Oh boy, come and light me up!

      Огромный американский стадион, где Control+S завершит свое мировое турне в тот вечер, выглядел действительно впечатляюще. Тайн чувствовал, как по его коже пробегает электричество, а голос Саравата доносился до его ушей, напевая последние ноты Kang Goo, и было очевидно, что концерт этой ночи подходит к концу, что означало и кое-что еще: настал момент удивить Саравата.       Воспоминания о месяцах подготовки, приведших его к этому моменту, сменялись в его памяти чередой сцен. Сначала он собрал вместе Грина, Пэр и Фонга, чтобы рассказать им о своем плане, и все трое согласились, что это очень красиво. Позже, разговаривая со своей семьей, Тайн почувствовал поддержку родителей и брата как благословение, и хотя они с Сараватом решили, что хотят устроить традиционную свадьбу, Тайн действительно хотел сделать что-то еще. Что-то огромное и незабываемое. Что-то, что Сарават помнил бы до конца своих дней.       Оглушительные аплодисменты, раздавшиеся из толпы, собравшейся в этом месте, толпы людей, которые, несмотря на то, что говорили на другом языке и жили за океаном от них двоих, пели песни Control+S с чувством, заставили Тайна почувствовать, что его тело дрожит, несмотря на то, что он был одет в красивый алый костюм, который идеально подходил к тому, что носил сейчас Сарават.       Он нервничал? Да, так оно и было.       Неужели он испугался? Конечно, нет, страх был эмоцией, которая в этот самый момент была далеко-далеко от него.       После всего, что ему пришлось пережить в последний год своей жизни, Тайн думал, что нашел в себе огромную силу, которая больше не покидала его. Это была та сила, которая держала его там, готовясь выйти на сцену, где человек, которого он любил, все еще пел, не обращая внимания на всю суматоху, которую он планировал застать врасплох. Сарават понятия не имел, что Тайн будет петь для него перед более чем тридцатью тысячами зрителей. Сарават не знал, что во время американского турне Тайн услышал песню по радио и что, хотя она не принадлежала ни одному из его любимых исполнителей, она казалась ему настолько совершенной, что он искал и играл ее, пока не выучил и пока каждое слово, написанное кем-то другим, не стало частью его сердца. Песня, которую он собирался подарить Саравату в качестве вечного подношения, была счастливой случайностью, как и встреча этих двоих. Песня говорила о золотой любви, подобной дневному свету, и Тайн улыбнулся, подумав, что Сарават всегда называл его так, потому что его парень всегда говорил ему, что он был светом вселенной для него. Тайн улыбнулась, чувствуя, что ей уже не терпится оказаться перед Сараватом. Босс и Эрн помогали ему с репетициями, пока Сарават спал или когда Мэн удобно забирал его от них троих.       Тайн не боялся выставить себя дураком, потому что он всегда был единственным человеком, который пел для тайского музыкального идола. Единственная разница в то время состояла в том, что на него будут смотреть глаза всего мира, но это тоже было его желанием: он хотел, чтобы жены Саравата были частью этого момента. Эти девушки сделали музыкальную мечту его бойфренда реальностью и поддерживали его в трудные времена, так что на самом деле Тайн чувствовал, что они должны быть частью этого особого момента для него и Саравата.       При этой мысли в правом кармане его алого пиджака появилась маленькая золотая коробочка, терпеливо ожидавшая своего часа. Сегодня утром он купил это кольцо в одном из лучших магазинов Нью-Йорка. Тайн выбрал платиновое кольцо, украшенное крошечными бриллиантами, которые сверкали на солнце. Да, он знал, что они с Сараватом обменяются другими кольцами во время традиционной церемонии, но он хотел иметь привилегию быть тем, кто первым задаст тот вопрос, который многие люди мечтают задать при встрече с единственным.       