Вечер.
Гарем.
POV Гюльбахар Махидевран Султан.
В гареме был устроен праздник в честь скорого приезда Шехзаде Ахмеда. Играла музыка, танцевали девушки, члены Династии помимо меня в основном наслаждались развлечениям, несмотря на то, что Ахмед должен был приехать по не самой приятной причине, а я... А мне было не до этого. Я беспокоилась. Зачем младший Шехзаде собирается нанести визит? Чтобы поддержать Сулеймана? Верится с трудом, учитывая то, что просить Султана Селима о подобном крайне рискованно, да и не дружен этот Ахмед с моим Сулейманом... Вдруг Селиму стало известно, что Сулейман получил письмо от Гюльшах, в котором расписаны все грехи падишаха, и он решил отправить своего младшего сына... убить старшего, чтобы сведения не распространились дальше? Чушь, конечно, но ведь это Османская Империя, Стамбул, игры дворцов... Так или иначе, Ахмед должен был приехать с часу на час, что меня не шибко-то радовало: у меня нет никакого плана действий, да и как я его составлю, не имея данных о целе прибытия Шехзаде Ахмеда? Может быть, стоит пораспрашивать кого-нибудь из присутствующих? Нет, конечно, ясно, что, если бы, например, Валиде Султан была осведомлена о том, что Ахмед едет казнить ее много лет уже как сына, то она бы не стала сидеть на месте, улыбаться и праздновать, да и, в целом, если бы у нее были иные версии, чем о поддержке, подкрепленные какими-либо доказательствами, о том, почему Ахмед сорвался с военной кампании и поехал сюда, то она бы изложила их Сулейману, а он — мне, — но... Скажем бы, Эстер, возможно, не стала бы без необходимости разглашать эти сведения. У кого же спросить из тех, кто бы мне стал отвечать на такой вопрос? Жаль, Сулейману ничего не ведомо, он бы мне точно рассказал, ведь между нами царит полное доверие, чего нельзя сказать обо мне и ком-то еще... кроме, пожалуй, моей Валиде. Да. У нее и спрошу. — Валиде, я очень боюсь за Сулеймана. Ахмед не может ему навредить, приехав? У него точно нет такой цели? Вам что-нибудь известно? — незаметно шепнула я. — Если бы мне бы я услышала, что Ахмед хочет прикончить Сулеймана, немедленно бы тебе доложила, — слегка обиженно прошептала моя мама. Я тихо взяла ее за руку. Да уж, прелестный вопрос я ей задала. — У Вас какие-то тайны с некогда официальной госизменницей, Махидевран Султан? — вдруг негромко, но отчетливо задала вопрос Разие Султан, выпущенная из своих покоев на время праздника. Стерва... Что ей неймется? Нет, конечно, ее вопрос логичен, если брать во внимание тот факт, что ей ничего не известно о моем родстве с Эвруз Султан, но ведь она явно спросила не для того, чтобы сберечь родину... Я не сделала ничего такого Разие, наоборот, всегда была с ней вежлива и миролюбива. А то, что я отняла у нее Сулеймана, — неправда. У Шехзаде и до меня были любимые наложницы, которые затем таинственным образом исчезали и явно не без участия Разие, на только что заданный вопрос который я решила не отвечать. Внезапно раздался возглас Аги, возвестившего о том, что Шехзаде Сулейман входит в гарем. Наложницы отошли с дороги и поклонились, как и все члены Династии кроме Айше Хафсы Султан, а мой Сулейман подошел к нам и тихо оповестил: — У Ахмеда какие-то проблемы, он прибудет завтра, как мне только что доложили. Праздник прекращать не надо, нам всем требуется отдохнуть. Я присяду с вами, погляжу на танцы. — Садитесь, Шехзаде, — улыбнулась я. — Валиде Султан для Вас здесь небольшой трое приготовила, так как ей было известно, что Вы обязательно придете, — Я посмотрела на Айше Хафсу, недовольно поморщившуюся после моих слов. Все, как я и предполагала: наши отношения настолько пошли под откос, что я уже немило любое мое высказывание. Эта женщина ведь была мне почти за мать... Жаль. — Не похоже, что всем так уж прямо отдыхается, — так, чтобы ее слова были слышны лишь мне, протянула моя Валиде после того, как Сулейман сел на свое место и танцы продолжились, имея ввиду, вероятно, не меня, что означает, что я похоже делаю успехи в быстром надевании маски радости. Это умение здесь очень важно, ведь это неотъемлемая часть дипломатии... Однажды Валиде Султан сказала мне, что даже убивать надо с милой улыбкой на лице, и я уже не могу с ней не согласиться: чувства выдают слабости человека, если они видны, а слабость, а которой известно твоему врагу, всегда приводит к несчастью. — Ну, некоторые радуются, — пожала я плечами, отвечая Валиде. — И кто же? — усмехнулась Эвруз Султан. — Разие с Айгюль вон сидят, как в воду опущенные, Тенели тоже жизнь медом не видится. — Айше Хафса Султан пытается расслабиться, Айпери Султан довольна, — начала перечислять я. — С лица Эйдже Султан тоже улыбка никак не сходит — впрочем, наверняка потому, что та — великолепная актриса, — Вспомнив об этой волчице в овечьей шкуре, я невольно вздрогнула. Нельзя допустить, чтобы она принесла вред моей семье... Мне не стоит забывать о том, насколько Эйдже опасна. — Принцесса Эстер вообще, я бы сказала, сияет. Впрочем, как и обычно, — хмыкнула я. Валиде хихикнула. Сулейман кинул взгляд на нас с матерью, улыбнувшись. Шехзаде всегда поддерживал меня в моих отношениях с новообретенной матерью, хоть он и не был с ней дружен... Теперь, похоже, мой черед: я попала в немилость Айше Хафсы, с которой Сулейману, возможно, первое время после раскрытия тайны будет тяжело общаться. Но ничего, я и с этим справлюсь. Затеяв разговор с Валиде я, кстати, забыла рассудить, хорошо ли то, что Ахмед задержится... У меня слишком мало сведений, чтобы сделать вывод. Пока это не получится. Нужно срочно у кого-нибудь что-нибудь выяснить... — Как красиво та девушка танцует! — вдруг воскликнул Сулейман. Я посмотрела на Хатун, на которую указывал Шехзаде. Кажется, эта девушка служила сначала Валиде Султан, а затем Айгюль. Она действительно миловидна и замечательно, как я вижу, двигается... Будь моя воля, мой Сулейман не находился бы здесь, смотря на сотни красавиц, могущих завоевать его сердце, заставив забыть обо мне. Ох, чую, не к добру его интерес к этой... Марине, вроде бы. — Это Марине Хатун, моя служанка. Она и вправду хороша в танцах, что продемонстрировала сегодня утром, попросив пустить танцевать на сегодняшнем празднике, — пояснила Айше Хафса. — У Марине прекрасное тело, — со вздохом заметила я, обращаясь к Сулейману. — Она не пропадет в этой жизнь. Очень уж талантлива. Очень. Даже слишком, — Я говорила это Шехзаде в надежде на то, что он ответит, что я в сто раз краше, или что-нибудь вроде того, но, увы, мой Сулейман молчал, чего я и боялась. Нет, я не против того, чтобы эта девушка стала одной из многих фавориток Наследника, но то, что он не говорит мне о превосходстве надо всеми рабынями, как почти всегда и бывает, когда я затеваю разговор об одной из них, — плохой знак. Неужто Сулейман может всерьез увлечься этой девушкой? Только этого мне и не хватало...Автор.
