Подружка

Грязно. Неправильно. Омерзительно. До сбитых в кровь костяшек, до часов, проведённых за самоуничижением, до стыда, поселившегося где-то между горлом и грудной клеткой, до вырванных клочьев волос. «Так нельзя, так нельзя, так нельзя» — колотится между рёбер, и если бы была у них эта машина времени, если бы только можно было вернуть время вспять... Они бы сделали это раньше. Дрожащими пальцами Сара тянет его тренировочные штаны вниз. Сильные руки парня, стоящего напротив, ещё шире разводят её бедра в стороны, и он вздыхает, когда она кладёт ладонь поверх внушительной выпуклости на его боксерах. Стон, даже самый тихий, сдавленный, непозволителен. Они заглушают его ещё одним развязным поцелуем, прежде чем девушка спускает вниз его боксеры, а он отодвигает её шорты и трусики в сторону, касаясь влажной горячей кожи. Крышу уже сорвало, нет времени растягивать удовольствие, важно, безумно важно добраться до долгожданной разрядки как можно быстрее. Это как гонка, безумная гонка, где победивших не будет. Но им плевать. Это последнее, о чем они думают, когда Майкл руками цепляется за столешницу и с протяжным вздохом в неё входит. Адреналин хлещет в венах, а теперь и удовольствие, от которого голова кружится, от которого Сара закатывает глаза и ещё крепче обвивает его талию ногами. Он входит глубже, так глубоко, что дыхание спирает, как при погружении в воду, но разве они сейчас не прыгают в открытый океан с трамплина? Тёрнер грубо хватает её за подбородок, заставляя девушку посмотреть ему в глаза. Вколачивается в неё со всей той силой, что жила в нем и ждала своего часа, со всей страстью, что принадлежит лишь ей, и Сара непременно чувствует это, в каждом толчке чувствует. Взгляды прикованы друг к другу, тела сплетены, кухонная тумба пошатывается, а где-то в шкафчиках звенят столовые приборы. Грязно. Неправильно. Омерзительно. Лучшее, что могло с ними случиться. На лбу и на шее выступают капли пота. Сара тянется к его губам, не оставляя укусов, цепляется за его плечи, стараясь не задевать их ногтями, чувствует, как его тело бьётся о внутреннюю сторону её бёдер и как стремительно к ней подбирается долгожданная разрядка. — Я так давно хотел тебя трахнуть, О'Нил, — шипит Майкл, кусая мочку её уха. Кожа реагирует на слова его и на действия толпой мурашек. Девушка улыбается, вскидывая голову навстречу его губам и вздыхает, когда он снова вдалбливается в неё под новым углом. — Взаимно, Тёрнер, — эхом отзывается она. Что, если Аманда в поисках Майкла войдёт на кухню? Если Дерек решит покурить и заметит их? Или, может быть, Кэнди захочет выпить воды и застанет этих двоих... привкус опасности на языке и приближающийся оргазм вытесняют все страхи. Их накрывает волной неистового удовольствия почти одновременно. Тёрнер роняет голову на плечо Сары, тихо матерясь и содрогаясь в ней. Это немыслимо. Секс этих двоих пять лет назад и рядом не стоял с тем крышесносящим оргазмом, что застал их врасплох, от которого в глазах всё плывёт, от которого тело не перестаёт дрожать. А когда эта пелена спадает, они поднимают друг на друга взгляд. Волна неприязни сбивает их с ног. Не друг к другу. К себе.

«Что мы наделали?»