Тайн не мог сдержать вопрос, который горел на его губах так же, как и поцелуй, которым он надеялся скрепить свою помолвку с Сараватом. Этой ледяной ночью, столь непохожей на тайские ночи, что она была также ясной и полной звезд, суждено было стать ночью, где вечность будет наконец написана для любви, которую он и Сарават чувствовали, той любви, которая уже была больше, чем любовь.       Тайн направился к сцене, когда услышал голос человека, который отвечал за ведение этого последнего неожиданного события на концерте в тот вечер. Тайн мысленно повторял слова, которые он собирался сказать Саравату, все те слова, которые, как он ожидал, могли достичь сердца знаменитого идола и убедить его, что на самом деле нет другого пути, кроме того, по которому они могли бы идти вместе.       Тайн хотел сказать что-то вроде: «люди говорят, что всегда будут любить одного человека всю свою жизнь, как только появится этот особенный человек, и теперь я знаю, что это правда. Раньше я считал, что это невозможно, потому что человеческая природа так изменчива, так непредсказуема, но ты не похож на других. Я сомневаюсь, что ты действительно знаешь, насколько ты прекрасен и отличаешься от остальных. Я мог бы различить твое лицо посреди моря людей, потому что ты всегда выделяешься среди них. Ты для меня тот человек, которого все будут называть единственным, моя вечная любовь, моя бесконечность. Ты — все это, но ты также и гораздо больше. Я не мог определить тебя, потому что бесконечность света, как ты, не может быть сведена к множеству слов, но я знаю, что люблю тебя. Во имя этой любви и обещания, что я всегда буду твоим… «, «Сарават Гунтитанон», — громко произнесет Тайн, — «Давай поженимся? "       Молодой человек улыбнулся, услышав, как слова теряются в оглушительном шуме комнаты, и представил себе лицо Саравата, когда тот произнесет все эти слова. Может быть, его парень улыбнется, он был уверен, что не заплачет, даже если это будет от эмоций или чистой радости. Сарават не был таким, конечно, Сарават улыбнется и покраснеет, не в силах сдержаться, и тогда Тайн подумает, что в мире нет ничего прекраснее этого мужчины. А потом Тайн достанет кольцо из шкатулки, наденет его на палец Саравата, и он скажет " Да " самым сладким поцелуем на свете, и, может быть, позже они вдвоем отправятся куда-нибудь в более уединенное место и отпразднуют тот факт, что с этого момента их судьбы примут ту же форму, что и кольцо, которое будет покоиться на пальце Саравата: круг без начала и конца.       Тайн снова улыбнулся и только собрался вынуть кольцо из кармана, чтобы еще раз взглянуть на него, как до его ушей донесся отдаленный шум толпы, и он ахнул от удивления, заметив, что огни в зале погасли. Это был его момент. Тайну пришлось идти к темной сцене, чтобы снова зажечь свет. Тайн был готов зажечь Саравата еще раз.       Тайн уверенно шел по дорожке маленьких огоньков, которые загорались, когда он проходил по сцене. Толпа, которой предстояло стать свидетелем одного из самых счастливых моментов в его жизни, теперь вскрикнула от чистого удивления, и Тайн почувствовал, что они уже знают, что должно произойти нечто грандиозное. В этот самый момент чистый и ясный звук мелодии, которую играло пианино, снова наполнил стадион музыкой, и улыбка на его губах стала еще шире, потому что он собирался спеть еще одну песню о любви к Саравату.       И как эхо к имени, которое уже звучало в его голове, Тайн почувствовал, как его сердце заколотилось, когда образ Саравата, одетого в тот алый костюм, который придавал ему вид принца, теперь смотрел ему в глаза, оживая перед ним. Сарават выглядел красивым и одновременно взволнованным, и, не колеблясь ни секунды, Тайн начал петь те слова, которые написал кто-то другой, но, подумал парень, у них никогда не было другого получателя, кроме ушей Саравата:

