Вечер.
Хаммам.
Принцесса Эстер сидела в отдаленном помещении хаммама, расположенному в самом Дворце, а не в гареме, как ей уже доложили наложницы, известным тем, что в него иногда заглядывают гости Дворца мужского пола, имеющие желание... хорошо провести время. Принцесса, как обычно, улыбалась. Ее жизнь становится все интереснее и интереснее. Она познакомилась со своей родной матерью, и та, похоже, вполне приняла ее. Эстер вздыхала. Наедине с собой она могла порой позволить себе не только улыбаться, а проявлять и свои настоящие чувства, давно скрытые за спасительной маской, которая уже стала почти единым целом с ее истинным лицом. Принцесса Эстер защищалась. Защищалась от окружающего мира, такого злого и грязного. Защищалась с ранних лет, ведь уже тогда ей было ясно, насколько фальшивы улыбки ее родителей — ее отца, погрязшего в дворцовых кровавых интригах и покончившего с собственным когда-то горячо любимым братом, и ее матери, страдающей вместе с ним. Эстер, видя эту фальш постоянно, со временем стала перенимать ее, чтобы чувствовать себя лучше, чтобы не замечать, как и ее родители, сколько страданий вокруг нее и в ней самой. И у Принцессы это отлично получалось, черт побери! Она создала веселую, озорную девочку, какой казалась всем и вся для того, чтобы им не приходилось утешать ее, а ей лишний раз вспоминать о напастях своей семьи, о которых ей волей-неволей каждый раз становилось известно. Со временем маска бывшей Эйдже Султан «впиталась» в нее. Она стала веселой-озорливой и сама для себя, лишь иногда вспоминая о напастях и горечи, окружающей ее. Поначалу Эстер казалось, что ее младшая сестра такая же, как и она сама, ведь она вела себя так похоже... Но вскоре англичанке стало ясно, что это не совсем так. Вернее, совсем не так. Ее сестра Хауна была той еще дрянью, лживой, хитрой и лицемерной. Она улыбалась всем и вся, вела себя легко и мило, в глубине души явно храня совсем не добрые намерения. Какие? Эстер не было ведомо. Но ей было точно известно, что она права насчет сестры, крайне редко, но все же выдававшей себя случайным взглядом, жестом или словом. Эстер-Эйдже лучезарно улыбалась. Она, вновь отбросив все плохие воспоминания, планировала новую забаву. Она ждала, пока кто-нибудь войдет в хаммам. Кто-то же обязательно должен! Принцесса хочет поразвлекаться, хочет поиграть. Она представится тому, кто войдет, наложницей Шехзаде... Гюльфидан Хатун! Точно, Гюльфидан. Деревце цветочное. Как мило! Будет строить из себя невинную девочку, а затем пустится во все тяжкие... А почему бы и нет? К греховным, как то все любят называть, связям Принцесса была привычна... Ожидания Эстер оправдались. В хаммам вошли. И вошел не кто иной, как Шехзаде Сулейман, надеявшийся воспользоваться хаммамом в одиночестве и абсолютно не обрадованный тому, что в хаммаме сидела незнакомая ему девушка. «Гюльфидан» же наоборот возрадовалась, заулыбавшись пуще прежнего. Отлично, вот и добыча пожаловала! Эстер не была знакома с Сулейманом, поэтому, естественно, не догадалась, кто вошел в помещение, приняв молодого и довольно обонятельного человека перед собой за гостя Дворца. — Что ты здесь делаешь, Хатун? Кто ты вообще? — устало поинтересовался Сулейман, желая поскорее выпроводить гостью из хаммама, но не собираясь ей особо грубить. — Гюльфидан Хатун, наложница Шехзаде-Наследника, — пролепетала Принцесса. — Сижу, моюсь, как видите, бей-эфенди. — Наложница Шехзаде Сулеймана Гюльфидан? — переспросил сын Султана Селима. Девушка не догадалась, кто перед ней, странно. Вероятно она, следуя обычаям, не поднимала взор на Шехзаде, проходящего по гарему... Эстер кивнула в ответ на вопрос. Сулейман осмотрел девушку, которая однозначно выглядела напуганной, и решил не говорить ей, кем является, чтобы эта бедняжка не рухнула прямо здесь под страхом гнева Шехзаде. — Может, ты в гарем пойдешь, Хатун? Или в иную часть хаммама? Тебе ведь не здесь положено мыться. — Я не хочу отсюда уходить, — что не ожидал Сулейман, вдруг довольно нагло вымолвила девушка. Эстер смогла верно сыграть роль напуганной цветочка, сейчас ей нужно было менять впечатление о себе молодого человека, стоящего перед ней, чтобы наконец смочь заинтриговать его. — Почему? — растерявшись, вопросил Сулейман. — Мне в последнее время не хватает любви... — Принцесса приблизилась к Наследнику. — Поэтому, я тебе рада. Ты мне очень нравишься, — Шехзаде не было ясно, что происходит. Его пытаются соблазнить?! Только что эта Хатун вела себя как запуганная овечка, а теперь — с точностью наоборот. Похоже, она пытается с ним поиграть... Ей известно, кто он, или все же нет?.. Пока Сулейман рассуждал, Эстер приблизилась к нему практически вплотную. — Я — для тебя, не для Шехзаде, — с этими дерзкими для простой наложницы словами, что не мог не отметить Сулейман, иностранка жадно впилась в губы Наследника, не смогшему устоять против красоты тела странной девушки и ее интригующего поведения. Шехзаде был повержен. Настолько, что даже не обратил внимание на то, что девушка ну никак не может быть его рабыней по некоторым физиологическим причинам. Эстер удалось околдовать и Сулеймана. Она не сомневалась в том, что так и будет. Вошедший в хаммам сразу показался ей довольно легкой добычей, да и саму себя девушка промахом никогда не считала, им и не будучи. — Кто ты, красавец? Уж не сам ли Шехзаде Сулейман? Ты слишком уж хорош для простого Бея, — рассмеялась Эстер, когда они с Сулейманом уже просто полусидели-полулежали рядом друг с другом, шутя. — Я он и есть, красавица, — в тон Эстер ответил Сулейман, ехидно улыбаясь. Время, верно, сказать Хатун правду о том, с кем она только что была... Да уж, дела. Наложницы пошла на предательство Шехзаде, отказавшись от того, чтобы принадлежать ему для того, чтобы принадлежать... этому же Шехзаде. — Шехзаде, как же! — рассмеялась Эстер, а затем вдруг увидела снисходительное выражение лица Сулеймана. Постойте-ка. Ей показалось, или... — Только не говори, что ты правда Шехзаде. — Увы, мне придется тебе это сказать, потому как это является правдой, — Лицо Эстер сменилось. Какого черта произошло? Она была с Шехзаде Сулейманом! То есть, выходит, предала сестру — которой, в общем-то, дела