Спустя пару дней.
Гарем.
Айше Хафса Султан со вполне довольным видом шагала между вставшими в поклон наложницами. Все шло, как по маслу. Разие сразу же согласилась помочь Хафсе избавиться от Акиле, а вчера вечером подошла к ней со словами: «Мой план готов. Приступать?» Валиде Султан дала девушке свободу действий и по ее просьбе пригласила во Дворец мать покойного Шехзаде. Сейчас же бывшая Баш-Кадын Султана Селима Акиле Султан не менее уверенно, чем Хафса, ступая по полу гарема, продвигалась навстречу к одному из своих самых главных врагов. По мнению Айше Хафсы, Акиле Султан согласилась приехать во Дворец Манисы по той причине, что посчитала, будто ее некогда соперница собирается предложитьей сделку. Как бы не так... — Ты наконец приехала, Акиле, — недобро улыбнулась Хафса, подойдя к женщине, стоявшей в той части гарема, разговоры, происходящие в которой нельзя было подслушать наложницам. — Мы тебя уже заждались! Акиле самодовольно просияла. Она приехала лишь потому, что в ее кармане по-прежнему был козырь, притом еще какой. — Ты зря обрадовалась. Я приехала сюда на куда больший срок, чем ты полагаешь. На этот раз ее месть состоится. — Не сомневаюсь, — усмехнулась Хафса. — Не переживай, кстати, о своем будущем отъезде. Павильон в Манисе, конечно, сломают, но благодаря моей милостливости в Трабзоне тебя встретят так, как следует, — О нет, Акиле больше не выйдет из этого Дворца. Ее оттуда лишь вынесут. — В Трабзон ты уедешь, дорогая, — нагло хохотнула Акиле. На лице Хафсы появилось некое удивление. Ее бывшая соперница вела себя слишком самоуверенно для человека, чье положение держалось на волоске. — Бедная Эйдже... — вдруг картинно протянула Акиле. К шантажу она приступит чуть позже, сначала расскажет о том, что ей удалось совершить, чтобы разбить союз матери с дочерью. — Не повезло ей с матерью. М-да. — О чем ты говоришь? — настороженно и слегка напуганно вопросила Айше Хафса. — А тебе разве неизвестно, что ей пришлось сделать из-за того, что ты собиралась сдать ее Селиму? — засмеялась Акиле. Хафса, весьма обеспокоившись, продолжала смотреть на Акиле Султан. Собиралась сдать Селиму? Что она такое несет? — Эйдже избавилась от ребенка, — Что-о?! Как? Почему? Зачем? Эйдже же очень не хотела делать этого, ни в коем случае не собиралась! Что могло произойти?! — Хочешь расскажу, почему это случилось? — Ты что-то для этого предприняла, — осенило Хафсу. — А ты догадливая, — рассмеялась Акиле Султан. — Значит, слушай, как дело было... Я написала одно письмо с помощью моего знакомого, умеющего копировать почерки, и твоей служанки, работавшей на меня и утащившей пару писем, — Совсем, как в случае с Разие. Похоже, мать казненного Шехзаде разработала свой фирменный метод. — Отнесла письмецо своему слуге, которого некоторое время назад переманила у Эйдже... Тот слуга гонец, он обеспечивал доступ твоей дочери к государственно важным документам, если тебе не было известно, — Пауза, во время которой Акиле довольно смотрела на лицо Айше Хафсы. Пусть ей станет известно о грязноватых делах обожаемой доченьки. — Я отдала Аге письмо, а он пошел к Эйдже со словами: «Смотрите, что мне служанка Валиде Султан велела доставить Султану Селиму». В письме было сказано следующее: «Султан Селим, я спешу сообщить тебе, что моя дочь в виду заблуждения совершает одну ошибку за другой. Она врет собственной Валиде, говоря, что ее изнасиловали, и предлагая покрыть ее грех перед тобой. Моя дочь Эйдже Султан беременна от неизвестного лица, обманувшего ее, в чем ей не хочется признаваться. Эйдже совершила проступок и должна быть наказана, чтобы больше не делать таких ошибок. Прошу тебя, не наказывай нашу доченьку строго, но заставь ее ответить за это. На меня Эйдже найдет управу, а вот с тобой совладать не сможет». Текст составляла я лично. Как видишь, мною было тщательно изведано, как ты разговариваешь с супругом, какие речевые обороты используешь... Эйдже тебя возненавидит, Хафса, потому что из-за письма ей пришлось избавиться от желанного ребенка, — Лицо Айше Хафсы по мере продвижения монолога давней соперницы менялось. На нем за то время побывала и растерянность из-за неясности ситуации и того, что теперь ей нужно сделать, и отчаяние из-за наверняка нынешнего отвратительного состояния и злости дочери, ее возможного гнева на мать, смерти внука, что мог бы стать отрадой женщины, и ненависть, всепоглощающая ненависть к, как оказалось, далеко не подверженному врагу. — Как ты посмела?! — закричала Айше Хафса Султан на Акиле Султан, не в силах себя контролировать. Если бы она в тот момент вспомнила крики Разие, у которой сама же некоторое время назад отобрала дочь, то скорее всего оправдала бы девушку в своих глазах. — Какая же ты подлая гнида!.. Убирайся отсюда! Убирайся прямиком в ад! — На сей раз уберешься ты, Валиде Султан. Еще недавно казавшаяся всем поверженной Акиле широко улыбалась, и было отчего. У нее в рукаве даже не козырь был, а туз. — Когда-нибудь Селиму станет известно о всех твоих подлостях, Акиле, и тогда он тебя уже ни за что не пожалеет, — прошипела Хафса Султан. Акиле Султан сделала несколько шагов, значительно сократив расстояние между ними. — За собой следи, — наклонившись к уху Хафсы, прошептала Акиле. Она еще и пытается стрелки переводить? — Я ни разу не совершила такого гадкого, отвратительного поступка... Ты еще и сумела обвинить мою Эйдже в такой гадости! — Айше Хафса, продолжая испепелять Акиле взглядом, поморщилась. — От Разие стала избавляться, теперь за наши отношения с дочерью принялась... После убьешь меня, да? Кто следующий на очереди?! Скажи мне, Акиле! Сулейман? Селим? Кто?! Акиле только хмыкнула. — Тварь! — не унималась Валиде Султан. — Помолчи, Хафса, просто помолчи, — На лице Султанши возникла ухмылка. — Молчи, иначе народу станет известно о грехе, совершенном Султаном Селимом на пару с тобой... Селим не оставит тебя за это в живых. Ни янычары, ни люд не причинят ему вреда даже за вред, нанесенный Султану Баязиду. Они боятся его, очень боятся... Так что он успеет, несомненно успеет даровать тебе еще более мучительную смерть, чем моему сыну, за то, что из-за тебя наружу выплыла его тайна. Твой сын Сулейман тоже отвернется от тебя. Хотя бы потому, что ты скрывала ото всех правду о его происхождении. Он даже на твои похороны не придет. — Ты ничего никому не сможешь доказать, — неуверенно вымолвила Айше Хафса. Если она спустя столько лет вновь заговорила об этом, значит, она наверняка сможет. Уже может. Тем более, что она, похоже, больше не боится Султана Селима. — Моя Гюльшах уже написала письмо Сулейману. Я же — доложу народу... Айше Хафса, час расплаты близок. Ближе, чем ты можешь себе представить. — Вы не посмеете... Я сказала тебе: не посмеете! — вскрикнула Хафса. Ей стало абсолютно очевидно, что теперь Акиле может доказать то, что случилось около тридцати лет назад. Но каким образом?.. И что ей теперь делать?! Валиде Султан чувствовала надвигающуюся безысходность. — Я вырву твое сердце! — Не раньше, чем Селим вырвет твое, — рассмеялась Акиле. — Этого не случится. С тобой скоро будет покончено, — быстро теряя силы, промолвила Хафса Султан и направилась в свои покои, не в состоянии более разговаривать с Акиле... Что ей теперь предпринять? Разие расправится с женщиной, но в живых останется ее дочь, а также, с наибольшей долей вероятности, огромное количество последователей, которые сделают свое дело, если им станет известно о смерти их Султанши. А им станет... Хафса еле держалась на ногах. Ей было ясно: она попала в ловушку, из которой выбраться можно, похоже, лишь на тот свет.Покои Разие Султан.
Балкон.
