Ад и Рай Евы

      Что ж, этот день стоило отметить в календаре. Действительно особенный день — день, когда Ян пригласил меня на свидание. Специально ли он приурочил его к моему дню рождения, или так совпало — я выяснять не стала. Это было не столь важно. Главным подарком для меня стал тот взволнованный вид, с которым этот невероятный мужчина произносил эти простые слова. Ян пытался быть как всегда сдержанным, но чем больше времени мы проводили вместе, тем лучше я ощущала его эмоции. Пусть крошечная, но тень сомнения всё же дрожала в его голосе. Вдруг он сегодня переборщил и обидел меня? Вдруг я откажусь и испорчу заготовленный сюрприз? Да и вообще, мой отказ разрушил бы всё то, что он так старательно строил последний месяц.       Я не могла ему отказать. Мне кажется, что если бы он пригласил меня даже в самый день смерти Кристины, я бы и тогда не смогла сказать «нет». Такие предложения — как подарок судьбы, нельзя расшвыриваться подобными щедротами. В конце концов, это было приглашение на наше первое официальное свидание, и я была по-настоящему счастлива и больше не чувствовала себя недостойной. Более того, за эти дни я возвысилась почти до его уровня, как бы самодовольно это не звучало, но я это знала уже тогда, хоть Ян и пытался немного образумить мой гонор.       С каким же нетерпением я ждала этого вечера! Всю мою усталость тут же сдуло, адреналин зашкаливал, поэтому спокойно лежать на кушетке, пока мне поправляли ресницы и одновременно снимали гель-лак, было невыносимо. Сегодня в салоне Жанетты происходило нечто странное — вместо того, чтобы всё наклеивать, наращивать и дорисовывать, всё снимали и смывали, приводя меня в максимально натуральный вид. И уже только это настораживало.       Жанетта крутилась вокруг и пыталась выпытать у меня хоть какие-то подробности о наших отношениях, то есть то, о чём я не хотела, да и не имела права говорить. Даже такие, казалось бы, мелочи, как что он мне подарил и как встретил, и как мы будем праздновать день рождения, должны были остаться в тайне. Конечно же, журналисты многое разнюхают, но самой мне болтать не стоило. Да и не хотелось. Признаться, я была жуткой собственницей и тогда находилась в полнейшем восторге от того зашкаливающего количества внимания, которым меня укутал Ян. А ведь ещё неделю назад его постоянное присутствие показалось бы мне мучительной пыткой! Даже сегодня мы долго не могли успокоиться, пойти на уступки друг другу и отпустить ситуацию.       Наверное, именно тогда я поняла, как мне следует себя вести, чтобы не спугнуть его своими изменениями. А ведь он по-настоящему испугался сегодня, испугался моей силы, способностей, характера. Яну и раньше нелегко было укротить меня, я умела выводить его из себя буквально несколькими словами, а теперь же у этих едких слов появилось реальное, вполне ощутимое подкрепление — уже и я верила, что могу навредить ему. Макс не лгал. Я стала опасной. И Яну придётся научиться с этим мириться, а мне — контролировать себя, чтобы не было повода для очередного скандала.       Но пока что всё было хорошо. Я наслаждалась процедурами, девочки кружили вокруг меня как феи, а где-то Ян готовил мне сюрприз. И у меня было время подумать. Прежде всего о том, чего стоит ожидать от этого вечера. Очевидно, что Ян постарается максимально меня впечатлить, но вот только получится ли у него? Единственный раз, когда я испытала восторг рядом с ним, был на крыше высотки, когда Ян пытался заманить меня способностью летать. Но вот беда — тогда он и сам весь искрился безудержным весельем, почти что настоящим счастьем. Остались ли у него силы на подобные эмоции после сегодняшних скандалов?       Признаюсь, что ссориться с ним мне не хотелось, но какая-то юношеская задиристость требовала, чтобы я ему дерзила, дразнила его и провоцировала на реакцию. Именно так, думаю, дело было именно в потребности в ответной реакции — его невозмутимый вид откровенно раздражал. Что ж, его можно понять — за более чем двести лет жизни, наверняка, произошло слишком много ярких событий, так что сейчас его мало чем удивишь. И всё же. И всё же я себе лгу даже сейчас, потому что в глубине души прекрасно понимаю, почему провоцирую его, хоть и боюсь признаться в этом. Ответ прост: я хочу снова и снова уверяться в том, что он ко мне неравнодушен, что для него имеет значение, где я, с кем, что делаю и что чувствую. Что я важна. Это очень похоже на поведение детей, когда они хулиганят лишь для того, чтобы родители обратили на них внимание, пусть даже наказывая и ругая. Так и я. Требую и требую всё нового и нового проявления внимания. Бедный Ян, долго же ему придётся терпеть мои выходки, потому что я чувствую слишком глубокую яму в душе, и её будет не так-то легко заполнить любовью и заботой.       — О чём задумалась? Ты как будто грустишь, — с хитринкой спросила Жанетта, колдующая над сложной причёской из локонов.       — Не грущу, просто есть о чём подумать.       Мой равнодушный тон ей не понравился. Жанетта хотела эмоций, а у меня не хватало на это сил.       — Ян задал мне задачку! Я тебя собираю как принцессу на бал. Интересно, что он задумал такого? Может, сделает тебе предложение? А, как тебе такое?       Вопрос был с подвохом, и я недовольно приподняла брови — слишком откровенная провокация.       — Я думаю, что нам некуда торопиться. И этот вечер всего лишь часть празднования дня рождения, не более того.       К тому же самый большой подарок он сделал мне ещё утром, и теперь нежно-голубая громада порша искрилась в солнечных лучах под крыльцом салона. Стоит нормально поблагодарить Яна за такую роскошь, а то утром получилась неловкая ситуация. Оказывается, я, как и моя мама, не умею принимать подарки, особенно такие дорогие. Всё ещё считаю себя недостойной.       — Ну, вот и всё.       Я не особо поверила Жанетте. Да, причёска была слишком сложной, и я боялась лишний раз двинуться, чтобы локоны не рассыпались, но в остальном мало что отличалось от моего повседневного образа. Немного подчёркнуты глаза и накрашены ресницы, помада чуть оттеняет естественный цвет губ, зато особо тщательно проработан тон кожи. И никакого лака на ногтях. Что-то странное было в этом образе. Но ещё больше меня поразило платье. Чтобы показать его, Жанетта завела меня в укромную комнатку, где никто нас не мог увидеть. Платье, туфли, перчатки и шляпка к нему более-менее расставили всё на свои места — они были в стиле самого начала двадцатого века. Жанетта с особой осторожностью помогла мне надеть платье — нежно-зелёный шёлк с черным кружевом, с открытыми плечами и рукавами до локтя. Аккуратные туфли, которые хотелось назвать башмачками, слишком широкая шляпка с большим пером, тончайшие перчатки — всё было слишком женственным, слишком «принцессным». Но впервые это подействовало. Оставшись одна, я надолго застряла перед зеркалом — в очередной раз я не узнавала отражение. Плечи сами собой расправились, спина выпрямилась, голова поднялась, и даже взгляд изменился — в тесной комнатке стояла утончённая леди. Правда, к чему такой наряд, я тогда не понимала.       Жанетта оставила меня одну, не могу сказать, на сколько времени, но этого было достаточно, чтобы я свыклась со своим образом. Порой люди задумываются о своих возможных прошлых жизнях. Девушки, например, с удовольствием представляют себя графинями, томными светскими дамами, но я этим никогда не страдала. Если бы меня спросили, кем я могла бы быть в прошлой жизни, я бы, скорее, представила себя в роли странной женщины, живущей на окраине деревни и занимающейся травами и животными. Так что в таком изысканном наряде начала двадцатого века я могла бы быть разве что суфражисткой, но никак не леди из высшего света. Интересно, что же задумал Ян?       Мне не пришлось слишком долго об этом думать — Ян появился так неожиданно, что я даже вздрогнула, увидев его отражение в зеркале.       — Добрый вечер! — только и смогла сказать я, потому что его внешний вид изумил меня больше его неожиданного появления: костюм с двубортным пиджаком мог показаться современным, но ткань и крой идеально подходили к эпохе моего наряда, ну а шляпа и перчатки только усиливали это впечатление. — У нас какая-то тематическая вечеринка?       — Почти, — Ян улыбнулся, сдерживая смешок. — Я бы хотел, чтобы это оставалось тайной до поры до времени. Не хочу портить сюрприз.       — Пока мы ещё никуда не поехали, я хотела кое-что сказать, — это было не так-то легко, и я пыталась скрыть волнение и лёгкую дрожь, сжав пальцы в замок. — Сегодня утром я повела себя ужасно. Не понимаю, в чём именно была причина моего плохого настроения, но мне казалось, что всё не так. Поэтому я прошу прощения за своё поведение и хочу сказать огромнейшее спасибо за машину. Это безумно дорогой подарок, слишком дорогой, он буквально сбил меня с ног! Но машина, правда, невероятная!       Ян терпеливо слушал мои путаные извинения, но я заметила улыбку, с каждым словом всё больше расцветавшую на его губах. Ему однозначно польстило такое моё настроение.       — Не стоило извиняться — я на тебя не обиделся. И лучше не будем сейчас говорить о серьёзных вещах, впереди прекрасный вечер, и я хочу, чтобы ты ни о чём не думала и наслаждалась.       В том, как он произнёс слово «наслаждалась», было что-то таинственное и даже немного пугающее. И откровенно дразнящее. Мне тяжело было смириться с тем, как сильно он мог меня взволновать одной только интонацией. И всё же слишком самодовольно он выглядел, слишком мягко мурлыкал. Почему ему так важно, чтобы этот вечер прошёл идеально? Только ли из-за того, что у меня сегодня день рождения? Или есть что-то ещё? Почему он решил пригласить меня на свидание именно сегодня, когда я устала, и мы несколько раз поссорились? Когда же я смогу отпустить все тревоги и подозрения и просто наслаждаться его обществом?       