My love was as cruel as the cities I lived in.

Моя любовь была такой же жестокой, как и города, в которых я жил.

Everyone looked worse in the light.

На свету все выглядели еще хуже.

There are so many lines that I've crossed unforgiven.

Есть так много линий, которые я пересек непрощенным.

I'll tell you truth, but never, «Goodbye»

Я скажу тебе правду, но никогда: «Прощай»

I don't wanna look at anything else now that I saw you.

Я не хочу смотреть ни на что другое теперь, когда увидел тебя.

I don't wanna think of anything else now that I thought of you.

Я не хочу думать ни о чем другом теперь, когда я подумал о тебе.

I've been sleepin' so long in a twenty-year dark night.

Я так долго спал в двадцатилетней темной ночи.

And now I see daylight, I only see daylight.

А теперь я вижу дневной свет, я вижу только дневной свет.

      Сарават медленно подошел к нему. Тайн чувствовал, как темные глаза его возлюбленного зовут его, как это было с их первой встречи. Тайн все еще держал свое платиновое кольцо между пальцами, зная, что пришло время отдать его владельцу, потому что Тайн хотел, чтобы все его мечты начались в том же месте, где Сарават осуществил свое достижение — стал здездой мирового класса. Тайн хотел, чтобы это место стало сценой, где карьера Саравата как известного музыканта станет фактом, а также прекрасной жизнью, которую он будет иметь рядом с Тайном, который не собирался любить никого, кроме этого мужчины, который смотрел на него со всей любовью вселенной, в то время как его товарищи по группе продолжали играть ту песню любви, которую Сарават не слышал до этого дня.       Его песня все еще достигала ушей его возлюбленного, и эти слова могли лучше рассказать Саравату о самых сокровенных желаниях его сердца. Потому что эта песня была чудом, потому что ему действительно было трудно выразить словами самое чистое желание его души, желание быть с Сараватом на всю жизнь. Есть некоторые мечты, которые, кажется, ускользают от слов, но не от музыки, что-то, что Тайн всегда был в состоянии реализовать, находясь рядом с человеком, который любил создавать его.       И в это мгновение, когда он подошел прямо к сцене, где Босс и Эрн все еще играли на своих инструментах, а Сарават стоял, ожидая его, Тайн прекрасно понял, что чувствовал автор песни, которую он пел: что это правда, что свет дня живет в Саравате; что свет Вселенной состоит из той же самой любви, которая пульсировала в нем, когда он созерцал Саравата. Что мужчина, который улыбался ему, был бесконечностью во плоти, что вечность смотрела ему в глаза, и действительно, Тайн чувствовал, что никогда прежде он не созерцал нечто столь прекрасное, как Сарават Гунтитанон, смотрящий в его глаза без страха, в то время как песня продолжала свой путь, приглашая их преодолеть короткое расстояние, которое все еще разделяло их.:

And I can still see it all in my mind.

И я все еще вижу все это в своем сознании.

All of you, all of me intertwined.

Весь ты, весь я переплелись.

I once believed love would be black and white.

Когда-то я верил, что любовь будет черно-белой.

But it's golden.

Но он золотой.

And I can still see it all in my head.

И я все еще вижу все это в своей голове.

Back and forth from New York sneakin' in your bed.

Туда и обратно из Нью-Йорка, тайком пробираясь в твою постель.

I once believed love would be burnin' red.

Когда-то я верил, что любовь будет гореть красным огнем.

But it's golden

Но он золотой

Like daylight

Как дневной свет

I don't wanna look at anything else now that I saw you.

Я не хочу смотреть ни на что другое теперь, когда увидел тебя.

I can never look away.

Я никогда не смогу отвести взгляд.

I don't wanna think of anything else now that I thought of you.

Я не хочу думать ни о чем другом теперь, когда я подумал о тебе.

Things will never be the same.

Все уже никогда не будет по-прежнему.

I've been sleepin' so long in a twenty-year dark night.

Я так долго спал в двадцатилетней темной ночи.

Now I'm wide awake.

Теперь я окончательно проснулся.

And now I see daylight. I only see daylight.

А теперь я вижу дневной свет. Я вижу только дневной свет.