Бывшая фаворитка Шехзаде стояла, смотря вдаль. Она боялась. Акиле Султан — это не те рабыни, которых она без всякого труда сбрасывала в бушующие воды Босфора, пользуясь тем, что Эйдже Султан не хотелось склок между девочками, бывшими у нее на попечении, почему Султанша и не останавливала Разие, будучи поставленной в известность своими служанками, что происходит, а также всегда выгораживала наложницу-госпожу перед Валиде, ловко объясняя, куда деваются девушки, чтобы Разие Султан продолжала «помогать ей», избавляя от лишних хлопот... Разие, безусловно, доверяла плану, составленному Эйдже, не найдя в нем ни единой оплошности и являясь уверенной в том, что госпожа не ошибается на этот раз просто потому, что она в принципе не ошибается, о чем свидетельствует то, что Разие, творя свои темные дела, тринадцать лет продержалась в гареме без единой ссылки. Она доверяла ему, верно, но все равно боялась, что что-то пойдет не так, Сулейману станет обо всем известно, и тогда мать Султанш точно станет ожидать казнь... Да, поговорив с Айше Хафсой, Разие сразу же метнулась к Эйдже, чтобы доложить той о приказе Валиде Султан самостоятельно избавиться от Акиле. Эйдже в ответ заключила, что избавиться от Акиле им действительно не помешает, к тому же, таким образом заполучив некое доверие Хафсы к Разие и возможность второй стать сообщницей первой в ее следующем сражении, благодаря чему у них смогут появиться доказательства вины Хафсы, с помощью которых можно будет разделаться и с ней. План избавление от Акиле Эйдже предложила старый, но верный: нужно подстроить самоубийство. Будет записка, в которой мать казненного Искандера станет проклинать всех и вся, раскрывая все то, что она совершила за последнее время во имя мести, радуясь тому, что теперь, запустив бомбу замедленного действия, она может со спокойной душой уйти. Будет абсолютная ясность ситуации для всей Династии, а также для людей, верных Акиле, — тем ведь непременно станет известно от дворцовых шпионов госпожи, что произошло. Будет полная прозрачность произошедшего. Следом Эйдже с Разие должны будут приняться за Махидевран, одновременно дожидаясь того момента, когда Хафса предложит Разие участие в следующем убийстве... Правда, с Махидевран уже все идет не так гладко. Как и с Сулейманом — но про Сулеймана Разие ничего не известно. Фарья... Девчонка ослушалась свою Султаншу, не выпив отвар, который сделает ее не способной забеременеть, и... понесла. Это осложнило дело Эйдже и Разие, ведь по их затеи девушка должна еще некоторое время мочь посещать Наследника. Это осложнило и дело исключительно Эйдже, которой не нужны были лишние претенденты на трон. Избавляться от непокорной Хатун, начавшей действовать не так, как ей предложила Эйдже, Султанша пока не стала. Она сделает это позже, добавив гибель нерожденного ребенка Фарьи Хатун в список шагов к падению Махидевран, о чем дочь Хафсы Султан предупредила Разие, чтобы та тоже не стала ничего пока с этим делать... Да Разие и не планировала. Она сделала вывод, что ей теперь следует во всем слушаться Эйдже Султан, чтобы не потерпеть поражение. Разие Султан жутко волновалась. А если что-то пойдет не так с этой чертовой Акиле?! А если что-то пойдет не так?.. Скрипнула дверь, ведущая в покои госпожи, и, пройдя по покоям, на балкон подошла Тенели Султан, ставшая еще одной проблемой матери. Последнее время девушка постоянно куда-то отлучалась, даже умудрилась забыть про отъезд отца, решив в этот момент... прогулять, черт возьми, по Дворцовому Саду. Разие было очевидно, что с этими прогулками что-то нечисто, но давить на дочь, с которой у нее лишь недавно был налажен хрупкий мир, она не собиралась, надеясь на то, что ее дочь все же просто пристрастилась к прогулкам. — Валиде. Тенели улыбнулась и поцеловала руку матери. — Как ты, доченька? — присела Разие на тахту, жестом указывая своему старшему ребенку тоже сесть, что девушка и сделала. — У меня все хорошо, Валиде, — кивнула Тенели и, беспокойно помедлив, добавила: — Я пришла к Вам по делу. — По какому? — насторожилась Разие. — Помните, как Вы хотели выдать меня замуж? — Разие Султан удивленно кивнула. Тенели наконец стала ясна необходимость брака с одним из Визирей для укрепления положения ее Валиде и ее самой в государстве? — Так вот... Я согласна, — На лице матери девушки начала появляться довольная, как никогда, улыбка. Тенели, заметив это, не стала расслабляться. Она все еще боялась, что матери будет не по душе ее кандидат. — Я даже уже решила, за кого мне будет лучше... ну... выгоднее выйти, — привирая, пробормотала Тенели. — Ты с этим человеком случаем не пропадала все это время? — осторожно поинтересовалась Разие. Не видя на лице Валиде злобы, Тенели нехотя кивнула. — И кто же он? Достойный ли человек? — на самом деле не ожидая ничего хорошего, осведомилась Разие Султан. Как известно, молодые богатые девушки чаще всего выбирают нищих преступников, что старше их на десяток — а то и не на один — лет. — Ферхат Паша, — собравшись, дала ответ Тенели. — Он опытный Визирь и верный мне — а значит и вам — человек, — Разие вздрогнула несколько раз, пока дочь говорила это. Ферхат... Разие было ясно, что дела хуже некуда. И она была права, хоть известно ей было далеко не все... Ферхат с давних времен был человеком Эйдже Султан. Он всегда любил богатство и власть, стремясь, похоже, лишь к ним, но отчего-то никогда не предавал Султаншу, даже когда видел в этом выгоду. Ныне Ферхат Паша, Третий Визирь Султана Селима, состоял в любовной связи с Акиле Султан, добывая для Эйдже сведения о планах Султанши. Служанки-лазутчицы — это, конечно, здорово, — но вариант с соблазнением всегда работает безотказно. Именно Акиле приказала Ферхату «обрабатывать», как вам уже известно, Тенели, а Эйдже согласилась с давним врагом: для второй девочка могла стать прекрасным запасным вариантом по избавлению от Сулеймана. Ферхат начал отношения с молоденькой девушкой с невинных комплиментов о глазах, прогулок по Дворцовому Саду, сорванных любимых цветов Тенели. Вскоре же это переросло в более... близкие отношения незамужней девушки и Визиря. Дочь Сулеймана и Разие быстро вскружилась и потеряла равновесие, а также способность здраво рассуждать. Ферхат овладел ею во всех значениях этого слова. Он начал предпринимать попытки нелегких манипуляций, чтобы проверить, на что ради него готова его новая жертва. Когда Паше стало ясно, что девушка после его коротко «хочу» легко согласилась погулять с ним вместо прощания с отцом, Ферхат решился сделать последний шаг привязывания к себе юной Султанши, попросив выйти за него, после чего Тенели стала полностью уверена в его серьезных намерениях и готова отдать за любовника жизнь. Конечно же, жениться на девчонке Ферхат не собирался, учитывая то, что он бы в любом случае не так уж нескоро избавился от нее: Тенели подозрительна, а также способна в гневе на многое, так что сразу после использования ее гнева девушку нужно обязательно уничтожить, чтобы гнев не успел пасть на того, кто ей пользовался. — Как Ферхат? — обомлела Разие. — Вы расстроены? — поникла Тенели. Если Валиде не одобрит, брак ведь может не состояться. — Ферхат — предатель, госизменник. Он спал с Эвруз Султан, чтобы добыть сведения о ее с Шехзаде Абдуллой планах! — в панике воскликнула Разие. Она слышала многие разговоры Акиле Султан и своего отца, поэтому ей было известно больше, чем кто-либо мог посчитать... Но насчет Эвруз и Ферхата она все же ошиблась. Верно, что Паша предпринимал попытки соблазения Эвруз с именно такой целью, но... они все закончились провалом: Эвруз действительно любила своего супруга. — Да что Вы такое говорите, Валиде?! — ужаснулась Тенели, нисколечко не поверив матери. — Это все клевета! Остальные Визири не любят Пашу, поэтому разносят слухи! — Это — не слухи, доченька, — проникновенно проговорила Разие. — Я своими ушами слышала один разговор Акиле Султан с твоим дедушкой, моим отцом, об Эвруз. Ферхат был с ней и совсем не с благими намерениями. Это точно, Тенели... Он и с тобой наверняка связался с подобной целью. — Вы все врете, Валиде! — вскочила с тахты Тенели Султан, возмущенная словами Разие. — Зачем? Что Вам Ферхат сделал?! — Иди к Валиде Султан, дочка, может быть она тебе все сможет объяснить, может быть ты хотя бы ей поверишь, — вздохнула Разие. Теперь у нее было на одно переживание больше. — Вы всегда все портите, Валиде! Я сама решу, за кого мне выходить замуж! Это моя жизнь, — Последнюю фразу девушка произнесла, не крича, но четко, ясно и твердо, как и следующую: — А раз жизнь моя, то мне и решать.Покои Валиде Айше Хафсы Султан.