Конечно же, я старалась скрыть свои тревожные мысли за улыбкой, будто приклеенной к губам, но для такого опытного манипулятора, как Ян, моя игра была очевидной и слишком топорной.       — Что-то снова не так? — он подозрительно прищурился, но ещё улыбался, давая мне шанс отшутиться, но я им не воспользовалась.       — Если честно, то мне всё ещё не верится, что это… что это всё реально, — улыбка очень медленно сползала с его лица, а уже в глазах зажигались недовольные огоньки, и я нетерпеливо выдохнула: — Ах, ну прекращайте! Ещё месяц назад я была никем, просто девчонка-мечтательница, довесок к роскошной сестре. И я даже не думала о том, чтобы действительно с вами встречаться. Всё это было какой-то безумной игрой, от которой я могла в любой момент отказаться. Но сейчас всё серьёзно, и это требует от меня совершенно другого отношения.       Мне физически стало легче после этого откровения, и Ян удивительным образом почувствовал, насколько важным для меня было высказаться. Он обнял меня очень нежно и бережно, одной рукой за плечи, как-то по-отцовски или по-дружески, и повернул к себе так, чтобы смотреть в глаза.       — В первую же ночь нашего знакомства я спросил тебя, что ты скажешь, если я приглашу тебя в ресторан. Ты помнишь свой ответ? Тогда ты была дерзкой и решительной, и я хочу, чтобы ты и сейчас так же легко принимала решения и не боялась их. И если вдруг тебе что-то не понравится, не стоит сразу же отказываться, бежать или протестовать. Для начала просто прямо скажи мне об этом, и я постараюсь тебе помочь.       Что-то гипнотическое было в его взгляде, в том, как он неотрывно смотрел мне в глаза. В тот момент произошло то, что изменило всё моё будущее: я будто нырнула в глубины его души и утонула там навсегда. И вместе с тем поняла, что и я полностью открыта для него, для того, кому ни в коем случае нельзя доверять, если не хочешь мучительно умирать каждый день снова и снова.       Несмотря на это моё странное состояние, Ян продолжал говорить:       — Мне нужно, чтобы сегодня ты полностью мне доверилась. Я приготовил для тебя нечто невероятное, но ничего не получится, если ты будешь бояться или просто будешь напряжена. Ты мне веришь?       Это не было вопросом, скорее, выстрелом в сердце.       — Да.       — И ты не боишься? — спросил Ян ещё более лукаво.       — Не боюсь.       — Тогда закрой глаза и держись за меня крепче.       Всё, что мне оставалось делать с тех пор — это держаться за него крепче. Было что-то особенное в прикосновении к Яну, в самом праве его трогать. Мне всё ещё было как-то страшновато, Ян казался мне чем-то нереальным, и я боялась сделать что-то не то, что-то, что может вызвать в нём раздражение. Но больше всего я, конечно же, боялась, что он меня оттолкнёт. Эта постоянная игра с притягиванием и отталкиванием невероятно изматывала, мне постоянно приходилось быть осторожной, внимательной, аккуратной с любым словом или действием, если я не хотела разозлить Яна.       Но в тот вечер он был в прекрасном настроении, от него веяло вполне комфортным располагающим теплом, таким непривычным для него. И я могла полностью ему довериться, поэтому с удовольствием сама обняла его, спряталась у него на груди, даже не думая о том, что неудобная шляпка начала сползать, разрушая причёску. Всё это было не важно.       — Возможно, будет немного неприятно, но не очень больно. Главное, чтобы ты не испугалась, не запаниковала, хорошо?       Я только угукнула. Что бы он там не задумал, я должна была довериться его опыту. И величию. Это слово как-то само всплыло, но я поняла, что именно его мне и не хватало. Ян был не просто роскошным, он был действительно величественным. И у него были на это все основания. Впервые я осознала, что Ян достоин и восхищения, и подражания. Он окончательно меня покорил.       С закрытыми глазами я полностью отдалась ощущениям. Это было непривычно, Ян не обманул, больно не было. Вокруг будто кружился колючий песчаный вихрь, чуть задевающий кожу. Мне казалось, что эти песчинки постепенно пробираются внутрь, шлифуют меня, снимают слой за слоем моё тело. Но боли не было, лишь странное едва щекотное покалывание, какое бывает, когда кровь снова наполняет онемевшую конечность. Это ощущение началось осторожно, но нарастало быстро, захватывая меня, будто растворяя в какой-то шипучке, а когда оно прошло сквозь всё тело, то отхлынуло слишком стремительно. Поэтому, когда всё закончилось, я не сразу это поняла — тело ещё странно покалывало, пощипывало, будто под действием лёгкого электрического тока.       — Всё хорошо. Можешь открывать глаза, — очень тихо сказал Ян, разжимая крепкие объятия.       