Никто из членов Династии, находящихся на празднике, не был в полной мере доволен. У Айше Хафсы Султан вчера состоялся нелегкий разговор с названным сыном, в результате которого Сулейман, конечно, сказал Хафсе, что будет и дальше относиться к ней, как к матери, но... стал более отдаленным от человека, столько лет скрывавшего от него правду. Айпери беспокоилась по поводу приезда Ахмеда, так как чувствовала вину перед братом за то, что помогает во всем виновнице в преступлении, сильно подкосившем Шехзаде, а также некогда делала все, чтобы отогнать от нее подозрения. Эйдже Султан все еще была озадачена неудавшимся покушением на Сулеймана: в последнее время у нее, черт бы все это побрал, ничего не шло по плану. Принцесса Эстер одновременно поддерживала сестру и пыталась разгадать, что нынче в душе у Наследника Сулеймана, который отчего-то сильно ее интересовал. Разие Султан, не отпуская боль от длительной разлуки с дочерью и жизни в четырех стенах, тщетно старалась обрадовать себя вечером не взаперти. Айгюль Султан пыталась найти решение сразу двух своих грандиозных проблем. Тенели Султан же на данный момент принимала решение, от которого зависела ее дальнейшая жизнь, так что также была напряжена... Ну, а насчет Махидевран и Сулеймана все уже было сказано выше... — Как тебе праздник, Махидевран? Девушки правда обворожительно танцуют? — ехидным тоном поинтересовалась у некогда любимой невестки Айше Хафса. — Мне очень нравится, Валиде, — удерживая на лице маску получения удовольствия, произнесла Махидевран так, что Валиде Султан на некоторое время поверила в то, что Гезде действительно не удручает праздник. Весенняя роза уже несколько месяцев невероятно преуспевала в лицедействе. — Сулейману тоже танцы по душе, — предприняла вторую попытку задеть Махидевран Султан, и, не получив нужной реакции невестки, прекратила попытки ей досадить. — Эвруз, Разие, а Вы чего не радуетесь? — обратилась к еще двум людям, вызывавшим у нее неприязнь, Айше Хафса. Кислые лица уже полуневестки и злейшего врага прошлого доставляли Султанше неслыханное удовлетворение. — Мне все нравится, Валиде. Вы прекрасно организовали праздник, — в очередной раз изобразила девушку, желающую и словом, и делом полностью угодить свекрови, Разие. Пусть Валиде Султан считает, что она все еще полностью в ее распоряжении. — Я за брата немного волнуюсь, — вздохнул Сулейман. Махидевран покосилась на возлюбленного. Ей настойчиво казалось, что в данной ситуации Шехзаде следует волноваться исключительно за себя. — Почему он задерживается? — Наверное, Ахмед просто неверно рассчитал, сколько ему времени понадобится на путь, — пожала плечами Хафса Султан. — Махидевран, как только мой лев сказал о волнении за брата, ты разом стало мрачной. Что тебя так расстроило? — изображая удивление, пробормотала Айше Хафса, желающая намекнуть сыну на то, как его фаворитка относится к его брату, ведь Сулейман всегда отличался любовью ко всем своим... родным — ну, или тем, кого таковыми считал. — Просто вспомнила кое о чем своем, извините, Валиде, — спешно выкрутилась из ситуации Махидевран. Она очень надеялась на то, что сейчас у нее никто не спросит, о чем таком грустном она сейчас рассуждала, и ее надежды оправдались: никому не были интересны переживания Гюльбахар. — Разие, мне кажется, ты уже достаточно насладилась праздником, и можешь спокойно идти в свои покои, — переключила свое внимание на другую, также немилую ее невестку. Разие вздрогнула. Не долго она, похоже, смогла свободно дышать свежим воздухом. — Пусть Разие останется, Валиде. Праздник ведь для всех членов Династии, ныне проживающих в Манисе, — внезапно заступился за бывшую любимую наложницу Сулейман. Махидевран и Хафса еле удерживали на лице радость. — Вы, как и всегда, правы, отец, — подала голос Тенели, которую, естественно, очень беспокоило заключение в собственных покоях за вынужденное, по ее мнению, предательство. — Моя Тенели, — просиял Сулейман. — Вижу, ты очень заботишься о происходящем в жизни твоей Валиде, это похвально, — Тенели почтительно кивнула, выражая отцу-Шехзаде благодарность за его слова, — похоже, ему одному здесь нравилась дружба дочери с матерью. — Все дети и родители заботятся друг о друге, и это здорово, — обратила внимание Наследника на себя Гюльбахар. — Это так, Махидевран, — согласился Сулейман, а затем заметил, что Махидевран лишь старается выглядеть довольной. — Ты, похоже, устала. Не хочешь пойти к себе и отдохнуть? Вечером я зайду к вам с детьми. — Верно, мне, пожалуй, стоит отдохнуть, — сделала глубокий вздох Махидевран Султан и не без поклона отправилась к себе в покои. Там она собралась еще раз прокрутить перед собой все сведения об Ахмеде и сложившейся в походе ситуации с письмом, чтобы догадаться, зачем собирается приехать кючюк Шехзаде. Весенняя роза находила действия Ахмеда крайне и крайне подозрительными.Спустя три часа.
Покои Гюльбахар Махидевран Султан.
