберт решительно постучал снова.
— Да слышу я, слышу! — вдруг донеслось из дома.
Гилберт отступил на шаг и постарался собраться с духом в ожидании, что за этим последует. За занавесками мелькнула размытая фигура, и спустя мгновение входная дверь распахнулась.
Гилберт, прочистив горло, решил удостовериться:
— Мистер Стюарт?
Стоявший перед ним парень был долговязым и нескладным. Темные волосы ощетинились на макушке, длинные прямые пряди торчали в разные стороны. Изогнув брови, парень смотрел на него в замешательстве. Гилберт сжал челюсти.
— Гил? — отозвался парень. Гилберт вздернул голову. Никто не называл его Гилом прежде. Даже Баш или Энн.
— Да, это я. Гилберт Блайт. Дверь была закрыта, так что я не смог войти сам.
Рональд пропустил пятерню сквозь волосы, приводя их в еще больший беспорядок. Отшагнул в сторону и пропустил Гилберта внутрь.
— Я был очень рад, когда доктор Оак обратилась ко мне по поводу тебя, — зевнув, начал объяснять Рональд. — Мой прошлый сосед выпустился этой весной, и мне было трудновато самостоятельно платить за целую квартиру. Цена не так уж и высока, но это если делить на двух человек.
Гилберт вытащил из кармана конверт и протянул своему новому соседу. Внутри была его часть арендной платы за первый месяц. Баш обещал регулярно присылать Гилберту его долю доходов фермы, чтобы он мог вовремя платить за квартиру.
— Спасибо, что напомнил. Это для тебя, — сказал Гилберт. Рональд небрежно бросил конверт на стоявший рядом стол и, облокотившись на тот, принялся изучать Гилберта усталыми глазами.
— Ты пьешь? — последовал вопрос. Гилберт не мог точно сказать, было это предложением или проверкой.
— Нет, — ответил он, покачав головой.
— Храпишь?
Гилберт нахмурился:
— Насколько мне известно… Нет?
Рональд пожал плечами и направился вверх по лестнице.
— Поговорим днем. Хочу еще немного поспать. Твоя комната вверх по лестнице и направо. Моя — налево. Есть еще одна пустая комната, можно сказать, для гостей, если такие когда-нибудь появятся.
Гилберт закусил щеку. Захочет ли кто-то из дома проделать весь путь до Торонто, чтобы просто увидеть его? Он глубоко вздохнул и поудобнее перехватил чемоданы.
— Хорошо, спасибо, — отозвался он, но Рональд уже скрылся из виду.
Безмолвная улица снаружи отражала тишину, царившую в квартире, придавая той жутковатый оттенок. Не будь Гилберт настолько вымотан, он наверняка ощутил бы всю тяжесть пребывания вдали от дома и семьи. Но усталость заглушала все мысли. Найдя свою кровать, Гилберт обошёлся без приветственных церемоний и, рухнув прямо в уличной одежде поверх одеяла, погрузился в глубокий сон.