В голове немного кружилось, а перед глазами метались «мушки», так что мне потребовалось время, чтобы понять, что произошло. А произошло нечто невероятное! Пришлось немного поморгать, прежде чем я поняла, почему вокруг так светло — нежный розоватый свет летнего вечера разливался по белым и кремовым камням домов и тротуаров. Пока сознание собирало странные зрительные образы в одно целое, солёный запах морской воды сбил меня с ног, прежде всего, своей концентрацией — можно было подумать, что я стою на дне огромного аквариума, который давно не чистили.       — Где мы?       Ян молча улыбался, давая мне возможность догадаться самой. Это было бы несложно, если бы не эффект неожиданности. Вода мягко плескала, облизывая камень, будто пыталась подняться выше, добраться по ступеням к дорожке, на которой мы стояли. Я оглянулась: за нами — вход в четырёхэтажный дом, напротив — тоже дом, но без дорожки под ним, просто стена, уходящая в воду, по бокам — всё то же, вода и дома. Эта узкая дорожка зеленоватой воды была маленьким проулком!       — Мы в Венеции? Но как?! — я едва не закричала от изумления и восторга.       — Это достаточно просто. Но это ещё не всё. Ты готова к главному сюрпризу?       Да, это было ещё не всё на этот вечер, и мне не было куда деваться, только ещё больше довериться Яну. Так что я довольно закивала, и мы пошли по дорожке вдоль канала к ближайшим ступенькам.       — В это время здесь достаточно много русских, так что не удивляйся, если услышишь знакомую речь, но я постараюсь сделать так, чтобы на нас никто не обращал внимания, поэтому можешь не переживать.       Белые ступени уходили прямо в тёмную воду, и мне было немного страшно: что-то неживое было в этих каналах, что-то страшное, будто спокойную гладь вот-вот потревожит плеск щупальца или плавника. Ян держал меня под руку, но я прижалась к нему сильнее, что явно ему польстило, но он был занят — ждал кого-то. И дождался: почти сразу же из-за угла появился высокий и тонкий нос гондолы. Гондольер был высоким, смуглым, как и положено, в полосатой кофте и светлой небольшой шляпе. Он ловко припарковал гондолу у ступеней и принялся возбуждённо переговариваться с Яном, то и дело называя его синьором. Удивительно, но синьора это не утомляло, даже наоборот, Ян с удовольствием включился в эту игру. Очень трепетно он принялся усаживать меня в покачивающуюся лодку. В обычной жизни это не вызвало бы у меня проблем, но платье было слишком длинным, а юбка многослойной, поэтому я боялась запутаться в шёлке и кружеве, и мне требовалась помощь Яна.       — К чему такие сложности с этими костюмами? — очень тихонько и осторожно спросила я, всё ещё боясь разозлить Яна и испортить свидание. Но его мой вопрос только ещё больше раззадорил:       — Ещё немного терпения — и ты всё сама поймёшь!       Слишком уж довольным он выглядел! И это меня немного напрягало, поэтому я решила пока помолчать и удобнее умоститься на сидении. Даже вспомнила о том, что у меня уползла шляпка. Скользкие перчатки, непослушная шляпка — всё это меня утомляло и отвлекало. Ян же в своём плотном костюме, в шляпе и перчатках выглядел и вёл себя очень естественно. Я даже подумала, что ему приятно было снова надеть костюм начала двадцатого века, возможно, он вызывал у него какие-то воспоминания…       Но я не могла долго об этом думать — гондольер толкнул шестом, и лодка мягко заскользила узким каналом. Венеция — необыкновенный город, и это очевидно. Как и очевидно, что для меня, большой фанатки воды, это было идеальное место для свидания. Город будто застыл во времени — гондола, каналы, дома практически не менялись десятилетиями. Но это я поняла потом, тогда же я ещё не замечала кое-чего важного. Узкие каналы с маленькими мостиками, ступеньками и дорожками у домов были такими похожими и такими разными! Каждый дом — особенный, даже окна и балкончики отличались друг от друга, не переставая меня удивлять. Я молчала, мне не хватало сил одновременно восторгаться и говорить, Ян же, как я потом догадалась, просто следил за моей реакцией и наслаждался.       Гондола вывернула на широкий канал, и я ахнула! Вторая часть сюрприза стала очевидной, хоть и ещё более неожиданной. Мы встретили других людей на гондолах, и на широких тротуарах, и в кафе, и все они были одеты почти так же, как и мы, и это явно не было тематической вечеринкой. У меня будто открылись глаза, и я заметила, что вокруг нет проводов, электрических лампочек, вообще каких-либо признаков технического прогресса двадцать первого века.       Гондольер стоял за нашей спиной, но Ян сразу же, как только мы сели, предупредил, что нас он замечать не будет, пока к нему не обратишься. И дело не в вежливости, а в магии. Но я всё равно не просто повернулась к Яну, а приблизилась и едва ли не шёпотом спросила:       — Какой это год?       — Много же времени тебе понадобилось, чтобы догадаться! — засмеялся Ян, и в его глазах плясали счастливые искорки. — Тысяча девятьсот пятый. Неплохой год, я тогда посетил около дюжины средиземноморских курортов, но Венеция всё равно вне конкуренции. Вечер в Венеции — это прекрасное начало отношений, как думаешь?       — Почему именно девятьсот пятый? Почему не современность?       Ян как-то подозрительно прищурился:       — Я подумал, что тебе больше подойдёт эта атмосфера. К тому же вечер ещё не закончен. Если хочешь, я дам тебе возможность почувствовать силу времени. А пока наслаждайся Венецией без толп туристов.       Не то чтобы в городе совсем уж не было туристов, но выглядело это всё не так раздражающе: просто щебечущие весёлые люди в гондолах и в кафе, никаких камер и смартфонов. Но самым главным был антураж. Ян был прав — время ощущалось физически. Нежное закатное солнце, нагретые за день камни домов, тихий плеск воды, переливы фраз на разных языках и колокольчики смеха — всё это сливалось в фантастическую картину. Меня будто заливало тёплым карамельным капучино. Нежность и неизвестная мне до этого вечера нега окончательно растопили лёд между нами, и я уютно прильнула к Яну.       — Это прекрасно. Спасибо! — промурлыкала я. В объятиях Яна меня снова охватило то сильное и яркое чувство, как и в нашу первую встречу в клубе, чувство, что в его руках можно ничего не бояться. Полное спокойствие, окутанное его силой. Он защитит меня от всех опасностей, боли и страха, если я только позволю ему.       — Я рад, что тебе понравилось, — слишком медовый голос, действительно рад.       Я повернулась, чтобы увидеть выражение его лица и глаз, но наткнулась на кое-что непривычное для меня, но вполне ожидаемое в этой ситуации: взгляд, полный восхищения и любви, взгляд, поражающий сердце и уничтожающий волю. Слишком банально, но иначе не напишешь: весь мир сузился до нас двоих, я больше ничего не помнила о том моменте, только Яна, его взгляд, его прикосновение, когда он чуть сильнее сжал моё плечо, а свободную руку вдруг положил мне на талию. Я замерла, зачарованно смотрела ему в глаза, ослеплённая его соблазнительной мягкой улыбкой.       Этот поцелуй был другой: я полностью растворилась в нём и помню только бесконечный трепет и нежность, захлёстывающую, уносящую меня тёплой, но неудержимой волной в опасный океан. Сила и уверенность Яна больше не пугали меня, наоборот, мне стало так спокойно и хорошо, что я не хотела, чтобы это заканчивалось. Поэтому, когда Ян оторвался от моих губ и тихо спросил:       — До следующего моста?       Я сказала:       — Нет.       — Нет? — насмешливо-удивлённое, даже несмотря на то, что я обнимала Яна и не собиралась отстраняться.       — Нет, — я прижалась ещё сильнее, насколько это вообще было возможно: рядом с ним, под ним, в его руках. Это был белый флаг — я окончательно отдалась чувствам.       После ещё одного, слишком короткого поцелуя, Ян всё же отстранил меня:       — Я хочу, чтобы ты насладилась Венецией. А я всегда буду рядом и никуда не денусь.       — До следующего моста, — напомнила я.       Мостов было достаточно, но Ян был прав — город стоил потраченного внимания. Мне казалось, что я попала в театральную постановку: дома — словно нарисованные декорации, а люди — актёры. Сразу же вспомнился Венецианский карнавал, и появилась недовольная мысль, что такой подарок был бы ещё роскошнее. Но я деликатно промолчала — после всего, что происходило последний месяц, требовать что-либо было бы верхом наглости. Ян не заметил моего мгновенного недовольства, он вообще мало что замечал, его интересовал не город, а я. Хоть он и сказал, чтобы я наслаждалась городом, сам то и дело отвлекал меня то поглаживанием, то мимолётным поцелуем в открытое плечо, но только до следующего моста.       Солнце быстро садилось, но город становился только красивее. Всё это казалось нереальным и сказочным, и, конечно же, мне хотелось, чтобы никогда не заканчивалось. Но время брало своё: я буквально физически ощущала его присутствие, его неотвратимость. Скоро всё закончится. Гондола повернула к одному из широких спусков, и стало понятно, что пора выходить. Ян помог мне выбраться и повёл по площади, где гуляли так же красиво одетые люди.       — Ты слишком рано расстроилась. Вечер ещё не закончен.       Всё же от Яна не укрылась моя лёгкая грусть.       — Мне сейчас так хорошо, я не хочу, чтобы это заканчивалось, — призналась я, хоть и сама не ожидала от себя такой откровенности.       — Я постараюсь сделать так, чтобы ты всегда так себя чувствовала. А сейчас короткая прогулка набережной, пока совсем не стемнело.       В тот вечер всё было как в тумане, слишком неожиданным оказался сюрприз, слишком я была взволнована, так что время летело как сумасшедшее, и в памяти оставались только яркие вспышки. Например, закатное небо над водой, запах моря, вечерняя прохлада, забирающая тепло у нагретого за день города. В этих коротких воспоминаниях всё было таким реальным, так что я и сейчас, записывая это, будто переношусь туда, в тот волшебный вечер.       — Надеюсь, я смог исправить твой праздник? — спросил Ян, когда мы остановились возле воды.       — О чём вы?       — Я не должен был выяснять с тобой отношения сегодня, ведь у тебя день рождения, более того, первый серьёзный юбилей, — Ян говорил мягко, плавно, размеренно, но всё равно чувствовалось, что слова даются ему с трудом, даже несмотря на улыбку. — В такой день тебя можно только бесконечно радовать.       — Вы так и делали. Думаю, если бы я была более сдержана утром и не вела себя так вызывающе, то и вы смогли бы отложить этот разговор до завтра. В любом случае, вы вправе говорить о том, что вас не устраивает.       — Снова на «вы», да ещё и так официально? Что-то не так? — Ян чуть наклонил голову, и мне стало неловко.       — Я перейду на «ты», как только буду готова, — на самом деле, вообще непонятно было, смогу ли я когда-либо это сделать, потому что с каждым днём причин для уважительного обращения становилось всё больше. — Ну а официально только потому, что тема серьёзная. Я знала, что провинилась, и понимала, что этот разговор состоится. Но в тот момент была не в том настроении.       — Я это заметил. Больше не роняй на меня карнизы, только если мы не на тренировке. Когда ты будешь готова приступить к обучению?       Слишком резкая смена темы. Видимо, это действительно было для него важно. Но почему? Что-то меня насторожило.       — А если я откажусь? Если я не захочу развивать в себе способности?       Это не был вопрос, скорее проверка, очередная проверка Яна на искренность: действительно ли ему нужна я, или только мои способности? Ян внимательно изучал меня, и быстро сгущавшиеся сумерки ему не мешали. Этот взгляд был слишком пристальным, пробирающим до мурашек, но я держалась, ведь отчасти и сама втайне надеялась избежать всех этих сложностей с магией. Мне и так будет чем заняться, и, боюсь, что сил на всё мне просто не хватит.       — Если ты не будешь справляться, или действительно поймёшь, что это не твоё, или испугаешься — я не буду тебя заставлять, просто хочу, чтобы ты не отказывалась, не попробовав.       Звучало убедительно, я почти ему поверила, но крошечный червячок сомнения, что меня могут использовать, всё же поселился в душе. Яну нельзя было доверять, но так хотелось!       — Мне кажется, что ты замёрзла и хочешь есть, — предположил Ян, и я засмеялась. В последующем он часто говорил со мной в такой манере, предугадывая или навязывая желания. Но в тот момент он был прав — пора была двигаться дальше.       — Пора попрощаться с этим годом и вернуться в настоящее, — с лёгкой ноткой грусти сказал Ян, и я почти не расстроилась.       В полутьме летнего вечера никто и не заметил, как парочка вошла в темноту между колоннами и исчезла. Снова то же неприятное покалывание, и я ожидала оказаться в небольшой комнате в салоне Жанетты, но нет. Сначала мне показалось, что ничего не произошло: та же темнота вечера, те же запахи, почти те же звуки. Почти… Откуда-то звучала музыка, и я поняла, что это уже современность, но картинка всё ещё не складывалась.       — Мы всё на той же набережной, — Ян ослепительно улыбался даже в темноте. — Когда путешествуешь во времени, лучше ничего оттуда не брать, даже глоток воды. Так что ужин пришлось организовать уже в нашем времени. Ты же не против?       Как я могла быть против? В тот вечер Ян не переставал меня радовать, и я отвечала ему взаимностью, так что абсолютно искренне повисла у него на шее и легко чмокнула в щёку.       — Всё просто идеально! Огромное спасибо! Я бы не поверила, если бы мне сказали, что я проведу свой двадцатый день рождения в Венеции!       В две тысячи восемнадцатом меня всё-таки прорвало на эмоции. Чопорный тысяча девятьсот пятый сдерживал меня почти так же, как и корсет, в котором я была, заставлял держать осанку и быть леди.       Ян воспользовался случаем и закружил меня, заставляя заливисто хохотать. Этот момент был похож на искристое шампанское, которого мне вдруг захотелось.       — Ты готова к продолжению?       Звучало это двусмысленно, но у меня был один ответ на все варианты. Конечно же:       — Да! — можно было и не спрашивать! Глаза слишком сияли, а сердце — билось. Ночь обещала быть ещё прекраснее вечера.       — В таком случае, прошу следовать за мной.       Я и так покорно следовала за ним. В этом и заключалась моя роль в этих отношениях. Но тем вечером я об этом не думала, просто шла по шумящему ночному городу, даже забыв о том, что наши наряды могут выглядеть немного неуместными. Я чувствовала себя прекрасной, а главное, счастливой, и остальное было не важно.       