Прокат

      — Привет долбоёбам, — заходит Юта, по привычке пиная дверь. Наверное, он брезглив, раз так сильно не любит касаться дверной ручки. Бактерии, грязь — фу.       — Блять, а можно возникать каким-нибудь не таким образом? — Сычен, кажется, дёрнулся от внезапного появления Юты, встретив его настороженным взглядом. Как и вчера, он сидит на прилавке в пустом магазине, но только теперь он играет в тетрис.       — Извиняться не стану, — Юта приземляется на свое любимое кресло, свесив ноги с подлокотника.       — Зачем приперся? — без интереса спрашивает Сычен, возвращаясь к увлекательным пиксельным фигуркам. Ему сейчас нет никакого дела до настырного знакомого, и он надеется на его короткий ответ, чтобы отправить куда подальше.       — Сказал же, жди завтра, а завтра — это сегодня. Что, трава вызывает провалы в памяти? — Юта берёт со столика какой-то журнал и начинает листать хрустящие страницы, запах которых он просто обожает. — Или стареешь? Знаешь, когда-то я думал, что все китайцы бессмертны, потому что столько риса выжирают, — поглядывает из-за газеты на единственного китайца в этом помещении.       — А я всегда думал, что с японцами скучно, но так и оказалось! — улыбается, поджав нижнюю губу и наклонив голову вбок.       — Как это скучно?! — Юта роняет журнал себе на грудь. — А не ты ли вчера валялся со мной на полу, балдея над всем, чем только можно? — звучит обиженно, но он больше играет.       — С тобой, похоже, весело в одном накуренном состоянии, а сейчас у меня только голова от тебя заболела, — быстро выпаливает Сычен. — Так за коим делом пришёл? — снова торопит своего собеседника.       Юта озадачивается: с чего вдруг такое недружелюбное отношение, почему его гонят? Вчера же всё закончилось мирно. Может, это всего лишь вступление?       А вот дело-то есть. Но только как подобрать нужные слова, чтобы убедить Сычена поработать какое-то время, пока Тэмин находится в своей прострации? Хотя… Его, скорее всего, обратно в этот магазин не примут, особенно, когда здесь уже есть новый человек. Кстати, не только экспериментаторы всякой дряни сюда приходят, но и те, кому нужны липовые документы и справочки. В общем, аудитория на этой точке собралась обширная, поэтому обидно будет терять огромное количество клиентов.       Если бы Сычену не нужны были деньги — он бы не работал? Так что, есть смысл рискнуть и предложить ему вариант того, как можно увеличить его зарплату практически вдвое. Он кажется достаточно надёжным, чтобы доверить ему одну из основных ролей в этом бизнесе на пару дней, ведь до сих пор неясно, когда Тэмин вернётся в строй. И плевать, что Юта знает его всего день, но при их системе, «утечки» почти невозможно. Он же будет находиться всегда на месте, воровать не сможет, так как в любом случае будет только перекупать товар и передавать другим. Удобно и практично.       — Эй, ты так задумался? — немного насторожился Сычен, когда Юта всё-таки умолк.       — Слушай, у меня есть одно предложение, — Юта подскакивает с кресла и идёт к прилавку. — Короче, думаю для тебя не станет потрясе…       — Тупая дрянь! — вдруг выкрикивает Сычен, швыряя тетрис на пол, отчего получается глухой, неприятный звук.       — Что, квадрат не туда упал? — посмеивается Юта. Кажется, кто-то сегодня встал не с той ноги.       — Продолжай то, что начал, — немного раздражённо проговаривает игроман, спрыгивая со стойки и опираясь локтями на тумбу. Он прячет лицо в ладони, похоже, что он не выспался, отчего и не держит в себе эмоций с самого прихода Юты. Да ещё и выглядит, мягко говоря, каким-то заёбанным, как будто всю ночь мотался не понять где и так и не ложился спать. Наверное, не стоит волноваться по этому поводу. С кем не бывает.       — В общем, Тэмин, на место которого тебя поставили, отвечал за поставку травы, — начинает Юта, но Сычен даже не поднимает пока на него голову, — а я за разнос. Так вот, он куда-то делся, как обычно, думаю ненадолго. Но, чтобы за это время хоть как-то сберечь деньжат, мне нужен человек, вроде тебя. Ты уже работаешь вместо него тут, в точке, где по большей степени собирается кто угодно, но только не желающие приобрести новинку кинематографа. Я бы, может, взялся бы за это дело сам, но это супермуторно, и мне бы всё равно приходилось кидать тебе какой-то процент за «аренду» места передачек. Кто, как не я, понимает, что ничего за бесплатно не делается. Все мы продажные сволочи.       — Хах, отец видел моё будущее по-другому, — грустно усмехается Сычен, смотря сквозь свои пальцы.       — Ну ему ещё сто лет жить, и что упускать хорошие возможности каждый раз, когда судьба подкладывает тебе что-то помимо тухлого сыра?       — Насколько эти возможности хороши? — в голосе слышится уже больше заинтересованности, что радует Юту. Время включить свои нечеловеческие способности убеждать.       — Слушай, у нас нет главного босса, мы сами себе начальники, так что всё до абсурда просто. К тебе, как и ещё к нескольким людям на нашем районе, если что, он охватывает почти весь Бруклин, будут заезжать поставщики, у которых нужно выкупить товар. Количество определяется по заказам, кстати, для этого понадобится минимум два телефона, чтобы строчить адреса. Потом прихожу я, отдаю сумму за товар с твоей собственной накруткой, которая не должна быть выше тридцати процентов и разношу по местам. Свободное предпринимательство! У всех деньги на руках, приличные деньги, а не твоя зарплата за день — и все счастливы. А ещё нет конкурентов, и все здесь свои.       — Звучит заманчиво, — голос у Сычена становится немного живее. А кто от такого откажется? — но ты не думаешь, что в любой момент твои тёмные делишки могут спалить? Не уверен, что владелец знает все прелести.       — О Господи, он должен быть благодарен, за то, что из-за нас у него в магазине бывают люди, а не одинокое перекати поле! — закатывает глаза Юта. Хотя, это с одной стороны хорошо, что Сычен осторожничает, потому что у него есть хоть какое-то чувство самосохранения и ответственности. Это одни из самых важных качеств для подобной вакансии. — Но, а зиплоки с травой придётся всё-таки домой таскать, мало ли что. Тут ты прав.       — Домой? Наркотики? Нет! — ужаснулся Сычен, услышав последнее условие, а вся заинтересованность в глазах погасла.       — Ну хочешь, я буду заставлять своих покупать что-нибудь с полок или брать напрокат, когда они будут приходить за своими поддельными документами? Я, кстати, иногда буду здесь зависать ради этого. Ты не против? Спасибо!       Сычен не успевает и рта открыть, как Юта уже решил за него. Он выпрямляется и смотрит прямо ему в глаза.       — Но по поводу места подумай, нельзя же вечно бояться своих родителей…       Сычен опускает голову и громко выдыхает. Его действительно так сильно напрягло условие хранения наркотиков у себя дома? Можно подумать, что он живёт с копами.       — Кстати, насчёт телефонов, — Сычен копается в ящике, находящемся в стойке. — На них постоянно приходят смс-ки, — кидает два маленьких кнопочных телефона на прилавок. — Они принадлежат твоему другу?       Юта смотрит как будто бы сквозь эти маленькие телефончик и — один с отодравшимся наполовину стикером, а другой с ниточным брелоком. Его немного настораживает то, что Тэмин так бездумно оставил на месте улики, которые запросто могут раскрыть то, чем они тут занимаются. Раз вдруг собрался кутить — так других не подставляй! Это, как забыть окровавленный нож с отпечатками и прочими доказательствами на месте убийства.       