«Мило побеседовав» с Акиле Султан Айше Хафса вернулась в свои покои, приказала одной из своих служанок доложить Разие, чтобы та пока ничего не делала. Нет, убийство Акиле — здесь теперь никак не помощник. Нужно что-то иное. Кто-то иной. Кто-то, кто в силах совладать с такой опасностью. Кто-то очень и очень сильный. Несколько кирпичей в стене покоев Айше Хафсы Султан отодвинулись и раскрылась дверь, ведущая в тайный ход. Довольно молодая, но уже с прядями седых волос женщина тяжелыми и властными шагами вошла в покои. Она не выглядела великолепно, вообще не была красивой и вызывала желание убежать от нее прочь, но не по причине уродства: дело было в том, что от одного ее взгляда по коже бежали мурашки, а сердце начинало учащенно биться. Эта женщина вселяла ужас. Нет, не ужас, а... ужас. Отпугивающий все светлые чувства тех, кто видит ее впервые, на долгое-долгое время. Такие, как она, из тех, кто является нам в ночных кошмарах. Женщина эта была в высокой-превысокой дорогостоящей короне и сером, почти безликом и бесцветном платье, а, идя, она то и дело ударяла о пол своей тростью — вроде бы совсем негромко, но уши хотелось заткнуть. — Хафса, — ровно произнесла женщина, оказавшись перед той, кто ее сюда позвал, когда та встала, — разговаривать с вошедшей сидя Хафса не могла. — Вы не устали жить в покоях тайного хода, Султанша? — довольно робко поинтересовалась Валиде Султан. — Все идет так, как Вы хотели? Их никто не обнаружил? — Никто, — коротко ответила женщина, которую некогда народ именовал колдуньей, ведьмой и Страшным Человеком. — Об Айпери не волнуйтесь. Она мне как дочь родная, и девушка обязана мне. Она не выдаст, — пролепетала Айше Хафса. Если бы двадцать лет назад матери Шехзаде Сулеймана кто-нибудь сказал, что ей придется унижаться, лебезить перед дочерью поверженного врага, она бы ни за что не поверила. — А я... волнуюсь? — надменно промолвила собеседница Хафсы Султан. — Нет, конечно же, — прикусила губу Валиде Султан. — У меня есть к Вам огромная просьба, — Небольшая пауза. Айше Хафса чувствует, как в ее руках проявляется дрожь. — Помогите. Акиле, ее люди, Гюльшах. Они собираются ее разгласить. — Ладно, — пару секунд порассуждав про себя, ответила «колдунья». — Вылезет правда о грехе Селима, и Султана Баязида начнут проклинать, поэтому я опять тебе помогу. — Огромное Вам спасибо, Хафизе Султан! — едва не поклонилась Айше Хафса Султан. Хафизе Султан же мрачно, как и всегда, вздохнула и отправилась к открытому входу в тайный проход, естественно, не поклонившись Валиде Султан ни на прощание, ни в качестве приветствия. Она давно превзошла Хафсу по всем фронтам, так что, если разобраться, кланяться Хафизе должна именно она. Она, ее давно вычеркнутая из жизни мать Эвруз, Шехзаде Сулейман и даже Султан Селим, если учитывать все, что она сделала для этого подонка и неблагодарной сволочи... Впрочем, Хафизе Султан никогда не требовала ни у кого поклона, не принуждала к нему: ей было достаточно видеть страх в глазах всех этих жалких тварей, ведь с некоторых пор этот страх был основной пищей Султанши. Гюльшах Султан, стоя перед дверью, ведущей в покои Валиде Султан, нахмурила брови. Что за странные звуки она, пришедшая к Айше Хафсе от матери с последним шансом, который Акиле решила даровать сопернице, и уже отправившая письмо со всей правдой о нем и его отце Наследнику Сулейману, только что слышала из покоев? Скрип, фразы... С кем разговаривала Айше Хафса, и почему разговор закончился, но никто не вышел из покоев? Что скрежетало? Гюльшах вздохнула и, решив, что ей станет все это ясно, как только она войдет в покои, отправилась в них, выполняя свою миссию. Зайдя же в покои, дочь Акиле Султан не обнаружила в них ничего двигающегося и в целом могущего скрепеть, а также ни единой души, кроме Айше Хафсы. Но она точно с кем-то разговаривала! С собой, что ли? Гюльшах отчетливо слышала два голоса, один из них принадлежал Хафсе, а второй ей даже не был известен. В покоях кто-то прячется? Где? И зачем такая таинственность? О чем и с кем Хафса могла разговаривать, чтобы затем прятать своего собеседника?! Гюльшах Султан огляделась по сторонам. Да здесь просто негде прятаться! Хотя... Тайный ход. Гюльшах вдруг вспомнила, что многие покои Дворца Топкапы и черные, мало кому известные выходы из него, объединены проходом, о котором не принято распространяться. Гюльшах еще раз огляделась. Но в стене нет кирпичей, чем-то отличающихся от других, как в Топкапы, — значит, и хода тоже! Или не так? Может быть, в Манисе он еще менее явен, чем в главном Дворце? Если так, то Гюльшах не сможет прямо сейчас его разыскать глазами... Ладно. Она порассуждает об этом позже. Цель ее посещения Айше Хафсы Султан — не розыск тайных коридоров. — Моя Валиде милостиво дарует Вам временное прощение и не станет оповещать народ о грехе вашего мужа, чтобы Вас настигла погибель от его рук, но лишь при одном условии, — выпалила на одном дыхании, но при этом вполне четко Гюльшах Султан, как и обычно, не выражая никаких чувств. — И при каком же? — усмехнулась Айше Хафса, больше не боящаяся ни Акиле, ни ее угроз, ни возможных действий. — Вы сами убьете Султана Селима. Кстати, он должен умереть мучительно, чего, как я полагаю, Вы и сами не против. Не отказывайтесь сразу: либо Селим покончит с Вами, либо Вы с ним, — ухмыляясь, изъяснилась Гюльшах. — Ты — госпожа, ты — член правящей Династии Османов... А ведешь себя также непредусмотрительно и высокомерно, как твоя рабыня-мать, — с наигранным разочарованием фыркнула Валиде Султан, ни вымолвил, кстати, ни слова лжи. Гюльшах разгневалась. Ей всегда было плевать на мнение о ней чужих девушке людей, но оскорбления в адрес матери и брата ее задевали за живое. — Почту за честь Ваши слова о том, что я похожу на мою Валиде, что смогла стать могущественной Султаншей из простой рабыни, — вздернув нос, нарочито горделиво высказалась Гюльшах Султан. — Когда твоя Валиде начнет приводить в действие свой коварный план? — полюбопытствовала Айше Хафса, которой, вообще-то, это было уже практически безразлично: Хафизе Султан во всем в любом случае разберется. — Через неделю. Тогда же мы и отправимся во Дворец Топкапы, — улыбнулась самой очаровательной из улыбок Гюльшах. Хафса хмыкнула. И эта девчонка, у которой не удалось ни прочитать хоть одну ее эмоцию, ни догадаться по ней, каково положение их с матерью дел, еще пытается играть в игры, где не самая тяжелая смерть — вознаграждение?Следующий день.
Покои Разие Султан.
POV Разие Султан.
— Моя девочка. Моя Алтын. Мое золотце. Мое солнышко... Однажды ты станешь маминой помощницей, а не разочарованием, постоянно связывающимся не с теми людьми, как твоя старшая сестричка, которую я тоже, конечно, люблю... Алтын моя, — шептала я своей доченьке, укачивая ту. Вчера вечером Эйдже Султан приказала Махидевран отдать ее на ночь мне, чтобы моя Алтын смогла увидеть с матерью, объяснив Хафсе, так и не отдавшей мне дочь после моего приезда да еще и, как она мне сказала, с соглашения Сулеймана, оказавшегося не таким уж прекрасным человеком, каким я его считала, это тем, что детям порой нужна именно материнская ласка. Султанша была, как всегда, права. Я смотрела на мою златовласую девочку, которая порой мило шевелила ручками. Как мне принять то, что я еще долгое время буду видеть ее лишь по праздникам? Дверь в мои покои открылись и Ага, который, кажется, служит Махидевран, прокричал: — Дорогу! Гюльбахар Махидевран Султан Хазретлери! — Еще и «Дорогу!», еще и «Хазретлери»... Что может быть хуже? — Султанша, — встала я и поклонилась, как предписывали порядки, — не сделала бы, могла бы получить неодобрение Айше Хафсы, вчера с чего-то отмерившей свой приказ, — уже не доверяет мне, что ли? — которая ни в коем случае не должна быть во мне разочарована, иначе наши с Эйдже Султан планы могут рухнуть... Я ненавижу тебя, Махидевран Султан! — Ты снова во Дворце, тебя вернули из ссылки... Я рада, ведь никто не заслуживает жизни в чужом месте, — улыбнулась Махидевран. Я чуть не ударила кулаком о подлокотник. Эта дрянь издевается надо мной или действительно такая идиотка, что радуется успехам соперницы?! — С чего тебе-то радоваться? Плакать должна, — не выдержала я, бросив сопернице... бывшей сопернице грубость без всякого «Вы». Как же я ненавижу тот день, в который эта Хатун здесь появилась! — Я действительно за тебя рада, — немного поникнув, вымолвила Махидевран. Идиотка! Спятившая! — И я пришла не ругаться с тобой. — Что же ты тогда здесь делаешь? Подружиться хочешь? Тоже мне невинная овечка! — рассмеялась я, чувствуя, как начинаю впадать в истерику. — Скажи-ка мне, что ты собираешься делать со своей беременной от Сулеймана подружкой? Неужто в живых оставишь? — Я пришла сказать, что сегодня вечером придут мои служанки и заберут Алтын... Извини меня, это приказ Валиде Султан, — проигнорировав большую часть моих слов, неконфликтно вымолвила Гюльбахар, из-за чего мне захотелось кинуть в нее чем-нибудь тяжелым. — Пошла отсюда, пока я не убила тебя!!! — закричала я, удерживая себя от пощечины нашей баш-кадын, быстрым шагом выходящей за дверь. Она — редкостная дрянь, только притворяющаяся невинным цветочком, — я абсолютно в этом уверена! Рабыня! Жалкая рабыня от рождения! Да кем она себя возомнила?! Ведет себя так, будто она — Султанша по крови!Автор.
