Ад и Рай Евы

      Эта ночь когда-нибудь закончится? Я уже не верила, что день моего двадцатилетия вообще закончится. Хоть я и спала несколько раз днём, но сейчас снова падала с ног. И ещё этот ритуал… Я внимательно следила за Яном, за его довольным лицом, за сияющими глазами, и не понимала, почему так получилось, что он бодр и полон сил, а я едва держусь на ногах?       Самым ужасным для меня было то, что вернулись в Киев мы всего лишь в девять вечера! А устала я так, будто уже было утро. Часы, проведённые в озере во время ритуала, никак не учитывались в моей жизни, будто их и не было, будто не было всех тех бесконечных мучений, холода, усталости, боли.       Ян вернул нас в ту самую комнатку в салоне Жанетты, и я принялась переодеваться сразу же, мгновенно, как только поняла, что мы в Киеве.       — Помочь тебе с корсетом? — засмеялся Ян, с неким удивлением наблюдавший за тем, с каким остервенением я срывала с себя дорогущий шёлк с кружевами.       — Да, пожалуйста, быстрее. Я в нём дышать не могу! Зачем вообще надо было подбирать мне такое платье?       Я не смогла, да и не особо собиралась скрывать раздражение в голосе. После пустоты озера, где я была наедине с самой собой, все эти нелепые и совершенно ненужные неудобства безумно меня раздражали. Ян с осторожностью распускал ленты на корсете, всматриваясь в моё отражение в зеркале.       — Ева, что-то случилось? Ты сама на себя не похожа после ритуала. Что там с тобой произошло?       — А с вами ничего не произошло? Вы говорили, что для вас этот ритуал может быть сложным и тяжёлым, а вот мне его вообще нет необходимости проходить. Всё так и прошло?       Я сыпала словами, как отравленными иглами. Всё-таки Голос из Чёрного озера испортил всё настроение от свидания в Венеции, и я никак не могла этого скрыть. Мне хотелось свернуться клубочком, обнимать себя, жалеть и плакать до изнеможения. Но Ян был рядом и явно был настроен на более приятное продолжение вечера.       — Ева, расскажи мне, что там происходило?       Он не дал мне ускользнуть от ответа, повернул к себе и за подбородок поднял моё лицо, чтобы я не смогла даже отвести взгляд. Но я упрямо молчала. Ян не виновен в том, что стал частью моего испытания, это был мой выбор, мой соблазн, и я должна была стерпеть, подавить в себе ту злость, к которой он не имел отношения. Не было его вины в том, что я несколько часов держала его в воде, скорее всего, он об этом даже не догадывался. Но мне так хотелось, чтобы он меня пожалел и был благодарен за мои страдания.       — Ева, после этого ритуала мы должны были встретиться обновлёнными, очищенными, без всего, что могло бы стать между нами. Так что если есть что-то, что тебя тревожит, расскажи мне об этом.       Его голос, его взгляд, его запах… Ян был так близко, такой живой, такой нужный мне, что я просто расплакалась, как ребёнок. Объяснить, насколько больно и страшно мне было там одной, я бы не смогла. Не смогла бы признаться, что без него мне было невыносимо. И уж тем более не призналась бы, что терпела мучения, буквально поддерживая его в его испытании. Потому что он меня об этом не просил, и потому что я… Даже сейчас я не могу признаться, что сделала это только потому, что влюбилась в него слишком сильно. И ему не стоило знать об этом. В тот момент ещё было слишком рано ему признаваться.       — Это было тяжелее, чем я думала. Мне было страшно и тяжело физически. Так что я очень устала.       Мне приходилось чеканить слова, буквально выдавливать их из себя с большими паузами, потому что слёзы сжимали горло, а я не хотела впадать в истерику.       — Мы скоро будем дома, и ты отдохнёшь. Потерпи немного, хорошо?       Ян гладил меня по спине, как ребёнка, но я чувствовала в его прикосновениях какое-то раздражение, пока ещё сдерживаемое, лёгкое, поверхностное, но уже появившееся. Ему было сложно целый день возиться со мной, терпеть мои слёзы и истерики, стараться поднять мне настроение и раз за разом терпеть фиаско. Я была слишком ранима для него. Слишком слабая. Эти два слова ударили меня под дых, но заставили взять себя в руки.       — Пару минут, и я выйду, хорошо?       Это был даже не намёк, а приказ выйти и оставить меня одну, и, к счастью, Ян его понял.       — Буду ждать тебя внизу.       Конечно, будешь ждать. Сколько же ты ждал этой ночи? Ян ушёл, но ярость нарастала. Почти все шпильки из волос я повыдёргивала ещё в Венеции, скромные украшения из жемчуга давно валялись на полу, в изумрудном шёлке платья. А вот стянуть с себя корсет даже после того, как Ян мне его расшнуровал, оказалось делом нелёгким. В памяти всплыло то странное ощущение, когда я только сделала первый шаг в черноту озера, обнажённая, но настоящая, живая и полная сил. А что сейчас? Вид у меня был такой, будто я шла на плаху. И мне это ужасно не нравилось.       Нельзя после всего этого прекрасного дня быть такой сердитой, такой недовольной! Недовольной собой. Мне впервые до отвращения не нравилось моё отражение в зеркале: от корсета остались красные полосы на слишком белой коже, я так и не загорела за лето, что не удивительно. Какая-то болезненно худая, нескладная, как подросток.       