(Поместье Фантомхайв. Комната Ясона Минка)
* * *
Сиэль ушам своим не поверил, когда Себастьян рассказал ему о сегодняшнем походе Бардроя и Катце к космическому кораблю амойцев, и о содержимом саквояжа, который они принесли оттуда. — Золотые цепи?! — поражённо воскликнул юный граф. — Ошейник и наручники? Так вот что значит на самом деле быть пэтом… Бедный Рики… Вряд ли он счастлив, когда на него надевают эти цепи, даже если они из чистого золота… — Но вы ведь не собираетесь вмешиваться, мой лорд? — Нет, — облокотившись о стол, Сиэль переплёл пальцы рук. — Во-первых, это внутренние дела другой планеты. Во-вторых — давно ли у нас на Земле отменили рабство, чтобы мы могли осуждать других? В-третьих, наши гости не навязывают нам своих обычаев и традиций, а соблюдать их сами имеют полное право, если при этом не страдают наши интересы. И в-четвёртых… я думаю, что если бы Рики не захотел — на него не надели бы эти цепи. — Но вспомните, что говорил о нём господин Ясон. Рики по происхождению — монгрел, это явно низшая каста, он взрослел в трущобах Кереса, самого нищего района. Возможно, у него не было выбора, лучше уж стать пэтом элитного Блонди, Ваша Светлость… — пожал плечами Себастьян. Сиэль тяжело посмотрел на него и отрезал: — Выбор есть ВСЕГДА! Даже в самой тяжёлой ситуации. Рики не производит впечатление забитого безответного раба. И если он соглашается носить эти знаки власти Ясона — значит, есть нечто, что заставляет его так делать… И вот что… Я хочу это увидеть. — Увидеть? Что увидеть? — округлил глаза его дворецкий. — То же, что видел ты, когда следил за ними в первую ночь! Можешь устроить так, чтобы я незаметно оказался в комнате Ясона и он меня не обнаружил? Себастьян лишился дара речи, он только безмолвно смотрел на своего графа. — И долго ты будешь на меня пялиться? — сердито спросил Сиэль. — Простите, милорд, — справившись с собой, склонился перед ним тот. — Это… просто слишком неожиданная просьба. — Так ты можешь сделать это? — Сделать так, чтобы Ясон Минк не заметил вас в своей комнате? Нет, это вряд ли получится. Спрятаться там негде, а превратить вас в невидимку я не могу — мои сверхъестественные способности на людей не распространяются. — Значит, ничего нельзя сделать? — с сожалением проговорил хозяин поместья. Дворецкий задумался, потом сказал: — Пожалуй, можно. У меня появилась одна идея. По правде говоря, я сражён вашим желанием, но думаю, что после той ночи… с проигранным пари… я не имею никакого морального права запрещать вам увидеть то, что вы хотите. Сиэль вспыхнул, вспомнив ту ночь. И пробурчал сердито: — Вот именно… Три комнаты, отданные гостям-амойцам в левом крыле особняка, были смежными. И располагались так: слева — комната Катце, справа — комната, прежде отданная Рики. Комната, предоставленная Ясону, была посередине. В ней, на правой стене — той самой, что была смежной с комнатой Рики — висела картина. Она изображала одного из предков семейства Фантомхайв, бывшего с ними в близком родстве. А правильнее всего было бы сказать, что Сиэль сам толком не знал, кто изображён на портрете. Этот родич, какой-то богатый барон, собирался на охоту: горделиво сидел верхом на гнедой лошади, вокруг него увивались гончие. Конный портрет был очень большим, чуть ли не в натуральную величину. Кому взбрело в голову повесить его в спальне, никто не знает. Но он висел там так давно, что Сиэль его уже не замечал, настолько он примелькался. Этот–то портрет, висевший почти напротив кровати, Себастьян и решил использовать для своих целей, чтобы утолить внезапный интерес юного графа к постельным развлечениям гостей с Амой. Рики