Спустя несколько месяцев.
Шехзаде Сулейман в спешке возвращался из похода, не предупредив об этом даже отца... Нет, тем более отца. Его отец как раз и был причиной столь внезапного ухода из лагеря его старшего сына. Он просто не мог больше смотреть своему отцу... тому, кого он всю жизнь считал отцом, в глаза. Не мог смотреть на человека, намеренно доведшего до выкидыша, избивая ее, ту, кого он всю жизнь считал матерью, убившего его родную мать и покончившего с собственным отцом... Сулейман больше не мог. В тот день, когда Сулейман отбыл из лагеря, у Айгюль Султан начались роды... Но давайте по порядку. Как ее дочь и сказала Хафсе, Акиле Султан, прихватив Гюльшах с собой, через неделю после разговора Валиде Султан с Хафизе Султан отправилась в столицу, чтобы оттуда с помощью своих людей и веских доказательств, часть которых будет передаваться по рынкам, распространять по всей Империи весть о преступлении Султана Селима. И Султанше бы несомненно удалось сделать это, если бы не одно «но». Обвинения в адрес падишаха только начали распространяться по центру Стамбула, когда на центральных рынках возникло огромное количество известных всех и всеми уважаемых купцов и Беев, говоривших, что доказательства фальшивы, рассказы ложны, а Султан Селим вообще в тот день, в который им было якобы совершено преступление, постоянно открыто находился в мечети, где они все его видели. Таким образом, слухи о том, что на душе у падишаха много ужасных грехов, перестали распространяться, даже не будучи услышанными кем-то из Дворца. Акиле была в полнейшем замешательстве. Ей не было ясно, что произошло, и почему все уверены, что Селим весь тот злополучный день молился, когда она сама, лично видела его с утра до ночи в поместье на окраине Стамбула. Через какое-то время до нее, правда, дошло, что кому-то удалось ее перехитрить, но она все же осталась в прежней растерянности: а кому? Неужели то ли Хафса, то ли Эйдже смогла подкупить половину Стамбула? Но как?! Не может быть, чтобы нашлось столько людей, рискующих потерять уважение их соседей, друзей и знакомых, за мешок золота или одну из Султанш! Акиле Султан было явно, что здесь что-то нечисто, а также, что на этот раз она столкнулась с куда более хитрым и сильным противником. По этой причине, она и решила временно прекратить все свои действия во имя мести, тщетно пытаясь напасть на след человека, имеющего такое влияние на народ. Это точно был не сам Султан Селим, хотя поначалу Акиле рассматривала версию, которая заключалась в том, что Айше Хафса рассказала супругу о грозящих им неприятностях, и тот принял меры... Народ, если бы тому стало известно о злодеяниях падишаха, не стал бы тому помогать, а наоборот ополчился, оставив позади страх. Так кто же тогда? Акиле искала ответ на свой вопрос, но найти так и не могла: никто из совравших даже под угрозой смерти не выдал Султанше имя заговорщика или же заговорщицы. Даже легенькой подсказки никто не дал. Однако же, Акиле нашла кое-что, подтверждающее ее догадки о силе противника: у каждого, при чьей пытке она присутствовала лично, в глазах появлялся невиданной величины страх каждый раз, когда слуги госпожи говорили им что-либо о «неизвестном злодеянце, подстроившем все это», — то есть, каждый раз, когда они вспоминали об этом человеке. Акиле с каждым днем становилось все более и более не по себе. Она или же ее действия не по душе человеку, судя по всему, могущему слишком... слишком многое. Что же касается Гюльшах... Она сделала все, что ее Валиде не смогла и не смогла бы. Пользуясь тем, что ей известно о возможном наличии тайного хода во Дворце в Манисе, а также своими предположениями о том, что человек, так сильно влияющий на народ, мог находиться в покоях Айше Хафсы, когда она, Гюльшах, подходила к ним, потому что, например, Валиде Султан решила пригласить этого человека к себе, когда ей стало ясно, что ее дела плохи, и, не желая никому открывать его личности, провела черным ходом, девушка начала свою игру, не предупреждая о ней мать, по той причине, что она... отчего-то чувствовала, что так будет правильнее. Гюльшах Султан начала свою игру и выиграла в ней. Она нашла того, кого хотела найти, и даже, бесов с десять, смогла заключить с этим человеком союз, что любому иному было сделать практически невозможно. Как же Гюльшах добилась этого результата? Об этом как-нибудь в другой раз. С лица Хафсы все эти месяцы не сходила улыбка. Дела пошли на лад, хотя проблемы безусловно присутствовали. Основными из них были Акиле Султан и Разие Султан, которых с как всегда неясным мотивом потребовала оставить в покое Хафизе Султан. Второй не самой приятной просьбой темной Султанши, как Хафизе также называли в народе, было оставить во Дворце ее «некогда мать», как каждый раз называла ее женщина, Эвруз Султан. Благо, Хафизе дала Хафсе позволение на использование Эвруз в ее будущих интригах. Кстати, когда Айше Хафса сказала Хафизе о наличии у нее сестры, «ведьма» равнодушно кивнула, проронив: «Мне известно». Эйдже с Разие медленно воздействовали на Махидевран различными путями, заставляя девушку все больше и больше падать в глазах Валиде Султан, гибель которой они — точнее Эйдже под звуки «угунькая» Разие — прописали новую: случится сердечный приступ, когда придет ложное известие о смерти ее Шехзаде. Ложное в глазах Разие, которая нужна была Эйдже Султан, пока она не избавится от Махидевран и Акиле. От последней, к слову, как оказалось, избавиться стало не так уж и легко. Эйдже угрожали личности из Образования, приказывая оставить Акиле Султан в живых хотя бы до смерти Айше Хафсы. Об Образовании Эйдже было известно не понаслышке. Образование хорошо помучило Эйдже Султан пятнадцать-десять лет назад, предугадывая ее следующее действие и мешая ему, пока она не изменит свой план угодно членам Образования. Эйдже было ведомо об этой организации не многое — лишь то, что она смогла услышать от лиц, с которыми Образование также имело дело, и то, до чего она смогла догадаться сама. По всему выходило, что Образование — это довольно обширное общество со сложной иерархией и своими, никому не ведаемыми, политическими стремлениями, которое организовала личность, никогда и никому не появляющаяся на глаза и действующая исключительно через своих людей... Смерть Сулеймана, однако, Образование не запретило, поэтому Эйдже дожидалась того момента, когда Султан Селим вместе с сыновьями — Ахмед также отправился в поход — подойдет к конкретной особенно сопротивляющейся точке, чтобы покончить с Наследником. Ахмеда же Султанша пока трогать не собиралась: если лягут два сразу, станет очевидно, что не все так уж очевидно. Она, как и ранее, планировала разобраться с Шехзаде с помощью его супруги во время визита в Амасью. Своего ребенка Эйдже Султан, кстати, не убила. Лишь сделала видимость для тех, кто наверняка захотел бы проследить за девушкой: поехала к одной из лучших стамбульских лекарш, «тайно», пробыла у нее несколько часов, вышла раздавленная и разбитая, призналась своей Валиде в том, что сделала, но не стала говорить, по какой причине: обижаться на мать ей сейчас было нельзя, потому что она была ценным источником сведений, а не обидевшаяся после такого женщина будет выглядеть... странно. Хафса была удивлена поведением дочери, но промолчала, решив, что Акиле по туманной причине обманула ее и каким-то макаром по-другому вынудила Эйдже сделать аборт. Зачем был нужен этот спектакль? Нет ребенка, нет и проблем у Хафсы, которая собиралась сдать дочь Селиму ради нее же самой. Да, верно, Эйдже поверила в то, что Валиде Султан предала ее, — в этом случае Акиле Султана оказалась хитрее... Через пару месяцев, когда Султанша почувствовала, что ее живот начал стремительно увеличиваться, она упала «в обморок» посреди гарема. Когда Айше Хафса пришла получить сведения о случившемся, лекарша объяснила ей, запинаясь «от страха и растерянности», что у Эйдже Султан осложнения после аборта, и ей следует начать лечение, которое может затянуться на месяца. Лекарша посоветовала Хафсе нужную лечебницу, с которой уже договорилась Эйдже, и предупредила о том, что ей придется провести там долгое время, раз лечиться во Дворце будет небезопасно для сохранения тайны, и о том, что родню лечащихся часто, для их же блага, не пускают к пациентам. Хафса немедленно согласилась, догадавшись, что жизни ее дочери есть опасность... Эйдже поехала в лечебницу, чтобы находиться там до того, как она родит, естественно, отлучаясь по своим делам в разные части города, но не являясь во Дворец. Прошло время, и Эйдже родила дочь, девочку. Где же оказался ребенок после родов? Дело было так. Прогуливаясь по саду лечебницы, в день, в который у Эйдже не было никаких дел, она встретила стоящую, опершись о дерево, и плачущую женщину примерно ее возраста. Под глазом Хатун виднелся синяк, ее вполне недешевая одежда была порвана в нескольких местах, поэтому Эйдже не удержалась и, подойдя к ней, поинтересовалась: — Что с тобой такое? — Тебе-то какое дело, беременная? — огрызнулась Хатун, с особой болью произнеся последнее слово. — Расскажи, может, чем-нибудь помочь смогу, — пожала плечами Эйдже. Заняться Султанше было решительно нечем. — Да чем ты мне поможешь, беременная?! — воскликнула Хатун, из глаз которой теперь уже ручьем текли слезы. — У тебя прекрасная жизнь, какой мне никогда не видать! Родишь скоро — вон, живот уже расти начал! — муж тебя приласкает, будете с ребенком нянчиться... А мне мой