нет до Наследника, — и... Упс, сносилась с братом по матери. Принцесса захохотала. Как и любая доставляющая неудобства ей ситуация, случившееся показалось англичанке на редкость забавным. — Я — Принцесса Эстер, — Сулейман хихикнул, а затем посерьезнел. Нет, она не шутит. Принцесса Эстер! Она же его... сестра по матери. Что... Что он только что сделал?! — Я решила поиграть с тобой, считая, что ты какой-нибудь там Бей, притворилась наложницей, и, получается, заодно переспала с братом! — Эстер звонко рассмеялась. Сулейман же не нашел в ситуации ни капли смешного. Играла она, видите ли! Между прочим, эта свободная девушка, толкнувшая его на грех, до которого он не догадывался, его совершая, его чертова родная сестра, а заодно и Английская Принцесса... Не так должно было произойти их знакомство, не так! А еще он... Он, выходит, обесчестил ее. Родную сестру, свободную англичанку из правящего рода!.. Или нет? Погодите-ка... Сулейман восстановил картину происходящего между ними и, представив все еще раз, догадался, что последнего не случилось. Ну да, несомненно. Эстер, похоже, была вполне опытной девушкой. — Не так должно было произойти наше знакомство, сестра, — вздохнул Сулейман. — Надеюсь, ты станешь болтать о случившемся... Надеюсь, мы все забудем, — А что еще было делать в такой ситуации? Оставалось лишь забыть! — Ничего страшного не произошло, брат, — широко улыбалась «Гюльфидан Хатун», хлопая Сулеймана по плечу. — Не расстраивайся. Мы все забудем и будем в мире жить, как брат с сестрой, — Сулейман натянуто улыбнулся, не теряя надежды на то, что он не влюбился в сестру по матери. Принцесса Эстер же веселилась, защищая собственное душевное равновесие. До новообретенного брата и его переживаний ей не было никакого дела. Она всегда заботилась о себе, на всех остальных у нее попросту не хватало сил. В одном же из помещений хаммама гарема сейчас находилась Разие Султан, желавшая смыть с себя переживания прошедшего дня и, слегка подуспокоившись, попытаться найти решение своей проблемы, хотя бы попробовав догадаться, кому же и как собирается сообщить о письме в ее покоях Акиле, чтобы в будущем договориться с этим человеком каким-либо образом, объяснить ему, что она, Разие, ни в чем не повинна... Правда, если Акиле собирается сразу донести на фаворитку Сулейману или Хафсе, дела плохи. С ними точно не выйдет договора. Рассуждения Султанши прервала Эйдже Султан, — уместно ли ее теперь так называть? — только что вошедшая в хаммам. — Вы тоже меня ненавидите, да? — грустно усмехнулась Разие, продолжающая тонуть в собственной безысходности. — А за что мне тебя любить, Разие? Ты мне пока ничего хорошего не сделала, — поправила прядь волос Эйдже, пришедшая в хаммам, желая «завербовать» мать дочерей Наследника. Девушка проворна и хитра, а также она сейчас в проигрыше, притом явно рвется за то отомстить. Ей следует в этом помочь, и она поможет ей, Эйдже, в знак благодарности. У нее ведь, в конце концов, есть какая-никакая, но власть. — Что значат Ваши слова, Султанша? Вы хотите, чтобы я что-то дочь Вас сделала, да? После этого Вы встанете на мою сторону? — прямо вопросила Разие, ныне совершенно не пекущаяся о правилах этикета. К черту их, когда ей и ее детям угрожает неслыханная опасность. — У тебя полный разлад с Сулейманом... — протянула Эйдже, чтобы увидеть, как изменилось лицо Разие и еще раз убедиться в том, что ее это задевает. — Я помогу тебе с этим. Ты даже сможешь родиться Шехзаде, — заметив мечтательную улыбку Разие, Эйдже едва видно и слышно усмехнулась. — Я помогу тебе сделать так, чтобы Сулейман забыл всех, и был постоянно лишь с тобой... Для этого тебе даже не придется что-то делать с твоими соперницами, — теперь Эйдже усмехнулась в голос. — Хочешь? — Вам уже известен ответ на этот вопрос, Султанша. Лучше скажите, что я должна сделать, — воскликнула Разие, в сердце которой появилась надежда на светлое будущее. Эйдже была тем человеком, который действительно мог бы помочь ей с этим. Как известно, все те немногие наложницы, у которых получалось прошмыгнуть мимо Разие Султан и провести довольное долгое время с Сулейманом так, чтобы он даже начал к ним что-то чувствовать, приходили к Шехзаде по приказу Эйдже Султан. — Переступить через себя, отбросить всех страхи и сомнения и пойти на преступление, на которое ты раньше бы никогда не решилась. Убрать с моей дороги кое-кого сильного, — резко ответила Эйдже. Нечеткая улыбка ушла с лица Разие... Эйдже Султан явно предлагает ей разобраться с кем-то влиятельным. Эйдже Султан! Она бы раньше никогда не посчитала, что у этой женщины в омуте чертей едва ли меньше, чем у Акиле. Вон, с каким спокойствием предлагает ей рискнуть собой и пойти под страхом смерти марать руки в крови... по всей вероятности, какого-то члена Династии. Не Визирями же ей, наложнице Наследника, право слова, заниматься! Эйдже, выходит, хочет «убрать со своей дороги» одного из своих родственников и честно в этом признается. Как мило. А все ведь ее считали примерным членом Династии. Хотя... Ведь даже у самых примерных порой кончается терпение. Но нет. Это не тот случай. У тех, кто недавно сломился, трясутся руки при таких словах, ну, или по-крайней мере, присутствует неуверенность в голосе, а здесь... Здесь ничего. Спокойствие. Даже... некое равнодушие. К тому же, Эйдже высказала свое желание совсем не завуалированно. Она не боится. Потому что уверена в том, что Разие не сможет использовать это против нее, и, более того, в том, что согласится на ее предложение. И она уверена ненапрасно. — Я должна убить члена Династии? — захотела получить более прямое предложение Разие. В ответ на вопрос последовал все такой же спокойный кивок. — И Вы уже наверняка распланировали, как мне это сделать, не так ли? — Снова кивок. — Я согласна, Султанша. У меня нет иного выбора, — решительно дала свой ответ Разие Султан, после чего на лице дочери Хафсы появилась довольная улыбка. — И еще... Меня хотят подставить под казнь. Вернее, уже подставили. Ей осталось только доложить кому-нибудь о... Султанша, помогите мне и с этим. От моего трупа Вам пользы не будет, ведь трупы, как известно, не могут никого уничтожить. Хотя... Как посмотреть.Утро.