Звуки, исходящие с веранды наложниц, стихали, праздник заканчивался. Махидевран сидела на тахте в страшном напряжении. Что ей делать? Она до сих пор не смогла найти ответы на свои вопросы и что-либо предпринять, тогда как прибытие Шехзаде Ахмеда неминуемо приближалось. В дверь вдруг постучали, а следом она раскрылась, и в покои пританцовывающей походкой вошла Принцесса Эстер. — Пугает этот Ахмед и неизвестность его намерений, да? — рассмеялась Эстер, нагло присаживаясь рядом с Султаншей, отчего та захотела пнуть ее ногой. Вот ведь догадливая тварь! — Сулейману тоже не по себе от этого, как я заметила... А Эвруз с Разие не по этой причине. Они сидят, будто что-то прокисшее выпили. Остальные тоже не рады, но уверенно это скрывают, — вслух рассуждала Принцесса. Махидевран устало смотрела на девушку. Ей что, опять не с кем поговорить? — Такие все грустящие! — ахала тем временем «Гюльфидан». — Если ты забыла, то я напомню тебе, что являюсь Султаншей, а ты вошла в мои покои, не поклонившись и дерзко сев рядом со мной без моего на то позволения, — когда Эстер прервала свой монолог, заметила Гюльбахар. — Я очень дерзкая, это точно, — как ни в чем не бывало, захихикала Английская Принцесса. Гнезда захотелось пнуть ее теперь обоими ногами. — Я, вообще-то, по делу пришла, просто меня понесло в рассуждения о переживаниях вашей доблестной Династии... Тебе сейчас не об Ахмеде тревожиться надо, Махидевран, не о нем, — загадочно прошептала Эстер. — А о чем же? — без всякого интереса осведомилась Махидевран, уверенная в том, что сестра хасеки Сулеймана сейчас понесет какую-нибудь ересь. Разве она когда-либо занималась чем-то иным? — Хватит дуться на меня так, будто я в ночь нашего знакомства действительно хотела забрать насовсем твоего ребенка. Я тебе, между прочим, помочь хочу, — притворилась обиженной Эстер. — Я просто устала. Если у тебя нет никаких важных новостей, оставь меня в покое, — безэмоционально вымолвила Махидевран. — Вообще-то есть, и еще какие важные для девушек, сделавшихся сторожами своих возлюбленных, — хохотнула Эстер. — Валиде Султан Хатун к Сулейману посылает. Сегодня. В ваш этот четверг. Ну, то есть, в твой день. О как. — Что?! Какую еще Хатун?! Теперь на лице весенней розы были чувства и немало: преобладали страх, гнев, обида и интерес. — Свою бывшую служанку, кажется, — пожала плечами Эстер и быстро вышла из покоев, уяснив, что ловить в разговоре с баш-кадын Сулеймана больше нечего. Махидевран же разом забыла о Шехзаде Ахмеде. Айше Хафса... Женщина, которую она считала второй матерью... Да как она... Ладно. Нет ныне времени на возмущения. Надеяться на то, что Сулейман в такой день отошлет девушку, наивно. Нужно действовать, идя на опережение.Золотой Путь.
Марине Хатун, которую, разодев в недорогое, но восхитительно красивые красное платье, вели по Золотому Пути несколько Калф и рабынь, ликовала, представляя, что за ней идут ее собственные слуги. В покоях Сулеймана она сегодня начнет свою новую игру. Когда Марине уже подошла к покоям, ее вдруг остановила Чичек Калфа, одна из прислужниц Махидевран, стоявшая у дверей. — Куда это ты собралась, красавица? Неужели к Султану, а? — ехидно вопросила Чичек, на которую недовольно и слегка удивленно смотрели Калфы, ведшие Хатун к Наследнику. — Да, а что такое? Ты меня не пустишь? — усмехнулась Марине. Неужели баш-кадын решила таким странным способом не пустить ее к Сулейману? — Ты не сможешь зайти, Хатун. Сегодня ночь четверга, в покоях нашего Шехзаде Махидевран Султан. Заруби себе на носу, что в этот день ты к падишаху попасть никогда не сможешь, — гордо промолвила Чичек Калфа. — Когда-нибудь смогу, Калфа, вот увидишь, — похлопала по плечу служанки Гюльбахар Султан Марине. Черт дернул Хафсе отправить ее к Сулейману именно в этот день, захотев по-полному отомстить Махидевран! Теперь ей придется сгорать от нетерпения, ожидая следующую возможность начать игру... Не суть. Однажды Марине все равно получит свое. — Кого ты обманываешь, Хатун? По четвергам эти покои лишь баш-кадын посещает, а тебе, пока есть Махидевран Султан, ею не быть, — засмеялся Ага гарема, также сопровождавший девушку. — Пошли обратно давай! — Пока Махидевран есть, действительно не стать, — понизила голос Марине, усмехнувшись. — Ты угрожаешь Гюльбахар Махидевран Султан? — возмутился Ага. — За такие слова фалака полагается! — Толкнув Марине Хатун, Ага развернул ее и повел в сторону гарема. Марине же было все равно. Ну, скажут эти Аги и Калфы, что там наговорила Марине, ну и что? Валиде Султан в любом случае ей и только ей поверит, сумела Марине завоевать ее доверие. А Махидевран... Если Марине завтра попадет в покои Сулеймана, то баш-кадын больше не будет представлять ей угрозы. В конце концов, бывшая служанка Валиде Султан не наложницей-фавориткой стать собирается, а кем-то куда более значимым для Династии, защита которой ей может понадобиться, на первое время... И значимым, кстати, не из-за любовной связи с Шехзаде, в отличие от всех этих бесполезных, по мнению самой же Марине Хатун, подстилок вроде Махидевран.Ночь.
Покои Наследника Шехзаде Сулеймана.