Юта быстро пролистывает сообщения, которые не проверяются уже как второй день. Насчёт этого нельзя ничего сказать, так как Тэмин обычно не занимается этой работой на выходных. Но он всегда уносил их домой после окончания! Юта точно об этом знает. Таким образом, теория Джонни о пропаже их общего товарища подкрадывается чуть ближе. Надо с этим разобраться, но чуть позже.       — Тебе можно доверять? — со всей серьёзностью спрашивает Сычен, из-за чего его голос звучит ещё ниже.       Юта только сейчас замечает, что у парня красные глаза из-за полопавшихся капилляров. Может, аллергия на весну? Но вчера он подобного не видел.       — Конечно можно, я работал с Тэмином чуть больше полугода, а он сам этим промышлял где-то с 95 года!       — Работать с тобой я буду, пока не объявится Тэмин, так? Но, когда он вернётся, он захочет обратно присвоить себе это место или же ему не составит проблемы найти новое?       — Это сложный вопрос. Двигать с места работника проката тебя никто не будет. Но насчёт торговли, нет никаких гарантий. Скорее, он покопается и найдёт что-то новое и, конечно, мне тогда тоже придётся уйти с ним. Правда, точку жалко, она мне уже в душу запала… — корчит грустную мину Юта, смотря в сторону креслица.       Сычен выглядит задумчивым, он выходит из-за прилавка и обходит Юту медленным шагом, размышляя на ходу.       — Ты как будто бы обдумываешь формулировку какой-нибудь супер-пупер умной теории, а в тебя вроде яблоки не прилетали, — Юта опирается на стойку спиной, прослеживая за Сыченом.       — А что насчёт товара? Насколько всё опасно? — останавливается он.       — Ой, безопаснее некуда: марихуана, гашиш, пропуски в бары для четырнадцатилетних девочек, прочее, прочее.       — То есть, ничего крепче зелени, — он это сказал с разочарованием или с радостью?!       — Угу, если повяжут, то всего на пятилетку, — бодро проговаривает Юта. Как будто бы так просто отсидеть этот срок.       — Такая себе перспектива в тюряге.       — Так что? — Юта ужасно не любит ждать. Для него время — это целая мука.       — Я подумаю, — Сычен смотрит в пол и находит глазами крышку от тетриса, который он яростно швырнул на пол несколькими минутами ранее.       Юта прослеживает за его взглядом и тоже замечает у своих ног эту чёрную детальку, которой закрываются батарейки. Поэтому он спокойно поднимает её, протягивая Сычену.       — О, чёрт, почему у тебя руки дрожат? — спрашивает Юта, заметив, что его приятеля, мягко говоря, потряхивает. Тот сразу же отдёргивает свои руки, забрав чёрную пластмасску.       — Нервы, — быстро выдаёт Сычен. — Знаешь, на дворе только-только двадцать первый век, а все до сих пор болтают про Третью мировую, а ещё про террористов, — выкручивается из ситуации, но у него это плохо получается — для Юты прозвучало не очень убедительно.       — Серьёзно? — выгибает бровь он. — Ты ещё скажи, что у тебя тремор из-за слуха о том, что всех людей чипируют через вакцинацию.       — Это… тоже очень напрягает, — качает головой Сычен.       — Не верю, — мотает головой Юта. — В любом случае, выглядишь как разбитое зеркало, давай, ты закроешься на часика пол и пойдёшь со мной проветриться? — внезапно в голову ударяет интересная идея.       Честно, что бы там не было, выглядит Сычен уже не таким бодрым и весёлым, как вчера, ему нужно разгрузиться. От вчерашней терапии косяком, ему вряд ли могло стать настолько плохо. Возможно, бессонница как побочное? Хотя, Юту чаще всего быстро вырубает и сон, как у мертвеца, и уж точно никаких трясущихся рук.       Сычен снова задумывается и поглядывает на Юту исподлобья. Кажется, он не уверен, в том, что можно просто так уйти, хотя, в его состоянии мало кто отказался бы от проветривания мозгов.       — Пойдём.