Покои Гюльбахар Махидевран Султан.
POV Гюльбахар Махидевран Султан.
Я уже проснулась и сейчас, сидя на тахте, укачивала своего маленького Османа, который родился крикливым и неспокойным мальчиком, в отличие от постоянно тихой Ханзаде, которая сейчас спокойно спала в кроватке. Мои дети такие разные, несмотря на то, что они двойняшки. И внешне, и, судя по всему, внутренне. Они далеко не близнецы. Они очень, очень разные, но я в равной степени люблю их обоих, и так будет всегда. Рядом со мной сидел Сулейман, смотрящий на меня и Шехзаде. Он пришел ко мне рано утром и разбудил меня этим. Сулейман очень хотел увидеть детей. Я порадовалась его желанию, но сейчас, рассмотрев возлюбленного получше, начала беспокоиться. Похоже, его что-то гложет, и он пытается избавиться от тревоги, смотря на малышей. — Что с тобой, Сулейман? Что случилось? Почему у тебя на сердце волнение? — Ничего не случилось, Махидевран. У меня все хорошо, — все также грустно и обеспокоенно ответил Сулейман. Я видела, прекрасно видела, что ему плохо. Но почему? Что опять случилось? Или на него, как и на меня, давит этот груз тайн Династии? А может, ему стала известна еще одна? — Сулейман, прошу, скажи, и тогда мы вместе будем с этим справляться, а не ты один, — попросила я возлюбленного. — Этот брак... — вздохнул Сулейман. Брак? Вот уж не могла посчитать, что ему плохо от этого. Это нехорошо, но я... То, что моего Сулеймана он беспокоит, приносит мне облегчение. — Я не хочу его. Из-за него все стало сложно! Мне придется быть с этой девушкой, хотя она вообще не вызывает у меня теплых чувств, как и ее странная и не вполне нормальная сестра! — последнюю фразу Сулейман чуть не выкрикнул. Я вздохнула. Хауна и Эстер с их постоянным весельем и меня в восторг не приводят. Интересно, как Сулеймана разыграла Эстер, что он так на нее злится? Похоже, его больше волнует ее пребывание, нежели сам брак. Ладно... Не буду заставлять его вспоминать очередной «розыгрыш» Принцессы. — Ты дождешься родов девушки, она поживет пару лет во Дворце, и вы разведетесь. Хауна уедет, и все будет, как прежде, — стала утешать я Наследника. — А Эстер? Она же моя сестра... Не захочется ли ей остаться здесь навсегда? — поморщился Сулейман. — Для Эстер жизнь — одна сплошная игра, — Сулейман внезапно вздрогнул. Похоже, девушка сильно задела Шехзаде. — Ей стоит лишь предложить очередное развлечение, и она мигом вернется домой. А ее мачеха ей предложит. Кажется, Эстер говорила, что Инесс очень веселая. Ну, то есть, надо полагать, такая же спятившая, как и сама Эстер. Она скоро уедет, вот увидишь. Уедет и будет жить припеваючи у себя на родине, о вас и не вспоминая... Ты не будешь чувствовать себя виноватым перед сестрой, — По мере того, как я говорила, Сулейман успокаивался. Когда мой монолог был закончен, Сулейман, чего я совсем не ожидала, зло произнес: — Поскорее бы она убралась отсюда.Автор.
Покои Эйдже Султан.
Эйдже ворвалась к себе в покои, находясь в отвратительном расположении духа. Она крушила все, что попадалось под руку. Что могло пойти не так? Что, черт побери, она не рассчитала?! Сколько еще преград появится на ее, как ей раньше казалось, великолепно распланированном пути?! Следивши за подготовке Акиле и Искандера к перевороту, ей было известно, когда он начнется, что именно они собираются совершать, поэтому с самого начала решила выдать их Селиму, скоординировав его действия, с одной стороны помогающие уберечь членов Династии от угрозу, а с другой — дать Акиле сделать большую часть того, что она хотела, чтобы подвести ее, если не под казнь, которая вряд ли возможна, учитывая любовь к ней падишаха, то под далекую ссылку и гибель сына. Но за несколько дней до переворота появилось неожиданное обстоятельство, которое мигом родило у Эйдже план по избавлению Сулеймана, а также личности, которая играла главную роль в том самом обстоятельстве, ставши в тот момент угрозой для Эйдже наравне с Сулейманом. Махидевран. Эта девчонка оказалась членом Династии, к которому уже начали проникаться доверием Айпери и, что куда хуже для Эйдже Султан, Хафса. Более того, девочка была из той породы людей, из которой тихони, что за близких топить готовы. Если бы Сулейман умер, она бы сразу же возвела на трон своего сына, который к тому моменту уже может родиться, ни в коем случае не дав людям Эйдже покончить с ним, либо, если бы родилась девчонка, села бы сама. Эйдже нашла переворот Акиле Султан самым подходящим времени для начала процедуры избавления от обоих. За несколько дней до него Султанша подсунула свою рабыню к Махидевран, чтобы та стала ее служанкой, немного сблизилась с ней и порекомендовала ей надеть в день, в который должен был начаться госпереворот, свое любимое платье, которое она надевала крайне часто, более того, постоянно носила его, когда ходила к Сулейману. Когда Эйдже доложили, что, как она и предполагала, Сулейман находится в корпусе янычар, возясь со стратегией повержения войск, а его родня спряталась в ином месте, она послала своего человека из корпуса янычар крутиться возле Шехзаде, чтобы когда тот решил доложить Валиде и остальным о продвижении дел, отправил бы к ним именно его. Хафса, по плану Эйдже, должна была послать с янычаром Сулейману Махидевран, так как Валиде Султан, несомненно, захотела бы как-нибудь успокоить взволнованного происходящим сына, а в тех условиях у нее была возможность порадовать сына лишь так. Отчего Эйдже была уверена, что Айше Хафса отправит Гезде именно с тем янычаром? А с кем еще? Династия сбежала без слуг. Не одну же Гюльбахар отправлять? Ей дорогу неведома, да и жуть, как опасно это... По дороге к корпусу Ага Эйдже должен был задеть своей рукой в перчатке, на которой