сборничек от тоши

брюнет в домашнем привычном глазу халате усмехается и спокойно закуривает сигарету, обхватывая губами фильтр. молочного цвета дым опять покидает ротовую полость и глотку и растворяется в воздухе. улыбка на устах давит с невыносимой болью, руки дрожат от всей ситуации, да и тело не отстает. почему он такой спокойный? ему вообще плевать? да быть того не может! — ну же, стреляй, малыш, — мягко произносит алишер своим бархатным прекрасным голосом, в его взгляде не читается ни одно чувство тревоги или паники, вообще ничего. пистолет из дрожащих рук славика чуть не вываливается, по щекам уже минуты две текут предательским ручьем слезы. ноги подкашиваются и тот, не выдерживая этой душевной тяжести, падает на колени, довольно сильно ударяясь об пол. пистолет все еще наведен на человека напротив. — ты же столько времени убил на меня, наверняка за меня тебе дадут неплохую сумму. сигарета оказывается в уже заполненной пепельнице, но уже не важно. тагирович слезает со стула и подходит к светловолосому парню поближе. все шаги отдаются в его ушах с громким звуком и слава жмурится, опуская голову и руку с оружием вниз, пытается успокоить этот поток неконтролируемых слез. грубая рука оказывается на мокрой от слез щеке, чуть поглаживая ее и вытирая слезы. она опускается ниже и приподнимает голову марлова за подбородок, взгляд пробегается по всему заплаканному лицу. — малыш, тебе всего лишь нужно нажать на курок, — тихо проговаривает он, заставляя своего продюсера распахнуть красные от слез глаза и сильно помотать головой в разные стороны. для славы это звучало, как «тебе всего лишь нужно убить свой смысл жизни». губа вновь закусывается до крови, которая сразу зализывается языком. — я… я… я не… н-не могу… — наконец ответил наемный киллер дрожащим голосом, захлебываясь новым потоком обжигающих кожу слез. надо же, как моргенштерн смог его поменять. раньше тот без единой заминки и эмоции на лице хладнокровно убивал, да и в прочем жил, а сейчас со слезами стоит на коленях перед своим заказом. внезапный громкий вздох, обжигающий кожу на лице, снова заставляет приоткрыть глаза и вздрогнуть. перед ним сидел в позе лотоса музыкант с легкой улыбкой на лице. татуированная рука слезает с щеки и перекладывается на тыльную сторону руки с пистолетом. он приподнимает эту руку за запястье, после обхватывает ладонь с тыльной стороны и прикладывает дуло к своему виску. битмейкер с ужасом наблюдает за его невыносимо больными действиями, пытается отдернуть руку, но крепкая хватка не позволяют. одними губами тот произносит одну лишь фразу: «стреляй». — н-нет…н-не... не… нет! нет! НЕТ! славу трясет, он не хочет, не хочет убивать самого родного человека. он пытается вырваться из этой крепкой хватки, но сил не хватает. они же могут уехать в другую страну, изменить документы, стать другими людьми, но… не расставаться, правда же? могут? за славой после этого не начнется охота за невыполненный заказ, а алишер не будет застрелен от его же собственных рук, правда? почему они познакомились именно при таких обстоятельствах?! почему слава согласился на этот чертов заказ, испортивший ему жизнь?! сухие губы, прижавшиеся к губам марлова, выбивают все мысли из головы, оставляя ее полностью опустошенной. это их не первый поцелуй, но явно самый чувственный. в нем алишер будто забирает всю боль, накопившуюся у славы за этот месяц, через прикосновение губ. язык лениво проскользает внутрь и начинает там хозяйничать, будто в первый раз изучает новую территорию. проходится по ряду зубов, пробегает по верхней десне и, наконец, сплетается с боязливым языком. это будто успокаивает славика, он закрывает глаза, поддается вперед и расслабляется. алишер слабо улыбается сквозь поцелуй. выстрел. слава с ужасом распахивает карие глаза, когда прикосновение теплых губ исчезает. исчезает рука с ладони и сам моргенштерн перед ним. слава видит лишь свою замершую руку с пистолетом и пустой камин впереди. оружие падает, ударяется об холодный пол рядом с безжизненным еще теплым телом. взгляд падает на не двигающееся тело на полу, на пустые открытые глаза, приоткрытый рот и кровоточащую дырку в виске. слава кричит, но из горла доносится лишь беззвучный хрип. он приподнимает бездушное тело, обнимает, шепчет что-то на ухо, не верит. слезы вырываются из него новой волной, парень утыкается в холодную грудь в попытке услышать чужое сердцебиение. ничего. одна лишь тишина. тишина, оглушающая не хуже самого громкого крика.