перебрался к Ясону, скрипя зубами, но молча. Его комната, таким образом, освободилась. Дождавшись, пока амойцев не будет в этой части поместья (они уйдут ужинать) — Себастьян вошёл в бывшую комнату Рики, и проделал там два отверстия в стене. Они в точности совпадали с глазами гордого барона на портрете в средней комнате. До поры-до времени отверстия эти он закрыл пробками. К стене пододвинул стул, его высоты должно было хватить Сиэлю, чтобы, стоя на нём, свободно заглянуть в эти отверстия… Вечером, перед сном, Ясон ещё раз поблагодарил графа и Себастьяна за гостеприимство и за то, что они не стали чинить препятствий на пути соблюдения амойцами своих законов и традиций, несмотря на то, что они идут вразрез с традициями Англии. Правда, давая это разрешение, Сиэль не подозревал, что Ясон является единственным Блонди, который как раз нарушил традиционный для Танагуры Закон о пэтах — во всяком случае, нашёл путь, как обойти его. Не подозревал, потому что граф Фантомхайв имел смутное представление обо всех тонкостях этого закона, а Ясон, понятное дело, не стал их ему открывать. Для Сиэля Рики был таким же пэтом, как, видимо, и все остальные — просто потому, что других он в глаза не видел, а слово «монгрел» мало о чём ему говорило. Как бы там ни было, но формально Ясон имел все права держать черноволосого монгрела при себе. Когда совсем стемнело, Себастьян пришёл убедиться, что комната справа пустует, а Ясон, забрав Рики, закрылся в своей. После этого он потихоньку проводил Сиэля в комнату, где всё было подготовлено для задуманной им цели. — Вы точно хотите увидеть такое… экзотическое зрелище? — по дороге с некоторым сомнением спросил у него дворецкий. — Точно, — хмуро отозвался Сиэль. — Но вряд ли они станут разговаривать между собой по-английский, а амойского вы ещё не знаете достаточно хорошо. — Думаю, главное я пойму. Иди, Себастьян. — Что ж, — вздохнул он, — не мне читать вам нотации… Они вошли в тёмную комнату, Себастьян помог графу взобраться на стул и извлёк пробки из отверстий в стене. Коротко улыбнулся, прижал палец к губам, призывая своего господина соблюдать тишину и осторожность, и покинул его, закрыв дверь. Сиэль прижался глазами к отверстиям и затаил дыхание…* * *
— Подойди ко мне, Рики, — сказал Ясон насупившемуся монгрелу, который стоял у приоткрытого окна со скрещенными на груди руками, демонстрируя самый отстранённый и неприступный вид. Блонди сидел на роскошной викторианской кровати с высокой спинкой, украшенной резными виньетками. С двух сторон кровати на тумбочках стояли высокие подсвечники с тремя зажженными свечами каждый. Сквозь лёгкую штору в комнату струилась прохлада. — Ты всё–таки добился своего, — хмуро заметил монгрел, не трогаясь с места. — Чего именно? — холодно спросил Ясон. — Разрешения от хозяина поместья, чтобы ты жил в моей комнате? Я сразу предупреждал тебя. Рики горько усмехнулся: — Тебе непременно нужно всем показать свою власть… в данном случае надо мной. Иначе жизнь не сладка, так? Даже на Земле ты начинаешь с этого. Тебе никогда не хотелось отбросить свои элитные замашки и пожить, как обычный человек? — Не хотелось, — отрезал Ясон. — Привыкли, чтобы перед вами пресмыкались, господин? — издёвка прозвучала в горьком голосе парня. — Или угодливость вам наскучила, и вы хотите испытать нормальные человеческие чувства? Так для этого нужно вести себя, как человек, хотя бы постараться! А ты ведёшь себя, как хренов Блонди с зацементированными и вмурованными в тебя правилами... Ясон Минк не дал ярости охватить себя. У него впереди будет вся ночь для долгого разговора по душам со своим