содержался яд, платье Махидевран за ту часть рукава, которая бы непременно касалась бы Сулеймана во время того, как они, скажем, обнимались бы. Яд имел накапливающее действие, к тому же, не попал бы в кожу Гюльбахар через толстый рукав платья. Почему Шехзаде нельзя было отравить сразу? Ну, мотив Махидевран еще не был готов. Так как о Гезде Эйдже стало известно всего за несколько дней до начала действия, она не успела расположить Сулеймана к наложнице Фарье Хатун, которая бы и стала причиной ненависти Гюльбахар Махидевран к Сулейману. Девушка должна была покорить сердце Сулеймана настолько, насколько нужно, чтобы он начал полностью игнорировать весеннюю розу. К тому моменту, как Сулейман умрет от отравления, наложница уже должна будет, по расчетам Эйдже, зачаровать Сулеймана. Ну, а то, что Шехзаде начал очаровываться уже после того дня, как его начали травить, никто и не вспомнит... Да, можно было определить, когда этот яд начал попадать в организм. А еще, пока его нужная доза не накаливается в организме, никаких симптомов не проявляется. Также этот яд не смог бы сразу весь перенестись перенестись на тело Сулеймана, он бы смазывался постепенно, так как должен был неплохо въесться с ткань. Почему был выбран день переворота? Чтобы никто не мог заподозрить то, что Гезде подставили: она должна была оказаться виновной, быть отправлена на казнь. Кто еще в переворот стал бы браться за отравление Сулеймана? Есть иная угроза. А Махидевран, наложнице, недавно попавшей в гарем, неясно, что есть госпереворот, и мотив у нее, опять-таки, был. А у Эйдже? Она тогда вообще была во Дворце! Что же касается Акиле, Эйдже была уверена в том, что станет ясно: Султанша хотела избавиться от Сулеймана иным образом... Конечно, дочь Хафсы не сидела в дальних покоях Дворца, как все считали, а помогала Селиму координировать действия и встречалась с Агой, чтобы направлять и его. Тем самым Агой, что вышел через задний вход в янычарский корпус после того, как отвел Махидевран Сулейману, как вы уже догадались. Через задний, потому что ему нужно было у него, места, куда иные янычары не ходили, встретиться с Эйдже, которая любила самостоятельно совершать те шаги, которые чаще совершают служанки, так как они легки и незначительны — пущая точность никогда не помешает... Почему же все стали считать, что кровная Султанша была именно во Дворце, именно в отдаленных покоях, именно с Тенели? Все просто: в четко рассчитанном плане Эйдже было и алиби. Тенели, в случае чего, должна была стать ее главным свидетелем. Зачем такие сложности, когда она могла просто подкупить служанок? Дочке Шехзаде куда больше веры, чем рабыням... Эйдже спасла Тенели от янычар, собиравшихся взять в плен и ее, вовремя отведя в дальние покои. Она немного посидела с напуганной девушкой, в тот момент в шоке не помнившей все детали и не могущей рассуждать здраво, а затем пошла «разбирать ткани в соседних, тоже тайных покоях». Те покои, конечно, существовали. А вот шуршащей в тряпках Эйдже не было. Исключительно ее служанка, громко совершающее то же действие. Тенели, о чем также позаботилась Эйдже, не стала соваться в те покои: Эйдже Султан сказала ей, что лучше не двигаться, — мало ли, кто из неприятелей услышит. Объяснила, что она сама будет шуметь тем, что сможет защититься, в отличие Тенели. Тенели никогда не была тугорассуждающей, но... Обстоятельства, волнения. Эйдже вышла через тайный ход, в который можно было попасть из покоев с тканями, и направилась, в первую очередь, к Селиму. То, что ему будет известно, что Эйдже была не во Дворце, а помогала ему с разоблачением Акиле и остановкой переворота, разъезжая по всей Манисе, Эйдже не волновало. Если что, скажет отцу, что Тенели что-то напутала от страха, но ему ни в коем случае нельзя выдавать ее настоящее местонахождение во время военных действий, ведь тогда может пасть его, Селима, авторитет: он, мол, оказывается, справился с непокорным сыном и наложницей не сам, а с помощью дочери. Действуя по этому плану, госпожа планировала убрать со своего пути и Сулеймана с Махидевран, и Акиле с Искандером и отобрать у Хафсы того, за чей трон она может бороться, а затем приняться за Шехзаде Ахмеда, который будет убит его женой Гюльнихаль Султан в приступе ревности — влиятельную и довольно любимую Династией Гюльнихаль тоже следовало уничтожить. Мать дочки Ахмеда, маленькой Айнур Султан, — девушка крайне ревнивая, несмотря на ее великолепное-отточенное-достойное поведение, за которое Гюльнихаль любит даже Хафса. Конечно, убьет Ахмеда не она — хасеки младшего Шехзаде не такое все же не способна, — Гюльнихаль просто окажется на месте преступления, и ее увидят в тот момент, когда она будет пытаться вынуть из тела Шехзаде нож. Тут самое важное — детали, для рассмотрения которых Султанша и пригласила Гюльнихаль Султан в Манису. Ну, например, нужно будет разобраться, какая рука у этой госпожи «основная», чтобы воткнуть нож в тело Ахмеда позже, когда она поедет с визитом в его санджак — Амасью, — согласно этому. Разие... Ее она хотела использовать уже после смерти Сулеймана, которая должна была состояться со дня на день. Да, она предложила ей любовь Шехзаде, но лишь для того, чтобы мать госпожей начала действовать «в залог, в качестве аванса». Ей все равно потом придется продолжать действовать, ведь Эйдже будет, чем ее шантажировать. Потом Султанша обязательно избавится от избалованной папашей-Визирям девчонки, но сначала Разие, по плану Эйдже, придется покончить с Хафсой, которая после гибели всех Шехзаде, когда Эйдже Султан начнет претендовать на трон, разом бы раскусила дочь. Тоже яд. Своеобразный. Являющийся простой пищей для большинства. Лекари, которые докладывали Эйдже