вновь синяки наставит за то, что понести никак не могу, «неполноценной» обзовет, в таверну утешаться бросится! — заново взвыла Хатун. Эйдже горестно вздохнула. У нее дела обстояли совсем не так, как считала эта Хатун... Султанша еще раз посмотрела на женщину и почувствовала острый укол в сердце, поймав себя на чувстве жалости, непривычном и похоже вообще впервые пришедшим к ней. — Не убивайся ты так, — попыталась успокоить Хатун Эйдже. — У меня тоже жизнь — не сахар. Родишь еще. Ты далеко не старая. — Рожу, как же... — истерично засмеялась и опять залилась слезами женщина. В этот момент у Эйдже вдруг созрел план, который являлся единственным выходом и для нее, и для незнакомки. — Послушай, я могу помочь твоему горю, — схватила за руку женщину Эйдже Султан. — Как тебя зовут? — Ширин Хатун, — немного оживленно подняла на госпожу глаза женщина. — А как ты мне поможешь? — Ширин, я по некоторым причинам не могу оставить себе моего ребенка, а ты хорошей матерью ему станешь: я по глазам вижу, что ты женщина хорошая, — Ширин округлила глаза. И по каким же таким причинам мать от ребенка откажется? Хотя... По-разному бывает. Одной ее соседке вообще муж угрожал, что ребенка в окно выкинет, если она его родит, потому что детей терпеть не может. — Ты уже больше двух месяцев наверняка носишь, — заново загрустив, пробормотала Хатун. — Даже если я сейчас скажу мужу, что наконец понесла, то ребенок сильно раньше положенного, выйдет, родится. Не получится. — А ты ему скажешь, что уже... ну, хотя бы два месяца беременна, а врачи ошибались, потому что ребенок находился в тебе в редком положении, при котором определить его наличие очень трудно. Этим же положением ты ему, кстати, и отсутствие живота объяснишь, — легонько улыбнулась Эйдже, вспоминая рассказы одной свой Калфы, раньше врачевавшей беременных женщин. — Поверит, полагаешь? — воодушевилась идеей Султанши Ширин. — Не поверит, так ему врачи твои слова подтвердят. Я об этом позабочусь, — потерла руки Эйдже. — Правда? — Ширин в тот момент была радостна так, как не подавалась последний десяток лет брака. — Правда, правда, — впервые за долгое время искренне, без злых нот, рассмеялась Эйдже. — Только... Давай мне иногда ребенка навещать. Говорить ему о том, кто я, не стоит, пусть у него не будет в жизни переживаний о двух мамах... Твоему мужу я подругой твоей представляться стану. — На том и порешим, — кивнула Ширин, обняв Эйдже, удивляющуюся наличию у нее каких-то чувств кроме восторженного предвкушения чьей-нибудь смерти и гнева... Родилась, как уже говорилось ранее, у Эйдже прелестная светловолосая дочка, названная ее новыми родителями Александрой. О внешности пока еще не рожденного ребенка, кстати, волноваться во время ношения Эйдже с Ширин не приходилось: Ширин Хатун была бывшей иностранной рабыней, ее муж коренным жителем Империи, а темнокожих или людей с другими яркими внешними особенности у Эйдже в роду не было... Александра родилась похожей на мать... матерей, поэтому Ширин полюбила новорожденную девочку сразу же, как и ее родная мать, в первые дни после отлучения от нее дочери неразговорчивая и постоянно пребывающая в тоске и страха за будущее дочери — Султанша вдруг вспомнила о наличии у девочки «отца»-тирана... Все еще не самое лучшее состояние Эйдже, уже вернувшейся во Дворец, сразу подметила ее единоутробная сестра Эстер, отчего стала пытаться как-то поддержать госпожу, пусть и своими, не самыми удачными способами. Тогда Эйдже Султан сделала сильно озадачившие ее открытие: оказывается, Эстер с легкостью угадывала, что когда чувствует ее сестра, хотя на ее лице часто было написано либо ровным счетом ничего, либо совсем отличное от указывающего на правду — к тому же оказалось, что Принцесса может даже разглядеть желания и стремления сестры по матери с невероятной точностью. Один раз девушка прямо спросила у Эйдже, пусть и с долей подшучивания: — Ты уверена, что не хочешь убить всю свою родню с корыстной целью? У тебя просто это на лице написано. И это учитывая, что в тот момент Эйдже сладко улыбалась!.. Султанша начала заподазривать Эстер в том, что это она написала ту злосчастную записку, так что в один момент ее переживания и сомнения по этому поводу достигли пика и Эйдже ткнула пальцем в до сих пор сохранившееся у нее письмо, нужное ей для того, чтобы попытаться по форме написанного найти отправителя, за которого она некоторое время принимала Образование, — потом до Султанши дошло, что эта организация действует не таким образом, — и прямо поинтересовалась, не она ли расписала все ее прошлые, настоящие и будущие действия, в ответ на что Эстер загоготала и, отсмеявшись, вымолвила: — Я бы добавила сюда угроз, чтобы было интереснее. А ты правда все это делала, да? Я действительно последние дни верно угадывала твои поступки по глазам? К счастью или наоборот, в тот день Эйдже была на взводе вроде как из-за очередных сомнений Разие, которые та просто обожала высказывать своей Султанше практически каждую их встречу, поэтому взяла и сделала то, что крайне, крайне для нее несвойственно, и это еще мягко сказано — Эйдже никогда не делала ничего подобного: расплакалась прямо при сестре и рассказала ей все от начала до конца, во время монолога, ни разу не прерванного чаще всего жутко говорливой сестрой, догадываясь, что Эстер наверняка, дослушав, побежит сдавать Эйдже Айше Хафсе или кому-нибудь похуже, но по какой-то причине не собираясь останавливаться. Когда же речь младшей дочери Хафсы Султан была закончена, Эстер, в кой-то веке сидящая без тени улыбки на лице, взяла руку Эйдже в свою руку и просто тихо вымолвила: — Мне близки твои чувства. Ты не одна. Помни: я всегда с тобой. Тогда Эйдже обрела второго человека в своей жизни, которого по-настоящему полюбила. Первым была ее дочь. ...Теперь же давайте отступим от темы Эйдже Султан и поговорим о двух фаворитках Шехзаде Сулеймана — Гюльбахар Махидевран Султан и Фарье Хатун. У первой из них произошли колоссальные изменения в личности. Это случилось тогда, когда во время очередного рассуждения о грозящих ей, ее возлюбленному, ее матери, ее брату и ее детям опасностях, Махидевран вдруг будто очнулась ото сна, когда ей внезапно стало ясно: сидя вот так вот и рассуждая, даже не имея стремления что-либо предпринять, надеясь на лучшее, она теряет время и шансы выжить. Все. Бай-бай. Детство, юность окончились. Это Османский Дворец, знаменитый отвратительной жестокостью здешних обитателей, где, если ты хочешь остаться среди живых, тебе нужно действовать. Постоянно действовать. И, как бы ни не хотелось это признавать, действовать порой не самыми правильными методами. Увы и ах, но здесь либо ты их, либо они тебя. По-иному никак. С того дня весенняя роза сменилась. Она стала внимательна к каждому шороху. Стала менее доверчивой. Стала готовой в любой момент защищать тех, кто ей дорог, ценой собственных принципов. Нет, она не стала жестокой — сломиться и потерять себя в один момент практически невозможно. Она стала, пожалуй... более жесткой. Оставаясь милой, она стала, начиная с малого, учиться быть расчетливой и порой даже циничной: в Старый Дворец отправились те ее служанки, что были хорошими девушками, но не способными в будущем сделать ради своей Султанши все, Махидевран подобрала себе новый «хвост», состоявший из полумразей, любящих лишь свою семью, но по-настоящему благодарных госпоже за то, что та обеспечила их родных безбедное во всех значениях существование. Когда Фарья Хатун упала с лестнице, — не с подачи Махидевран или Эйдже, запланировавшей убийство ребенка девушки на куда более поздний срок, — весенняя роза заставила себя не только ужасно сочувствовать горю подруги, потерявшей ребенка, мальчика, а и радоваться тому, что ушел в землю прямой конкурент ее возлюбленного и ее сына, как бы отвратительно это не звучало. Фарья же, пережившая эту страшную утрату, пообещала себе наказать по всей строгости виновного в этом. Верно, падение с лестницы было подстроено. Фарья Хатун даже догадалась, каким образом, и быстро и безошибочно вышла на человека, совершившего это злодеяние. Им оказалась даже не Разие. Им оказалось лицо весьма и весьма неожиданное. Если говорить о Тенели Султан и ее отношениях с Ферхатом, то говорить лишь о глубоких разочарованиях девушки после ее все же состоявшегося похода к Валиде Султан, разъяснившей Тенели всю тяжесть грехов ее избранника, за которыми последовал отказ от еды юной Султанши и разорванное на мелкие ошметки сердце Тенели... Когда девушка пришла в себя и заставила прогуляться в том злополучном саду, где она так часто встречалась с Ферхатом, чтобы побороть свои чувства, она... вновь встретила его там. Паша умолял девушку не делать поспешных выводов, пытался уверить ее в собственной невиновности, даже сознавался в том, что с Эвруз действительно имел отношения, что не было правдой, но из-за быстро прошедшей влюбленности, а не с целью предательства... Тенели больше не верила. Тем не менее, Ферхат, у которого второй раз в жизни не выходило выполнить приказ Эйдже, — первый раз был несостоявшимся соблазнением Эвруз — продолжал, черт возьми, преследовать девушку, которая продолжала молчать о случившемся, все еще не избавившаяся от чувств к Визирю и мучившаяся сомнениями насчет его виновности. Он делал это уже на протяжении нескольких месяцев... ...А теперь вернемся к баранам времени отбытия Шехзаде Сулеймана из лагеря и времени родов Айгюль Султан.Покои Айгюль Султан.