***

Утро прилетает в затылок Майкла теннисным мячиком, заставляя сперва поморщиться от лёгкой боли, а уже потом осознать всю паршивость бытия. Он ещё не открыл глаза, а привкус вчерашней ночи уже обрушился на его тело. Тёрнер делает глубокий вздох и думает: может быть, всё это сон? Замечательный, такой невероятный и охренительный сон. Ведь если он и правда занялся сексом с Сарой — дело дрянь. Статус «изменщика» не волновал Майкла хотя бы потому, что он был уверен в своей чистоте и верности, он знал, что с подобным столкнётся лишь проходя мимо телевизора, по которому без конца крутят эти такие сейчас модные ток-шоу с темами «кто кому изменил» и «кто с кем развёлся». Нет, не может быть. Тёрнер не способен на измену, и даже чары этой маленькой чертовки ни за что не затмили бы его разум. Отсюда вывод: всё это ему приснилось. — Доброе утро, зайчонок. Знакомый голос гремит где-то над ухом. Распахнув глаза, Майкл утыкается взглядом в белоснежный потолок и едва слышно шепчет: — Доброе утро, солнышко. Копна пшеничных волос промелькивает перед глазами. Кровать прогибается. Сначала ладонь, а затем голова ложится на его широкую грудь. Аманда тяжело дышит, Тёрнер тяжело дышит, и воздух в этой спальне какой-то тяжёлый. Вязкий. Нужно на улицу. Сон плохой приснился. — Я вчера тебя не дождалась, прости, — мурлычет девушка. — Мы с Сарой так душевно поболтали, что меня разморило. Ты, кстати, долго в душе был, да? Удар. Это сердце его пропускает, сжавшись от ужаса услышанного. Майкл округляет глаза и, сам себя не слыша, мямлит: — Твою ма-а-ать. Не сон. Аманда поднимает голову, уставившись на своего жениха. На лице её тень беспокойства. А на нем и вовсе лица нет. — Ты что-то сказал? — Я просто... задумался, — мгновенно отвечает Тёрнер и морщится от отвращения. — В душе? Он кивает. Аманда не видит этого, но, хмыкнув, ложится обратно. — Обычно ты только поёшь. Выдав подобие улыбки, Майкл крепко зажмуривает глаза. Чувство вины разъедает душу изнутри, а после такого у него и души-то нет. Ублюдок. Изменить своей невесте за девять дней до свадьбы с девушкой, которую... что? Любит? О, эти сказки остались где-то на железной дороге по пути из Балтимора, когда он, разбитый и уничтоженный, возвращался домой, поклявшись себе больше никогда не приезжать в этот город. Искать её, не зная ни адресов родственников, ни Балтимора в целом, было паршивой идеей, но ещё паршивей было однажды увидеть девушку у колледжа, что, целуя какого-то долговязого паразита, выглядела такой счастливой, что Тёрнер непременно поймал такси и уехал на вокзал. Это был первый и последний раз, когда он видел её после того побега и до этого возвращения. Аманда. Она появилась в его жизни на пике боли и тоски, прямо в поезде, где он, убитый этой не-встречей возвращался домой. «Пусть будет так», — решил Майкл. Пусть она будет рядом, ведь в компании этой лучезарной и целеустремлённой девушки все мысли об О'Нил уходили на второй план. Любил ли он Аманду? Тёрнер ответил бы на этот вопрос, если бы ему было, с чем сравнивать. Едва ли восемнадцатилетний паренёк владел знаниями в этой области. Чувства к Саре варьировались от возбуждения к влюблённости, от привязанности к ненависти, и этот её приезд... всё будто бы обострилось разом. Его ломало, вирус, лихорадка, срыв — что угодно, но О'Нил снова заставила кровь бежать по венам, да не просто бежать, а устраивать настоящие гонки, и сердце так яростно её качало, так колотилось о грудную клетку, когда эта девчонка находилась рядом. Однако никакие чувства, ничего не стоило того, чтобы изменять Аманде. Она этого не заслуживала. Никто не заслуживал. — Знаешь, с кухни пахнет блинчиками, — тихо мурлычет девушка, пристроившаяся к его боку. Майкл изо всех сил старается выдрать себя из оков осознания неизбежного и снова смотрит куда угодно, только не в её глаза. Аманда встаёт, потягивается и через плечо смотрит на побледневшего Тёрнера. — Я в душ. Составишь мне компанию? Новый разряд тока поражает напряжённое тело парня. Широко распахнув глаза, он приоткрывает рот и уже собирается что-то ответить, когда блондинка со смешком его прерывает: — Я шучу. Весь дом набит нашими друзьями. Мы же не хотим, чтобы нас услышали, правда? Тут такие стены тонкие! Дверь в спальню захлопывается. От Аманды остаётся шлейф из её весёлого смеха и пряного аромата. Майкл откидывает голову на подушки и раскидывает руки в стороны. Сердце бьётся где-то в горле, внизу живота приятно ноет, стоит ему лишь на долю секунды вернуться в прошлую ночь. Грязно и прекрасно, так неправильно и так охренительно, это низко, он пробил последнее дно своим отвратительным поступком, но в то же время чувство, будто он купил последний лотерейный билет и не прогадал, отчего-то не покидает его истерзанную душу. Что это? И почему ему хочется ещё? Мысленно отвесив себе пощёчину, Тёрнер принимает сидячее положение. Рано или поздно, ему придётся выйти из комнаты. Рано или поздно, им придётся столкнуться лицом друг к другу.