о любых изменениях в здравии ее матери, давно подметили, что у нее может быть аллергия на айву — на еду, похожую на ту по содержанию, она реагировала не очень хорошо, а ее саму никогда не употребляла. Видимо, это было обнаружено ей еще в детстве. Во Дворце никому помимо Эйдже не было ведомо о реакции Хафсы на айву, поэтому отравление едва ли можно было заподозрить в случае, если что-то пойдет не так. Айва должна быть подана на стол Хафсы замаскированной, так, чтобы Валиде Султан не догадалась, что перед ней... Причем здесь Разие? Дело в том, что о смерти Хафсы не должно быть известно сразу: Искандер, Сулейман, Ахмед умрут почти подряд. Если казнь Искандера связать связать со смертями других двух Шехзаде будет почти невозможно, тот факт, что Наследники умерли друг за другом уже будет выглядеть подозрительно... но еще терпимо. А вот если трое, если все такие влиятельные... Хафса должна будет умереть для всех через полгода, не меньше, после ее настоящее смерти. А на самом деле — до того, как будет покончено с Сулейманом. Чтобы Разие не отказалась действовать. Действовать... Разие нужно будет создавать видимость присутствия Валиде Султан настойчив грешной земле для народа и армии. У нее достаточно власти, чтобы смочь делать пожертвования, которые Хафса совершала ежемесячно, от лица Валиде Султан. Почему это не могла делать сама Эйдже? Ее бы непременно заподозрил в чем-то нехорошем кто-нибудь из членов Династии, от которых нельзя было избавиться сразу. Айпери, например. Конечно, Династии будет известно о смерти Айше Хафсы, как иначе? О том, что ее скроют по предложению той же Эйдже, чтобы уберечь Династию от ненужных сплетней и подозрений каждого из ее членов со стороны народа до того, как будет найден настоящий преступник, как заявит Эйдже Султан, тоже. Разие же будет жертвовать средства от лица Айше Хафсы «по собственной инициативе», чтобы никому не показалось, что Эйдже совершает слишком многое для того, чтобы скрыть погибель матери. А потом... Потом Разие изрежет труп Хафсы, чтобы в глазах народа она не числилась также умершей «странной» смертью. «Напали разбойники» — версия для народа. Разие имеет маниакальные наклонности, это она убила Валиде, а теперь уродует ее тело, схватите преступницу! Как хорошо, что я вовремя оказалась во Дворцовом Саду... Что? Я тебе и приказала?! Да как ты смеешь?!» — версия для членов Династии. Верно, Эйдже Султан собиралась покончить даже с собственной, родной матерью. Ей было все равно до того, как далеко ей придется зайти на пути к трону. В ней жило непоколебимое мнение, что цель всегда оправдывает средства, что победителей не судят. Если кто-то из членов Династии и был беспринципнее Акиле, то только лишь Эйдже Султан. В один момент замечательный план Эйдже начал казаться ей не таким уж замечательным. Сначала оказалось, что Валерия не наорала на Махидевран за день до переворота и отравления, рассказав ей о том, что она теперь фаворитка Сулеймана, — коей она пока не была. Девушка просто не нашла Султаншу, дело было не в страхе или чем-то подобном — Эйдже бы не выбрала не того человека... Уже много лет Султанша занималась тем, что пробовала разные сочетания характера-внешности рабынь, чтобы найти то, что надо для того, чтобы Сулейман влюбился без памяти, так как была точно уверена в том, что ей понадобится девушка, смогущая запасть в сердце Шехзаде, для, ну, скажем, манипулирования Сулейманом. Примерно с год назад Эйдже нашла подходящий типаж: дерзкая, наглая, яркая наложница Александра из Крыма немалое время пробыла любимицей Сулеймана, потом же с ней было покончено Разие Султан. Эйдже допускала выкидышы и отравления Разие, ведь пока она всего лишь подбирала нужный типаж, а не готовила Сулейману девушку для души, а себе — для свершения коварных целей... Теперь же ей как раз понадобилась рабыня, которой Сулейман сможет серьезно увлечься. Фарья была довольно хитрой девушкой, которая сразу догадалась, что нравится Сулейману, поэтому Эйдже оставалось лишь предложить девушке будущую безбедную жизнь и слегка скоординировать ее игру в истеричку. Эйдже, конечно, не понравилось, что скандала при гареме до запланированного ей начала отравления не было, но она решила не заострять на этом внимание: авось, никто не вспомнит, когда там Хатун начала оскорблять Махидевран. Однако, вскоре возникла проблема посерьезнее. Эйдже понесла, сама не ведая от кого: ей нужно было как-то отдыхать от рисков борьбы, поэтому... она, несколько лет как вдова, пошла еще и на иной риск, довольно увлекательный — назвавшись Элеонур Хатун, устроилась в питейное заведение на подтанцовку... Соответственно, действовать Эйдже теперь нужно было быстрее: если живот появится при Селиме, ее обязательно где-нибудь запрут, либо изгонят из столицы. От ребенка Султанша избавляться не собиралась — несмотря на полное безразличие к судьбе родителей, братьев и сестер, она еще до рождения ребенка оказалась хорошей матерью. Сегодня уже утром произошло два события, от которых Эйдже захотелось забиться в дальний угол и не высовываться. Они были куда хуже двух предыдущих, куда хуже... Сначала Хатун, прислуживающая Махидевран и являющаяся верным человеком Эйдже, доложила Султанша, что, оказывается, Махидевран сожгла платье сразу после переворота, так как оно напоминало ей о неприятных событиях. Проклятье! Яда в теле Сулеймана сейчас ничтожное количество, и больше него его там не станет, если Эйдже что-нибудь не предпримет, но у нее нет подходящей возможности, чтобы отравить что-нибудь еще! Еще и Акиле добавила Разие, которая не должна быть казнена, иначе все провалится, так не вовремя... Ей что теперь, ползать по покоям фаворитки Шехзаде и искать это чертово