Диссонанс

Я, насвистывая песенку, гуляла по шумному мегаполису, жевала манго и отстреливала случайных прохожих из калашникова, когда вдруг белое солнце потухло, мир Морфея опустил передо мной занавес, а предсмертные крики мишеней заглушил унисон ребяческих голосов: - Рин!.. Рииин!.. Марииина! Устало пробормотав что-то, я уткнулась носом в подушку. - Рин! Или ты сейчас поднимаешь задницу с кровати, и мы вместе смотрим представление, или ты продолжаешь дрыхнуть, но становишься его непосредственной участницей! - заговорщическим шёпотом проплевались мне в ухо, донося информацию прямой наводкой к заспанным извилинам. - У тебя семнадцать минут! Простонав нечто нечленораздельное, но с ощутимым подтекстом согласия, я потянулась и вздохнула. Просыпаться было на удивление приятно и даже как-то подозрительно уютно, что было ещё более странно, зная наши с утром взаимоотношения. Впрочем, благоразумно оставив дилеммы нерешёнными, я решила пользоваться тем, что дают, даже если это всего лишь хорошее настроение. Вдруг, приподняв одеяло, чтобы откинуть его в сторону, я осознала, что оно было каким-то подозрительно тяжёлым. Приподнявшись на локтях, я увидела сначала по-хозяйски положенную на меня руку и, скользнув по ней взглядом, её спящего обладателя. Спал он, конечно, просто как ребёнок - не знай я его в состоянии стояния, решила бы, что милее и добрее на свете нет существ. А ещё Акаши улыбался. Умилившись, я не сдержала улыбки. Он, словно ощутив мой взгляд, нахмурился сквозь сон. Я же, позволив себе безрассудство, растрепала ему чёлку и легко щёлкнула по носу мизинцем, как делала это младшим братьям. Фыркнув, он приоткрыл глаза. Бесстыдно растрёпанные мною пряди скрывали левый, янтарный, и, наверное, из-за этого взгляд Акаши показался мне совершенно другим - без издевки, демонстративного равнодушия, насмешки. Он был каким-то непривычно тёплым. - Просыпайся, уже утро. И, не испытывая судьбу, я встала с кровати и немного стыдливо отвернулась к шкафу, сделав вид, что подбираю одежду. Несколько долгих минут слышно было только клацанье ногтей о пуговицы рубашки, которую я никак не могла застегнуть дрожащими от нервов пальцами, но потом, наконец, послышался приглушённый ковром звук шагов. - Ну и чего ты нервничаешь? - привычно разминая шею - я поняла это по тихому хрусту, - тактично поинтересовался Акаши. - Братья что-то готовят, вот и нервничаю, - пробухтела я под нос, намеренно потрусив головой, чтобы волосы упали на лицо. Пуговица выскальзывала из пальцев, и я неосознанно словила себя на мысли, что хочу сейчас оторвать её к чертям собачьим. Бесит! - Может, хватит мне врать? - ощутив, как меня взяли за плечи и повернули к себе, я опешила. Акаши, не встречаясь со мной взглядом, начал спокойно застёгивать пуговицы. - Неужели ты веришь, что можешь меня обмануть? Я молча опустила голову, чтобы пряди упали на стыдливо покрасневшее лицо. И правда, как я могла так оплошать? - Значит, веришь, - его ладонь скользнула вверх, к воротнику, слегка касаясь шеи. Мне почему-то казалось, что моё сердце колотится так, что кости грохочут ему в такт. Акаши, отпустив пуговицу, прикоснулся к шее, без труда находя пульсирующую артерию, и, задумчиво хмыкнув, другой рукой заправил волосы мне за ухо, легко касаясь щеки. Очертил кончиками пальцев скулы, мягко приподнял подбородок и провёл большим пальцем по нижней губе. Сердце колотилось как бешеное. Ухмыльнувшись, он приблизился ко мне и, щекоча тёплым дыханием шею, глухо прошептал: - У тебя давление высокое, - я отчётливо слышала в голосе надменную, но довольную нотку. - Ты знала, что кофеин повышает возбудимость? - Зараза, - судорожно выдохнула я, не сдержав усмешки. - Когда ты перестанешь мной играть? - Никогда, - самодовольно ухмыльнулся он, возвращая мне свободу, и взял свой пиджак. - Идём, семнадцать минут прошло. И правда, стоило нам спуститься в зал, как сидящий на колонке Тихон дал сигнал Тимуру, занявшему пост на поручне лестницы, и врубил на полную громкость задорную песенку из, кажется, Фейри Тейл. Камера Тима словила крупным планом нас, а после сразу охватила панорамой гостиную, где под весёлые аккорды подорвались около двадцати человек. И единственное, чем я могу описать последующие десять минут, это слова русского поэта: "Смешались в кучу кони, люди..." *** Если отбросить факт того, что автобус свернул не на том повороте, эту поездку в школу можно считать самым ярким воспоминанием со времён моего переезда. Самые адекватные пассажиры, конечно, спаслись бегством ещё на первой остановке, и мы, вроде как почти захватив транспорт, устроили там такой шабаш, что просто ух! Мы выронили Судзуми в окно, потеряли Рико под креслами, Мибучи уселся за руль, Чинатсу уселась на него и повела сама, водитель устроил с Мибучи соревнование по армреслингу, мы с Хаямой затеяли соревнование по подтягиванию на поручнях и гонках по ним же вдоль салона, и в итоге всей смеющейся толпой ввалились в кабинет. И всего-то стоило ребятам с утреца опохмелиться! - Простите за опоздание, можно войти? - мгновенно сориентировавшись, в унисон протянули человек семь с передовой, ну, точнее, с первой линии нашей