Махидевран с Сулейманом стояли у окна, иногда целуя друг друга. Возлюбленные рассматривали просторы Манисы: ее великолепные луга, густые леса и искусно построенные здания. Весенняя роза была довольна: ей удалось попасть в покои раньше рабыни, и теперь Сулейман ее на всю ночь. Шехзаде тоже радовался этому дивному вечеру, который он проводил со своей любимой фавориткой, хоть и был, в целом, не меньше Гюльбахар, обеспокоен скорым прибытием в санджак Ахмеда. — Сулейман, ты крайне озадачен, я смотрю. Может ли твоя любимая рабыня тебе чем-нибудь помочь? — вопросила Махидевран, как только заметила неоднозначное лицо Сулеймана. — Полагаю, Селим не мог приказать убить меня, послав исполнять приказ собственного сына, что в его духе, ведь я покорный член Династии... — пробормотал Сулейман. — Ведь так? — Махидевран, согласившись с рассуждениями Сулеймана, успокаивающе кивнула. — Как дети? — поспешил тот перевести тему. — С ними все хорошо, — улыбалась Гюльбахар. — Алтын я полюбила как родную доченьку... Я же говорила тебе, что отобрать ее у такой матери как Разие, — верный шаг. Я предложила тебе верную затею, — с элегантными паузами проговорила Махидевран. Сулейман никогда не хотел разлучать свою первую фаворитку с младшей дочерью, но почти год назад его весенняя роза убедила Сулеймана в правильности такого дела, объяснив, что Разие не сможет осчастливить маленькую Алтын Султан, начнет заставлять свою дочь выстаивать права матери-преступницы и загонять в цепи интриг. — Ты молодец, Махидевран моя, — закивал Сулейман, поглаживая волосы девушки. — Не такая молодец, какой ты, — ласково засмеялась Гюльбахар, изящные руки которой в тот же момент потянулись к позолоченному кафтану Сулеймана, медленно снимая тот с возлюбленного Весенней...Утро.
Покои Валиде Султан Манисы Айше Хафсы Султан.
Айше Хафса Султан сидела на тахте в ожидании своего сына, каждое утро приходившего ради благословления от своей... все еще Валиде. Несколько дней назад ей окончательно стало ясно, что, несмотря на все ее проигрыши, в самом главном она выиграла. Она смогла воспитать своего названного сына прекрасным, великодушным человеком, смогшим принять случившееся с ним в младенчестве, не отвернувшись от той, кто все эти годы заменяла ему мать. Хафсу Султан ныне мучал не сын, — безусловно, ее беспокоил его «побег» из военного лагеря, который мог иметь тяжелые последствия, причем совсем скоро — тогда, когда прибудет Шехзаде Ахмед, сын проклятой Нуре, столько лет отравлявшей жизнь Айше Хафса своими интригами, — а его любимая наложница и одновременно дочь не менее проклятой, чем Нуре Султан, Эвруз, и предателя Шехзаде Абдуллы. Раньше Хафса видела в девушке члена Династии, в котором текла кровь предков ее мужа, но теперь, когда ей было известно о, как она считала, гадких поступках Махидевран, она стала вспоминать, какие люди приходятся Гезде наиближайшими родственниками... Избавлять от Махидевран Султан, матери Шехзаде и Султанши, а также все еще кровного члена Династии, в прямом значении этого слова Айше Хафса не собиралась, но вчера вечером она решила найти достойную соперницу Гюльбахар, чтобы вытеснить некогда любимую невестку из сердца сына. Хатун на роль соперницы Хафса Султан обнаружила сразу. Лучшего варианта, чем Марине, и представить было нельзя: девушка сильная, ловкая, красивая, довольно мудрая и, что самое главное, верная Династии и, в первую очередь, ей, Айше Хафсе Султан... Мало того, вчера утром стало явно, что Марине Хатун прекрасно танцует, а вечером девушка так вообще привела Сулеймана в восторг. Двери в покои распахнулись, и вошел Шехзаде Сулейман. Айше Хафса встала с тахты и подошла к сыну, протягивая ему свою руку для поцелуя. — Валиде, Вы, как и всегда, прекрасны, — широко улыбнулся Наследник, целуя руку матери. — Я рада тебя видеть, сынок. Надеюсь, ты в добром здравии? — У меня все замечательно. Спасибо, Валиде. — Как здорово... Лев мой, вчера я отправила к тебе наложницу-красавицу — ту чаровницу с праздника, которая тебе пришлась по вкусу, Марине Хатун. Девушка понравилась тебе? — задала так интересовавший ее вопрос Айше Хафса Султан. — Марине? — удивился Сулейман. — Вчера был четверг. Я провел ночь с Махидевран Султан, как и положено. — С Махидевран? — Теперь настала очередь Валиде Султан удивляться. Ночь четверга, верно, на то и был расчет: Айше Хафсе уж очень хотелось поставить на место забывшую о том, что она у ее сына единственной никогда не будет, чтобы не нарушился порядок, весеннюю розу... Но почему же вчера все пошло не по плану? Откуда взялась Махидевран, почему в покоях оказалась не Марине? Неужели баш-кадын осмелилась в очередной раз ослушаться приказа Айше Хафсы, опередив рабыню и придя в покои первой? Валиде Султан, поморщившись, прикусила губу. — Сулейман, я совсем забыла о том, какой вчера был день. Махидевран молодец, она все правильно сделала, — Зачем расстраивать сына да и к тому же портить с ним отношения? — Марине к тебе завтра придет. — Договорились, Валиде, — потер руки Сулейман, начиная вырисовывать перед собой образ пришедшейся ему по вкусу танцовщицы... Когда Шехзаде ушел, Хафса Султан горестно вздохнула. Не одна беда, так другая. Хорошо хотя бы, что между матерью и сыном не образовалось пропасти из-за того злосчастного письма Гюльшах. Хорошо, что Сулейман оказался чутким к Айше Хафсе, быстро смекнув, что ее вины в произошедшим быть не может, что она такая же жертва... Да, Хафса смогла вырастить достойную личность, достойного члена Династии. Она никогда не забудет, как Сулейман утешал ее в тот день, когда она плакала, рассказывая обо всем, что случилось почти тридцать лет назад: Сулейман сказал тогда, что для него не имеет значения, кто его родил, хоть он и постарается найти родных Хелен, чтобы оказать им поддержку, что куда важнее, кто его вырастил. Что матерью для него навсегда останется тот человек, который любил его, Сулеймана, все эти годы, как своего собственного сына, не разделяя с другими детьми, будучи готовым отдать за него все, в том числе и свою жизнь.Гарем.
