Небо из одуванчиков

      После той стычки с Арчи я боялся, что он теперь и вовсе не даст мне проходу, но, как ни странно, Арчи больше не пытался задеть меня или подкараулить в темном углу. И хотя я все еще опасался по ночам выходить из спальни, днем стало гораздо легче дышать.       Я даже нашел друга в лице новичка по имени Брайан Джонсон, который перевелся в нашу школу из-за переезда отца. Брайан был безобидным парнем, интересовался энтомологией и изобразительным искусством, а потому с ним оказалось невероятно легко говорить на любые темы. Мы часто проводили вместе время, шастая по парку и выискивая новых насекомых для его коллекции или торчали в галерее, обсуждая картины тех или иных художников.       И все бы было ничего, если бы не беспросветная тоска по Френсису, которая не покидала меня ни на минуту. Сидел ли я на уроках или в столовой, слушал ли болтовню Брайана, который мог бесконечно говорить о многоножках и паукообразных, лежал ли в постели, я все время думал: а что бы здесь сказал Френсис? А что бы он сделал? А как он там, в своей Индии, где куча опасностей природного свойства, а не только вооруженные стычки с непокорными аборигенами? Об Индии я почти ничего не знал, кроме школьной уроков по географии, несмотря на то, что она все еще оставалась большой колонией Великобритании.       Так прошла осень, за ней — зима, а потом пришла весна. На Рождественские и Пасхальные каникулы я ездил в гости к Брайану (в госпиталь к отцу возвращаться не хотелось), он познакомил меня со своей семьей и сестрами. Все они оказались очень приятными людьми, но чем дальше, тем сильнее, мучительнее становилась тоска. Я перечитывал все газеты, которые только попадали в руки, и где были хоть какие-то заметки об Индии, боясь и одновременно надеясь найти в них хоть какое-то упоминание о Френсисе Нотари, но тщетно.       Близилось время выпуска из школы. Нужно было готовиться к экзаменам, чтобы потом поступить в университет, но у меня все валилось из рук. Иногда по ночам мне снилось, как Френсис прилетает на самолете, чтобы забрать меня из школы, сбежать в неведомую даль, где мы бы были только вдвоем. Но каждый раз я просыпался с бьющимся сердцем и слезами на глазах, а реальность давила своей безысходностью, будто типографский пресс, который я когда-то видел на школьной экскурсии.       Пришло лето. Экзамены я сдал кое-как. Знал, что папа вряд ли этому обрадуется, ведь он хотел, чтобы я поступил на медицинский факультет, но у меня просто не было сил на то, чтобы как-то подтянуть отметки.       Брайан пытался меня подбодрить, говорил, что это все ерунда и что если не нацеливаться на какой-то крупный университет и получше подготовиться за лето, то я еще смогу удачно сдать вступительные экзамены, но я знал, что дело вовсе не в удаче.       День выпуска выдался солнечным и теплым. В этой местности такие дни бывали редки даже летом, а потому все вокруг казались взбудораженнее и счастливей, чем обычно. К большинству одноклассников приехали родители, а папа — не смог. Ему не на кого было оставить госпиталь. В моем чемодане уже лежал билет на завтрашний утренний поезд, а вечером того же дня я вернусь к отцу, чтобы готовиться к предстоящим экзаменам. Возвращаться не хотелось. Оставаться в школе — тем более. Я чувствовал себя неприкаянным, как призрак, в которых никогда не верил.       Всех выпускников собрали на поле для крикета. Там же поставили деревянную сцену для оркестра и тумбу для выступающих. Пахло травой и пылью. Солнце нещадно резало глаза.       Директор произнес длинную речь о том, как он счастлив отправлять во взрослую жизнь столько прекрасных юношей, но я не особенно прислушивался к его словам. Я то смотрел в небо, то себе под ноги, то рассматривал блестящую от пота лысину директора, которую он то и дело промокал платком. Наконец директор начал называть фамилии выпускников по алфавиту, чтобы вручить нам документы об окончании школы. Гордые собой ученики по очереди поднимались на сцену и спускались с противоположной стороны, чуть не лопаясь от радости. Учителя, родители и прочие взрослые аплодировали.       Вот директор назвал мою фамилию, я одернул новенький пиджак и шагнул в сторону сцены, как вдруг в вышине раздался гул летящего самолета. Я машинально вскинул голову, хоть и знал, что он не может иметь ко мне никакого отношения, и увидел парящий в небе биплан с эмблемой почтовой компании. Позабыв о директоре и выпускном, ученики указывали пальцами в небо. Самолет заложил крутой вираж и вдруг начал снижаться, кружа над крикетным полем, будто стервятник над добычей.       