Ты моя собственность!

Очнувшись, Джису испытал неимоверный страх. Он не видел перед собой ничего. Тьма. Абсолютная тьма. Каждую секунду страх окутывал его и не давал рационально мыслить. — Где я? Почему я ничего не вижу? Что происходит? — хрипло произнёс он, положив руку на шершавую поверхность крышки, — Они не могли. Этого не может быть. Нет, нет, нет! Только не это! Пак Джису начал бить руками, ногами, головой, пытаясь выбраться, сбивая ладони в кровь, загоняя занозы под кожу торчащими из не полированных досок того ящика, в который его положили. Из щелей меж досок начинала сыпаться земля. В этот момент мужчина осознал, что он заживо закопан. И у него нет малейшего шанса выбраться. То, что чувствовал Пак сейчас, было настоящим, самым глубоким и первородным страхом любого человека. Осознание страшной и мучительной смерти приходило к мужчине быстро, как и то, что это было неизбежно. Джису пытался в бешеном водовороте мыслей найти хоть что-нибудь, за что может зацепиться разум и заставит тело искать выход к спасению. Органы чувств, обострившиеся за мгновения, принесли ему запах; нет не сырой и холодной земли, окружающей его, не наспех сколоченного деревянного гроба, а другой — тяжёлый, гнилостный, одновременно сладкий и удушающе-тошнотворный. Запах проникал везде, просачивался, заполнял лёгкие, не давал вздохнуть, покрывал кожу смрадным коконом. В ногах что-то чвакало, буквально при каждом движении ног, по ящику начало течь нечто жидкое, густое и склизкое. Пропитывало одежду, дурманило своим удушливым ароматом. Нащупав пальцами что-то гладкое, Джису подтянул предмет поближе к себе, начал ощущать и со сдавленным криком оттолкнул от себя. Это был череп, и судя по его челюсти, при жизни эта тварь была то ли волком, то ли собакой. Да, именно так Пак Джису лежал в своей могиле не один, словно жертва древнего проклятья, он был захоронен вместе с гниющими трупами собак. — Чимин! — Со всей силы закричал Джису. — Папа? — Чимин подскочил с кровати на ноги и тут же рухнул на пол, — Папа… Из дверного проёма послышался смешок. Чимин медленно посмотрел туда и увидел Тэхёна. — Где? Где мой папа? Что ты с ним сделал? — Я не понимаю, о чём ты, — на лице Тэхёна образовалась нахальная улыбка. — Ты прекрасно знаешь, о чём я! Где находится Пак Джису на данный момент?! Отвечай! — Чимин орал не своим голосом. — Никто. Слышишь, никто не смеет на меня орать, — холодным тоном произнёс Тэ и, подойдя к Паку, дал несильную пощёчину, — Ты меня понял? — Да… — Как же ты жалко выглядишь, Пак Чимин. — Я не выгляжу жалко. — Ошибаешься. Чимин смотрел на него со злостью и высокомерием. Такое выражение лица бывают у тех, кто унижался зря. — Его закопали. Заживо, — Тэ устало вздохнул и сел на край кровати, — Доволен? — Это шутка какая-то? — Думаешь, что я шучу? Думаешь, что я этого не сделаю? Думаешь, у меня кишка танка? Отвечай! — Он жив? — Не знаю, — альфа наклонился к полу и постучал, — Пак Джису, Вы случайно не умерли? Не отвечает. Наверное, умер. — Это не смешно. Это уголовно-наказуемо. Тебя посадят!, — выкрикнул Пак. — Мальчик мой, все правоохранительные органы надо мной. Чтобы не случилось, я всегда знаю обо всём и обо всех. И это никто не изменит, — отчётливо сказал альфа и встал. — Ничего не вечно, не забывай об этом. Рано или поздно тебя посадят, либо ты умрёшь. — Меня не посадят и даже не убьют. Я умру в старости, даже увижу твою смерть. Не волнуйся, — на лице Тэхёна появилась лёгкая улыбка. — Я проживу больше тебя и увижу твою смерть. Ты будешь умирать в муках. — Только в твоих мечтах. В конце концов, все мы умрём. Никто не знает, сколько человеку осталось прожить в этом гнилом мире. Это знает лишь Бог. — Тогда ты возомнил себя Богом и лишил жизни человека, который был чист, как первый снег. — Не забывай, что этот чистый снег кроет у себя внизу. Когда снег начинает таять, мы видим весь мусор и грязь, который он прятал, — Тэ тяжело вздохнул, — Ты до сих пор думаешь, что твой папа чист? — Нет. — Вот и славно. — Но этот человек меня родил и воспитал. Дал всё, что я должен получить: любовь, заботу, ласку. Он кормил меня грудью, когда я был ещё ребёнком. Успокаивал, когда я начинал плакать. Дал всё, чтобы я рос здоровым и полноценным ребёнком. А потом… — А потом ты стал ему не выгодным. Ты перестал слушаться и делал то, чего хотел, но ему это не нравилось. Он каждый день срывался на тебе и причинял боль. Разве не так, Чимин? — сказал он с иронией. — Какой бы он не был, он — мой папа. Единственный и настоящий. Я люблю его и ненавижу. Пойми ты это. Мне всё-равно, как он со мной поступил. Он нужен мне. Нужен… — Из глаз омеги начали идти слёзы, и он горько заплакал. Альфа сел перед ним и нежно обнял. Он с осторожностью гладил его по голове, шепча успокаивающие слова, — Он нужен мне… Нужен… — Я знаю, тихо, тихо, — рубашка альфы промокла от слёз, а омега всё никак не мог остановиться, — Успокойся, всё хорошо. — Выкопай его обратно, я тебя умоляю, прошу, — он отстранился и посмотрел на него умоляющим взглядом, — Я… Я сделаю всё, что ты захочешь. Только выкопай его обратно… Прошу… — Хорошо, только не плачь…