Порассуждав о том, как ей повезло с единственным... сыном, Валиде Султан направилась к теперь уже нелюбимой невестке, чтобы наконец предупредить Махидевран о том, что ее ждет, если она совершит еще хотя бы одну вольность, однако встретила ту в гареме. — Как ты посмела пойти к моему сыну тогда, когда ей отправила к нему Марине Хатун? — дождавшись поклона девушки, безапелляционно спросила Айше Хафса. — Я сделала так, как велят наши традиции. В ночь четверга к Шехзаде полагается его баш-кадын ходить, — покорно, мягко произнесла Гюльбахар, в целом, не сказав ни слова лжи, но все же играя — играя почтение к женщине, последнее время покупавшись на козни, по всей вероятности, Эйдже Султан, без всякого сожаления изводившей девушку. — Странно, что на сей раз ты решила испробовать этот метод, а не отдалить от гарема наложницу, понравившуюся моему сыну, как ты делаешь это обычно, — фыркнула Валиде Султан. Рабыни покосились на Султанш, краем уха заслышав, что те говорят. Одна из девушек тихо поинтересовалась у другой, не образовалась ли в гареме вторая Разие. Вторая ответила, что Махидевран Султан не такая. — Я никогда не делала ничего подобного. Как можно, Валиде? Порядки наши то запрещают, — скрывая усталость от подобных заявлений свекрови, наигранно испуганно воскликнула весенняя роза. «Как ты это делаешь обычно». Ну да, верно, она отдала приказ о том, чтобы сослать одну девушку в Старый Дворец, но лишь по своей абсолютной уверенности в том, что эта Хатун пытается загубить Гюльбахар по приказу Эйдже. К тому же, это случилось не так давно, — пару дней назад Фарья устроила очередной скандал в гареме, крича на баш-кадын Сулеймана, и тогда Махидевран не выдержала и, все еще соблюдая традиции, выслала из гарема наложницу, потерявшую ребенка и не единожды оскорбившую баш-кадын Шехзаде, — и Хафса даже не осведомлена об этом. Она сейчас имеет в виду, очевидно, случаи, которые не имеют никакого отношения к Махидевран... Эйдже и Разие действуют медленно, но верно. В Дворец Плача фавориток Сулеймана довольно часто отсылают Калфы, пару раз помогавшие Махидевран и считавшиеся прислужницами Махидевран в глазах всех обитателей гарема. Пару раз наложниц находили мертвых, причем тех, с которыми Сулейман был далеко не один раз, да еще и в тех частях гарема, где за некоторое время до обнаружения трупов рабыни видели Гезде. И, несомненно, это всего лишь начало. Айше Хафсу Султан и заодно других членов Династии заставляют поверить в то, что Махидевран способна на подобные поступки: противоречия канонам и даже покушения на жизнь. Зачем? Чтобы они однажды поверили в то, что весенняя роза способна и на большее. — Тебе ли, многократной нарушительнице моих приказов, говорить о порядках? — фыркнула Хафса, даже не сомневавшаяся в виновности Махидевран, а значит, перехитренная собственной дочерью, а также, казалось бы, уже полностью поверженным и переманенным на свою сторону врагом. — Я всегда исполняла Ваши приказы и прислушивалась к Вашим советам, — искренне вздохнула Махидевран. Ей было очень обидно. Она не могла больше притворяться. — Я всегда была покорна. Делала все, что Вы скажете. Полюбила Вас, как родную мать. Вы... Вы видно меня не любите и никогда не любили, раз сразу отвернулись от меня, так быстро поверив в интриги... Разие и того, кто за ней стоит, — эта девушка не тот человек, что стал бы проворачивать все это в одиночку тогда, когда его положение и так шатко, — Среди наложниц прошелся шепот. Девушки строили версии происходящего. Одни считали, что права Махидевран, и Разие действительно снова плетет какие-то интриги, другие винили баш-кадын, поддерживая управляющую гаремом, третьи — пытались догадаться, кого же именно выслала одна из фавориток Сулеймана. — Что за дерзость, Махидевран? Еще и на глазах у всего гарема! — возмутилась Айше Хафса, отводя Гезде, лишь расстроенно смотрящую в пол, в сторону. — Не неси ерунды. На этот раз Разие ни при чем. Ей, в отличие от тебя, стало ясно, какая отвратительная жизнь ее ждет, если она не станет мне подчиняться. — Вы уже даже Разие, видно, считаете лучше меня, — едва не всхлипнула Гюльбахар. Она ошибалась: не любила бы она Разие меньше, чем Махидевран, вторая бы давно уже была на том свете. — Неужели из-за того, что я — дочь Эвруз Султан, Вашего бывшего врага? — Чепуха. Я была милостива к тебе, пока ты не начала своевольничать... Еще раз допустишь подобное, и тебе будет очень больно, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, сделала предупреждение Хафса, развернулась и ушла. Махидевран же осталась стоять в дальнем углу гарема. Слезы тихо текли из ее глаз. Первая встреча с Сулейманом... Беременность... Рождение дочери Разие... Правда о родителях... Бунт... Жуткая боязнь умереть самой и потерять близких... Ее двойняшки... Интриги... Темное и порой грязное прошлое обитателей Дворца... Ее мать... Правда о смерти ее отца... Раскрытие сущности Эйдже Султан... Отбытие Сулеймана в поход... Беременность Фарьи... Нужно действовать... Преступление Айгюль... Сулейман — не Шехзаде... Скорый приезд Шехзаде Ахмеда по возможному приказу Султана Селима Грозного... Ненависть Валиде Султан... Жизнь в постоянном напряжении. Беспросветно нависающая над ней и ее детьми опасность. Ни одной ночи спокойного сна. Страх перед будущим. Страх потери. Страх смерти. На невольничьем рынке было проще — бояться приходилось лишь за себя одну. — Да будет проклят тот день, когда я попала в этот Дворец! Будьте Вы все, люди, из-за которых по Вашей или же не по Вашей воли мне больше не бывает хорошо, — тихо, но вполне отчетливо сорвались с губ весенней розы судьбоносные проклятья. Однажды она пожалеет о сказанном в минуту отчаяния, но будет уже поздно.Спустя несколько часов.
Покои Наследника Шехзаде Сулеймана.
Примерно полчаса назад Шехзаде Ахмед прибыл во Дворец и сразу направился в покои своего брата, где попросил ждать его Сулеймана и его мать, предупредив, что им троим предстоит тяжелый, крайне тяжелый разговор. — Я приготовила тебе покои на время твоего проживания в Манисе, Ахмед, — прервала затянувшееся после приветствия младшего Шехзаде молчание, во время которого Ахмед подбирал слова для начала разговора. — Благодарю, — напряженно произнес Ахмед, а затем, наконец решивши приступить к беседе, которую ему хотелось оттягивать и оттягивать, набрал в легкие воздуха и вымолвил: — Слушайте меня внимательно. То, к какому решению выведет нас этот разговор, очень важно, учитывая то, что будущее нашей Империи и Династии сегодня туманно, как никогда.Вечер.
Покои Валиде Султан Манисы Айше Хафсы Су лтан.