      Последние ноты песни растворились в воздухе, и сладкий, наполненный эмоциями ветер сменил голос Тайна. Двое молодых людей беспомощно улыбнулись, но не бросились друг другу в объятия, как им хотелось бы, потому что оба знали, что нужно сказать друг другу очень важные вещи, прежде чем они забудут мир на губах друг друга, как это почти всегда случалось, когда они были вместе.       Прошло всего несколько часов с тех пор, как они были вместе, и даже так, их сердца бились быстро, но также и с некоторым спокойствием, потому что они знали, что ожидание того стоило: они оба были там, их глаза были единственной вещью, которая существовала, несмотря на то, что за ними наблюдали тысячи глаз. Они оба говорили все без слов, чувствовали все без ласки. Это была любовь их обоих, не просто любовь, это всегда было больше, это всегда было что-то другое. — «Сарават…» — тихо произнес Тайн, и слова, которые он приготовил, стерлись из его памяти, когда он снова ощутил прилив чувств, которую могла вызвать в нем любовь всей его жизни.       Молодой человек взял кольцо между пальцами, как бы закрепляя себя, находя в нем силу, необходимую ему, чтобы закончить остальную часть предложения, которое начиналось с имени молодого человека, который также начал приближаться к нему медленно, очень медленно, не нарушая визуального контакта между ними. — «Тайн», — произнес Сарават так, словно произносил могущественное заклинание, словно имя его возлюбленного каким-то образом заключало в себе всю магию вселенной, все хорошее, заклинание, способное защитить эту любовь навсегда. — «Сарават, я хочу тебе кое-что сказать…» — «Мне кажется, ты все рассказал мне своей песней, Тайн…» — «И все же позволь мне сказать это вслух, хорошо? Я должен сказать это вслух, я хочу, чтобы все слышали, как я это говорю.» — «Тайн…» — «Давай поженимся?» — вопрос сорвался с губ Тайна, окутанных любовью. Его уста произносили эти слова без страха, с убежденностью, с твердостью, с горящим огнем, который грозил переполнить его, потому что любовь его сердца была слишком велика. Эхо вопроса повисло в воздухе, когда они оба улыбнулись, их щеки пылали от волнения, а сердца знали, что на последние слова Тайна был только один ответ. — «Да», — сказал Сарават, который никогда бы не подумал, что Тайн также планировал такой огромный сюрприз, чтобы сделать ему предложение. Он был удивлен, ошеломлен, охвачен безумным и пьянящим счастьем, которое вот-вот должно было выпрыгнуть из него.       Поэтому Сарават подошел к Тайну, который знал, что это было началом вечности для них обоих, хотя, возможно, для людей было несколько амбициозно стремиться к вечности. Тайн улыбнулся, безумному счастью, которое он чувствовал, и надел кольцо на палец того, кто тогда официально стал его женихом в глазах всего мира.       Сарават посмотрел на кольцо. Певец ничего не сказал, но, почувствовав холодное прикосновение металла к своей коже, он понял, что пути назад действительно нет: в ту ночь он отдался Тайну душой и телом, настоящим, прошлым и будущим. Он отдался Тайну и не мог придумать другого способа чувствовать себя счастливее, чем в тот самый момент, когда его фанаты безумно кричали, а Босс играл импровизированную версию свадебного марша. — «Давай проведем нашу церемонию как можно скорее, хорошо?» — спросил Тайн, и парень погладил Саравата по щеке, заставив его улыбнуться. — «Да, Тайн», — сказал Сарават дрожащим от волнения голосом. — «Я уже говорил тебе, что любое желание моего парня — это приказ для меня.» — «От твоего жениха, теперь я твой жених», — сказал Тайн, когда руки Саравата крепко сжали его. — «Я люблю тебя, жених», — сказал певец, счастливо смеясь.       Тайн кивнул и ответил на заявление Саравата поцелуем в губы, того, кто теперь был его женихом. Сладкие слова могли подождать, чтобы быть сказанными в одиночестве, потому что в конце концов у них была вечность впереди, чтобы сказать себе, что они любят друг друга за пределами жизни, это никогда не изменится. Но в то мгновение, когда Тайн обнял Саравата за талию, притянул его ближе к себе и, прежде чем снова поцеловать, облизал губы, стало ясно, что молчание — лучший союзник среди окружающего шума. Был только этот момент, чтобы показать миру с этим страстным поцелуем огромное количество счастья, которое они разделили, потому что это было уже официально:       Тайн Типакорн и Сарават Гунтитанон собирались пожениться. (https://pbs.twimg.com/media/EbzXluTWoAA0TrA?format=jpg&name=small)