***

      — Ты хорошо знаешь местность? — спрашивает Юта, громко шаркая по земле своими кроссовками.       — Практически нет. Только то, что под ногами, — отвечает Сычен, пряча руки в карманы узких джинс.       — Серьёзно?       Как так можно? Быть чужаком в стране и в городе, но при этом даже не поинтересоваться месторасположением важных точек на карте.       — Я не шляюсь с места на место целыми днями. Кстати, не планируешь завести машину или велик, к примеру? — спрашивает Сычен, перепрыгивая небольшую дыру в асфальте, которая во время дождя, наверняка, превращается в мини озерце.       — Машину прокатывает Джонни, а велики я ненавижу. Вот едешь ты себе спокойно, даже по велодорожке, и что ты видишь? Какая-нибудь человеческая многоножка идёт, твою мать! Раз уж вам так сильно не нравится гулять по человеческому асфальту, то почему бы не скомплектоваться и не идти в линию? В общем, я скорее перееду кого-нибудь на велике, и шанс на реальную смерть будет ещё выше, если бы я был на машине, — делится своим негодованием Юта, на что Сычен только цыкает.       — А вообще, как тебе Нью-Йорк? — Юте интересно, какие мысли возникают у приезжих по поводу его родного города.       — У меня двоякое впечатление от всего происходящего здесь, — качает головой Сычен. — Этот город велик, но каким бы красивым и интересным он не был, прижиться в нём сможет не каждый. Многие восхищаются тем, насколько он огромен, восхваляют его, многие даже мечтают уехать сюда на всю жизнь. Но, прожив здесь не так долго, они сталкиваются с такими же обыкновенными проблемами, а от таких же обыкновенных проблем они бежали из своего прошлого места. Там хорошо, где нас нету. Нельзя ничего идеализировать, и Нью-Йорк тому пример, поэтому он меня особо и не цепляет.       — М-м-м. Понимаю, — качает головой Юта. — Если я умру сегодня, и меня разбудят через сто лет и спросят, что же изменилось тут за это время, то я с уверенность скажу, что нихуяшеньки не изменилось. Всё те же бомжи и конченные нарики, об которых можно споткнуться где угодно: в метро или же на элитной площади. Богачи, сорящие деньгами и бедные, готовые ползать на коленях, чтобы их собрать. Счастливые семьи в рекламе майонеза и люди, держащие кулак у сердца, даже при том, что не верят до конца в силу своей родины. Но, к сожалению, я влюблён в это место. Нью Йорк не был бы Нью Йорком, если бы он не совмещал всего — плохого и хорошего, что в нём есть. Здесь, в Бруклине, мне даже эти тупые лестницы нравятся! — щёлкает пальцами, указывая на железяку, приделанную к кирпичной стене.       Именно так Юта видит место, в котором он вырос. Флэшбэки из прошлого — незабываемые моменты. Грусть и радость, страх отчаяния и восторг от всех пережитых моментов.       — «Детки, не курите, не пейте, не употребляйте наркотики, не насилуйте. Оставьте это мне!», — произносит Сычен фразу с кирпичной стены какого-то многоквартирного затхлого домика.       — Это я написал, — гордо отвечает Юта, легонько стукнув ладонью по груди.       — И что же это значит? — не до конца понимает Сычен, бегая глазами по выделяющейся надписи снова и снова.       — Это слова Эминема. Этому кварталу требовалась эта строчка, — твёрдо отвечает Юта, а потом внезапно тянет приятеля за рукав, чтобы тот, засмотревшись на стену, случайно не наступил на люк.       — Требовалась?       — Ну да. Мне нравятся фразы, которые хорошо вписываются в так называемый контекст улицы. Концептуальный вандализм. Здесь что-то вроде подросткового райончика, школа рядом. Тусуется здесь одна мелкотня, устраивает квесты с поиском закладок. Развлекаются как могут, в общем.       — И ты посчитал, что эта фраза сможет их чему-то научить? — серьёзно спрашивает Сычен. А что, может быть, Юта испоганил стену из хороших побуждений?       — Моя натура далеко не благодетель, как ты уже понимаешь. А написал, потому что она сюда подходит, — ничего другого в ответ не стоило и ожидать. — Считаю, до детей должны достучаться их родители, а не какая-то записулька с кирпича.       — Другого ответа даже и не ждал. Но ты прав насчёт родителей, — соглашается Сычен. — Наверное, она действительно требовалась этой улице, как простое напоминание. Моё портфолио надписей на стенках, увы, скудно. Разве что в туалете старшей школы маркером.       — Дай угадать, надписи вроде: «S» плюс какая-нибудь «А» равно сердечко?       — Именно, — хмыкает Сычен.       — Кошмар! — Юта поднимает глаза и вдруг замечает новый огроменный баннер с рекламой. — Ни за что не променяю свою раскладушку на этот привет из будущего! Когда уже успели повесить? Мне больше нравилась реклама тех… этих… как там? Тамагочи.       — Хах, чем тебе не нравится айпод, который, о вау, теперь станет полноценным айфоном, кнопочным и с экраном 5 на 4 сантиметра?! Может, скучаешь по пейджерам? — в интонации Сычена слышится наигранность.       — Раскладушки выглядят эффектно. Вот смотри, когда тебе звонят и ты такой: «Алло, чтобы его ноги через полчаса в стране не было, ясно?!» И пафосно хлопаешь крышкой, выразительно посмотрев на горизонт. Круто же! — Юта даже достал свою раскладушку, чтобы продемонстрировать её магические свойства.       — Сам с собой играешь в мафию? Я думал, это прикол для Вегаса, — забавляется с игры приятеля.       — Ну да, китайская мафия страшнее всего, — произносит с вызовом Юта.       — С чего бы это? — Сычен переводит на него взгляд, а на лице смятение.       — Да ладно, это даже звучит угрожающе. А что у вас в Чайна-тауне нет мафии?       — Я тебе не говорил, что живу там, — сощуривает глаза Сычен.       — Если не там, то где? Твой акцент слышен на чистоте 5 герц, а большинство новоприбывших мигрантов из Китая тусуется как нигде в китайском квартале, — логично же? — Юта всего лишь решил несложное математическое уравнение.       — Там нет мафии, просто парочка безобидных хулиганских банд, — пожимает плечами Сычен.       — И что, ты даже по приколу ни в одной не состоишь?       — На самом деле, я что-то вроде одного из помощников лидера в одной.       — Чё серьёзно?! — переспрашивает Юта. Он же в шутку спросил. — То есть, если ты вдруг попадёшь в передрягу, за тебя поднимется целый Чайна-таун? — восторгается он, хлопнув в ладоши. — Очень удобно, буду знать, к кому обращаться, если вдруг снова подерусь за парковочное место с одним уродом.       — Да, скорее всего, так и будет, если что-то случится с одним из наших. И, не дай Бог, это дело рук каких-нибудь хмырей из соседних банд. Но с парковочным местом ты уже перегнул.       — Кто бы мог подумать, что я буду общаться с китайской мафией, — смотрит под ноги, улыбаясь своим же словам.       — Мы обычная компашка, а не гонконгская триада, ты не понима…— хочет возразить Сычен.       — Да все я понял, — перебивает его Юта. — просто прозвище шикарное, заценил? Чайнис мафия, и весь мир у твоих ног, — разводит руками по воздуху, якобы демонстрируя то, насколько это прозвище масштабно.       Сычен тихо смеётся, кивая в знак согласия.       — О, ну хоть рожа проще стала — подмечает Юта, указывая на лицо собеседника. У парня явно утро не задалось, зато сейчас радует.       — И что, у вас есть какие-то привилегии или общее дело, ну там, машины заимствуете, дубаситесь с соседями? — интересуется Юта, но Сычен его как будто не слышит. Он пристально смотрит куда-то вдаль. Оказывается, они вышли к детской площадке. — С тобой точно всё нормально?       — Всё хорошо, — он продолжает смотреть туда, и Юта не сразу понимает, что он наблюдает за каким-то странным мужиком, который подбирается с разговорами к двум маленьким девочкам, спокойно катающимся на карусели.       