пэтом. Поэтому сейчас он только коротко улыбнулся уголками губ: — Вмурованными в меня правилами? Кому, как не тебе, знать, как сильно я нарушил их, приблизив к себе монгрела? — Который тебя об этом не просил! — крикнул Рики. — Да, ты приблизил меня, нарушил свои элитные принципы — но ради чего? Ты хочешь, чтобы монгрел, для которого свобода — дороже всего на свете, вёл себя, как долбанный академский пэт? — Для монгрела свобода — дороже всего? — холодно усмехнулся Блонди. — Да для вас, выходцев из тущоб, нет ничего желанней, чем набить живот, напиться любым пойлом и выспаться в тепле, предварительно вставив в кого-нибудь свой член. Любой из вас был бы счастлив оказаться на твоём месте и с радостью променять свою голодную свободу на сытые узы. Свобода! Какое гордое слово... Нищете не нужна твоя свобода. Монгрелы свободны только потому, что даром никому не нужны. — Раз ты так хорошо знаешь монгрелов — сделал бы своим пэтом любого другого, кто сочтёт за счастье лизать тебе сапоги! — в бешенстве крикнул Рики. — Мне не нужен никто другой, — глаза Ясона затянуло льдом. — Я хочу, чтобы лизать мне сапоги за счастье счёл ты. Монгрел в ответ выдал многоуровневое ругательство, на которое Блонди ответил только коротким смешком: — Рики, ты неисправим. Придётся начинать всё с азов? А может, ты просто любишь, когда тебя унижают и причиняют боль? Ведь нормальный человек уже давно бы сделал выводы и не повторял ошибок… Я, кажется, велел кому-то подойти ко мне. Не испытывай моё терпение, ты же не хочешь приползти, как полураздавленное насекомое? — Ясон стянул с руки перчатку и продемонстрировал ему своё кольцо на пальце. Выругавшись ещё раз, Рики приблизился. Глаза его метали искры, и казалось, что всё его стройное, гибкое тело пульсирует энергией злости. — Снимай с себя всё, — велел ему холодный голос. — Да на! — парень расстегнул и скинул на пол кожаную безрукавку, выдернул ремень из шлёвок джинсов и бросил его туда же. Сковырнул с ног тёмные мокасины. Потом расстегнул и стянул сами джинсы. Вызывающе поглядел на Ясона и сдёрнул узкие чёрные плавки, они прилетели и упали сверху на ком остальной одежды. — Отлично, — голос Ясона понизился ещё на несколько градусов. — В этой комнате ты всегда будешь находиться обнажённым. Одеваться разрешается только для того, чтобы выйти. И то если я дам тебе согласие на этот выход. — Чего, млять?! — Хочешь пару электрических разрядов в пах? Ах, я забыл, ты же монгрел, а вам всё надо повторить как минимум дважды, чтобы дошло… Начиная с этого момента, здесь ты всегда будешь ходить раздетым. А сейчас иди и прими ванну, если она ещё не остыла. И если остыла — тоже. Вымойся так, чтобы всё скрипело. И возвращайся сюда. Рики постарался облить его взглядом, полным презрения, и направился в тот угол комнаты, где стояла налитая ванна. Вода действительно уже поостыла, но ему было наплевать. Он забрался в неё и намывался до тех пор, пока Ясон вновь раздражённо не окликнул его и не велел выбираться. Тогда Рики вылез и, нарочно, не вытираясь, пришлёпал к нему мокрыми ногами. Ясон окинул его взглядом с ног до головы. Рики с мокрыми волосами, весь покрытый капельками воды и мурашками из-за приоткрытого окна, был чертовски сексуален. Его глаза и поза были исполнены вызова. — Волосы мог бы и вытереть, — заметил Блонди и швырнул ему полотенце. А когда тот вытерся, приказал: — Сложи одежду как следует, слуги тебе пока ещё не полагаются. Фыркнув, черноволосый монгрел подчинился. Поднял с пола свои сброшенные шмотки, сложил их в аккуратную стопку и переложил на стул. Услышал позади какой-то негромкий щелчок и обернулся. Рядом с