Диссонанс

Открытие купального сезона под конец февраля обернулось печальными последствиями — в Киото меня привезли с температурой под сорок и, под мои сиплые выражения надежд на тему того, что «в воде не потонула, так хоть в огне сгорю», отправили в госпиталь лечить воспаление лёгких. Времяпрепровождение скучное, безрадостное и откровенно надоедливое — самой увлекательной вещью, за которой я могла наблюдать, были капли в фильтре капельницы, которую втыкали в мои вены три раза в сутки. Две капли в секунду. Холод от лекарств, растекаясь по венам с горячей кровью, остужал и успокаивал. Наверное, капельницы были единственным приятным моментом лечения. С ними я успокаивалась и расслаблялась. И лёжа с иголкой в венах на жёсткой больничной койке, я думала. Много думала. Решение пришло на третий день после того, как я очнулась. Умереть у меня не получилось. Может, тогда получится жить. Особого энтузиазма не было, но и отчаяние куда-то медленно, но верно выветривалось. Поправлюсь — найду работу, к осени переведусь в колледж с общежитием, чтобы экономить на квартире. В этом году мне будет восемнадцать — дождусь совершеннолетия и заберу себе братьев. Если не выйдет, то перееду, и, может быть, наймусь кем-нибудь в их новую школу, чтобы хотя бы присматривать за ними и опекать. Нет, я, конечно, доверяю людям, которые сумели вырастить и воспитать мою мать, но всё же своих мелких… не хочется отдавать чужим. Я — последний их близкий человек. Они — всё, что осталось у меня. Мир сужается до нескольких людей, которые от меня настолько далеко, что это кажется невозможным. Усыновлённые братья, которых увезли в Окинаву. Бабушка, которая в городе, где идёт война. Сейджуро, семья которого никогда не примет к себе гайдзина, и которому я, по сути, совершенно никто. Нежелательное последствие выгодной, на первый взгляд, сделки. Заигравшаяся в чувства девчонка, которая настойчиво верит, что фиктивные отношения могли стать чем-то большим. Дверная ручка громко щёлкнула, и медсестра подошла, чтобы забрать пустую капельницу. — Как себя чувствуешь? — дежурным тоном спросила она. — Овощем. — Придётся притвориться человеком. К тебе гости, — она хмыкнула, неприятно прощупав пальцем кожу на сгибе локтя, откуда только что вытащила иголку, и, приложив к ней проспиртованную ватку, согнула мою руку. — Не разгибай пару минут. И прихватив стойку для капельницы, вышла из палаты. Я передёрнула плечами, поудобнее вжимаясь в подушку, и потёрла глаза ледяными пальцами. Мне не нравились гости — раздражало то, что люди видят меня… такой. За дверью послышались голоса. Я отвернулась к окну как раз тогда, когда дверь снова открылась. — Я же говорила, что не хочу, чтобы меня навещали.

***

Акаши Сейджуро пожал плечами и тихо хмыкнул. — А я говорил, что мне всё равно, как ты выглядишь, — спокойно проговорил он, пройдя вперёд. Вслед за ним в палату вошёл ещё один человек и замер у входа, прислонившись спиной к стене. Девушка недовольно фыркнула. Сейджуро подошёл к её кровати и присел рядом, положив руку поверх её сжатой в кулак ладони. Рин вздрогнула, но не обернулась. Второй парень следил за ней цепким, колким взглядом — за тем, как её спутанные волосы растрепал ветер, за тем, как резко и нервно она передёргивает худыми плечами, и как прикасается ладонью к лицу, прикрывая тонкими пальцами багровую ссадину на щеке. Она не заметила второго гостя. Этот парень умел быть незаметным. — Как ты? — заботливо спрашивает её Сейджуро, и по дрогнувшим сухожилиям на его запястье заметно, что тот сжал ладонь девушки. — Планирую план побега из этого затхлого склепа, — вредно отзывается Рин, и парень готов поспорить, что она поджимает губы. Она в последнее время возненавидела больницы. — Я здесь больше недели, эти врачи уже переключились на лечение детских травм, потому что всё, что могли, уже вытравили своими лекарствами. — И куда побежишь? — усмехнувшись, переспросил Акаши, бросив короткий взгляд на замершего у двери парня. — Не знаю, — коротко ответила девушка, пожав плечами и продолжая смотреть в окно. Небо за ним затягивали тучи. — Просто побегу. Сейджуро посмотрел на неё — поджав губы и со всей своей упёртостью не отводя взгляда от окна, она нервно сминала пальцами тонкую простынь. В воздухе пахло озоном — за окном начиналась гроза. От первого раската грома Рин содрогнулась и тихо, едва слышно всхлипнула. — Сейджуро… — тихо протянула она, не отрывая взгляда от мелькнувшей белым всполохом молнии. На её глазах выступили слёзы, и она неосознанно прошептала: — А как падают самолёты? Парень у стены вздрогнул. — Рассказать? — вдруг заговорил он. Рин обернулась настолько резко, что волосы её взметнулись в воздухе чёрной тенью. Она смотрела на парня, боясь моргнуть и почти не дыша. Её бледные, потрескавшиеся губы дрожали, и она тихим, надломленным голосом прошептала: — Лёня…