Чтобы не видеть всё это и ещё больше не расстраиваться, я быстро надела футболку и лёгкие джинсы, в которых и приехала сюда. И всё равно не удержалась, взглянула на своё отражение в зеркале. И я не увидела там солнечную принцессу, или самоуверенную ведьму, или страстную соблазнительницу. Только перепуганную девчонку, буквально в ужасе. И сейчас больше всего на свете ей хотелось сбежать, спрятаться, чтобы как-то пережить эту ночь, да и все остальные ночи тоже.       Когда я спустилась на крыльцо, Ян уже ждал меня возле машины. Более того, он тоже успел переодеться, и его белая рубашка показалась мне слишком знакомой, и это подозрение немного меня успокоило. А вот машина была незнакомой. К тому же Ян посадил меня на заднее сиденье, и я с удивлением заметила водителя. Мне это всё не понравилось. Всё было как-то не так.       Ян сел рядом и сразу же взял мою руку в свои. Этот жест был переполнен такой заботой, что мне захотелось снова расплакаться — я почувствовала, что не достойна этого.       — Какая у тебя холодная рука! Сильно замёрзла? — он принялся гладить руку, не прерывая зрительного контакта.       — Немного.       — Приедем домой, примешь горячую ванну, чтобы не заболела, хорошо?       Я только чуть покачала головой.       — Ты же вся дрожишь! Иди ко мне!       Мне показалось, что он растерян и не понимает, что со мной происходит. Мне действительно было холодно, несмотря на летний вечер, и в объятиях Яна мне впервые не стало теплее, хоть он и сгрёб меня по уже устоявшейся привычке, взял на колени, как ребёнка, прижал к груди. И эта рубашка… Я не могла быть на сто процентов уверена, что это та самая, в которой он был в клубе, когда я впервые его увидела, но почему-то мне так показалось. Я узнала её по тому странному желанию гладить, перебирать пальцами ткань, наслаждаться прикосновением.       Ян не мешал мне, чувствовал, что меня это успокаивает. Но всё же не отступал:       — Может, всё-таки горячая ванна и спать?       В его голосе было настолько много лукавства, что ответ был очевиден.       — Я не хочу.       — А что хочешь?       — Ничего не хочу, — пробухтела я куда-то ему в плечо, всё ещё скрываясь от него. Страх нарастал, и я не могла пока его уменьшить, даже теребя пальцами крошечную пуговичку.       — Знаешь, если девушка слишком долго ничего не хочет, то мужчина со временем перестаёт предлагать вообще что-либо. Так что давай начнём сначала. Чего ты хочешь?       Его фраза мне не понравилась, даже с акцентом на «ты» звучала она как последнее предупреждение. И хоть я и была скована ужасом, но у меня уже хватило сил ответить в тон ему:       — Я хочу принять горячий душ, я что-то действительно перемёрзла… — интонация подразумевала размеренное перечисление всего, что я планировала сделать, но Ян меня перебил.       — А потом укутаться в одеяло и спать.       — Нет. Я не хочу спать.       Абсолютно невыносимый мужчина! Он видел по мне, что не осталось и следа романтического настроения, которое он тщательно выстраивал весь этот день, и всё равно продолжал дразнить или даже давить. Если я сейчас уползу спать (а действительно мечтала только о тёплом одеяле), то это будет означать огромный регресс наших отношений. Но Ян ничуть мне не помогал. Я помнила, насколько очаровательным и соблазнительным он мог быть, но сейчас он устроил мне очередное испытание, давая возможность ускользнуть.       Он обнимал меня одной рукой, другой же придерживал за бедро, но как-то не ласково, а напряжённо, будто я могу исчезнуть, упасть и разбиться на тысячу осколков. Эта тревожность передалась и мне, и я перестала жаться к его плечу, чуть отстранилась и посмотрела в его лицо.       — Ты сейчас не Ева и даже не Ива, а крошечный комочек ужаса. Чего ты так боишься? Ведь меня ты никогда не боялась. И уж тем более тебе нет смысла бояться меня сейчас, когда тебя стало даже слишком много в моей жизни. Так в чём же дело?       — Я не могу сказать, — это действительно был мой максимум, и я постаралась сказать это так, чтобы Ян понял. — Но мне нужна ваша помощь. Я не справлюсь сама.       — Я это уже вижу, — рука на бедре стала жёстче, а голос — снова игривым. — Скажи мне, чего ты хочешь? Может, немного шампанского?       Его голос и взгляд пьянили не хуже шампанского. Колкие, холодные, сладкие, кружащие голову искры окутывали меня.       — Лучше того вина.       — Слишком символичное вино получается, не находишь?       Я не совсем поняла, о чём он говорил, просто помнила тот вкус и хотела ощутить его снова. Но у Яна появилась слишком хитрая улыбочка, и я не успела даже пискнуть, как он приподнял меня, насколько это было вообще возможно в машине, и усадил к себе на колени. Мне пришлось чуть наклониться, так что наши лица оказались слишком близко. Ноги были прижаты, коленки скользили по коже сидения, и, если бы Ян не держал меня за поясницу, то на первой же выбоине я бы слетела. Но, вообще, даже в большой машине места оказалось катастрофически мало.       — Разве? — вот и всё, что я смогла выдохнуть в тот момент. Мёрзнуть я перестала мгновенно.       — Вспомни, когда ты выпила его впервые?       — У вас в доме.       — И что произошло в тот вечер?       — Много чего.       — Ева, не дразни меня, а то укушу, — рассмеялся Ян, и он вполне мог исполнить угрозу, потому что отстраняться мне было некуда.       — Это был очень насыщенный вечер, и я прекрасно его помню, — промурлыкала я, поняв, к чему он клонит. Да, в тот вечер он впервые меня поцеловал, хоть это и был очень странный поцелуй, но он был первым.       По телу пробежали мурашки, и Ян только подогрел эту дрожь, проведя руками вверх по спине. Я едва сдержалась, чтобы не выгнуться — слишком эротичным вышло это поглаживание, будто бы я действительно была сверху, а он контролировал мои движения.       — Это хорошо. А второй раз ты помнишь так же хорошо? — Ян перешёл на полушёпот, но даже в нём слышалась дрожь нетерпения.       — Ещё лучше. Я никогда его не забуду.       Это была правда. Ночь, когда этот великолепный мужчина признался мне в любви, хоть и была испорчена, но забыть её я не смогу никогда.       — Первый поцелуй, первое признание… На свадьбу тоже заказывать это вино?       — На свадьбу? Вы ничего не пропустили?       Я не успела даже игриво засмеяться — Ян прижал меня к себе, запустил руку в волосы и закрыл мне рот поцелуем. Слишком жёстким, я даже немного задохнулась, слишком дерзким. Ян больше не спрашивал, он действовал, и я была безумно ему за это благодарна. Сама бы я не решилась, сбежала бы и дрожала от стыда и страха, но сейчас уже и я сгорала от нетерпения, и только тесное пространство машины сдерживало движения. Давно он так меня не целовал. Разве что в ту страстную грозовую ночь.       И всё-таки я попыталась оттолкнуть его, насколько это было возможным, но чем больше я упиралась в его плечи, тем сильнее он притягивал меня. Игра продолжалась, я задыхалась, но не могла позволить себе оторваться от его губ. Впервые мне хотелось буквально съесть его, чтобы он навсегда стал моим, но Ян укусил меня первым.       — Ты любишь быть сверху? — выдохнул он мне в шею, пока я зализывала ранку на губе.       — Да.       — А что ещё ты любишь?       Машина круто повернула, и Ян воспользовался этим, чтобы скинуть меня с колен и завалить на сиденье. Теперь уже он был сверху, и я с восхищением заметила в этой полутьме, насколько он большой и насколько я против него маленькая, беззащитная. На этот раз я не сдержалась и жадно выгнулась навстречу ему.       — И так я особенно люблю, — говорить было тяжело, даже дышать было тяжело. Воздух выходил странными дрожащими толчками, но мне он не казался тогда необходимым. Только Ян. Он чуть насторожился, когда я нарочито медленно скользнула ладонями вверх по груди, к плечам, к шее, чтобы обнять его крепко, чтобы притянуть как можно ближе, чтобы он стал моим. Наверное, что-то такое жадное промелькнуло в моих глазах, что Ян сказал чуть более холодным тоном:       — Ты хочешь от меня слишком много, я не уверен, что смогу тебе это дать.       — Хочу. И возьму.       Я поцеловала его сама, пьяная от его силы. Ян всё ещё не был готов подпустить меня слишком близко, но я уже знала о нём достаточно, чтобы действовать самой. Мне нужна была его сила, ему — моё тепло. И для меня было странным, что Ян боится открыться мне, впустить меня в свою жизнь. А я и правда требовала от него слишком многого — чтобы он был моим без остатка.       Ян ласково отстранил меня, всматривался в мои глаза в полутьме машины и что-то искал в них. Странно, что ещё несколько минут назад я была испуганным ребёнком, напряжённо дрожала от любого его прикосновения, а теперь уже Ян был ощутимо напряжён.       — Что-то не так? — мурлыкнула я, пытаясь сохранить игривую атмосферу.       — Мы так и не разобрались, чего же ты хочешь?       — Мы остановились на вине, — машина медленно заезжала во двор, и времени на разговоры уже не оставалось. — Душ, вино, ваша спальня.       Я расставила все точки над «і». Ян в ответ только чуть приподнял бровь и улыбнулся.       Вечер удивлений для Яна продолжался: я не пошла в свою комнату, а последовала за ним в его чёрную спальню. Он остановился на пороге и с удивлением на меня посмотрел:       — Совместный душ? Это интересно.       — Возможно. Но пока я выгоняю вас из вашей же ванной.       Пока мы поднимались на двадцать пятый этаж, страсть немного поутихла, но эта чёрная ванная комната добавила мне искры. Ожидая, пока вода максимально нагреется, я прижалась к стеклу душевой кабины и буквально утонула в воспоминаниях, связанных с этим местом. Какой же я тогда была беспомощной в его руках! Думала ли я тогда, что придёт время, когда я уже сама приду сюда?       Даже чтобы принять душ и отогреться, мне пришлось выдохнуть и хотя бы попытаться собраться с мыслями. Слишком сложно, невыносимо сложно быть спокойной! Я уже не чувствовала усталости этого дня, или странного холода, преследовавшего меня после ритуала, и уж точно не хотела спать или даже нежиться в воде. Как всё странно изменилось! Вот только недавно я хотела спрятаться, а теперь сгорала от нетерпения. Буквально сгорала.       