Айше Хафса смотрела в никуда. Перед ее глазами то и дело появлялись картины из ее прошлого: вот она впервые встретилась с Султаном Селимом, тогда еще Шехзаде, и почувствовала влечение к этому человеку с первого взгляда, вот появилась их общая доченька Эйдже, первый ребенок, вот — он избивает Хафсу ногами, и та теряет ребенка, — вот — Сулейман делает свои первые шаги, ласково улыбаясь своей Валиде, вскормившей его и воспитавшей... едет в Манису, как Наследник... убаюкивает свою первую дочь, внучку Айше Хафсы... Валиде Султан никогда не стояла перед таким сложным выбором. С одной стороны — ее муж и непредсказуемость его действий, штука очень и очень опасная, — с другой — ее сын и его будущее, его жизнь. Впервые от слова Хафсы Султан, некогда невинной Принцессы Крыма, вскоре ставшей жесткой, если не сказать жестокой, женщиной, жертвующей кровью — причем не всегда своей — ради своих детей, зависело столь важное. Зависела судьба ее самых близких людей. Желая отсрочить решение на самый поздний возможный срок, Хафса решила отвлечься и разобраться с чем-то или кем-то менее важным и весомым, но все же являющимся проблемой... Махидевран. Айше Хафса позвала в свои покои свою давнюю «внештатную» служащую — Чичек Калфу. Сейчас та уже была в них. Она поклонилась и вопросила: — Султанша, Вы звали меня? — Да, звала. Чичек, как продвигаются дела с Махидевран? Она доверяет тебе? — И еще как, Султанша, — ухмыльнулась Калфа. — Поскольку я никогда не показывалась среди вашей прислуги, Махидевран Султан доверилась мне, заметив, с каким рвением и гордостью я выполняю ее приказы... Полагаю, мне, правда, стоит избавиться от Менекше Калфы, чтобы стать самым доверенным лицом Султанши. Мне даже известно, как это сделать. Но... Полагаю, если я расскажу Вам все детали одного происшествия, Вы выберете мир праху Принцессы Хауны и ее сыну, которого я, увы, Шехзаде назвать не могу, а не Менекше Калфе. — О чем ты?! — изумленно воскликнула Валиде Султан. Махмуд — не Шехзаде?.. В ответ на восклицание своей госпожи Чичек изложила все, что ей было известно об увиденном верной Калфой Махидевран и об разговоре Гезде с Айгюль. — Вот как, — держа лицо, довольно ровным тоном промолвила Хафса, как только Чичек Калфа закончила свойств рассказ. Измена Айгюль, бывшей иностранной Принцессы, не поразила мать Сулеймана, но все же смогла удивить ту. — Ладно. Ты пока ничего касаемо этого не предпринимай, а, если Махидевран действовать начнет, говори мне. Я же пока порассуждаю, что лучше делать в сложившейся ситуации, — Айше Хафса видела казнь Принцессы с сыном недопустимой. Отношения между Династиями, то завещание... Нет. Пусть Махмуд подрастет, богатства друга юности Айше Хафсы будут распределены, и вот тогда уже можно будет говорить о казни или недопущении «Шехзаде» до трона... Махидевран, кстати, тоже было ясно, даже во время ее разговора с бывшей Хауной, что Айгюль пока должна и останется в живых, как бы ей ни желалось изменнице и конкуренту сына иного, — разговаривая с новоявленной Султаншей, Махидевран хотелось запугать ту, ну, а еще чтобы Сулейману поскорее стало известно, чей сын Махмуд, и он не стал относиться к нему, как к родному, уж точно не сохранив в своем сердце его мать. — Передай Эфиз Хатун, чтобы она готовила Марине к ночи. Сегодня девушка должна во что бы то ни стало оказаться рядом с моим сыном. Ему нужно отдохнуть, — Калфа кивнула. — Очень нужно... — Есть еще одна новость, Султанша, — вдруг доложила Чичек Калфа. — Слушаю. — Фарья Хатун — наложница, потерявшая ребенка, — была отослана в Старый Дворец. Ее отослала Махидевран... — Хафса фыркнула. Кто бы сомневался? — Это еще не все. Девушка вернулась во Дворец в Манисе, — На лице Валиде Султан появилась заинтересованность. — Дело в том, что Шехзаде звал девушку к себе и после того, как она потеряла его сына, — уж очень девушка пришлась Наследнику по душе... Фарья Хатун беременна, Султанша. Хатун из Дворца Плача недавно приезжала с этой вестью к Шехзаде, и тот велел возвратить его любимицу в Манису. К сожалению, правда, он не поинтересовался, кто выслал ее туда, так что ему по-прежнему неизвестно о проступке баш-кадын, — Хафса Султан вздохнула. По сути, Махидевран и не совершала проступка: девушка потеряла ребенка и должна была быть выслана... Фарья беременна. Прекрасно. Хоть одна радостная новость. Теперь и эта девушка сможет стать Махидевран злейшим врагом, коварной соперницей... Если кто-то из вышеперечисленных, в том числе и ребенок Хатун, выживет, конечно. — Пусть мои Калфы следят за здоровьем девушки, а также заставят ее пореже выходить из покоев, причем только со служанками, заставят быть осторожней, — приказала Хафса, далее жестом выгнав Чичек. Допустим, она сможет защитить Фарью от человека, расправившегося с первым ребенком Хатун, человека, чье имя Валиде Султан было неведомо: это точно была не Махидевран, абсолютно искренне плакавшая в день трагедии, и не Разие, притихшая и во всем, по ее мнению, слушавшаяся Айше Хафсу... Но как она защитит своего внука и его мать, а также людей более родных и близких, от угрозу, исходящей от пугающего больше любых слов молчания падишаха? Неужели ей все же придется, рискуя всем и вся, включая собственные принципы, стать одной из тех, кто с ним покончит?Вечер.
Покои Гюльбахар Махидевран Султан.