Ясоном на кровати лежал открытый органайзер, в нём Рики, вздрогнув, увидел знакомый блеск ненавистных золотых цепей. — Что? — воскликнул он, глубоко потрясённый. — Ты притащил это с собой на Землю?! — Конечно. Как чувствовал, что они мне ещё понадобятся. Иди сюда и протяни мне руки. Рики не пошевелился. Ему не хотелось верить в то, что его кошмар первых недель приручения в Эосе возвращается. — Если ты снова пошлёшь меня в Дана Бан, то очень сильно об этом пожалеешь, — предупредил Ясон. Очень медленно монгрел подошёл. Вызывающая животная хищность его движений как-то сразу обмякла. Неохотно он протянул руки, и Ясон защёлкнул на них стальные браслеты наручников с золотыми пластинами по центру. Звякнула тяжёлая золотая цепь. — Ложись, — скомандовал Блонди. Соединил наручники и пристегнул их к изголовью кровати, зацепив за одну из кружевных виньеток в верхней части. — Теперь вытяни ноги. — Слушай, не надо… — беспомощно проговорил Рики. Перспектива опять быть скованным цепями во время сексуальных издевательств этого садиста ему нисколько не улыбалась. — Ты что-то сказал? — равнодушно заметил Ясон. Он был настроен очень серьёзно. Рики сжал зубы и молча вытянул ноги. Не будет он его упрашивать, не дождётся. Блонди надел ножные браслеты на узкие щиколотки своего пэта. Взял две короткие золотые цепи — они тоже были в наборе. Широко развёл ноги Рики в стороны и пристегнул цепи к спинке кровати примерно в метре друг от друга. — Эй! — всё-таки не выдержал тот. — Ты что там задумал? Ясон полюбовался на своего монгрела. Запястья скованы вместе, ноги, напротив, широко раздвинуты и цепи короткие — так, что даже колени вместе не свести, сколько бы он там не сучил ногами. Рики поднял голову, агатовые глаза под мокрыми чёрными волосами недобро посверкивают — ни дать ни взять, дикая кошка на цепи… Основание поникшего члена охватывает дисциплинарное кольцо. Монгрел ждёт, что кольцо пронзит его дикой болью, но сегодня в планах Ясона проучить своего пэта по-другому. Он поднялся: — Помнится, когда я готовил тебя к дебюту в Эос, ты наотрез отказывался мастурбировать. Пришлось много раз прибегать к помощи Дэрила, прежде чем ты смирился… — и вкрадчиво добавил: — Ты ведь не забыл, как он делал тебе минет и как яростно ты этому сопротивлялся? — И к чему ты об этом вспомнил? — подозрительно спросил Рики. — Дэрила сейчас нет с нами. Поэтому я хочу обратиться за помощью к Катце. — Чт…тоо?! — ошеломлённо воскликнул монгрел, дёрнувшись, как будто дисциплинарное кольцо уже ударило его током. И огромными округлившимися глазами уставился на него. — Ты же это не всерьёз, Ясон?! — Почему ты так решил? — с любопытством осведомился Блонди, делая несколько шагов к двери и оборачиваясь. — Но… но… но ты не можешь заставить его делать это! — запинаясь, вскричал Рики. — Он давно уже не твой фурнитур! Он не обязан тебе подчиняться… в таком! И не станет! Ясон холодно улыбнулся: — Вот как? Плохо же ты знаешь Катце… Он открыл дверь и вышел из комнаты. Рики потрясённо смотрел ему вслед. У него мутилось в голове. Ясон сошёл с ума?! Заставить брокера чёрного рынка, знаменитого и наводящего на многих страх «Меченого» Катце выполнять омерзительную обязанность фурнитура, «мебели» в доме элиты, пэтской няньки? Да быть такого не может! Верно, что Катце и сам был когда-то фурнитуром у Ясона. Но это было давно! Он с тех пор наверняка постарался стереть из памяти любые воспоминания о том периоде. А теперь этому грёбаному Блонди захотелось снова повернуть нынешнего брокера лицом к тем дням? Какой бред! Ясен же пень, что он откажется! Не прошло и пары минут, как Ясон вернулся в комнату