Он тянет к ним какие-то уличные цветы — одуванчики, но они, напротив, делают вид, что не замечают этого старика. Слышно даже, как один ребёнок вдруг подаёт голос: «Мама не разрешает разговаривать с чужими дяденьками». Но этот незнакомец настаивает и выглядит он, кстати, весьма неубедительно: жирная морда, вся в морщинах, обросший, да ещё и голос сладостно-гадкий. Смотрит на этих детей, как на обед, ей богу. Такое ощущение, что стоит только моргнуть, и этот мужик уже станет в открытую домогаться до маленькой девочки.       — Не бойтесь, пойдёмте ко мне, у меня много вкусняшек дома, — доносится до Юты, и он не сразу понимает, что Сычен уже не рядом, а твёрдым шагом направляется в сторону этого мужчины, напоминающего своими повадками скорее педофила, чем доброго старичка.       Он быстро преодолевает расстояние и подбирается к подозрительному деду, хватая его за руку, в которой находятся эти завядшие жёлтые цветки, и отгораживает его от детей, вставая между.       — Нужна помощь? — Сычен скрещивает руки на груди и с вызовом смотрит на гада.       — Мм… — отшатывается старикашка, — я… я не мог найти автомат с содовой, думал, детки знают, — заплывшие глаза вдруг забегали, а в голосе слышится тревога. Он в смятении и полном непонимании.       — А, — хмыкает Сычен, — пить захотелось? Так вон же автоматы, — вытягивает руку, указывая направление, — пойдёмте, я вас даже провожу, не уверен, что эти девочки могут помочь вам, — он кладёт руку на спину собеседника и сильно жмёт, задавая своё направление.       Сычен кивает Юте, чтобы он шёл за ними. Он доводит сомнительного мужика прямо до автоматов буквально в пятнадцати метрах от площадки и даже остаётся рядом, чтобы понаблюдать дальнейшие действия, мало ли вернётся. Он дожидается, пока банка спрайта не пшикнет в его скрюченных пальцах.       — Что же вы не пьёте, вы же хотели? — язвит Сычен. — На улице ведь жарковато, — теребит воротник кофты, хотя на самом деле, сейчас не так уж по-летнему хорошо.       — Слушай, в чём проблема, парень? — с наездом кряхтит на него этот непонятный мужик, подходя чуть ближе.       — В чем проблема? — Сычен неожиданно хватает неприятного собеседника за шею и резко впечатывает его в железную поверхность автомата так, что банка с содовой выпадает из его рук и разливается, забрызгивая штанину неприятеля. — Ещё раз увижу тебя, похотливого мерзкого старикашку здесь, сравняю с землей, как тебе такой расклад? — злостно выплевывает эти слова прямо ему в лицо.       Юта не думал, что Сычен полезет в разборки с этим неприятным типом. У него наверняка добрая натура. Неудивительно, что он вмешался и встал на защиту тех девчонок. Благородное дело, однако — проучить извращугу, прижав на месте действия. Удивительно, как ему вообще так быстро удалось спохватиться и вычислить его? А еще он, оказывается, достаточно силен, чтобы прижать крупного мужлана. Скорее всего, он не шутил насчет своего положения в чайнатаунском строе.       — От… отпусти, — хрипит мужчина. У него пятнами краснеет лицо, что начинает немного настораживать Юту, но останавливать Сычена, он не собирается, — я… боль…ше здесь… аргх… не появлюсь, — еле заканчивает свою реплику, и Сычен отбрасывает его от себя, резко разжимая свою кисть.       Старикашка тут же отшатывается и быстрым шагом начинает удаляться с площадки под тяжелым взглядом Сычена.       — А я думал ты больше пацифист, — в голове у Юты спокойный Сычен как-то не вяжется с образом воина-защитника. — Круто ты с ним, — ничего больше не может выдать Юта, наблюдая то за уползающим мужиком, то переводя свой блестящий взгляд на парня.       — Фу, он такой же липкий, как эти…. черт, я даже не знаю этого тупого слова на английском! — стряхивает с рук невидимую грязь.       Сычен психует из-за того, что не знает какого-то слова, и Юте кажется это чем-то забавным. Конечно, ему-то непонятны мучения иностранца.       — Сычен, это слизняки, — улыбается Юта, немного щурясь от солнца. Он быстро догадался о том, с чем же Сычен хочет провести сравнение. Удачное, кстати. От того мистера остались одни мокрые следы от газировки, которая некрасивым пятном разлилась по асфальту.