Махидевран готовилась к ночи с Сулейманом, уже к полудню успокоившись и забыв о том, как плохо ей было на рассвете, да о том, что она тогда умудрилась произнести. Вчера ночью Шехзаде в минуту особого удовольствия сказал своей весенней розе, что этот месяц он будет проводить лишь с ней, во что девушку охотно поверила, а зря: наутро Шехзаде уже не помнил о своих словах. Гюльбахар стояла возле зеркала, примеряя новую корону: довольно высокую, с тремя изумрудами на острых концах сверху. Султанша приобрела эту корону буквально пару дней назад и теперь наконец решила ее надеть... Когда корона оказалась на волосах Махидевран, ей стало ясно: она будет носить ее куда чаще, чем предполагала ранее. Это украшение было великолепно, и оно страшно подходило баш-кадын Наследника. — Символ моего взросления. Символ будущей власти. Символ того, что я не сдамся. Никогда, — прошептала Махидевран Султан, восхищенно глядя на свое отражение. ...Двери в покои вскоре распахнулись, и в них оказалась Чичек Калфа. Молодая Султанша повернулась к «своей» прислужнице. — Госпожа, — поклонилась та. — Я хорошо одета? — улыбнулась Гюльбахар. — Вы неотразимы, Султанша, однако... Шехзаде Вас сегодня принять не может, — изображая жуткую печаль и сопереживание, поникла Чичек. — Как это так? — растерянно осведомилась весенняя роза. — У Наследника Сулеймана Хатун, наложница. Та, которая вчера пойти должна была. — Он же обещал весь месяц лишь меня принимать! — раздосадованно воскликнула Гезде. — А кто приказ отдал? Сулейман сам эту... как ее там?.. Марине пригласил? — Валиде Султан, — понуро вздохнула Калфа. — Оставь меня, — осела Гюльбахар. Чичек Калфа вышла. Из глаз Махидевран ручьем потекли слезы. Она такая неудачница! У нее никогда и ничего не будет идти хорошо!Покои Наследника Шехзаде Сулеймана.
Балкон.
POV Шехзаде Сулейман.
Стояла ясная ночь и прекрасная, теплая погода. Я находился на балконе, так что пред моим взором открывался чудный вид на ночную Манису... С того дня, как почти что собственными руками убил родного брата, я желаю находиться не здесь, а в центральном Дворце нашей Империи — Дворце Топкапы. В его главных покоях. В день смерти Искандера это желание родилось, а совсем недавно, когда мне стала известна вся гнусная правда о моем «отце», это желание выросло и выросло во много-много раз... Я не Шехзаде, и мое положение в государстве крайне шатко, особенно сейчас, после решения, что Шехзаде Ахмед узрел в глазах его отца, но я вовсе не собираюсь сдаваться. Возможно, в том, что трон должен быть моим и уже очень скоро, меня убедила Махидевран, но скорее всего я так решил сам: в конце концов, это единственный способ добиться справедливости, — ну, или, говоря иными словами, отомстить — а я уже больше года хочу этого и только лишь этого настолько, что не было ни одной ночи, в которую бы я смог заснуть, не представив бездыханное тело Султана Селима в безымянной могиле... От рассуждений меня оторвал звук распахнувшейся двери и плавные, нежные шаги. Я вернулся в основную часть моих покоев. Значит, несмотря на то, что над Манисой нависли смертоносные тучи, и скоро начнется буря, пуще которой ни она, ни я еще не видали, Валиде отправила ко мне эту танцовщицу — Марине, кажется... А впрочем, почему бы и нет? Пир во время чумы порой спасителен. — Шехзаде Сулейман, — не удосужившись поклониться, без всякой робости обратилась ко мне девушка, наглым образом садясь на мое ложе. Интересно, а что происходит? Кажется, моя Валиде говорила, что эта Хатун — примерная рабыня, образец для подражания. — Я слишком дерзкая для самой верной из служанок Айше Хафсы Султан? — внезапно усмехнулась девушка, кладя ногу на ногу. Я был не в силах сдвинуться с места от изумления. Нет, у меня бывали, конечно, чрезмерно смелые девушки, но такого я, пожалуй, еще не видел! — Откуда такая странная наложница может быть родом? — только и сумел выдавить я из себя. — Родос, — похоже, что совершенно равнодушно ответила девушка. — Звать меня Марине. — Я был с рабынями с Родоса, и ни одна из них не вела себя... так, — Я подошел к краю моего ложа и села рядом с девушкой. У меня не было сил на крики на нерадивую рабыню, да и, признаться, даже если бы были, я бы не стал того делать: девчонка меня заинтересовала, я не мог упустить настолько не обращающую внимание на порядки Хатун, к тому же каким-то макаром ставшую любимой прислужницей моей Валиде. — Расскажи мне свою историю. — Я жила без имени и дома пятнадцать лет. Слонялась по острову, иногда находила временный приют у добрых людей, — улыбнулась девушка. В ее улыбке не было ни капли грусти. Ведьма? Свихнувшаяся? — Потом прибыли «варвары» и забрали меня на корабль, с которого я попала в твой гарем, где мне дали имя, где я обрела дом. Служу верой и правдой Айше Хафсе Султан. Неплохо танцую, — хмыкнула Марине. Она выглядела ужасно самодовольно и совершенно не кокетливо, как зачастую выглядят наложницы, пришедшие очаровать меня. Любой другой бы наверняка захотел больше никогда не встречаться с девушкой, разговаривающей с господином, как со своим другом детства из какой-нибудь полузаброшенной деревни, или — более того — приказал бы высечь нерадивую рабыню, но только не я. Меня всегда привлекали подобные девушки и привлекали очень сильно — именно подобные, такой, как Марине я не видел никогда. Они всегда уводили меня в сторону от всего здравого, завлекая в странный, но чудесный мир свободы, которую я, Шехзаде-Наследник, никогда не видал. — Фатьма, — прошептал я, осторожно протягивая свою руку к лицу девушки. — Теперь тебя так будут звать. Фатьма — «светлоликая».Спустя несколько часов.
Автор.
