(Поместье Фантомхайв. Комната Сиэля)
* * *
Вечером Себастьян, как обычно, пришёл в комнату своего графа, чтобы помочь ему переодеться перед сном. Каждый раз после той памятной ночи в эти минуты оба они испытывали некое напряжение. Хозяин и его дворецкий не разговаривали — уложив Сиэля и накрыв его одеялом, тот вежливо желал ему спокойной ночи и уходил, потушив свечи. А парень молча отворачивался и подолгу лежал, не смыкая глаз. Почему же так получалось, что ни один, ни другой не могли вымолвить ни слова, оставаясь вечером наедине? Ведь, казалось бы, последняя преграда, существовавшая между ними, не так давно пала… Откуда снова взялась эта неловкость в их отношениях, которая днём была почти не заметна? Себастьян был уверен, что граф так и не простил ему случившегося тогда. Его нетерпеливости, жестокой властности, угроз. Что он никогда не забудет причинённых ему боли, унижения и страха. Когда прошла первая эйфория от того, что его давно лелеемая мечта наконец-то осуществилась, он задумался о том, что, наверное, не все методы для этого хороши. В тот день, в том состоянии, в котором он пребывал, демону было совсем не до анализа своих эмоций, чувств, поведения. Их обоих тогда словно подхватил огненный вихрь, пламенный смерч и протащил за собой сквозь все преграды, которые они сметали на пути собственными телами, почти не замечая их. И понятно, что Сиэлю выход из этого вихря дался куда тяжелее. Даже физически более сильному человеку такое было бы нелегко вынести, что же говорить о том, чья плоть столь хрупка?.. Сейчас Себастьян искал и не находил себе оправдания. Как внове ему это было — пытаться судить самого себя… Наверное, ему куда легче было бы снести от своего графа оскорбления, упрёки, ругань, чем это странное молчание, похожее на ледяное презрение. Что, если, единожды заполучив свою мечту, он тем самым теперь навеки утратил её? Он держал в руках счастье и не смог удержать, выронил и разбил. Его ужасала эта мысль. Ночи были тяжёлыми для дворецкого. Не было дел, с помощью которых он мог бы отвлечься и забыться. Не нуждаясь во сне, он оставался наедине с мучившими и обвинявшими его химерами. Но он не находил в себе сил, чтобы откровенно поговорить со своим господином. А чем терзался в то же время Сиэль? Действительно ли он до сих пор не простил Себастьяна и в своих помыслах обвинял его во всех смертных грехах? Презирал, ненавидел? Демон очень бы удивился, прочти он мысли хозяина, державшегося так неприступно. Ибо Сиэль тоже страдал, но страдания эти были совсем другого рода. Его влекло к Себастьяну, но ни за что на свете он не хотел признаваться в этом даже самому себе. Его необъяснимо тянуло к демону, но гордость мешала сделать первый шаг. Ему казалось, что если он покажет свои истинные чувства — то проявит слабость и тем самым даст в руки Себастьяну мощное оружие, которым тот часто и с охотой будет пользоваться. Демон поймёт свою власть, а Сиэль хотел сам обладать всей полнотой власти над ним… Когда-то запретное зрелище разрушило все барьеры и предрассудки в сознании юного графа, но теперь барьеры вернулись на место, и к тому же он сам невольно продолжал возводить новые стены, мучая Себастьяна и мучаясь сам. Сиэль тосковал по его ласкам — потому что никто и никогда в жизни больше не дарил ему таких сносящих крышу ощущений, такой всепоглощающей страсти, такого наслаждения — пусть и родилось оно из мучительной боли и было повенчано с нею… Ему хотелось испытать это вновь. А может быть, во второй раз это будет уже менее — болью и более — удовольствием? Точно странный яд проник в него, поменяв нечто в нём так, что больше он не мог без него обходиться. Кроме