Ян за руку завёл меня в ресторан на набережной, и выглядел он при этом слишком таинственно, слишком самодовольно. Я уже не знала, чего ожидать, что такое можно сделать с обычным походом в ресторан? Ответ оказался на поверхности: ресторан, несмотря на толпы туристов на улице, был пуст. Один-единственный официант встретил нас и провёл на веранду прямо над водой.       И я просто осталась стоять, наверное, впервые в жизни ощутив, что значит остолбенеть. Вся веранда была заставлена цветами, но меня поразило не это. В начале жаркого августа меня окружили букеты нежных пионов и тюльпанов, и их аромат кружил и почему-то вызывал слёзы. И это обеспокоило Яна:       — Что с тобой? Что случилось?       — Нет-нет, всё хорошо. Я сейчас.       Я спрятала лицо в ладони и попыталась справиться со слезами. Почему-то дорогущая машина сегодня утром меня не слишком удивила и даже вызвала какое-то раздражение, но цветы, которые явно стоили намного меньше, попали в самое сердце. Переведя дыхание, я смогла посмотреть на Яна:       — Спасибо. У меня уже не хватает слов благодарить вас, но это потрясающе! Можно будет их забрать с собой?       Ян не сразу понял, что я говорю о цветах, и рассмеялся:       — Ну, конечно же, можно! Сегодня всё для тебя!       И ему пришлось терпеливо ждать, пока я не перетрогала и перенюхала все букеты, чтобы окончательно убедиться в их реальности.       — Не думал, что ты настолько любишь цветы.       — Люблю, но вы угадали, и это мои самые любимые цветы. И сезон всегда так быстро проходит, что я не успеваю порой даже купить себе букет.       — Купить себе букет? Ева, тебе больше никогда не придётся этого делать! — Ян был по-настоящему возмущён. — Я позабочусь о том, чтобы тебя всегда окружали свежие цветы. А теперь пора бы сосредоточиться на ужине. Не зря же я забронировал лучший ресторан Венеции на этот вечер!       Ну да, сам не похвалишь — никто не похвалит. Ян мог бы и не подчёркивать, что это лучший ресторан, и так было понятно, что он выбирает только лучшее и не любит этим делиться. Меню нам не приносили, видимо, Ян всё оговорил заранее, так что я только наблюдала, как официант сервирует стол.       — И не вздумай скромничать — ты должна съесть всё, потому что впереди у нас длинная ночь.       Я не знаю, как это должно было прозвучать, но получилась интонация строгого отца, и я немного напряглась. Во-первых, я не очень хотела есть, да и не планировала превращать романтический вечер в сытный обед, а во-вторых, шум воды и прохлада ночи вызывали сонливость и только подогревали накопившуюся за эти сутки усталость.       — Этой ночью мы будем пить только за тебя, — Ян ещё только начал говорить, а я уже расплылась в улыбке. Он был прекрасен, и было невероятно приятно видеть его сияющим не только от самолюбования, но и от счастья. Удивительно, но он это не скрывал, не боялся показаться уязвимым. — Я уже говорил, что встреча с тобой была судьбоносной. Ева, я так долго тебя ждал.       Он уже говорил нечто подобное, но не таким тоном. Теперь же я ощутила зашкаливающее счастье, переполнившее меня и брызнувшее непрошеными слезами. Ян воспользовался этой тишиной и продолжил:       — Я постараюсь, чтобы каждый твой день был так же прекрасен, как этот вечер. Я люблю тебя, моя Ева.       — Ваша, — только и ответила я, поднимая бокал.       Он прекрасно знал, что этим вечером он наконец-то победил. Осталось только закрепить его триумф.       Что ж, морепродукты я бы с удовольствием променяла на бургер, да и чёрное ризотто мало меня удивило, но разве мы были там для того, чтобы поесть? Ян уделил мне целый день, хотя у него наверняка были важные дела, и я наслаждалась каждой секундой его внимания. Как всегда, он был прекрасен, я никак не могла налюбоваться его руками, сильными и изящными, бесконечно тонула в его тёмных глазах и не верила своему счастью. И ещё не до конца смирилась с тем, что он меня покорил.       — Ты сегодня какая-то молчаливая. Устала?       — Да. Очень, и не знаю, когда отдохну.       — Завтра отдохнёшь. И до конца лета я не буду нагружать тебя делами. В конце концов, есть и приятные хлопоты: переезд в дом, подготовка к учёбе, — Ян откинулся на спинку стула и внимательно следил за моей мимикой. Я была уверена, что даже в полумраке он прекрасно всё видит и даже попытается контролировать. Вдруг меня осенило:       — Разве вы вообще никогда не устаёте? Вы ведь тоже прилетели только под утро и целый день провели со мной, но сейчас выглядите великолепно.       — Когда-нибудь и ты дойдёшь до такого состояния, но сначала придётся перетерпеть и усталость, и боль, и страх.       — А стоит ли оно того?       Вопрос был искренний, давно назревший, но Яна он шокировал, возможно, он никогда не задумывался об этом, так что ответил больно и ядовито:       — Ты уже многое пережила, подумай, а стоило ли оно того?       