столпившейся у двери кучки. - Зачем вы пришли? - крайне хмуро осведомилась преподаватель, чью фамилию я успела забыть ещё в мае. - Учиться! - преувеличенно бойко заявили передовики. - И какой я веду предмет? - с издевкой вопросила женщина. Хором послышались ответы спектра от английского до физики. Но громче всех пробасили мы с Хаямой своим "математика", заглушив львиную долю неправильных восклицаний. - Верно, математику, - нехотя согласилась препод и безапелляционно заявила: - Напишите каждый на доске тригонометрическую формулу, и, если она верна, я не буду писать на вас докладную. Котару, как жертва, находившаяся в достаточной кондиции, чтобы вспомнить материал, бойко схватился за мел и начал каллиграфическим почерком выводить на доске дьявольские письмена. А ещё он умудрялся довольно отчётливо бормотать себе под нос после каждой формулы: "Тангенс за Рин,.. котангенс за Акаши,.. тангеноиду за Мибучи,.. единичную формулку за Чину..." Сказать, что большая часть нашей кучки хрюкала со смеху от подобных комментариев - значит не сказать ровным счётом ничего. Самыми экспрессивными были реакции Рико, с гиканьем севшей на пол, Судзуми, уткнувшейся лбом в спину Мибучи и от смеха кулачками едва не помявшей ему рёбра, и незнакомого мне парня, в приступе истерики бившегося лбом о парту. Но самой кульминацией стало то, что как раз в тот момент, когда Котару поставил квадрат в последней формуле, а учительница открыла рот с намерением высказать нечто ожидаемо неодобрительное, в общем, именно в этот момент прозвенел звонок, знаменующий окончание пары. Мы, не скрывая триуфмальных ухмылок, ровным строем развернулись и направились в спортивный корпус, имея чёткие планы на дневной сон на лавочках у бассейна. *** Как выяснилось немного позднее, радости наши были напрасными - ввиду того, что сработали одновременно система учительского оповещения и преподавательская солидарность, физручка прямо на построении зачитала фамилии из списка оповещения и, смерив нашу компанию из двенадцати персон, отправила остальную половину класса на ставшие зрительскими лавочки. - Итак, насколько мне стало известно, вы изволили не только опоздать на математику, но и открыто нахамить преподавателю, - грозно начала она, строевым шагом пройдясь мимо нашей нестройной шеренги. - И, если в вас осталась хоть капля совести, прошу выступить вперёд зачинщиков этой алкогольной компании. Живо! Не сговариваясь, вперёд выступили шестеро: я, как фактическая хозяйка дома, не струсившая истинная зачинщица Рико, солидарная к ней Чинатсу, а также чисто из солидарности ко мне - Хаяма, Судзуми и Акаши. Последний, признаться, своим поступком меня удивил, так как я не ожидала подобного великодушия даже при условии того, что в благородстве парня не сомневалась. - Так, значит? Ладно, - сложив руки на груди, женщина окинула нас придирчивым взглядом. - На совести каждого из вас по человеку, и вы украли у Анзу-сенсей сорок минут урока. Итак! С каждого - восемьдесят кругов по площадке! Так ноги либо отсохнут, либо станут достаточно крепкими для того, чтобы вы приходили на занятия вовремя! Начали! Котару и Акаши без препирательств двинулись к площадке, я - за ними. Периметр площадки в общей сложности был приравнен к сотне метров, а значит, каждому предстояло пробежать порядка восьми километров, что, впрочем, ни для меня, ни для баскетболистов особым подвигом не было. Гораздо больше я боялась за девушек, имеющих все шансы попасть в категорию тех, у кого ноги именно отсохнут. И что с этим делать - я не знала. И я оказалась права - Рико валилась с ног уже на втором километре и пошла шагом, Судзуми споткнулась и сошла с дистанции на третьем, там же я подловила и споткнувшуюся о свои ноги Чинатсу. Нетренированные, они были физически не в состоянии преодолеть эту дистанцию. Но... я же могу, правда? - Сенсей! Я беру на себя ответственность за остальных девушек! - взяв волю в кулак, выкрикнула я и, опустив Чину на газон, вернулась на дорожку. Пробегавшие на другой части поля парни покосились на меня и собрались, небось, разделись со мной кросс, но тренер дала отбой. - Хорошо, но больше благородные позывы не пройдут! Такара бежит, девочки свободны. Вздохнув, я помотала головой, собираясь с мыслями, и побежала. Мне оставалась половина марафона и воля, подкреплённая гордостью. Я не умею проигрывать. Ведь, если во всём мире говорят: "Сделай или умри", только у русских есть фраза: "Умри, но сделай!"

***

Победа была безоговорочной. И когда я, после двухсотого круга на дрожащих от перенапряжения ногах, медленно, но гордо прошла мимо тренера и только за её спиной позволила себе подкоситься от усталости, Акаши протянул мне руку. - Ты молодец. Домой я добиралась на его спине. Уставшая, измотанная, но довольная - я, прикрыв глаза, молча наслаждалась моментом. Только когда до двери оставалось несколько шагов, а он постучал, чтобы братья открыли, мне пришлось вернуться к реальности. И если бы я стояла на своих ногах, они обязательно подкосились бы вновь, но сейчас я могла только удивлённо хлопать ресницами. Дверь нам открыл человек, от одного взгляда которого у меня сбилось дыхание. - Папа?..