того, само это чувство — быть слитым воедино с Себастьяном… хоть на короткий срок, но стать одним целым с демоном… одним телом, одной душой — это было необъяснимо, неописуемо никакими словами. Момент экстаза, ослепительная вспышка, растворение друг в друге… Это стоило того, чтобы пройти через то страдание, через которое он прошёл. Но не было у него ни слов, ни смелости, чтобы открыто признать это. Он ждал, что демон сам проявит инициативу, в любой форме — не Сиэлю же в очередной раз вешаться ему на шею?! Как это будет выглядеть? Но Себастьян, видимо, не осмеливался это сделать. А то, что его граф не будет против — в голову ему не приходило. Сиэль злился, не в силах открыться, становился ещё угрюмей и замыкался в себе. Днём только близость амойцев удерживала его в рамках. Но этим вечером Себастьян решился. Он устал ждать. Устал от неопределённости и молчания. И потому подумал, что заговорит первым — и будь что будет. Переодев Сиэля (хмуро глядящего в сторону) в ночную рубашку, его дворецкий, не поднимаясь с колена, взял его руку и умоляюще проговорил: — Молодой господин… Ну пожалуйста, скажите что-нибудь… Хоть что-то, умоляю — только не молчите так больше… — Что сказать? — хмуро осведомился юный хозяин поместья, не отнимая руки. — Да что угодно… Обругайте меня, милорд, закричите, ударьте — только не казните ежечасно этим презрительным молчанием. — Толку-то ругать тебя, Себастьян? — поморщился Сиэль. — И как минимум, уже поздно. — Да, понимаю, — сник демон, — прошлого не изменить, совершённую ошибку не исправить… Но можно же хоть что-то предпринять в настоящем? Скажите — как мне заслужить надежду на прощение? Чем я могу искупить свою вину перед вами? — Искупить свою вину… — тихо повторил Фантомхайв. — Но в чём ты так виноват передо мной? Разве ты к чему-то принуждал меня? — Да, был момент, когда я принудил вас, несмотря на то, что вы были против, — безжалостно признал Себастьян. — Я… угрожал вам. — Верно… Но ты ведь предупреждал, что не сможешь остановиться, разве нет? — Сиэль перевёл на него взгляд огромных глаз. — Я услышал это и согласился. Принял твои правила. Хотел сыграть по ним, но не рассчитал своих сил, переоценил их. Я сдался, смалодушничал. Попытался взять назад слово, данное тебе. Но это уже не твоя вина. Потому что ты был со мной честен. Демон заворожено засмотрелся в его глаза и потрясённо спросил: — Хозяин… неужели в вашем сердце нет беспощадной ненависти ко мне? — Что? Ненависти? — юный граф забрал свою руку из ладоней Себастьяна и осторожно погладил его по щеке. — Мне не за что тебя ненавидеть. Не кори себя. — Я поступил с вами жестоко, — с горечью сказал тот. — А я выбрал демона, а не изнеженную институтку. И ни о чём не жалею, Себастьян, — склоняясь к нему, сказал юный граф. — Поверь мне, правда, не жалею. — Ну, а я вот жалею, — он взял в руки тонкое запястье своего контрактора и прижал к губам его пальцы. — Жалею о том, что огненное желание и безумная страсть затмили мой разум и дали проявиться лишь самой жестокой и нетерпеливой части моей сущности… Но это — не весь я, мой господин, поверьте… Как часто я задыхался от нежности, глядя на вас и беспомощно не зная, в чём это выразить… Тихо потрескивали свечи, слегка колыхались шторы в ночной прохладе комнаты. Демон и его молодой хозяин молчали, замерев, словно боялись спугнуть это волшебное мгновение окончательного объяснения и примирения. Встав на колени, Себастьян осторожно обнял Сиэля за талию и, закрыв глаза, прижался щекой к его худенькому бедру, едва прикрытому полотном ночной рубашки, а граф погрузил руку в его чёрные блестящие волосы, гладя их и перебирая пальцами длинные пряди…