Жена Шехзаде Сулеймана лежала на своей кровати, держа на руках новорожденного Шехзаде — темноволосого мальчика с умильным личиком и короткими смешно болтающимися ручками-ножками. Наконец она сможет вернуться на родину, забыв Османскую Империю с ее отвратительными правилами и порядками, а также некоторыми людьми, превратившими жизнь Айгюль в кошмар, как страшный сон, оставив сына во Дворце. Оставив сына... Айгюль Султан вздрогнула. Тот факт, что ей придется навсегда расстаться со своим малышом, отдав его на попечение чужим людям, к удивлению девушки приводил ее в ужас. Девушке потребовалось несколько минут, чтобы разобраться со своими чувствами и ощущениями, после чего бывшая Принцесса сделала вывод, который ей ни в коем случае не нравился, так как ее скорое отбытие на родину было неизбежным: Айгюль любит своего ребенка, несмотря на то, что знакома с ним от силы пару часов, и боится себе даже представить жизнь без него. Чертов матинстинкт! Что новообъявленной Султанше теперь с ним делать?! — Марине! — обратилась к своей служанке, зовя ее, Айгюль: — Принеси воды! Я очень хочу пить! — Из-за возникших волнений Султаншу начала одолевать жажда. Марине Хатун, услышавшая крики госпожи, которой она сейчас служит, побежала за водой. Первый этап составленного ей же самой плана был выполнен: девушка, втершись в доверие к Валиде Султан с помощью силы в своем теле и тому инциденту с Разие Султан, смогла в подходящий момент донести до Айше Хафсы, что у ее беременной и единственной официальной невестки маловато рабынь, а она может помочь хасеки Наследника, так как ведает в средствах, помогающих хорошо перенести беременность, что являлось правдой, и было бы хорошо, — для Династии, естественно — если бы Марине стала служить Айгюль Султан. После этого девушка таки стала служанкой Айгюль, которой Султанша доверяла из-за рекомендации Валиде Султан. Второй этап также был за плечами: Марине смогла получить от Айгюль, как ее доверенное лицо, все нужные ей для достижения дальнейших целей сведения — Хатун все-таки не прогадала, поставив на Айгюль, как на человека, близкое знакомство с которым сулит ей будущими властью и богатством, до чего в целом догадаться было несложно, учитывая то, что было ясно, как белый день, Принцесса хранит много тайн — Султанши стали чаще отправлять своих слуг куда подальше во время своих разговоров, как только она появилась во Дворце, да и ни политических, ни романтических причин брака не наблюдалось, в чем Марине была уверена, поскольку, будучи умелой лазутчицей, была осведомлена о состоянии внешней политики, а также находила очевидным, что из фактов того, что Сулейман и Хауна никак не могли пересечься до того, как Принцесса прибыла в столицу, и что тогда еще будущая Айгюль приехала в столицу именно из-за будущего брака, следует, что Принцесса и Сулейман не виделись до объявления того, что они поженятся, а значит, не могли иметь интрижку... Теперь дело Марине Хатун оставалось за малым: ей нужно было лишь суметь грамотно использовать раздобытые ей сведения. Хотя... Возможно, придется еще раз поднапрячься. — Теперь Вы уедете, верно? — притворившись погрустневшей, поинтересовалась у Айгюль Марине. — Я не хочу уезжать... — честно пробормотала Айгюль Султан. Марине глубоко вздохнула. И ведь наверняка сможет не уехать, так как довольно ловка, вот напасть!.. Похоже, девушке все же придется поспособствовать исчезновению Принцессы из Дворца. А сделать это можно лишь одним способом...Спустя несколько дней.
Сулейман держал на руках своего новорожденного сына, рядом с ним забывая о всех тех потрясениях, что ему пришлось пережить за последние дни. Мальчик любопытно, насколько вообще любопытными могут быть младенцы, смотрел на отца, в тот момент дающему ему имя. — Твое имя — Махмуд. Твое имя — Махмуд. Твое имя — Махмуд. Ты — Шехзаде Махмуд. Все остальные члены Династии, проживающие на данный момент в Манисе, тоже находились в покоях. Хафса Султан не могла разделить радость сына из-за рождения внука: во-первых, ей только что стало известно от самого же Сулеймана, что Гюльшах, отправившая письмо Шехзаде, раскрыла ее сыну правду, во-вторых, ей стало известно и о том, что ее сын — то есть, человек, которого она все эти годы любила, как сына, — вернулся в столицу без ведома наверняка разгневанного Султана Селима, ну, а в-третьих, это был ребенок Сулеймана от неприятной Английской Принцессы, которая — о чудо! — скоро должна уехать — из-за ее, кстати, отъезда, о нужности которого Айше Хафсе стало известно недавно, у Валиде Султан появились дополнительные хлопоты. Эйдже Султан стояла ни жива ни мертва: чертов Сулейман ни с того ни с сего вернулся, хотя должен был умереть в походе — неужели все снова сдвигается?! Эстер, видевшая состояние сестры, несмотря на то, что та ни коим образом не пыталась подать вида о том, что недовольна приездом брата, находилась рядом с Эйдже, держа ту за руку. Махидевран было тревожно по той же причине, что и тогда, когда Айгюль только приехала. Эвруз приобнимала дочь, чувствуя, как той сейчас нехорошо. Разие опиралась о дверь с безучастным видом: ее на данный момент мало волновало дитя Принцессы, разве что, хотелось увидеть кислое лицо Гюльбахар. Тенели расположилась рядом с матерью, пребывая в своих собственных тревогах, связанных, как и все последние месяцы, исключительно с Ферхатом Пашой. Айпери Султан же, похоже, была единственной, кто искренне радовался рождению ребенка помимо Сулеймана и Айгюль Султан. — Теперь ты вернешься на родину, Айгюль, — нашла в себе силы хмыкнуть Хафса. — Я хочу остаться с моим Махмудом, — робко вымолвила Айгюль, сидящая на кровати вместе с малышом, только что переданным ей Сулейманом. У Принцессы пропало былое желание вести себя нагловато и легко, теперь она стала готова быть наимилейшей и наипослушнейшей девочкой, лишь бы остаться с сыном. — Твоя родня же сказала тебе, — незаметно огрызнулся Сулейман. Только Хауны с ее прелестной сестренкой ему здесь для полного счастья не хватало.Ночь.
Дворцовый Сад.