***

      — Серьезно? Боишься высоты? Подойди, посмотри каким ничтожным кажется все под твоими ногами! — Юта без страха запрыгивает на бетонную перегородку, свешивает ноги и под ними остается тридцать метров пустоты.       Огромный плюс для людей со страстью к крышам — это то, что каждый в городе имеет доступ к выходу на них. Зайти в любой дом и подняться ближе к небу, чтобы поплеваться на людей или, может, просто встретить закат.       Сычен игнорирует предложение глянуть на мир глазами небожителя, он просто подходит ближе к краю крыши и всего лишь облокачивается спиной на перегородку, на которой так смело устроился Юта.       — Ну хоть не придется с тобой разговаривать на расстоянии десяти метров, ну или этажей, — недовольно хмыкает он, проследив за действиями приятеля и отвернув голову обратно на контрастный Бруклин. И с чего бы ему вообще задавать условия их общей беседы?       — Самые крутые места только вдали от суеты, понимаешь? — Юта с улыбкой проговаривает эти слова, ведь это чистая правда.       Проблемы с контролем? Или просто устал от всего? Прилети сюда и выдели эти минуты только для себя. Чаще всего, Юта так себя и успокаивает. Пока светит — нужно наслаждаться закатом, так? Вроде бы смотришь с высока и видишь — муравейники, как муравейники, натыканные в кучу. Отличаются разве что обшарпанными фасадами, цветом кирпичей или тем, как на них падает розовый свет. Немного призрачная атмосфера, хоть и завораживающая, как будто вот-вот случится конец света, и все вдруг куда-то попрятались. Остались только страшненькие голые деревья, на которых ещё не распустились листья, блеклые граффити на перегородках крыш и изредка слышимые бибиканья машин. А вот где-то вдалеке над всем этим стоят пики нью-йоркских вышек, напоминая всем здесь живущим о своем положении.       — А ты боишься даже посмотреть вниз, — грустно усмехается Юта, глянув на лицо приятеля, который так и продолжает смотреть в противоположную сторону.       — Да, давай топи меня за то, что я такой же обычный человек, как и все, со своими страхами, — отвечает Сычен, стягивая губы в узкую полоску.       — Хах, ты начинаешь нервничать? — подкалывает его Юта. — Ну сделай дыхательную гимнастику, ну знаешь, вдохи-выдохи и задержка воздуха — успокоишься.       Это естественно, что Юта скорее подстроит всех под себя, нежели учтёт чьи-либо предпочтения в первую очередь. Убедил подняться человека с фобией высоты на десятый этаж, так как просто захотелось повыше, причём так легко фразой: «ой бля, да просто не смотри туда и все, это ненадолго».       — Бред эта дыхательная разминка, — фыркает Сычен, опуская голову себе на грудь. — Знаешь, как она работает на самом деле? — Юта поворачивает голову, услышав этот вопрос. — Человеку начинает казаться, что он задыхается, пока он задерживает дыхание, а потом ещё и медленно выдыхает. Ему становится легче не от того, что нервы волшебным образом успокоились, а потому, что он уже не умрёт от нехватки кислорода, снова начав дышать.       — Интересно, — выдаёт в ответ Юта, поджав губу и покачав головой. — Сам пришёл к этому выводу?       — Кажется, это больше всего похоже на правду, — с еле уловимой печалью произносит Сычен. Хотя, может, Юте это показалось.       Сычен — чудо-человек, у которого хватает времени на то, чтобы думать и придумывать свои интерпретации.       — Вот ответь мне, Оливер-Сычен, кто ты по жизни? Типа ты, может, учился где? — все-таки нужно узнать о человеке, с которым ты общаешься, а то он так и останется с клеймом «иногда веселый-иногда угрюмый китаец».       — На самом деле, я поступил в Нью-Йоркский университет.       — Правда? — искренне удивляется Юта. Хочется закидать вопросами. — Так какого хрена ты не учишься? — недоумевает он. Туда же, черт побери, ещё попробуй поступить.       — Я решил отложить учебу на год, — тяжело выдыхает Сычен. Должно быть, это решение далось ему с трудом.       — Что? Нафига? — как обычно, бестактность Юты сбивает с толку. Сычен бы вообще предпочел не говорить.       — Я, как бы выразиться, ещё не понимаю, что я такое. Мне очень сложно сказать, чего я хочу от этой жизни, потому что я сам не знаю! — выдает Сычен с какой-то досадой в голосе. Он недоволен своим решением или проблема в другом? — Я безумно завидую тем людям, которые спокойно говорят о том, что медицина — это их призвание или тем, кто знал с детства, кем они будут.       — То есть, ты уже около полугода занимаешься различной херней, чтобы только найти себя? Хах, а родители тебя поддержали, или их реакция такая себе?       — Конечно поддержали, на то они и родители. Вот смотри, — Сычен задирает кофту, указывая на красный выпуклый шрам на ребре, явно оставленный каким-то раскаленным предметом. — Реакция отца, скорее, такая себе, — иронично подмечает он.       