На ручке двери я с изумлением обнаружила на плечиках халатик и тонкую ночную рубашку. Но зачем? Мне и в полотенце было неплохо, а без него было бы ещё лучше. Что ж, если желание Яна настолько простое — я не буду ему отказывать. Шёлк оказался отрезвляюще холодным, будто до этого пролежал в морозилке. Я даже поёжилась. Так же слишком свежо было и в спальне, поэтому я сама пошла закрывать распахнутые окна и вспомнила, какой сильный ветер был в кабинете Яна в первую мою ночь в этой квартире. Интересно, воспоминания теперь будут преследовать меня на каждом шагу?       — Замёрзла?       — Конечно! Я же только из душа! — фыркнула я, ещё не поворачиваясь к Яну.       — Что ж, значит, будем тебя отогревать.       О, это было лишним! В какой-то момент я снова стала видеть ауру, даже не совсем её, а то странное свечение, которое помогало мне определять эмоции других людей. Но теперь я чётко осознавала, что я сама — ослепительно красная. Пламенно-красная. Это ощущение было намного лучше того комочка ужаса, который покидал салон Жанетты, но для Яна это было слишком. Сам он оставался холодно-чёрным, как то озеро. И этот его холод меня ещё больше провоцировал. Ну невозможно было в тот момент быть настолько сдержанным!       Он спокойно разливал вино по бокалам, а я любовалась ямочкой между ключиц. Рубашка, такая же лёгкая, но уже другая, была не застёгнута на несколько верхних пуговиц. Ян остался верен чёрным строгим брюкам, но остался босиком. Я вдруг поняла, что он никогда даже не снимал при мне рубашку, даже тогда в душе. Надо бы исправить это поскорее.       — У меня тут возник вопрос. К чему этот пеньюар?       — А ты хотела вечернее платье? — Ян вскинул голову, и я поняла, что он сейчас серьёзен.       — Нет. Зачем мне платье? — я чего-то не понимала? Однозначно не понимала.       — Мне показалось, ты хотела, чтобы всё было идеально?       — Весь день был идеальным, потому что со мной были вы. И платье вряд ли может соревноваться с вами.       Я кралась к нему кошечкой, не чувствуя холода паркета. Тот запах, преследовавший меня с первой нашей встречи, становился сильнее, и я хмелела уже от него одного. Ян стоял с двумя бокалами в руках, опираясь на столик, и ждал. И в его тёмных глазах было всё, чего я могла бы захотеть. Но готов ли он мне это дать?       Я уже и забыла насколько Ян выше меня. Без каблуков рядом с ним я была совсем крошкой, поэтому, подойдя ближе, мне пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Такие матово-чёрные, такие спокойные.       — Выпьем за тебя, — Ян протянул мне огромный бокал, в котором было слишком много вина.       — А может, лучше за нас? — мне показалось, что Ян почему-то от меня отстраняется. И это меня удивило, поэтому я поспешила взять этот огромный бокал.       — Наконец-то, появились мы. Да, за это стоит выпить, — я сделала только один глоток и уже хотела поставить бокал на столик, но Ян меня остановил. — Пей до дна.       — Зачем? — я хотела сказать слишком многое, но настолько растерялась, что просто отступила от Яна, сделала только один шаг назад, но этого было достаточно. — Да что с вами происходит?       Всё как-то перевернулось с ног на голову, и получалось, будто это я его соблазняю, а Ян отчаянно оттягивает момент. Даже держа бокал в руках, он умудрился вертеть его за ножку, что сдало его волнение:       — Возможно, ты мне не поверишь, но я переживаю. Я боюсь тебе навредить.       Слов у меня уже не осталось, поэтому я сделала несколько больших глотков и довольно прикрыла глаза. Это вино не просто согревало, оно вызывало воспоминания о тех двух ночах в беседках, о растерянном Яне, вертящем бокал в красивых пальцах, о том, насколько важными были те ночи в моей жизни. Ян чего-то ждал от меня, и это было странным. Наконец, я открыла глаза и твёрдо поставила бокал на тонконогий столик, заваленный всякими мелочами. Ян следил за каждым моим движением, будто боялся, что я сбегу.       — Слишком много слов, слишком много опасений, — я была так близко к нему и рукой скользнула по рубашке, лаская и одновременно успокаивая Яна. — Просто отдайтесь желанию, отдайтесь мне.       С каждым словом мой голос менялся, дрожал, сбивался, и когда я перешла на шёпот, Ян уже не был так холоден.       — Если что-то будет не так — я сообщу, — это были последние слова, которые я успела прошептать, прежде чем Ян подхватил меня на руки, и я уже только испуганно ахнула.       Честно признаюсь, до этого момента я уже присматривалась к столику у стены, но он оказался завален всякими мелочами, чего уж я точно не ожидала от Яна. Так что интересных мест, кроме кровати и кресла, я в спальне не обнаружила. Да и не спрашивал меня никто — Ян одним движением буквально швырнул меня на кровать, как в ту самую грозовую страстную ночь. Вот только на этот раз он не вжимал меня в постель, не оставлял синяки на руках, а бесконечно целовал, правда, всё равно не давая мне никак себя проявить.       