письмо?! Эйдже шла в свои покои, желая посидеть спокойно все рассудить, когда к ней подошла неизвестная ей рабыня, передала в руки какую-то записку и убежала. Содержание записки шокировало дочь Хафсы Султан. Кто-то в подробностях расписал все бывшие и будущие шаги госпожи, их причины и предполагаемые Эйдже Султан следствия... Все, черт побери! Кому-то было известно и известно до сих пор о том, что она делает, как и зачем... Каким образом? У Эйдже ведь даже не было доверенных слуг, которым она бы рассказывала все, — вдова предпочитала работать в одиночестве! Ни денег, ни власти человек, написавший ей письмо не потребовал... Кто? Кто это может быть? Кому могло стать известно абсолютно все? Чего можно ожидать от человека, способного разгадать настолько хитрые многошаговые планы вплоть до ничтожных деталей?! Эйдже сидела в покоях в ужасе и со стойким ощущением, что ее перехитрили. Кто?! Кто бы смог?.. Внезапно в дверь постучали. Служанка Эйдже доложила о приходе Фарьи Хатун. Эйдже Султан решила впустить девушку... Ладно. Пусть она, во всяком случае, приступит к соблазнению Сулеймана, это все равно наверняка понадобится. — Госпожа, мне сегодня идти к Сулейману? — поклонившись, спросила Фарья, пропустив «Шехзаде» перед именем Наследника. Бывшая Валерия легко смогла догадаться, что Эйдже не желает сыну Хафсы ничего хорошего и, соответственно, при ней точно уж не стоит отдавать дань уважения Шехзаде. — Да, сегодня ты начнешь покорять сердце Наследника, — подуспокоившись, кивнула Эйдже. — Веди себя также, как и в тот день, когда Сулейман отправил тебя восвояси. Веди себя просто отвратительно... Но все же более страстно, чем тогда, — детали я тебе уже объясняла, — Султанша перевела дух. Может, не так уж все и плохо? Годами ранее она одержала победу над Шехзаде Абдуллой, слывшим человеком более жестоким и властным, чем его отец Султан Селим, и даже дед Султан Баязид. Не совладает она, что ли, с той Султаншей, которая всего-то послала ей записку? Может, у нее даже нет плохих намерений, и она, наоборот, хочет с Эйдже сговориться! — Иди, готовься к ночи, Фарья. Ты помнишь, как нужно одеться, что сделать с волосами... Ничего прекраснее умильной женской внешности для таких самодовольных, самонадеянных и напыщенных принцев, как Сулейман, нет.Вечер.
Ворота Дворца распахнулись, стражники с поклоном отошли в сторону, и на мраморный пол главного Дворца Манисы с гордой осанкой твердым шагом ступила Гюльшах Султан — дочь Баш-Кадын Акиле Султан, сестра по отцу и по матери покойного Шехзаде Искандера и Айпери Султан. Черные волосы молодой, но уже давным давно знакомой с Дворцовыми интригами, как с собственными пятью пальцами, девушки прямо, будто струями свисали на плечи. Прекрасное, расшитое драгоценными камнями, сине-зеленое платье Султанши сидело на ней просто превосходно и подчеркивало статус гостьи Манисы, несколько дней назад написавшей Сулейману письмо с просьбой о разрешении прибыть во Дворец. До того, как она приехала сюда, Гюльшах жила во Дворце Топкапы вместе с матерью, ежечасно помогая ей во всем, о чем она попросит, а позже, когда ее мать уехала «в Эдирне отдохнуть», — то есть, в Павильон в Манисе построить стратегию наступления — девушка была докладчицей матери, делом всех дней и ночей которой было добывать сведения обо всем, что происходит в Топкапы... Во Дворец в Манисе Султанша также прибыла ради помощи матери. Ее основными задачами были раскрытие секрета рождения Шехзаде, которое должно было сильно повлиять на него, тем самым настроив Наследника против родителей, о котором Акиле Султан было ведомо уже как много лет, ведь она по случайному стечению обстоятельств присутствовала при этом самом рождении, и обработка могущей повлиять и на Хафсу Султан и многих остальных членов Династии Махидевран, тайна о происхождении которой недавно была раскрыта Акиле Султан с помощью Ферхата и... Тенели, любящей поговорить с бабушкой. Но о них как-нибудь в иной раз. — А если эта Махидевран в глубине не невинный цветочек, а интриганка с темными планами? — обеспокоенно поинтересовалась Назенин Хатун, служанка Гюльшах, у своей госпожи. — Моя Валиде никогда не ошибается, — ровным, не выражающим никаких чувств голосом произнесла Гюльшах. — Но разве смог бы невинный цветочек заполучить доверие Валиде Султан, являясь дочерью Эвруз? И фаворитка Шехзаде Сулейман ее очень любит, хотя ему всегда нравились совсем другие девушки. Вспомнить одну только Разие... — Назенин вздохнула. — Девочка — цветочек, будь уверена, Назенин, — все также безвыразительно ответила Гюльшах Султан. — Но только пока. Мы заставим ее захотеть измениться. — Надеюсь, мы не ошибаемся, госпожа... — понуро улыбнулась Назенин Хатун, которую продолжали мучать тревожные предположения. — Моя Валиде не ошибается, — повторила Гюльшах. — А это она сказала, что Махидевран — цветочек.Гарем.
— Госпожа, добро пожаловать, — улыбнулась Махидевран, подойдя поближе к гостье Дворца. — Здравствуй, Махидевран, — улыбнулась Гюльшах. Эта Султанша умело улыбаться и умела очень хорошо, но предпочитала не заниматься этим вне игры: в этом мире, где кто-то постоянно пытался уничтожить ее самых близких людей и таки уничтожил одного из них — ее любимого брата — для Гюльшах Султанши не было поводов улыбаться. — Ты — любимая наложница моего дорогого брата Сулеймана, поэтому, если тебе что-то понадобится, обращайся ко мне, — погладила по руке девушку Гюльшах, желая сразу завести с ней дружбу. Махидевран улыбчиво кивнула: — Спасибо, Султанша, но я постараюсь Вас не утруждать, — Победа пока была на стороне Гюльшах, при первой же встрече получившей доверие нужного человека.Следующий день.
Покои Гюльнихаль Султан.
POV Гюльнихаль Султан.