вместе с Катце. Тот был во всём чёрном — кожаные брюки, чёрная футболка, плетёный браслет на левом запястье. Рыжие волосы против обыкновения были откинуты с лица, не скрывая уродливого шрама на щеке. Рики почувствовал, что его охватывает ужас. Оттого, что Катце видит его таким — совершенно беспомощным, голым, в цепях, безжалостных атрибутах власти Ясона. Катце, который долго был его боссом, наставником, помощником. Их связывали чисто деловые, доверительные отношения, брокер часто давал ему дельные советы или же устраивал короткие разносы, если Рики делал что-то не так. Он уважал «Меченого», но ему и в страшном сне не могло присниться, что когда-нибудь предстанет перед ним в подобном виде или что Ясон решит обратиться к тому с подобной просьбой… Однако он ведь пришёл. Почему?! Сгорая от стыда, монгрел не знал, как извернуться и спрятаться от невозмутимого взгляда своего бывшего босса. А тот спокойно стоял, скрестив на груди руки, и лицо его не выражало никакого потрясения. — Катце, — закрыв дверь на ключ, Ясон вернулся к кровати с распростёртым на ней Рики и сел у него в ногах. — Я хотел попросить тебя сделать моему пэту минет. Когда-то ты был силён в этом. Согласишься вспомнить? Краска на миг бросилась в лицо бывшему фурнитуру. Но он спокойно сказал: — Конечно, господин. Всё, что скажете, — расцепил руки и подошёл к кровати. Рики точно ошпарили. Он задёргался в цепях и закричал: — Нет, нет, только не это! Катце, это же неправда! Ты не можешь на такое согласиться! — Заткнуть ему рот? — также спокойно спросил брокер, поворачивая голову к Блонди. Ясон сквозь зубы процедил, обращаясь к Рики: — Если ты не умолкнешь, Катце засунет тебе в рот твои собственные плавки… — и кивнул тому: — Начинай. Рыжеволосый мужчина опустился на колени у кровати, и дрожь пробрала монгрела насквозь, когда пальцы и губы Катце коснулись его члена. Он весь так и взвился, со свистом выдыхая сквозь сжатые зубы, но брокер совершенно Ясоновским жестом придавил его живот к кровати. «Какой же ты глупый, Рики, — думал Катце. — Ясон сказал мне, ты не верил, что я это сделаю. Это говорит лишь о том, что ты никогда меня не понимал… ни меня, ни моего отношения к Ясону. Потому что ты никогда не был фурнитуром, даже представить себе не можешь, что это такое. Ты всегда был по другую сторону. Пэт и фурнитур — по сути, мы оба лишь игрушки в руках Блонди, но всё-таки находимся по разные стороны каната, который он держит в руках. Пэты нужны только для того, чтобы совокупляться на глазах у хозяина, а для тебя Ясон нашёл более интересное применение — стал брать тебя сам. Но последствия от этих совокуплений устранял твой фурнитур. Пэты могут наслаждаться соитием, а участь фурнитуров — лишь убирать за вами. Пэты не знают стыда, а фурнитурам стыд отсекают вместе с доказательствами нашей мужественности. Для тебя фурнитуры всегда были существами низшего сорта, павшими ниже, чем ты сам, Рики. Наша работа вызывает у тебя отвращение… заботиться о тупых заносчивых пэтах, которые в житейском плане — те же младенцы, которым надо подтирать задницу и в прямом и в переносном смысле. Терпеть их истерики, успокаивать, одевать и раздевать, купать, кормить, а если потребуют — то и удовлетворять их вечную похоть. Ты думаешь, что так бы не смог, что выше этого? Может, тебе повезло, что твоя судьба распорядилась иначе, но ведь мы вышли из одного Попечительского Центра и ты вполне мог оказаться на моём месте, по ту сторону каната… И что бы ты тогда стал делать? Помогла бы тебе твоя гордость? Если бы ты отказался выполнять работу фурнитура, жизнь твоя не стоила бы и одной сотой