Хасан Паша, пользуясь тем, что он со своей дочерью от покойной жены, был приглашен Шехзаде Сулейманом по Дворец на пару дней за то, что помог Наследнику уйти из лагеря незамеченным и дойти до Стамбула невредимым, Визирь Дивана решил встретиться на прощание с одной девушкой в, по слухам, самом романтичном месте Манисы. Хасану было хорошо ясно, как сильно он рискует своей и жизнью девушки, но ему уж очень хотелось, попытав удачу, проститься со своей любовницей, вскоре отбывающей навсегда в другое государство, и проститься красиво. Увидев... Айгюль Султан, смотрящую то в записку, оставленную ей Агой Паши, то по сторонам, пытаясь разыскать Хасана и еще раз проверить, что она пришла в нужное место, Хасан подошел к бывшей Принцессе со спины и, медленно кладя свои руку на талии Айгюль, произнес: — Это наверняка наша последняя встреча. — Почему ты так считаешь? — Сулейман доверился мне и рассказал нелегкую ситуацию с твоим скорым отъездом и создавшимися благодаря нему проблемам, — шепнул Хасан. — Как там наш сын? — Это не твой сын, — дрожащим голосом вымолвила Айгюль. У него же нет доказательств, с помощью которых он может начать шантажировать девушку только что сказанной им... правдой? — И я не уеду. С Махмудом останусь, — твердо проговорила Айгюль Султан, решившая во что бы то ни стало навсегда остаться там, где будет ее сын. — Не надо меня обманывать, Хатун, это мой сын... Навряд ли бы ты понесла от Сулеймана с первого и последнего раза, — игриво протянул Хасан Паша. — И с чего ты решила, что не уедешь? Твои родители изменили свое решение? — Нет. Свое решение изменила я, — еще более твердо, чем прошлые слова, проговорила девушка. — Если ты не уедешь, Айгюль, я не сдержу себя и буду тебя преследовать. Отказывать станете, возьму силой, — Хасан, будто бы испугавший сам себя, отстранился от Хауны. — Лучше бы тебе уехать от меня подальше, — на полном серьезе, совершенно не играя, предложил хасеки Шехзаде Визирь. Неожиданно догадавшись, что ему срочно нужно спасать Принцессу Англии от самого себя, он не стал устраивать ей прощальную ночь, а быстрым шагом кинулся прочь. Уходя — вернее, убегая — он услышал странное шевеление в кустах, но не придал этому значения, а зря: в кустах сидела Менекше Калфа, по приказу своей Султанши отправившаяся посмотреть, куда же пошла на ночь глядя вчерашняя роженица. Айгюль же осталась стоять на месте. О нет, что бы там ни было, она не уедет.Утро.
Гарем.
Махидевран Султан, волнующаяся еще и по поводу вчерашнего странного поведения Сулеймана, явно разгадавшего очередную тайну и не пришедшего вчера вечером в покои своей весенней розы, делая «остаться одному и все рассудить», шагала через веранду наложниц, когда внезапно заметила перед собой идущую навстречу Айгюль. Гюльбахар встретилась с девушкой даже раньше, чем хотела, — а она действительно хотела повстречаться с девушкой, с которой ей нужно было поговорить перед тем, как ей придется доложить о преступлении, совершенном ею, возлюбленному Шехзаде. — Поздравляю, Вы родили славного мальчика, — подойдя ближе к Принцессе, искренне тяжело вздохнула Махидевран. — Мальчика, которому, увы, не суждено долго прожить из-за гадости, совершенной его Валиде. — О чем ты, Махидевран? — чувствуя онемение в конечностях, вопросила Айгюль. Нет... Нет... Нет... Пожалуйста, только не это! Черт побери, ей следовало что-то предпринять раньше, то есть в тот момент, когда она заметила, как по Дворцовому Саду в сторону Дворца быстро-быстро бежит Менекше Калфа. Нужно было сразу догадаться, что она все слышала, а не наивно понадеяться на то, что это случайность! — Ты понесла от Визиря Дивана. Ты имела любовную связь с Хасаном Пашой, — четко и без запинки холодно произнесла Махидевран, уже принявшая то, что ей уже совсем скоро придется стать виновником смерти девушки и малыша, и утешавшая себя тем, что Айгюль виновата сама, а Махмуд — соперник Османа и даже Сулеймана. — Менекше нагло наговаривает на меня! — воскликнула Айгюль и прикусила язык. Черта с два, она ляпнула то, что выдало ее и еще как. Глаза Принцессы забегали из стороны в сторону, и она впервые в жизни почувствовала неопреодолимость желание быть своей сестрой — хитрой и находчивой стервой. — То, что ты только что сказала про Менекше, доказывает, как минимум, что ты была вчера вечером в Саду и видела ее там. Ты зря это произнесла, — верно подметила Махидевран. — Кстати, с чего бы моей самой надежной прислужнице мне врать? — Менекше ненавидит меня со дня нашего с ней и с тобой знакомства, — стала выкручиваться Айгюль. — Помнишь, ты тогда попросила ее обучить меня дворцовым порядкам, а она начала петь про то, что я — рабыня Шехзаде? Я сразу почему-то Менекше не понравилась, в этом дело... А в Саду я действительно вчера вечером была. Гуляла, дышала свежим воздухом. Что в этом преступного? Какая измена? — Вчера вечером в Саду ты не просто гуляла, а еще и вела крайне интересный разговор с Хасаном Пашой, оставшимся на пару дней во Дворце. — Ты ничего не докажешь, — слабо заспротивлялась Айгюль. — У тебя нет доказательств кроме слов Менекше, а кому поверят больше: мне или ей? Твою Калфу еще и казнят за клевету на хасеки Наследника! — Я найду доказательства, — признав верность последних слов полусоперницы, кивнула Махидевран. — И тогда ты ответишь за это отвратительное преступление по всей строгости закона, которому плевать, бывшая ты Принцесса или рабыня.Спустя несколько дней.
POV Шехзаде Сулейман.
Эти две недели были очень трудными для меня. Мне стало известно такое, что от этого точно земля перевернулась. Оказалось, я все это время жил обманом. Оказалось, что оба моих родителя давно покойники. Оказалось, что меня воспитывали по сути чужие мне люди. Что у меня, если говорить откровенно, нет никаких прав на трон. Что тот, кого я все это время считал отцом, — жестокий и беспринципный аморальный урод. А та, кого я считал матерью... Что ж, она все еще очень хорошая женщина, которая любит меня, как родного сына, и боится за мое будущее. Если бы не это обстоятельство, я бы уехал отсюда немедленно, попрощавшись в сестрами и взяв с собой Махидевран и детей — они все равно фактически не наследники. Но при таком раскладе... Мне неведомо, что мне стоит сделать. Я шел в покои к моей весенней розе в надежде на то, что с ее помощью я смогу разобраться с тем, как мне... нам жить дальше. — Махидевран, нам нужно с тобой поговорить, — Я взял стоящую в некоторым удивлении Гюльбахар за руку и присел с ней на тахту. — О чем же? Я слушаю, — тихо спросила Махидевран. Я посмотрел ей в глаза и увидел, что ее что-то очень сильно беспокоит. Навряд ли ей стало известно о тайне моего рождения от Валиде... от Айше Хафсы Султан, так что есть что-то еще... Ладно. Сейчас не об этом. — Слушай меня внимательно, — вздохнул я и приступил к рассказу. Эта длинная и мрачная история началась сорок лет назад, когда всем уже народу, всей Империи было объявлено о том, что Султан Баязид отошел в мир иной. За неделю до того, как это произошло, в жизни Баязида случились некоторые неприятные изменения в виде огромного количества навалившихся политических проблем, разлада в семье и... встречи со свободной девушкой, не согласившейся войти в гарем даже женой падишаха, объясняя это прямо, честно и открыто: она боится дворцовых интриг и не хочет принимать в них участие, но, если она станет наделена властью и близка ко дворцу, ей волей-неволей придется в это все влезть. Последней каплей в чаше терпения груза власти для Баязида Хана стало неповиновение единственного оставшегося в живых сына тогда еще Шехзаде Селима, в пылу ссоры назвавшего отца никудышным правителем. Порассуждав некоторое время над словами сына, Баязиду стало ясно, что тот прав, и тогда он принял решение: править он больше не станет. Однако, отречение от трона не было вариантом, потому как, если он просто отречется, то все равно будет втянут во власть, так еще и наверняка будет кем-нибудь убранным и виновным в былых политических неудачах. Поэтому Султан Баязид счел нужным... инсценировать свою смерть. Он хорошо заплатил нужным людям не от своего, конечно же, лица за то, что те устроят небольшое восстание, и отправился на его место, чтобы «погибнуть на поле боя». Через три дня после начала сражения на этом самом поле был найден обезображенный труп человека, одетого в доспехи Султана Баязида и с его кольцами на руках. На трон взошел его сын Султан Селим, а сам Баязид... Он, проведя над собой с девушкой по имени Хелен обряд никяха, зажил с ней единой семьей, тихонько тратя деньги с продажи собственных драгоценных вещей. И жили бы они мирно целый век, но был у них один неприятель, который и стал им концом. Человек, давно ухаживающий за Хелен, попытки которого эта Хатун постоянно ломала, — Яхъя. Яхъя не мог смириться со своим поражением и продолжал преследовать Хелен, становясь одержимым ею. Он стал подслушивать разговоры супругов под