Вчера поздно-поздно вечером я приехала в Манису, санджак Шехзаде Сулеймана, по приглашению его сестры Эйдже Султан. Как оказалось, я была не единственной гостьей, прибывшей во Дворец вчера: еще приехала Гюльшах Султан, дочь Акиле Султан, но ее пригласил Сулейман, а не Эйдже. Мой Шехзаде Ахмед не хотел надолго разлучаться со мной, поэтому я приехала не больше, чем на неделю... Я должна быть рядом с Ахмедом, ведь я уже несколько лет его единственная женщина, законная супруга, никях с которой моему Ахмеду милостиво позволил Повелитель, и мать его единственной дочери, единственного ребенка... У нас с Ахмедом еще будут Шехзаде, которые нам так нужны для дальнейшего восхождения Шехзаде на трон, но не сейчас. Моей Айнур Султан два годика, и она осталась с папой, чтобы ему не было очень одиноко без меня. Я сижу в своих покоях с Принцессой Эстер, которая оказалась дочерью Айше Хафсы Султан, о чем она рассказывала мне все утро. Эта девушка, как только я вышла, чтобы найти в гареме кого-нибудь для беседы, буквально силой оттащила в мои же покои, чтобы поделиться историями из своей жизни. Последний час Эстер рассказывала мне о том, как смешно получилось, когда у нее вышел хальвет с Шехзаде Сулейманом, ее братом, когда она ни она, ни он не подозревали о том, с кем проводят время, когда он притворялась наложницей по имени Гюльфидан. Я не нахожу это смешным, но расстраивать интересную собеседницу, которая может и хочет меня развлечь, не хочу. — Слушай, Гюльнихаль Султан, а расскажи мне кое-что теперь ты, — попросила меня «Гюльфидан», закончив очередной рассказ. — Мне тут рабыни нашептали, что твой Шехзаде Ахмед страшно зол на Сулеймана, потому что считает его виновным в смерти матери, поэтому и не приехал с тобой к нему в гости... Сулейман правда убил Нуре Султан? — Шехзаде ошибается, не хотя верить ни в чьи рассказы и желая услышать правду именно от отца, которому тяжело рассказывать про то, как его старший сын навредил его наложнице... Наследник Сулейман не убивал Нуре Султан, но он все же повинен в ее смерти, — честно рассказала я. Произошедшее — не тайна. — Расскажи подробнее! — воскликнула Эстер, и я решила так и сделать. Чем мне еще заняться? — Шехзаде Сулейман, покойный Шехзаде Искандер и мой Ахмед — погодки, поэтому их отец решил отправить братьев в санджак одновременно. Нуре Султан была любимой наложницей Султана Селима, а Ахмед и тогда являлся его любимым сыном. По этой причине, Нуре Султан всегда была уверена в том, что Повелитель, обойдя все обычаи, отправит в санджак Манису именно ее сына Ахмеда. Незадолго до оглашения назначений Султан Селим и Нуре Султан поссорились, потому Султанша приревновала падишаха к Акиле Султан, которая тоже была крайне любима Повелителем, хоть и не занимала столько места в его сердце, сколько Нуре Султан... А затем наш Повелитель назначил в санджак Манису Шехзаде Сулеймана, а моего Ахмеда отправил в Амасью. Султанше стало известно об этом только после того, как Ахмед уехал туда, потому что в день назначений у Нуре Султан начались роды... Ребенок родился мертвым, и это сильно подавило Султаншу, но не столько, сколько известие об отправлении ее единственного сына не в Манису. Нуре пошла к Шехзаде Сулейману, который, в отличие от Ахмеда, еще не уехал в санджак, и стала кидаться в него обвинениями, мол, он хитростью заставил изменить отца решение. Сулейман сначала пытался ей объяснить, что в Манису он поехал, как старший, что Султан Селим в любом случае бы принял именно такое решение, его не нужно было заставлять, но Нуре, уверенная в своей правоте, не прекращала кричать на Наследника. Через некоторое время Сулейман разозлился и, слышавший ссору отца и Нуре, чтобы обидеть ее, в гневе выкрикнул, что в том, что ее сын поехал в Амасью, возможно, виновата именно она, потому что Селим, затаивший злобу на Султаншу, мог затаить злобу и на ее сына... Нуре стала чувствовать себя виноватой, она написала сыну письмо, так как не могла к нему приехать, будучи управляющей гарема, как любимая наложница, в котором умоляла о прощении, но Ахмед не ответил на него: моему Шехзаде просто не было ясно, о чем толковала его мать, поэтому он решил, что письмо пришло не от нее, и оно предназначалось другому Шехзаде, — печати на письме не было, Нуре в расстройстве забыла об этом. Не получив ответа, Нуре Султан посчитала, что ее сын зол на нее и, все еще не оправившаяся после потери и младшего ребенка... выпрыгнула с балкона. В тот день в Топкапы был Шехзаде Сулейман, приехавший в визитом к отцу, и именно он нашел тело Нуре Султан под балконом ее покоев, когда пришел просить у нее прощения, не дождавшись ответа на стук, открыл дверь, не нашел женщину в покоях и подошел к балкону... Ахмед, получив трагическое известие, прибыл в столицу и услышал, как наложницы шепчутся о том, как Сулейман якобы убил Нуре, вытолкав с балкона, припоминая их ссору перед отъездом. Наслушавшись сплетен, Ахмед поверил в виновность брата. Шехзаде Сулейман не убивал Нуре Султан, но он повинен в ее смерти... Отец Ахмеда после смерти Нуре горевал, но не так уж долго: Акиле теперь стал автором его главной любовью и утешением, — закончила я свой рассказ. Эстер все это время слушала меня, не отрываясь. Иногда на лице Принцессы появлялась улыбка, и он шептала себе под нос: «Как интересно». Странная девушка. Но она нравится мне своим оптимизмом. Легкое отношение к жизни — это иногда не так уж и плохо. — Теперь я тебе кое-что расскажу, — схватила меня за руку Эстер. — Мне стало известно о члене вашей Династии, совершившим то, что здесь считается преступлением, — Я навострила уши. Это уже довольно интересно... Если Шехзаде Сулейман что-нибудь натворил, то это отдалит его от трона. А если не он... Что ж, тогда я по-крайней мере смогу вновь выслужиться перед Династией, сдав преступника или преступницу. — Речь пойдет о Разие Султан, — Разие! Мне никогда не нравилась эта заносчивая стерва. Было бы неплохо избавиться от нее. — Сегодня утром ко мне пришла какая-то девушка. Ну, вроде тех, что у вас в гареме. Она сказала мне, что за тумбочкой в комнате Разие Султан лежит очень интересное письмо, и я смогу прочитать его, если отодвину тумбочку и на время выгоню Разие из комнаты. Девушка предупредила, что тумбочку, правда, отодвинуть очень тяжело, для этого нужна крепкая мужская рука, предложила мне спросить помощи у какого-нибудь Аги. Ха! Не на ты напала! Я с детства тренировала свои руки и ноги не для того, чтобы не мочь отодвинуть какой-то там шкафчик!.. Я пошла к Разие в покои, предложила ей посидеть со мной в хаммаме, и она согласилась, пошла в хаммам. Я сказала, что приду позже, и побежала отодвигать тумбочку. В итоге, действительно нашла там письмо! Оно очень интересного содержания. Ты просто не поверишь! — Эстер восторженно заохала. — Что там было написано?! — нетерпеливо поинтересовалась я. — То, что тебе будет необходимо в играх за трон, — улыбнулась Эстер. Похоже, борьба за власть ее забавляла. — Сулейман будет опозорен, а Разие казнят, если вашему Султану станет известно содержание письма! — Сулейман будет опозорен? Отлично, дорогая моя, надеюсь, ты не ошибаешься. — Тогда немедленно рассказывай мне! А лучше — дай сюда это письмо, — Эстер, покопавшись в рукаве своего платья со вполне невинной улыбкой протянула письмо. Пробежавшись по нему глазами, мне стало ясно, что с помощью письма у меня точно получится бросить в огонь и противную Разие, и мешающего Сулеймана.Автор.