карио. Бестолковая, ленивая и гордая «мебель» никому не нужна — это привилегия пэтов. Фурнитуры должны быть работящими, смышлёными и безропотными. Согласными смиренно выполнить любой приказ своего хозяина. Только так можно выжить. А иначе кончишь уже не в трущобах, а кое-где похуже. Пойти на органы — самое расхожее применение. Так что выбор у фурнитура не велик, и про такое понятие, как стыд, при такой работе быстро забываешь. Но если ты думаешь, что у нас нет гордости — то очень сильно ошибаешься. Есть, только она выражается в другом. Не в том, чтобы бесстрашно нахамить в лицо хозяину. Гордость фурнитура — в работе, выполненной безупречно. В том, чтобы пэт, отданный под наш присмотр, был всегда сыт, здоров, доволен, весел и готов к совокуплению. Чтобы в комнатах всегда было тщательно убрано и хозяину не надо было ни о чём заботиться. И потому снисходительная похвала господина для фурнитура — лучшая награда. Не потому, что он тщеславен, а потому, что похвала подтверждает его «профпригодность». Значит, он всё делает правильно. Да, я был неплохим фурнитуром. Может быть, даже очень хорошим. Но ещё лучшим я оказался хакером. И когда проник в тайные папки Попечительского Центра и узнал то, чего знать мне совершенно не следовало… Когда Ясон вычислил меня… Рики, я ведь тогда уже мысленно попрощался с жизнью. Моему преступлению не было оправдания. Я ждал немедленной расправы — ведь таких, как я, пускали «в расход» и за куда менее тяжкие нарушения. Потому я смирился. Кара была бы справедливой. Но Ясон принял неожиданное решение. Да, он оставил на моём лице этот шрам, но вместо того, чтобы списать меня, как отработанный материал — решил, что куда лучше я пригожусь ему живым. Я готовился к смерти, а он оценил мои способности и сделал меня помощником на чёрном рынке… а с годами — практически своей правой рукой. Понимаешь ли ты, что это для меня значит, Рики? Я перед ним навеки — в неоплатном долгу. После того случая я поклялся себе, что всегда буду беспрекословно ему повиноваться. Ты удивляешься, что я согласился на то, что делаю сейчас? Думаешь, бывшему фурнитуру зазорно сделать минет? Ты себе даже представить не можешь, сколько раз мне приходилось это делать. То, что тебе кажется таким постыдным, для нас задача — привычней некуда. Чтобы угодить Ясону — это такая малость… Знаешь ли ты, что я в любой момент готов жизнь отдать за него? Потому, что она принадлежит ему — это он подарил мне её, когда имел полное право отнять. Ясон сказал, что я был силён в минете в своё время. Это, знаешь ли, тоже оценка моей хорошей работы. Правда, мне уже давно не приходилось таким заниматься. Но это — как езда на велосипеде — быстро вспоминаешь…» Думая о подобном, Катце методично обрабатывал пока ещё вялый, испуганный член монгрела. Медленно провёл пальцами вдоль всего ствола, обвёл дисциплинарное кольцо («чувствуешь, Рики? Уясни навсегда — Ясон твой хозяин навеки»). Погладил яички в мошонке. Оттянул вниз нежную кожицу и лизнул открывшуюся головку (Рики опять дёрнулся, точно его ударили хлыстом). И, наконец, взялся за дело основательно. Он работал рукой и губами. Забирал член за щеку и ласкал языком. Потом извлекал наружу и облизывал весь от яичек до головки. Брал в рот целиком и посасывал. Забирал член в колечко из большого и указательного пальца и водил им вверх — вниз, то быстро и резко, то медленно и размеренно. Волнообразными движениями языка обводил весь ствол, который помимо желания Рики невольно стал оживать, как не сопротивлялся тот, краснея, вырываясь и мотая головой. Пальцами и губами Катце словно разговаривал с ним, утешал и успокаивал: «Расслабься, Рики. Сопротивляться бессмысленно — так зачем ты это делаешь? Ты мешаешь самому себе. Просто отдайся ощущениям своего тела и получай удовольствие. Не надо шарахаться от меня». И действительно, как ни дёргался и не вырывался парень, он невольно начал подчиняться размеренному, волнообразному ритму, с которым бывший фурнитур делал своё дело. И Рики не мог не признать, что он знает в этом толк… Член глубоко у него во рту, а язык Катце, высунутый наружу, ласкает снизу спадающие яички. Рики со стоном наслаждения вытягивается в струну, и его ягодицы дрожат. Потом этот же язык выписывает причудливые вензеля по стволу, губы прохаживаются по нему вверх-вниз… Катце берёт член рукой, ставит вертикально и погружает его в свой рот, Рики чувствует головкой гладкое нёбо… Бывший фурнитур то долго и с наслаждением посасывает головку, слизывая с неё капельки смазки, то вдруг на миг вводит член глубоко себе в горло, заставляя Рики вскрикнуть, то извлекает его наружу и снова ритмично работает пальцами. Забирает в рот целиком всю мошонку. И это повторяется, чередуется непредсказуемо, в немыслимых сочетаниях. Так что сверхчувствительным в конце концов у монгрела становится каждый миллиметр — ни одно место на его мужском достоинстве не остаётся без пристального и ласкового внимания… И Рики сдался. Он закрыл глаза от наслаждения и перестал думать. Нельзя было не признать, что Ясон был прав, и бывший фурнитур действительно охуенно умел делать минет. Это было круче, чем с Дэрилом и круче, чем с Гаем, его бывшим партнёром… Точно Катце натаскивали в десятке мужских борделей. А может быть, делать минет — было его прирождённым даром. Рики стонал и подавался ему навстречу. Голова его пылала, налитый кровью до основания член гудел от жажды излиться. Ещё никогда ему не попадался столь искусный партнёр. И где-то на грани сознания он запоздало думал, что не может Катце делать это просто из страха или покорности перед Ясоном — слишком много было в его действиях умения и желания… — Заставь его кончить тебе в рот, Катце, — услышали они оба холодный голос Ясона. Слова эти до крайности взвинтили Рики, и тут же он почувствовал, что Катце особенно глубоко задвинул в рот его член — приоткрыв на миг глаза, Рики увидел, что губы бывшего фурнитура касаются низа его живота, и даже краешка ствола не видно из-под них… Он ощутил головку своего члена в глубине горла Катце, и тут же это горло сжалось, делая глотательные движения. Почти сходя с ума от нахлынувших на него ощущений, Рики закричал, изливаясь Катце прямо в горло. Чувство было просто неописуемым, и, пока парень извивался в сладких конвульсиях, выгибая низ живота вперёд и вверх, бывший фурнитур продолжал удерживать член у себя во рту отпустил его, наконец, влажный от слюны, но без единой капли спермы. Рики устало и расслабленно откинулся назад, повиснув руками на цепях и безвольно раскинув ноги в стороны. Его тело приятно гудело и он был сейчас счастлив, потому что морально готовился к тому, что Ясон снова сожмёт на нём это кольцо с его долбанными нанотехнологиями и не позволит ему кончать до тех пор, пока у него мозги не начнут плавиться… Так что со стороны Блонди это была невиданная милость… — Отлично, Катце, — удовлетворение прозвучало в голосе Ясона. — Я не контролировал Рики, мне было интересно, как быстро ты доведёшь его до оргазма. Ты сделал это гораздо быстрее, чем удавалось Дэрилу. Или ты искусней его, или Рики хотел тебя уже давно, просто боялся признать это, — теперь в его словах было нескрываемое ехидство. — Насчёт последнего, уверен, вы сильно ошибаетесь, господин… — Катце, не поднимаясь с