***

Шум волн с Изумрудного озера приятно ласкает слух. Закутавшись в плед, девушка смотрит на водную гладь и представляет, как она, надев на шею петлю с привязанным к ней камнем, следует в водоём. Изумительное состояние. Чувство вины вкупе с чувством завершенности. Сердце кричит: «Ты все сделала правильно», пока разум, обвязывая верёвку вокруг шеи, точно пленник на каторгу, следует к озеру. Бешеный коктейль, а самое паршивое здесь то, что Сара не знает, совершенно не знает, что делать дальше. Ей смотреть в глаза Аманде с хитрым прищуром и мыслями: «Твой мужик побывал и во мне»? Или драть волосы на голове, сходить в церковь, утопиться? Нет, у Сары О'Нил не было чёткой цели сорвать их свадьбу. Важно ведь вернуть землю Драконам, важно не напороться на старые ошибки и выйти сухой из воды, но что теперь? О, с Тёрнером сухой она бы точно никогда не вышла. — Твоя напряжённая спина говорит мне, что ты что-то натворила. Позади раздаётся хриплый голос Дерека. Его по запаху сигарет можно за милю учуять, но Сара так глубоко задумалась, что даже не заметила, как он подошёл и встал к ней плечом к плечу, оттянул край пледа и тоже завернулся в него. Девушка нервно сглатывает. — Что? Нет, — почти взвизгивает она и для убедительности встряхивает головой. Сара О'Нил не из тех, кто прячет осколки разбитой вазы под диван. Она пойдёт и расскажет маме о своём проступке, ещё и возгордится, мол, ваза эта старая и вечно под руку попадалась. Но здесь... здесь простым «я облажался» не отделаешься. Статус «любовницы» уже крепко оплетал дрожащее от утренней прохлады тело Сары, и она изо всех сил отмахивалась от него, не понимая, что с этой скользкой дорожки пути назад уже нет. Упадёт и расшибётся. — Ты что, трахнулась с Майклом? Широко распахнув глаза, девушка поворачивает голову в сторону друга и открывает рот. Он, сощурившись, делает затяжку. Выпускает облако дыма. Молчит. — Что за глупости? — Это была шутка, но по тому, как ты глаза выкатила, могу предположить... — После того, как Аманда полночи промывала мне мозги насчёт Ника, я вернулась в комнату и уснула сном младенца, — отчеканивает Сара. — Шаловливые нынче младенцы. Дерек выглядит и даже пахнет так, будто все знает. О'Нил кладёт голову на его плечо и шумно вздыхает. Туманная дымка проплывает над озером. Мысль о том, чтобы собрать свои шмотки и свалить отсюда как можно скорее, пугает и радует Сару, но она всё стоит и стоит, будто оттягивая время. А может быть, ей просто не хочется возвращаться в дом, смотреть в глаза этому самодовольному придурку, ведь и без него, без глаз этих она помнит о каждом его поцелуе, о каждом толчке, о каждом вздохе: это помнит её тело, внутренняя сторона бёдер, руки, губы, шея, поясница. Невозможно. Вовсе не как пять лет назад, когда они, влюбленные подростки, ловили кайф от каждого прикосновения. Здесь страсть, здесь гонка, здесь абсолютное нежелание уступать друг другу, здесь... здесь помолвочное кольцо на его пальце и билет в Лондон в один конец в её чемодане. — Как только я увидел тебя в закусочной, то сразу понял — дело закончится сексом, — подытоживает Никсон. Сара поднимает на него пустой взгляд. Этот парень видит её насквозь. Видит и никогда не осудит. — Я буду гореть в Аду. — Прекрати. Тебя туда не пустят. Всех демонов распугаешь. Девушка ничего не отвечает. Тяжёлая пауза повисает между ними, и О'Нил знает, что за ней последует: — И что теперь? Что делать будете? Когда скажете обо всем Аманде? — Скажем? — Обычно подобные истории с изменой заканчиваются тем, что я на кого-то надеваю наручники, а кто-то оттирает кровь и мозги со стены. — Будем надеяться, у Аманды нет оружия. — Надейся. — Я не знаю, Дерек, я правда впервые не знаю, что мне делать. Моя подростковая влюблённость в Тёрнера, алкоголь, Аманда, которая мельтешит перед глазами... всё смешалось. Но мне бы не хотелось оказаться на её месте. — Поступили вы скверно, конечно. Я бы на месте Брукс сначала отрезал ему яйца, а потом снял с тебя