Что-то изменилось: либо вино, либо его запах ударили мне в голову. Я окончательно поплыла и мало что соображала, только ощущала его поцелуи и прикосновения рук, пока он вдруг не расцарапал мне бедро. Я уже и забыла, что у него были по-женски коротко подстриженные ногти, ухоженные, но оставляющие следы. От этой странной боли я слабо застонала, чем встревожила Яна. Наконец-то он оторвался от моей шеи и чуть отстранился. Прекрасный момент, чтобы перехватить инициативу: одной рукой я обвила его шею, а другой уже скользнула к его рубашке. Пуговичка за пуговичкой — Ян терпеливо замер, придерживая меня. Как же давно я этого хотела! Что-то безумное было в том, как Ян ждал, пока я сниму с него рубашку, пока исследую его плечи, грудь, живот. Тонкий шрам проходил от левого соска наискось к правому подреберью — неужели именно его скрывал Ян? Если бы я была не настолько отвлечена, то наверняка могла бы узнать историю этого шрама, но пока он только ещё больше меня соблазнял. Странно, но у Яна была гладкая грудь, и мне до безумия хотелось её зацеловать.       Но Ян не дал мне этого сделать. Его терпение не было железным, поэтому он сам рывком снял с себя рубашку и с меня халатик. Слишком порывистые движения подсказали мне, что игры закончились. Ян уложил меня уже так, как это было ему удобно, подмял под себя, и я больше не могла активничать — только наслаждаться. А наслаждаться было чем — пока он целовал меня, его рука по-хозяйски скользнула по бедру, сжала его, пока Ян покусывал мне ушко, и пробралась выше. Скользкий прохладный шёлк уже давно смялся и оказался слишком высоко, но я этого не замечала, сама жалобно прижималась к Яну, хотела быть к нему ещё ближе, слиться с ним. Так что, когда его рука добралась к цели, я не испугалась и не сжалась, а только подалась навстречу.       Этот взгляд я запомнила надолго: Ян перестал меня целовать, чуть отстранился и откровенно любовался мной. Я не сдерживалась, я долго мечтала об этом, хоть и не признавалась себе, но моё тело сказало всё за меня. Слишком влажная, слишком горячая, слишком податливая. Яну не требовалось даже сильно стараться — я выгибалась и стонала от любого его прикосновения, и он начал откровенно меня дразнить. Когда основа ладони оперлась мне на лобок, а пальцы зависли в воздухе, он шепнул:       — Скажи это.       — Пожалуйста… Войди… быстрее…       — Сразу войти?       Я была не в состоянии подбирать слова, только хотела, чтобы он заполнил меня, а чем — уже неважно. На этот раз Ян был жесток: без нежностей, без промедления, всё быстрее и сильнее двигались его пальцы, а он запрокинул мне голову и следил за моей реакцией, будто ждал, когда же я попрошу его остановиться. Я помню, что вцепилась ногтями в его руки, словно боялась, что он остановится не вовремя или выскользнет из меня. И всё-таки он упивался моими стонами, переходящими в слабый крик, когда удовольствие было слишком острым.       Я не сразу поняла, как всё закончилось — мне показалось, что он буквально отшвырнул меня, едва я чуть-чуть расслабилась после очередной волны. Что ж, это даже пошло мне на пользу: тело, всё ещё дрожащее, сжимающееся, перевозбуждённое, требовало немного спокойствия, чтобы я могла прийти в себя. И тут я поняла, что до сих пор в этой дурацкой рубашке, а Ян — в брюках! Непорядок. С самого начала вечера я хотела раздеть его сама, но у Яна было другое мнение.       Что ж, раздевался Ян какими-то слишком уж привычными движениями, странно, что я это заметила, потому что, конечно же, в тот момент думала не об этом, но всё же. Мне показалось, что для него всё так обычно, так буднично, я даже на несколько секунд обиделась, но его тело не позволило мне думать. Что ж, я всегда подозревала, что он хорошо сложен. И он умело подчёркивал это идеально подогнанными костюмами. Но без них Ян выглядел ещё лучше. Сколько бы ему не было лет, тело оставалось молодым, на тридцать-тридцать пять лет максимум. И крепким. Даже визуально, не касаясь, ощущалось, что он именно твёрдый и какой-то плотный, тяжёлый. Как же хотелось ощутить эту тяжесть на себе!       Ян всё это время не разрывал зрительного контакта, но то, как нетерпеливо я облизнула пересохшие губы, интерпретировал по-своему:       — Не сегодня, оставим это на другой раз.       Я удивлённо моргнула, но зато наконец-то окинула его взглядом всего, поняла, о чём он, и улыбнулась. Что ж, если бы он захотел — я бы не отказалась. Как я и ожидала, Ян был идеален везде, и я снова облизнула губы в нетерпении.       В какой-то момент Ян будто перестал обращать на меня внимание. Он был занят подготовкой. Я всегда считала, что этот момент портит всю страсть, но, наблюдая за тем, как ловко он надевает презерватив, как пальцы проходятся по всей длине члена, я перестала дышать. Все сомнения улетели, перед глазами всё плыло, сердце бешено колотилось, и уже не осталось ничего, кроме слепого желания.       Дальше всё завертелось как-то слишком быстро, я уже ничего не могла контролировать. И было что-то, что меня немного напугало: взгляд Яна, выражение его лица. Передо мной был голодный хищник, и я не смогла бы ему сопротивляться. Ян стал на колени и резким движением подтянул меня ближе. Шёлковая сорочка не понравилась и ему, поэтому он сорвал её, чуть не вывихнув мне руку, но поняла я это только позже, когда утром плечо дало о себе знать. Всё было слишком быстро, слишком резко, и я могла только неотрывно смотреть ему в глаза: движение — и мои ноги на его плечах, а его руки приподнимают меня. Я боялась, что и войдёт он так же резко, но нет, ему хватило терпения, хотя позже я поняла, что он просто наслаждался моим явно испуганным видом в тот момент.       