У меня пересохло в горле. Как зачарованный, я не мог оторвать глаз от биплана, а сердце колотилось так, будто хотело выпрыгнуть из груди.       — Смотрите, смотрите! Он идет на посадку! — закричали ученики помладше.       — Эй, Лорин, не хочешь забрать свой аттестат? — кто-то больно толкнул меня в плечо. — Не задерживай очередь!       Кажется, это был Арчи, хотя я не уверен. На негнущихся ногах я поднялся по ступенькам, пока самолет коснулся колесами края поля, подпрыгнул и покатился навстречу к нам, нещадно сминая зеленую траву.       — Что это значит? — возмутился директор, сунул опешившему мне перевязанный шелковой лентой аттестат и первым ринулся вниз по лестнице. Я стоял на сцене, побелевшими пальцами сминая трубочку бумаги, и не мог оторвать взгляда от кабины самолета, в которой виднелся человек в кожаном пилотском шлеме и защитных очках.       «Когда-нибудь, я тоже прилечу за тобой, чтобы украсть у отца», — вспомнились вдруг слова Френсиса.       Винт биплана сделал еще несколько оборотов и остановился, а пилот легко выпрыгнул из кабины, поднимая на лоб очки. Что-то знакомое почудилось мне в подтянутой фигуре. Но рассмотреть его не было возможности, так как пилота окружили ученики и учителя, каждому из которых хотелось посмотреть на человека, так легко управлявшегося с самолетом.       — Прошу прощения, кажется, я немного испортил ваше торжество, — голос пилота в общем поднявшемся гомоне сложно было опознать, но я вглядывался в него до рези в глазах.       — Это возмутительно! — кипятился директор, проталкиваясь через толпу. — Вам что, больше негде было приземлиться?       Тут пилот повернул голову и я увидел его выдающийся профиль… Нет, так не может быть. Это все мне снится…       — Мне нужен Габриэль Лорин. Срочное поручение от его отца. Я должен забрать его прямо сейчас.       Не помня себя от радости, я бегом скатился с лестницы, чуть не упал, и сломя голову бросился навстречу, распихивая подвернувшихся под ноги и не успевших вовремя отойти.       — Френсис! — крикнул я, обдирая горло. — Френсис!..       Мы столкнулись в расступившиейся толпе, Френсис протянул ко мне руки и я повис у него на шее, в порыве безумия пытаясь поцеловать в губы. Он, смеялся, пытаясь удержать меня и выкрикивая:       — Эй, братишка, полегче! Полегче! Все хорошо!..       Но глаза, его синие глаза, смотрели с невыразимой любовью. Так, как мог смотреть только он.       Вдруг кто-то больно толкнул меня в плечо.       — Эй, Лорин, очнись!       Я встрепенулся и понял, что сижу на траве посреди крикетного поля, сжимая в руке измятый листок аттестата. Сцена опустела, почти все разошлись. Надо мной склонился Джон Уиттакер, а рядом неловко топтался Брайан со стаканом воды в руках.       С трудом разомкнув пересохшие губы, я пробормотал:       — Что произошло?       — У тебя случился солнечный удар, — сказал Брайан, протягивая мне воду. — Вот, выпей.       — Все-таки ты — рохля, Лорин, — фыркнул Джон и развернулся, чтобы уйти.       Я огляделся по сторонам. Ни Френсиса, ни биплана. Ничего. Кажется, я просто схожу с ума. Эта мысль поразила меня настолько, что я выронил стакан, он упал на траву, в заросли одуванчиков. А следующий за этим тяжелый гул показался мне звуком иерихонских труб.       — Эй, смотрите! — крикнул вдруг Джон. — Самолет!       Я вскинул голову и, сквозь застилающие глаза слезы, увидел в небе, подернутом облаками, будто белыми головками одуванчиков, биплан с эмблемой почтовой компании, стремительно снижающийся над поляной.       Я с силой ущипнул себя за ногу и едва не взвыл от боли. Кажется, я правда рехнулся. Слишком долго ждал его, слишком сильно поверил от безысходности, что это вообще возможно: найти меня, не зная адреса, куда приезжать. Только потому, что когда-то Френсис пообещал прилететь за мной.       Биплан заложил крутой вираж над поляной и подпрыгнул, ударяясь колесами об траву.       — Эй, парни! — послышался знакомый голос, сквозь затихающий шум мотора. — Эта школа Сент-Джеймса?       Я громко всхлипнул, снова вскидывая голову, не веря тому, что слышал. Из кабины прямо на меня смотрели синие глаза на перемазанном пылью обветренном лице.