Диссонанс

Холодный Киото несколько дней тонул в блеклых лучах зимнего солнца. Тяжёлые серые тучи клубились, казалось, едва не касаясь города, и небоскрёбы казались титанами, державшими небо. А небо хотело упасть. Оно осыпалось снегом. Белая земля. Черное небо. Мир стал монохромным. Стрелки часов с противным звуком дежурно отсчитывали секунды первого урока, ручки скрипели по бумаге, как кошки по душе. Учитель листал журнал класса, и страницы неприятно шуршали. Девушка за соседней партой стучала ногтями в ритм какой-то известной песни. Было тихо и оглушительно шумно одновременно. Поставив резкий прочерк в последней графе бланка с ответами, я брезгливо отодвинула лист заданий. В том, что эту контрольную я завалила, сомнений не оставалось - да и кем надо быть, чтобы без подготовки написать проверочную по термодинамике? Точно не человеком, у которого сегодня день рождения. Холодные пальцы легли на виски как что-то спасительное. Под кожей пульсировала кровь. Зря, очень зря я дожидалась полуночи, и еще хуже то, что я открыла дверь явившейся поздравить меня весёлой компании подруг. Шампанское, которое Чинатсу никогда не умела открывать, выстрелило в потолок, но уже через несколько минут ударило в голову своим игристым градусом. И, судя по тому, как кровь билась у меня под пальцами - ударило хорошо, несмотря на то, что я смогла проспать почти семь часов. То, с каким полным надеждой взглядом я смотрела на часы, просто невозможно описать словами. Сейджуро, увидев моё отчаяние, усмехнулся уголком губ и перевернул руку ладонью вверх. Жест простой и незаметный, но для меня он значил поддержку. Я знала - он подойдёт ко мне сразу со звонком, и тогда я смогу расслабиться. В последнее время с ним стало очень... спокойно. Надёжно, тихо и уютно. Не было того едкого цинизма, которым он встречал меня раньше - наоборот, как будто тот Сейджуро, которого я могла увидеть редко-редко, в самые особенные моменты, теперь был всегда. После того, как из его глаз исчез янтарь, он стал другим. Но я ещё не успела решить, рада ли я этому. И не задумывалась о том, чтобы это решать. Просто наслаждалась. Жизнь налаживалась. Через час должны были прилететь с материка Лёня и папа. Вернулась из Токио мама. Сейджуро наконец-то решил проявлять свою особую нежность. Я улыбаюсь и жду вечера. Я завалила контрольную. Я рисую в графе выводов улыбчивого снеговика. Мне сегодня семнадцать - что ещё можно ждать от жизни? Телефон пискнул, и на экране высветилось оповещение. Лёня отправил мне сообщение. Не задумываясь, я проигнорировала предостерегающий взгляд учителя и открыла его. "Мы падаем, Рин. Люблю тебя." Воздух словно выбило из лёгких. Дрожащими руками я набрала его номер и нажала вызов. Звонок с урока заглушил крик Лёни, поднявшего трубку. Там был шум. Там была паника. Там был страх. Лёня что-то кричал - о том, что ему жаль. О том, чтобы я не сдавалась. О том, что он любит меня. О том, что я должна быть счастлива и не имею права плакать. А потом меня оглушил скрежет металла и грохот. Грохот, от которого динамик захрипел до писка. Самолёт... разбился. Они... Где-то на грани сознания я осознала, что староста подняла класс для прощания с учителем, и поднялась рядом с партой. Кивок. Лёгкий поклон. Хор голосов. Мой голос, похожий на скулёж побитой собаки. Ком в горле и слёзы, от которых нещадно жгло глаза. Невозможность вдохнуть. Меня окликнул кто-то из друзей. Люди подошли, собираясь поздравить. Они улыбались. Они смеялись. Короткие частые гудки. Вызов оборвался так же, как обрываются жизни. Меня трусило как в лихорадке - телефон выпал из рук и ударился об пол. Я попыталась вдохнуть, но подавилась воздухом. Он словно сжигал лёгкие изнутри. В груди болезненно сдавило, ноги подкосились. Отчаянно хотелось упасть и отключиться - но я только опустилась на пол и, прижимая ладони к лицу, пыталась не закричать. Боль как будто разрывала изнутри. Дыхание вырывалось хрипом и кашлем. - Рин? Что с тобой? Дыхание клокотало в горле, как кипяток. Обжигало. Раздирало. Меня крошило изнутри. Среди мелькающих удивлённых лиц я видела только глаза Сейджуро. Несколько показавшихся вечностью секунд я вглядывалась в рубиновые глаза, как будто верила, что сейчас он скажет, что всё хорошо. Что это просто шутка, что самолёт приземлится в аэропорту по расписанию... Но Сейджуро молчал. Он не знал. Он не мог знать. Необдуманно, я подалась к нему и прижалась к его груди, судорожно пытаясь сцепить дрожащие пальцы на его спине. Так, будто он был последней нитью, связывающей меня с миром. Как будто он и был всем оставшимся миром. В груди болезненно сжалось. Глаза были до боли сухими - слёзы встали горьким комом в горле. Тело пробило дрожью. Я скулила на грани истерики. Мир сжался до белоснежной рубашки, в которой я спрятала лицо. Мир стал оглушительно тихим. Мир исчез в темноте.