Все мои страхи и тревоги рассыпались с первыми движениями, не зря я ему доверилась. Это была прекрасная поза: с каждым движением ощущения становились всё острее, так что почти сразу же я жалобно зацарапала простынь, закусила губу в отчаянном крике. Я уже не смотрела на Яна, просто не могла, ничего не было вокруг, только я и сильные толчки, снова и снова сводящие меня с ума. После первого, самого опустошительного оргазма, я чуть обмякла и затихла, но ненадолго. Всё повторялось снова и снова, и я впервые с тревогой вспомнила фразу Кристины о том, что всё это длится часами. Но я не успела испугаться — Ян отпустил мои бёдра, и я наивно понадеялась на небольшой отдых. Мне хотелось просто успокоиться, подышать, остыть, перестать дрожать, так что, когда Ян спокойно, по-хозяйски лёг на меня, я ожидала спокойных ласковых движений, но нет.       На этот раз он даже не попытался сдержаться, вошёл быстро, резко и глубоко, так, что я невольно вскрикнула, но его это только ещё больше завело — и на шее остался засос, переходящий в след от укуса. Что ж, это было больно, но это подействовало: я затихла, прислушиваясь к боли, тупой и ноющей, быстро нарастающей и вдруг превратившейся во что-то, чему я не смогла подобрать название. Но почему-то мне больше не хотелось, чтобы он останавливался.       — Доверься мне, я знаю, что делаю, — довольно прошептал Ян, заметив, как испуганно я на него смотрю, как сильно впиваюсь ногтями в его спину, будто хочу передать так ему свою боль.       Но верить ему я не могла. Тело было в замешательстве: ещё никто и никогда не был с ним так жесток. Так восхитительно жесток. И всё же:       — Хватит, пожалуйста… Хватит… Я не могу…       Я и сама не верила своему слишком тихому шёпоту. Если бы мне было невыносимо плохо — я бы уже обожгла его, сбросила с себя, с магией или без неё, но что-то пошло не так. Наступил момент, когда сознание отключилось, я больше не была там, только моё горячее, влажное тело, придавленное его весом, искусанное, исцарапанное, в каком-то безумном исступлении оно подавалось к своему мучителю.       Что ж, я не могу осуждать Яна за его несдержанность. Он меня не обманул: такого я ещё не испытывала. Тело пробивала крупная дрожь, я не могла сдерживаться, но даже крика мне было мало, меня разрывало от безумного оргазма, сводящего тело судорогами, и в какой-то момент я впилась в плечо Яна зубами и глухо зарычала.       После этого я уже ничего не помнила. Меня привели в чувство смех Яна и холодная вода.       — Прости, мне показалось, что ты хочешь взбодриться.       Я не хотела отвечать, только с наслаждением опустилась ещё ниже под воду в ванну, больше похожую на маленький бассейн. Ян ушёл в душ, а я наслаждалась долгожданным спокойствием. И ещё не знала, что будет дальше.       Я проснулась под утро — даже сквозь чёрные шторы пробивался розовый рассвет, но ещё было слишком рано. Мне почему-то было жарко, и поэтому не лежалось. Очень аккуратно я соскользнула с постели, не уверенная, что Ян вообще спит. Но проверять мне это почему-то не хотелось. Я быстро приняла прохладный душ, с удивлением отмечая, как сильно ноет всё тело, как много на нём синячков и царапин. Но самый неприятный сюрприз ждал меня, когда я остановилась возле умывальника, чтобы умыться и почистить зубы: красный, очень болезненный кровоподтёк со следами зубов на плече, почти на шее.       Не знаю, как долго я простояла возле зеркала, всё никак не могла оторваться от этого жуткого зрелища. Даже чистя зубы, я не сводила взгляда с укуса. Это было ненормально, я сама говорила об этом Кристине, но… Нужно было возвращаться в постель, но тело меня не слушалось. Всё было как-то странно.       — Всё хорошо?       Голос Яна заставил меня вздрогнуть и обернуться, наверное, слишком нервно и поспешно. Ян подошёл ко мне и ласковым движением убрал волосы за ухо, так что синяки показались во всей красе.       — Прости, я совсем тебя замучил. Ты уснула в ванне.       Таким я его ещё не видела: слишком мягкий, расслабленный, податливый. Как домашний кот.       — Всё хорошо, я вижу, что тоже в долгу не осталась.       Я и сама не поняла, зачем это сделала, ведь даже мой тон уже не предвещал дальнейшего сна, так я ещё и погладила его плечо, уже с моим укусом.       — Да уж, не ожидал, что у тебя такие острые зубки, — Ян усмехнулся, взял меня за подбородок и большим пальцем приподнял губу. Что ж, пришлось куснуть этот нахальный палец, и уже через мгновение мы с Яном целовались, медленно, сладко, дразняще, до тягучего жара в паху. — Я ведь кое-что обещал тебе и не выполнил. Пора исправляться.       Мы снова оказались в постели, шёлк которой порядком смялся. Но на этот раз Ян никуда не спешил, откинулся на подушки и усадил меня сверху. Это был знак, что я наконец-то могу делать, что захочу. А хотела я много. Меня возмущало, что Ян не дал мне возможности исследовать его тело, и теперь я собиралась наверстать упущенное.       