скальп. — Спасибо, ты всегда был так добр к нам. — А что ты хотела? — полицейский хрипло усмехается. — Конечно, брак Майкла и этой куклы обречён на провал, но ты слегка ускорила этот процесс. — Он первый ко мне полез. — Вы. Вы ускорили. И если вы не собираетесь хранить обет молчания, делать ему кастрацию, а тебя ссылать в Бангладеш выращивать рис, факт перепихона на кухонной тумбе в полночь рано или поздно выяснится. У Сары пропадает дар речи. Шестерёнки и без того пляшут перед глазами, а теперь и вовсе всё плывёт, когда она поднимает голову, в изумлении уставившись на Дерека. — Ты знал? — почти кричит она. — О чём знал? Голос, прогремевший за спинами бывших лучших друзей, заставляет обоих обернуться, натянув на лица дежурные улыбки. Кэнди сощуривается, обводя их фигуры недоверчивым взглядом. — И что вы молчите? — нервно бросает блондинка. — Сара рассказывала мне о жизни в Лондоне, — немедленно находится Дерек и пихает оцепеневшую О'Нил плечом. — Про эти красные телефонные будки и европейский ритм жизни. А я говорю, что обо всем этом уже знал. — Ты знал? — Кэнди выгибает бровь. — Вот и я о том же! — в голос Сары возвращается бодрость. Хлопнув в ладони, она следует к Нельсон. — Ты нас завтракать позвала, да? Так пойдёмте завтракать. Путь до этого кукольного домика все трое преодолевают в угрюмой тишине. Кэнди то и дело отправляет вопросительные взгляды невозмутимому Дереку, а О'Нил, что идёт впереди них, нервно заламывает запястья и думает лишь о том, под каким радиусом ей следует натянуть улыбку, чтобы никто не понял, что этой ночью у неё был секс. Из просторной кухни, оформленной в викторианском стиле, доносятся голоса, принадлежащие Аманде, Нику и Майклу. Сара нервно сглатывает и немного медлит, прежде чем войти. Взгляд её машинально находит Тёрнера, сидящего за столом. Градус неловкости нарастает, стоит им случайно взглянуть друг на друга. И сразу: шатающаяся под их телами тумба, глубокие поцелуи, грубые толчки, его пальцы на её теле, рваные вздохи. Впервые за долгое время Сара краснеет. Впервые за долгое время Майкл забывает привычный механизм дыхания. — Сара! — Аманда оборачивается к девушке с улыбкой и ножом в руке. — Ты как раз вовремя. Сердце пропускает удар. О'Нил кивает блондинке и занимает место рядом с Ником, что уже приветствует её кивком и похлопыванием по соседнему стулу. Дерек и Кэнди подтягиваются следом: завязывается какой-то совершенно бессмысленный диалог, в который они изо всех сил стараются втянуть и Майкла, что остекленевшим взглядом прожигает рамку с фотографией на стене напротив. — Ты рано встала, — констатирует Ник, наливая девушке чай из миниатюрного чайника. — Хорошо спала? Ухаживания Брукса Сару не трогают, но взгляд Тёрнера мгновенно становится осознанным и даже воспламеняется, когда Ник касается рукой предплечья девушки. О'Нил замечает это и тихо усмехается. — Честно говоря, не очень. Всю ночь ворочалась... — Кровать, наверное, неудобная? — мгновенно отвечает Майкл. — Кровати тут и правда отстой! — встревает Аманда, прервав болтовню с Кэнди. — И всё же я спала как убитая. Даже не услышала, как зайчонок вернулся из душа. — О, серьёзно? — О'Нил поворачивается к рыжеволосому лицом, широко улыбаясь. — И как вода, Майкл? Горячая? — Очень горячая, — Тёрнер хватает бутылку пива. — Я бы даже сказал, огненная. Особенно когда входишь внутрь... этой душевой кабинки. Несколько секунд они испепеляют друг друга уничтожающими, полыхающими взглядами. Это так мимолетно, что едва ли кто-то успевает заострить на этом внимание, и только громкий смешок Дерека, впоследствии переходящий в неконтролируемый хохот, привлекает к себе все взгляды. Он бросает салфетку и выходит из-за стола. Паршиво знать, что за этим столом облом сегодня был только у Ника и Аманды, ещё паршивее наблюдать за этими краснеющими лицами двух идиотов, что не могут держать язык за зубами. — Простите, просто... — задыхаясь, говорит Никсон. — Это всё клоуны. Чёртовы клоуны. Просто чёртовы клоуны.