Эта ночь была очень жаркой, и Сулейман смог оторваться от Фатьмы Хатун только под утро. Сейчас он лежал рядом с ней, пытаясь заснуть и, несмотря на превосходно проведенные часы, вспоминая о своих бедах и мелких неприятностях. Бывшая Марине же ликовала. Сулейман поддался ей, покорился ее не по-рабски свободолюбивому, но легкому нраву. Он запомнил ее, он будет ей доверять — видимо, рассказ о прошлой тяжелой жизни без сожаления проивел на Шехзаде впечатление. Что самое удивительное, ей даже не пришлось врать для этого. Она просто вкратце изложила историю своей жизни, с помощью рассказов Айгюль о Сулеймане предугадав, что это придется Наследнику по вкусу... О, а вот и момент сказать Сулейману, что она может помочь ему решить одну его проблему, — санджакбей Манисы еще не заснул, и он грустен. — Шехзаде, я могу изображать Принцессу, — ласково пропела Фатьма, поглаживая плечо названного сына Султана Селима. Тот, вздрогнув, повернулся к девушке. О чем она говорит? Неужели ей что-то известно? Откуда? — Айгюль Султан вскоре уедет, потому как так захотели ее ревнивые и, увы, очень влиятельные родители, боящиеся, что Эстер полюбит Айше Хафсу Султан, а Вам придется искать девушку, которая сможет сыграть Айгюль, которой полюбились эти тряпки, закрывающие лицо, и которая не выходит из покоев, потому что в ссоре с Махидевран Султан, перед рабынями — и особенно Агами — гарема, чтобы народ верил в подлинность брака, который будет расторгнут по ясным причинам лишь через несколько лет... Пришлось бы, то есть. Пришлось бы, если бы здесь не было меня. Мы с Принцессой одного роста, волосы у меня той же длины, а цвет можно подкорректировать. Валиде Султан мне доверяет. Вы тоже. Я ни перед кем не выдам себя, не захочу появляться на людях, чтобы, прочувствовав власть, делать все те вещи, что совершают настоящие Султанши. Я служила Вашей хасеки год, так что без труда смогу скопировать ее походку и движения в целом... Откуда мне известно об этом деле? Айгюль Султан мне очень доверяет и рассказывает обо всем, что ее тревожит. Вот так вот, — По мере того, как Фатьма с непоколебимым спокойствием объясняла Сулейману о том, какую пользу она сможет принести Династии, его лицо менялось. Сначала Шехзаде был поражен и слегка напуган, далее его мучали подозрения, а в конце монолога наложницы лицо Наследника будто расцвело — еще бы, стало на одну неприятность, заботу меньше! С какой целью Фатьма решила заполучить доверие Сулеймана, чтобы «стать» Айгюль Султан, когда ей безоговорочно доверяла Айше Хафса? Ну, дело было в том, что та была куда более сына подкована в дворцовых интригах, соответственно, услышь тот же самый рассказ от девушки, она бы заподозрила неладное, ведь ей был известен, несмотря на то, что Принцесса по некоторым причинам всегда пыталась скрыть эту свою черту, малодоверчивый характер англичанки Хауны. Хафсе бы стало ясно, что в истории что-то неладно, и Фатьму бы могли не подпустить к такому делу, и не зря: одному черту известно, сколько раз Хатун напаивала Султаншу-хасеки, чтобы выудить сведения, сколько раз подслушивала ее разговоры с сестрой... Теперь же, когда наложница предложила себя на роль Айгюль Сулейману, он, конечно, расскажет своей Валиде, что нужная девушка найдена, скажет, кто она, но... Это будет иное. Валиде Султан доверится выбору сыну, обязательно, будучи едва ли не влюбленным в Фатьму, твердо убедившего ее в верности девушки, ни у кого не переспрашивая, откуда Фатьме Хатун известно о Деле, — Сулейман ведь, завидев сходство, наверняка сам поведал все, что следует, Марине-Фатьме. В том же, что Шехзаде не оповестит о способе получения сведений девушки свою мать, Фатьма Хатун также не сомневалась. А зачем ему это делать? Скажет, как нужно поступить, и уйдет. Он вот, какой загруженный с момента прибытия! Чай, нет времени на рассуждения о таких пустяках, когда у Династии, что Фатьме было несложно заметить, есть проблемы покрупнее. Что же касается Айгюль, некогда Марине Хатун было очевидно: Принцесса не способна на витиеватые заговоры, так что во Дворце, раз уж такое дело с ее плохо расставляющими приоритеты родителями, не задержится... Наверное, вы задались еще одним вопросом. Полагаю, вам интересно, а зачем девушке участвовать в такой авантюре, если гораздо проще стать фавориткой Шехзаде, родить детей. Отвечу на этот вопрос так: вышеназванное не проще, учитывая то, что такой путь к могуществу тернист и полон препятствий вроде разъяренных соперниц, желающих уничтожить разлучницу, а затеянное же Фатьмой, хоть и обречет ее на несколько лет, казалось бы, скучной жизни в стенах покоев, создаст всеобъемлющее, нерушимое доверие к Хатун со стороны членов Династии, а также даст ей много времени на то, чтобы стать еще более подкованной в делах дворцовых хитросплетений, а также поможет ей разобраться в военном деле и истории Османской и иных Империй. Каковы же все-таки конечные цели Фатьмы? На достижение чего она собирается положить лучшие свои годы? Что ж, они велики, и это единственное, касающееся них, что я вам ныне открою. — Ты готова жить считай, что взаперти целые годы? — пораженно вымолвил Сулейман, когда до него наконец дошел и этот аспект дела. — Чего ради? Моей Валиде? Принцессы? — Ради моего возлюбленного, разогнавшего тщательно сокрытую за маской равнодушия печаль былых лет сегодня ночью, — томно вздохнула Фатьма, а затем, улыбнувшись, дотронулась до щеки Шехзаде. На этот раз рабыня лгала. Никакой печали не было и в помине. Марине всегда уважала, вспоминая их с любовью, свои детские годы, что смогли показать ей жизнь со всех возможных нелицеприятных ее сторон, чтобы та разглядела дорогу, по которой должна была идти, чтобы выжить и... чтобы жить. — Я полюбила тебя сразу же, с первого взгляда, как только увидела. Мое сердце не сделало ложный выбор. Сегодня ночью ты спас меня. Теперь моя очередь спасти тебя. Помочь хоть в чем-то. Позволь мне это сделать, Сулейман, — Фатьма говорила проникновенно, с чувством и, как показалось Шехзаде, абсолютно искренне. Более того, будь на его месте тот, кто разборчивее всех других обитателей этих земель в правде и лжи, он бы тоже поверил Фатьме. Он бы заглянул ей в очи и счел бы ее слова за правду, потому что глаза этой девушки не выдавали ее, как выдавали всех остальных. Отчего? Она сама верила в свою ложь. Начиная лгать, она каждый раз пропускала все, что говорила, через себя, и начинала верить в то, что сказывала. Порой Марине сама уже не могла вспомнить, были ли правдой те или иные ее слова. Она умела убеждать. Умела просто великолепно. Она могла убедить в чем угодно и кого угодно, в том числе и себя. Страх смерти и неясно как возникшая из нескончаемой боли любовь к жизни породили — не побоюсь этого слова — чудовище, способное на слишком многое... Наследный Шехзаде обнял свою наложницу, нежно поглаживая ее волосы и впиваясь губами в ее шею. Дело сделано. Теперь он смотрит ей в рот и верит каждому ее слову. Отныне в списке ее жертв, обведенных ею же вокруг пальца, и старший сын Селима Грозного.