Но и он не могу сидеть спокойно: едва я наклонилась, чтобы поцеловать его в шею, как и его руки принялись поглаживать меня, везде, где только доставали. И это безумно отвлекало, но его гладкая кожа с тем сводящим меня с ума терпко-горьким запахом не могла остаться без моего внимания. Я целовала, чуть покусывала, проходилась языком или пальцами, но хотела исследовать каждый кусочек его тела. И сама возбуждалась от этих ласк, и Ян не мог не заметить того, как я выгибалась, тёрлась о него, будто хотела слиться с ним в одно целое. Он отстранил меня, придерживая руками за спину.       — Если бы я знал, что ты такая неугомонная, я бы добрался до тебя раньше.       — А что мешало? — игриво, в тон ему спросила я и сама задумалась над этим вопросом. А действительно, что?       Он ответил не сразу. Его взгляд как-то сам опустился к моей груди, с уже привычно торчащими сосками, и его руки сразу же скользнули вперёд. Что ж, поговорка о размере груди под размер мужской ладони подходила идеально. Но Яна явно больше интересовали соски, и теперь я уже не могла оторвать взгляда от того, как длинные пальцы ловко с ними играют. Он начал говорить как-то заворожённо, будто не замечал меня больше:       — Каждый раз, когда я видел тебя в тех футболках, без белья, с этими вызывающе торчащими сосками, какая-то часть меня хотела сорвать с тебя одежду и взять прямо там.       — Я бы сопротивлялась, — едва слышно промурлыкала я, потому что Ян уже взял сосок в рот и теперь играл с ним языком.       — Я не советую тебе даже пытаться. Будет только хуже.       Это уже не было игрой: его взгляд был колким, а в голосе — ни намёка на шутку. Я чуть отстранилась, хоть Ян и продолжал ласкать грудь, но поднял на меня глаза.       — Если бы я не захотела, я бы смогла за себя постоять.       — Ты так думаешь? — Ян насмешливо приподнял бровь, и я впервые растерялась, потому что уже не понимала, чего от него ожидать. — Ладно, Ева, спишу это на твою неопытность, но ты должна знать: этой ночью я был ещё очень нежен и сдержан, просто потому что не хотел тебе навредить и потому что понимал, что ты ещё не готова.       — Не готова к чему?       — Ты действительно хочешь узнать? — в том, как он приподнял уголок губы, было слишком много угрозы.       Мне стало неуютно, и я попыталась соскользнуть с Яна, но у него уже были свои планы, и пальцы, сжавшие меня за бока, ясно дали мне это понять.       — Вы меня пугаете.       Ян помолчал. Он нащупал свежую царапинку и теперь поглаживал её большим пальцем, с каждым разом нажимая всё сильнее. Наконец он спросил:       — Скажи честно, тебе было хорошо со мной? Хотя можешь не отвечать, ты достаточно тихая, и если уж кричишь, то значит, тебе слишком хорошо, чтобы сдерживаться. И судя по тому, что ты сейчас сидишь на мне, и я чувствую, что ты уже намокла, тебе хочется ещё. Но немножко страшно. Я угадал?       — Это было… неожиданно, — мне сложно было сформулировать хоть какой-то ответ, потому что он попал в точку.       Ян довольно прищурился:       — У тебя просто так никогда не было. Что ж, можно сказать, что мне досталась невинная девушка. Так ты хочешь ещё? Только так же, а может, и жёстче? — он взял паузу для моего ответа, но быстро продолжил: — Можешь не говорить ничего, твоё дыхание тебя выдало.       Жёсткий поцелуй оборвал этот дрожащий выдох. Ян приподнял меня за бёдра, устраиваясь поудобнее, и я сразу же вскрикнула от острой боли: как бы я не дрожала, как бы не истекала в желании, но тело моё оказалось не готовым к продолжению, и одно лишь резкое движение головки у входа вызвало у меня слёзы.       — И всё-таки я тебя замучил.       Ян меня не отпустил, прижал к себе так, что я чувствовала животом затвердевший член, который теперь показался мне угрожающе большим. Я не сразу заметила, что оказалось в его руке, пока он снова не приподнял меня, и промежность не обожгло невыносимым холодом. Ну и за смазку спасибо, хоть сердце уже забилось не страстно, а тревожно. Я ожидала боли, чистой боли, без удовольствия. И понимала, что сопротивляться опасно.       Боли не было, не было ничего, только тупое онемение от холодной смазки. Ян дал мне время прийти в себя, позволил самой двигаться так, как мне было комфортно. Медленно, очень медленно и аккуратно я устраивалась, ища такое положение, чтобы мне не было больно. Он и тут не сумел подождать: крепко взял меня за бёдра и стал неспешно приподнимать и опускать, пока я сама не вошла в ритм.       Ощущения возвращались. И теперь они стали ещё лучше, всё-таки не зря я хотела быть сверху. Я настолько разомлела от удовольствия, что не сразу заметила одной важной вещи, пока Ян не напомнил сам:       — Ты ничего не забыла?       В его голосе было столько подлого самодовольства, что я остановилась и внимательно на него посмотрела.       — Да ладно, ты не можешь не чувствовать разницы, — теперь он откровенно смеялся, и я всё поняла и запоздало попыталась соскочить с него. — Ну уж нет. Уже поздно.       