Такой ответ меня устроил, цена за этот вечер была высока и была давно заплачена. И это было однозначно не зря.       — Мы не уйдём, пока ты не доешь десерт, — Ян снова включил строгий тон.       — Если я его съем, то стану слишком сонной и быстро усну. А мне бы этого не хотелось.       — Боюсь, этой ночью я не дам тебе спать, а силы тебе понадобятся, так что доедай всё, — Ян ответил так же игриво, как и я, но что-то меня насторожило. — Да, не смотри на меня так. Ты кое о чём забыла. Помнишь, твоим условием было прохождение ритуала очищения? Или это уже не актуально?       Меня кинуло в жар, я даже ощутила, как загорелись румянцем щёки. Об этом можно было бы сказать не так грубо и прямолинейно.       — Ну? Что скажешь? — поторопил меня Ян, снова вертя ножку бокала, но на этот раз его взгляд прожигал меня насквозь.       — Я не отказываюсь от своих слов.       Воспоминания о той ночи в его доме нахлынули неожиданно, будто сбили меня волной. Стало слишком больно, грудь, и так затянутую в корсете, сдавило ещё сильнее, и я задохнулась. Боль. Это была давно скрываемая, подавляемая боль, которая искала выход и всё никак не находила. Даже плакать было слишком больно. А плакала ли я вообще о своей сестре? Не истерическими слезами, а настоящими, очищающими? Наверное, всё же нет. И теперь мне это аукнулось.       Я откинулась на спинку стула, едва не свалившись с него, но так и не смогла нормально вдохнуть. Раньше я никогда не страдала подобными приступами, поэтому запаниковала и этим ещё больше усугубила ситуацию. Мне было слишком больно вдохнуть, воздух сразу же рефлекторно выталкивался, и я делала ещё одну тщетную попытку.       — Ева, что с тобой?!       Ян оказался рядом со мной — упал на колени и уже протянул руки, чтобы помочь мне, но я почему-то, сама не понимая, почему, оттолкнула его и сама шарахнулась так, что стул подо мной упал, а я едва успела отскочить в сторону. Стало чуть легче, и я смогла сделать несколько глубоких вдохов.       — Сейчас или уже никогда. Иначе вы никогда больше не сможете ко мне прикоснуться.       Шокированный, ошарашенный, изумлённый — мне кажется, ни одно слово не способно описать состояние Яна в тот момент. Он не спрашивал меня ни о чём, но от неожиданности не смог скрыть недоумение. Он совсем не понимал, что происходит, и уж точно не хотел, чтобы остаток вечера шёл не так, как он запланировал, но на всякий случай решил сделать вид, что ничего не изменилось:       — С тобой точно всё в порядке? Я верну тебя в Киев, но обряд может продлиться долго, и я боюсь оставлять тебя одну.       Он упрямо приближался, не понимая ещё, что всё изменилось, я же продолжала отступать, и уже несколько ваз опрокинулись, рассыпая нежные цветы нам под ноги.       — Вы не поняли: я иду с вами. И обряд пройду с вами.       — Ева, это глупость, — Ян засмеялся, но в его смехе и движениях ещё оставалось напряжение. Он не верил сам себе, но мне — ещё больше. — Тебе незачем это делать. Ты — самое нежное и невинное создание, которое я когда-либо встречал.       Меня трясло так сильно, будто в лихорадке, и я не могла долго говорить, слова приходилось чеканить с каждым выдохом.       — Прямо сейчас. Или никогда.       Боль подтащила с собой чёрный липкий страх, он потихоньку пробирался в душу, пропитывал её, делал невыносимо тяжёлой. Долго бы я этого не выдержала. Либо я сейчас смою всё это и отпущу, либо больше никогда не смогу находиться рядом с Яном. И этим вечером его присутствие вдруг стало не спасением, а проклятием. Я впервые увидела, насколько чёрным он был, словно демон, выходящий из кипящей смолы.       — Да что с тобой происходит?! — Ян остановился, но даже на расстоянии чувствовалось его раздражение, и он яростно выдохнул: — Ева, ты снова всё портишь.       Этим вечером я подпустила его слишком близко, доверилась, открылась. Ещё немного — и я умерла бы прямо в постели с ним. Так что обряд не был шуткой или моим капризом, только необходимостью. Кроме того, рядом со мной впервые не было ничего, что могло бы защитить от его слишком сильной разрушительной энергии.       Жар становился невыносимым, и даже холодный ветер с моря не охлаждал. Я стряхнула надоевшую шляпку, яростно вырвала шпильки из волос, потому что всё мне мешало. Особенно нелепые длинные перчатки. Избавившись и от них, и от туфелек, я спросила:       — Вы готовы?       Ян не был готов, но осторожно взял меня за руку и попытался притянуть к себе.       — Нет, пожалуйста, нет.       Ему всегда было сложно мириться с моим переменчивым настроением, но такие порывы, когда я, по неведомым даже мне причинам, упорно требовала чего-то, выводили его из себя. И пока что у него хватало сил сдерживаться, хоть я уже видела напряжение в скулах, и мне безумно хотелось поцеловать его, но я не могла. Ещё чуть-чуть, ещё немного — и больше нам ничего не помешает.