Гарем.
Махидевран направлялась в покои Шехзаде Сулеймана, догадываясь, что ему, возможно, сейчас не очень хорошо, и его вновь мучает тревога из-за брака с Айгюль, из-за ее сестры... Сестры... Вероятно, между Сулейманом и Эстер произошло нечто серьезное, ведь вчера возлюбленный Гюльбахар был очень сердит на девушку. Вероятно, Шехзаде она разыграла еще более диким методом, чем ее. Идя через гарем, Махидевран увидела перед собой Валерию-Фарью, с высоком поднятым носом расхаживающую по гарему. — Уже стала фавориткой? — спокойно вопросила Махидевран. Ситуация с бывшей подругой напрягала ее скорее существованием некой Султанши, имеющей что-то против весенней розы, а не тем, что девушка, возможно, проведет не одну ночь с Сулейманом. У Шехзаде было много фавориток, некоторых из которых он звал довольно часто, но куда больше времени он все равно проводил со своей весенней розой, и в его сердце была лишь она, как казалось Махидевран. — Я только что вышла из покоев Сулеймана!.. — возвестила Фарья, довольно громко произнеся эти слова, чтобы слышали все девушки гарема, следом повернувшись к Махидевран. — Ой, прости, Махидевран Хатун, для тебя он Шехзаде, — нахально улыбалась девушка. — Надеюсь, ты мне не завидуешь. Нам же, простым наложницам, всем надо дружить между собой... Правда, я скоро перестану таковой являться. Не позже, чем через неделю Шехзаде никях со мной заключит! — Последнюю фразу Хатун вымолвила, снова повернувшись к наложницам. Махидевран не могла двинуться с места. Валерия даже для бывшей подруги позволяла себе слишком многое. Да она... Она же ее прилюдно унижает! — Ты ведь за дверью осталась. За дверью! — вновь обратилась к Гюльбахар Фарья, гордо откинув волосы назад. Махидевран, конечно, не восприняла слова девушки про никях всерьез, не посчитала себя жалкой из-за того, что «осталась под дверью». Ее заботило иное: рабыня оскорбляет ее при наложницах, тем самым понижая ее статус, да еще и по приказу неизвестной Султанши! Кажется, ее не выносила только Разие, но навряд ли она бы, являясь наложницей Сулеймана, подготовила для него другую девушку... Ладно. Сейчас важно снова поднять свой авторитет в гареме. Валиде Султан всегда говорила, как важно для Султанши его иметь, что Султаншу девушки ни в коем случае не должны считать равной им, иначе потеряется уважение, нарушится порядок. Правда, Махидевран считала не совсем так, находя в словах Айше Хафсы, всегда поддерживающей девушек, «травящих» Разие, лицемерие, но все же полагала, что потеря уважения — это не есть хорошо. — Не забывайся, Валерия, — нацепив на лицо снисходительную улыбку и томный взгляд промолвила Гезде. — Ты — рабыня на одну ночь, каковых немало. А я — любимица Шехзаде и мать двоих его детей. Тебе не следует так со мной разговаривать, если не хочешь в темнице оказаться. — Здесь нет никакой Валерии!!! — внезапно закричала как резаная Фарья Хатун. — Мое имя — Фарья, — Махидевран картинно закатила глаза, про себя немного расстраиваясь. Вот тебе и сила дружбы... — Фарья Султан! Я — фаворитка Шехзаде! Кланяйся мне!!! Госпожой меня называй!!! — Фарья вела себя неадекватно. Она топала ногами, орала, визжала, выпучивала глаза, пыталась ударить Гюльбахар. Махидевран стояла и ошарашенно смотрела на девушку: нет, она, конечно, здорово играет, любой бы, кто не был с ней знаком, посчитал бы ее спятившей, но... зачем? Зачем все это? Как это ей, Махидевран, навредить может? И... сколько стоит благополучие старой подруги? За сколько Валерия отказалась от Марии? Какова цена дружбы? Махидевран тихонько вздохнула, а затем также тихо шепнула Фарье: — Не рой другому яму, сам в нее попадешь, — Махидевран Султан не собиралась угрожать Фарье Хатун, она говорила про судьбу да про то, как та отомстить за нехорошие деяния может, однако Фарья восприняла это не так. Валерия, слегка испугавшись власти пока еще любимицы Сулеймана, не стала отвечать ей, лишь фыркнула и пошла к девушкам. В ближайшее время она расскажет об угрозах Махидевран Эйдже Султан, а сейчас она может наслаждаться своей маленькой победой: девушки смотрят на нее, как на больную. Этого Фарья и добивалась. Она становится все более и более похожей на Александру Хатун в глазах общественности... да и на Сулеймана она производит подобное впечатление. Султанша будет ей довольна... Султанша и ее поддержка необходима Фарье, пока она не взобралась наверх. Потом Валерия, конечно же, откажется от Эйдже: безбедная жизнь «бывшей купчихи» — это, конечно, здорово, но Фарье Хатун по душе как-то больше жизнь супруги будущего падишаха. А пока... Пока она будет играть вместе с Эйдже. Тем более, что игра, затеянная Султаншей, довольна увлекательная.