Он был прав. Было уже поздно. Сколько он пробыл во мне без презерватива? И как я могла допустить это? Настроение было испорчено — я уже не могла расслабиться, но разве это его интересовало? Ян обнял меня и слишком крепко прижал к себе, настолько, что я не могла никак вывернуться. И ему это совершенно не мешало яростно подкидывать меня на бёдрах.       — Расслабься. Я бесплоден. И слишком брезглив, — выдохнул он по слову мне в ухо, но я не прекращала попыток вырваться. Но произошло кое-что, что заставило меня стать послушной: Ян схватил меня за волосы, накрутив их на руку, и запрокинул мне голову. — Расслабься, — это прозвучало как приказ. — Тебе понравится.       Не скажу, что я смогла расслабиться, но зато затихла и прислушалась к своим ощущениям. Как бы груб ни был Ян, моё тело откликалось на его резкие движения. Видимо, его любимым методом была сверхстимуляция — мне было неприятно, почти больно, пока в какой-то момент меня не разбивал слишком сильный оргазм, и после я оставалась опустошённой и буквально в слезах.       Но было в этом и кое-что хорошее: сознание снова отключилось, и осталось только моё тело. И вот оно не хотело, чтобы всё это заканчивалось. Не хотел и Ян.       Я испуганно ахнула, когда он встал, не спуская меня с себя, и я едва успела обнять его, вцепиться руками и ногами. Что ж, так я ещё не пробовала. И пусть Ян опёр меня спиной о стену и его движения замедлились, но вот теперь я уже сама подавалась ему навстречу, потому что это было именно то, чего я хотела всю эту ночь. Этот оргазм был чистым, без примеси боли, зато с такими сладкими разрядами удовольствия, что я принялась целовать Яна как-то по-особому: в полной любви и благодарности. Он принял мои поцелуи с пониманием, но самодовольную улыбку даже не пытался скрыть.       — Ты уже устала?       — Да.       — Ещё немного.       Мне было уже всё равно. Ян опустил меня на постель: расслабленную, мягкую и податливую. Мне казалось, в тот момент я могла бы кончить от любого прикосновения. И я разрывалась между желанием, чтобы меня оставили в покое и дали отдохнуть, и чтобы Ян продолжал и никогда не останавливался. Ян продолжал. Я даже не заметила, как он перевернул меня на живот и поставил на колени. Что ж, прекрасная поза. Не романтичная, но прекрасная.       Я не ошиблась — моё тело уже не могло выдерживать этого. С каждым толчком я только всё громче стонала, кричала, хоть и пыталась заглушить себя, но это было сложно — на память мне осталась искусанная рука.       Ян замедлился, но толчки стали сильнее, ощутимее, и я занервничала.       — Не смей, — выдохнул он, подкрепляя угрозу сильным шлепком ладонью. Наверное, мой вскрик боли стал последней каплей, потому что Ян буквально оттолкнул меня с члена, зато так опёрся рукой на поясницу, что ноги подкосились, и я упала на постель. И вздрагивала столько раз, сколько сперма попадала мне на влажную спину. — Видишь, это было не страшно.       Говорить ему было тяжело. И это даже немного мне польстило. Вот только я сама даже пошевелиться не могла, ни перевернуться, ни уползти на подушки, так и лежала поперёк кровати.       — Всё нормально?       Я не ответила. Ужасно хотелось плакать, но это было бы слишком неуместно, потому что Ян лёг рядом, и я почувствовала, как он задумчиво водит пальцем по спине.       — Это был первый и последний раз, когда я так делаю. Тебе нечего бояться.       — Да ладно? — тут я уже не выдержала и попыталась перевернуться, но рука на лопатке прижала сильнее.       — Не спеши, — он стал вытирать мне спину краем шёлковой простыни и продолжил говорить: — Я знаю, что делаю, и уже не раз говорил, что всё, что от тебя требуется — это доверять мне.       Я молчала, потому что не хотела говорить. И не могла. За окном уже было слишком солнечно, и я боялась, что больше не усну. А ведь мне необходимо было немного отдохнуть.       — Знаешь, ты была права. Стоило сделать это раньше. Столько ночей проведено зря! — он продолжал шептать это, и его дыхание на моей шее снова дразнило. — Я не могу поверить, что за эти полтора месяца ты ни разу не делала этого сама! Я уж подумал, что ты окажешься холодной, зажатой девушкой, даже немного расстроился.       От его шёпота бежали мурашки, и я чуть подалась к нему, подставила шею, выгнулась, чтобы быть ближе.       — Ну что такое! Неужели мне придётся тебя усыплять, чтобы ты успокоилась? — в его смешке я услышала, что он мной доволен. — Отнести тебя в душ? Нет? Постель всё равно надо поменять, так что…       Я только довольно угукнула, забираясь в его объятия. Мне совершенно не было дела до постели, слишком смятой и местами мокрой. И совершенно не важно было, как я выгляжу. Ян был доволен, он был удовлетворён, и в таком состоянии от него исходила такая убаюкивающая сила, что я снова почувствовала себя как в лоне матери, как тогда в нашу первую встречу в клубе. Только тогда он лишь чуть приобнимал меня, а сейчас я чувствовала, что слилась с ним, и его сила стала моей. Вот только и моя — его. И, хоть я ещё не знала, что именно могу, он уже знал. И умел. Сама того не понимая, я отдала ему то, что он так долго искал. Правда, и ему пришлось щедро за это заплатить. Но обо всём этом я подумала много позже, потому что после такого думать тяжеловато.