окном, и в один день у него оказалось достаточное количество сведений, чтобы сделать вывод: Хелен Хатун живет с самим «покойным» Султаном Баязидом. Когда ему стало ясно, что от Повелителя девушка уж точно не откажется, он решил отомстить им обоим. Как-то днем, после отъезда бывшего Султана на охоту, Яхъя пробрался в дом девушки и взял ее силой, о чем Хелен не сказала мужу, боясь, что он посчитает ее изменницей, будучи выходцем из Династии строгих нравов, что предугадал Яхъя. Вскоре Елена сообщил Яхъе, что она понесла и, по всей вероятности, от него, что Бею и было нужно. Получив такие сведения, он направился прямиком ко Дворцу и стал караулить Султанат Селима у главного входа в него. Когда Селим появился, Яхъя смело подошел к нему и промолвил, что у него есть необычайно ценные сведения о смерти Султана Баязида, за которые он не потребует ни гроша. Селим согласился выслушать Яхъю, и тогда Бей рассказал ему все, что было известно, не став говорить лишь о том, кто отец ребенка — Хелен сама рано или поздно выдаст себя кому-нибудь из тех, кто теперь наверняка захочет приехать в ее семью, своим поведением, постоянными оглядками по сторонам, причем к тому времени, когда Яхъя уже на всякий случай уберется из Стамбула. Он решил рассказать обо всем Селиму, потому как ему был известен, как и всему народу, нрав нового падишаха, и он надеялся на то, что Повелитель не стерпит наличие у себя такого конкурента и покончит Баязид Ханом. Яхъя оказался прав: приехав в тот дом рано-рано утром, еще не до конца веря в слова Бея, но подозревая, что нечто подобное могло быть в духе его отца, Селим нашел там спящего Баязида и собственными руками убил его несколькими ударами ножа. На приглушенные крики прибежала Хелен. Догадавшись, что и то, что девушка беременна, — правда, Селим озадачился: у нее родится член Династии, которому негоже жить с бедной вдовой, — все средства у жены Баязида после его смерти Селим, естественно, захотел отобрать. Девушку, конечно, нужно было бы убрать сразу, как свидетеля, но ребенок... Селим угрозами заставил девушку молчать и сидеть дома, заботясь о ребенке, а своим людям приказал ночью разобраться с трупом. Приехав во Дворец, Султан Селим все еще был озадачен — он гадал, как сделать ребенка официальным членом Династии. Зачем ему это было нужно, если этот ребенок — возможный прямой конкурент? Ну, дело было в том, что в Селим с детства вкладывали любовь и уважение ко всем членам Династии, призывая делать для них все, просто потому, что они, как и он сам, из великого рода. Правда, к настоящим конкурентам у Селима любовь-уважение так и не появились, но к младенцу, даже если тот родится мальчиком... Он же сделает так, что он будет воспитан, не считая врагом Повелителя, да и матери, желающей власти, у него не будет — с Хелен расправятся после родов... Через некоторое время до Селима дошло, как ребенка можно «включить в Династию»: пусть новорожденный будет его сыном или дочерью. Образовав основную идею, падишах начал рассуждать над деталями. Кто будет матерью? Кто хорошо сможет вырастить чужое дитя? Кому Селим сможет довериться? Сначала он посчитал, что Нуре Хатун, его новая любимая фаворитка, — прекрасный кандидат — но затем ему стало ясно, что он не хочет втягивать эту милую и невинную девушку в такие мрачные дела. В итоге его выбор был на Акиле, которая уже подарила ему двух дочерей, и которой он давно доверял почти все свои тайны. Селим поговорил с Акиле, и та согласилась. В гареме объявили о беременности девушки... И все бы прошло гладко, если бы не случайная ссора Селима с Акиле, которая сильно отдалила их друг от друга, и после которой Султану стало очевидно: доверить такое дело обиженной на него Акиле Султан он не может. Селим объявил гарему, что у Султанши случился выкидыш, и решил сделать кое-что совершенно для себя неожиданное: поручить это дело Айше Хафсе Султан, ныне на самом деле беременной, которой он уже давным-давно не оказывал никакого доверия, будучи в известности о том, какая Хафса дрянь. К делу он, учитывая его расклад, подошел ответственно: подождал до того момента, когда Ага, следящий за домом Хелен, доложит о ее родах, позвал к себе Айше Хафсу и объявил ей, как и в гареме, о том, что они прямо сейчас едут на природу, чтобы она родила там, и что ей ни в коем с случае не противилась приказу, иначе будет худо. Селим с Хафсой, а также Акиле, которую Султан взял с собой с целью, о которой я скажу позже, поехали в дом Хелен, где вдова Баязида и родила мальчика. Селим объяснил Хафсе, что во Дворец она уедет с «двойней, которую родила на природе». Родов второй женщины стали дожидаться в доме Хелен. Хафсу Султан и Хелен Хатун заперли в одной комнате, чтобы они не смогли ничего делать. В этой комнате Хелен, запуганная и измотанная, от безвыходности рассказала Хафсе правду об отце ребенка, умоляя ту не выдавать это Селиму, который в этом случае сразу расправится с ее сыном. Айше Хафса, сама находящаяся в сложном положении, согласилась на предложение женщины. Селим некоторое время слушал разговор, стоя под дверью, но смог услышать лишь странные мольбы Хелен и «Ладно, я сделаю, как ты просишь» Хафсы. Находясь в волнении, Селим, всегда являвшийся человеком очень подозрительным, сразу счел, что его Баш-Кадын решила помочь девушке сбежать, и, с силой вытянув ее из комнаты, начал кричать на нее в другой, а затем, окончательно разозлившись из-за того, что Хафса не признает свою вину, начал сильно бить ее по животу... Ребенок родился практически в срок. Но мертвым. По рассказам самой Айше Хафсы Султан, Селим даже практически не переживал по этому поводу. Он задушил Хелен на глазах у Акиле и Хафсы, разъяснив таким образом, что будет с ними, если они хоть кому-то проболтаются обо всем, что произошло в этом доме, и поехал во Дворец, где нарек новорожденного сына Сулейманом, — окончив свой рассказ, я глубоко вздохнул. Махидевран смотрела на меня с широко распахнутыми глазами, в которых читались и ужас, и страх, и гнев, и удивление. Не было лишь радости. — Если о том, кто ты такой, известно Акиле Султан, дела плохи... — наконец протянула она. Не так уж плохи, но и не хороши. — Я говорил и с ней на эту тему. Она сказала, что не собирается никому ничего докладывать, так как боится Султана Селима. — Нет, — вдруг твердо ответила Гюльбахар. — Акиле никого больше не боится. Она хочет отомстить за сына, и она сделает это любой ценой. Я видела это в ее глазах. Я вздрогнул, а Махидевранн внезапно схватила меня за руку и произнесла с абсолютно несвойственной ей интонацией, выражающей решительность и смелость, из-за чего я целиком и полностью проникся ее словами и не смог не согласиться с ними: — Сулейман, отныне мы должны действовать. Ты видишь, сколько вокруг нас опасностей? Если мы хотим выиграть в этой войне, а не проиграть в первой же битве, то мы должны перестать стоять на одном месте и начать идти. Идти вперед.Автор.
Следующий день.
Покои Шехзаде Сулеймана.
Шехзаде и его весенняя роза сидели в покряхти Наследника, держась за руку и про себя рассуждая об одном и том же — происхождении Сулеймана и проблемах, могущих возникнуть из-за него. Гезде была готова, что все может усложниться, догадывался, что тот разговор Хафсы с Айпери был связан именно с Сулейманом, — а с кем еще? — но старалась пока не обращать на это внимание, надеясь на то, что все не настолько катастрофично... А зря. Раз за разом она совершает одну и ту же ошибку, ровно сидя в надежде на то, что все решится само. Сколько можно?! Нет, на этот раз она ни в коем случае не будет ждать манны небесной, а станет вместе с Сулейманом, согласившимся еще вчера не выходить из борьбы за трон хотя бы ради детей и их будущего, делать все, чтобы выжить в этих кровавых, черт бы их побрал, играх. Выжить и победить. — Сегодня вечером в Манису прибудете Шехзаде Ахмед, мой брат. Он отправил мне письмо... Селим зол на меня, но не ужасно зол. Ахмед хочет меня поддержать, он попросил отца отправить его в мой Дворец. Ахмеда слегка ранили во время очередного сражения, поэтому Селим его отпустил, — нарушив молчание, вдруг рассказал Сулейман. Махидевран напряглась. Не хватало им того, что Эйдже, которая явно имеет коварные намерения, которые, как догадывалась Гюльбахар, не сбылись лишь потому, что Сулейман рано вернулся из похода, так еще и приезжает неведомый ей Ахмед, который, если брать во внимание законы и обычаи, на данный момент единственный законный возможный наследник трона. — Этот Ахмед... Какой он? — вопросила весенняя роза. — Он очень любит свою жену и дочь, покойную мать. Не очень любит меня после ее смерти, считая виновным, но видимо все же имеет ко мне какие-то светлые чувства... Тихий и спокойный, — объяснил Сулейман. Махидевран Султан стало не по себе. Не очень любит брата, но сорвался с военной кампании, чтобы его поддержать, не побоявшись гнева отца? Да быть того не может! Здесь явно что-то не так.