колен, повернул к нему голову. — Я исполнил вашу просьбу, что мне теперь делать? Прикажете уйти? — Нет, останься. Ты мне понадобишься. — Как скажете. Катце не сразу оторвал от него глаза. Там, в глубине их, Ясон видел то, в чём бывший фурнитур никогда бы не осмелился признаться ему и о чём не подозревал Рики. Преклонение перед божеством, равно любимым, что бы оно ни делало — карало или миловало… Ясон отцепил от ног Рики цепи с ножными браслетами. Они остались висеть на спинке кровати. Потом поднялся и не спеша принялся раздеваться. Катце глядел на него, как приклеенный. Он не смел и надеяться, что Блонди позволит ему присутствовать при их с монгрелом любовном акте. А уж тем более в нём участвовать. — Ясон, — попросил Рики, — ну, отцепи мне и руки тоже… Затекли совсем. — И не мечтай, пэт, — холодно отозвался он, стягивая серебристый колет и рубашку. — Ты сам долго на это напрашивался. Так что теперь пожинай плоды. Раздевшись полностью, Ясон забрался на кровать у ног Рики. Бывший фурнитур загляделся на скульптурное совершенство этого невообразимо красивого тела, по которому водопадом струились, сбегая с головы, золотистые волосы. — Продолжим, — проговорил Блонди, сгибая ноги своего пэта в коленях и снова разводя их в стороны. Склонился, отыскивая языком и лаская маленькое колечко ануса. Рики сразу же задышал прерывисто и часто, Ясона всегда трогало — какое чувствительное и легко возбудимое у него тело. Катце заворожено глядел на него. Хозяин, ласкающий своего пэта. Господин, дарящий своё внимание рабу. Кем надо быть, чтобы не ценить это? На такое способен только Тёмный Рики… Тем временем Ясон не спеша ввёл Рики в анус один палец, заставив того вздрогнуть. Поводил им туда-сюда почти свободно — вход был влажным, а его пэт — достаточно хорошо растянут под отнюдь не маленький размер Блонди. Хотя, конечно, предварительная подготовка всё равно требовалась постоянно, но иногда Ясон пренебрегал ею. Решил сделать он это и сейчас, тем более, что его собственное орудие было уже в полной боеготовности. Он приподнял таз своего пэта, слегка раздвинул ягодицы в стороны и с ходу врубился между ними. Не ожидающий этого, Рики издал болезненный возмущённый вопль, но рыжеволосый мужчина, зажав ему ладонью рот, заглушил этот вопль. Теперь Рики мог только едва слышно стонать. Ясон входил и выходил из Рики резко, до упора, но медленно. Одновременно он активировал дисциплинарное кольцо своего пэта, посылая в него волны удовольствия, и болезненные стоны того скоро сменились другими. Монгрел уже ничему не противился. Он подавался вперёд к Ясону, навстречу его рукам и члену, чьи размеры его ужасали, но с которыми ему волей-неволей пришлось смириться. Полностью расслабившись, Рики уже впускал в себя Блонди совершенно беспрепятственно. Этому способствовали и пульсирующие волны, которые продолжали исходить из кольца. Член его снова стоял колом, и Ясон, потянувшись к Катце, тронул того за плечо. Бывший фурнитур вновь вернулся к своей работе, накрыв губами член Рики, в то время, как Ясон вбивался тому в зад. Активацию кольца он выключил, в этом больше не было нужды. — А–ааах! Ххааа–ааа! — стонал Рики, запрокидывая назад голову так, что его острый кадык вздымался вверх. Он чувствовал, как острое наслаждение, рождающееся в глубинах тела, постепенно накатывает на него, накатывает… и наконец, накрывает с головой, заставляя его, вскрикнув, тугой струёй выстрелить в горло Катце. И тут же он ощутил горячий дождь, орошающий его внутренности. Рики вновь обессиленно повис на цепях, держащих в плену скованные запястья, и на руках Ясона, по-прежнему удерживающего его ноги…