Сычен показал шрам сейчас шутки ради, но историю, как он получил его в награду за свое, казалось бы, единственное верное решение, хочется закопать где-нибудь далеко в своих мыслях.       — Отлично, — грустно отвечает Юта.       Это называется типичной патриархальной китайской семьей или ебанутостью в чистом виде? Даже как-то неудобно спрашивать Сычена об этом. Скажет еще, что синонимы.       Одно дело — расти в неблагополучной семье, как и сам Юта, ни разу не видевший за свою жизнь ни мать, ни отца трезвыми. А другое дело, когда так принято. И тогда уже нормальным считается воспитывать своего ребенка розгами, раскалёнными кипятильниками. Причём распространяется это далеко не только на мелких пиздюков. Похоже, что влияние родителей будет действовать, пока их дитё не сбежит от них само.       — Ты же мог свалить в общежитие при университете.       — Думаешь, я не мечтал об этом? — Сычен поворачивает голову на Юту, смотря на него почти как на дурака. — Универ относительно недалеко, а за общежитие еще и платить надо, с чем родители не согласны. А учиться с утра до вечера, и потом всю ночь мотаться по подработкам — не катит. Тем более, мне столько денег за один месяц будет нереально собрать.       — Я обычно такого не спрашиваю, но ты сам все еще уверен, что сможешь вернуться? К учебе? Через достаточно долгий промежуток.       Юта абсолютно во всех случаях придерживается политики: «как пойдет — так пойдет». Он далеко не фаталист, но думать таким образом удобно. Выкладывать планы белым кирпичиком, продумывать все «от и до», чтобы только однажды домик рухнул, и от него поднялась пыль. А все потому, что для надежной кладки нужен элементарно цемент. Но его, как и полного убеждения, не существует.       — А можно быть в чём-то полностью уверенным? — Сычен давно убежден, что нет, нельзя быть уверенным даже в том, что ты на следующее утро просто проснешься.       — Хм, скажи, вот сколько тебе лет? — Юта разворачивается, свешивая ноги на другую сторону перегородки. Теперь они с Сыченом хотя бы в одну сторону смотрят.       — Двадцать в октябре.              — Прекрасно сохранился, старик, — бьёт его по спине Юта.       — Еще скажи, что ты младше, а не старше меня, — фыркает Сычен.       — Конечно, старше, мудрее, красивее, зрелей и так далее, но не в этом суть, — машет головой Юта. — Я хочу сказать, что тебе всего лишь двадцать, понимаешь? — пытается заглянуть в лицо и выбить хоть какую-то реакцию.       — Нет, не понимаю! До сих пор путаю цифру двадцать и шестьдесят в английском, — цыкает Сычен, складывая руки на груди. Из-за внезапно подувшего ветра стало прохладно в одной-то тонкой кофте.       — Так вот, задумайся. На секунду. Что такое двадцать лет? — Юта поднимает голову на яркий розовый закат, подставляя лицо немного прохладному воздуху. Нужно же себя чем-то развлечь, пока Сычен теряется в своих мыслях и думает, что ответить.       — Это отрезок твоей жизни, после которого можно смело свернуть за угол и срезать себе путь в три раза, потому что дальше ничего интересного, — быстро подхватывает младший, из-за чего Юта опешил. Он даже подумал, что сначала не так понял Сычена, но потом, весь смысл дошёл до него, заставив удивиться тому, каким ироничным может быть юмор. А он-то думал, его приятель на приколе.       — Что? Боже, как ты это вообще так вывернул, пессимист хуев! Я хотел, чтобы до тебя доперло, что это даже не половина твоей жизни! — продолжает восклицать Юта. — Возможно, даже не четверть. У человека за полгода может все поменяться так сильно, да еще так внезапно. А тут целый год. Поэтому я не считаю важным задумываться о том, что будет с тобой через год, строить какие-то планы, да мне плевать даже на то, что со мной завтра станет! Я не думаю перед сном о том, что я могу не проснуться на следующее утро. Или какого цвета выбрать маркер, чтобы раздавать свои автографы на какой-нибудь премии, на которой мне вручат супер-пупер награду. Это все так ничтожно по сравнению с тем, что тебя ждет в будущем на самом деле. Если ты хочешь найти себя, то ищи! Ищи год, два, пять. Многие продолжают искать себя на протяжении всей жизни и продолжают находить в себе что-то еще, узнавать себя, открывать новое и цепляться за это. Не придумывай одиночества — просто делай все, что захочется. Поверь, ты не один такой потерянный.       Юта не психотерапевт, даже просто советчик из него непутевый, но все эти слова, прямо как надписи баллончиком на стене — они показались нужными Сычену. Нужно было, чтобы он услышал что-то подобное, почувствовал в какой-то степени поддержку. Классный он парень, правда, запутался слегка.       Сычен смотрит куда-то вдаль, похоже, переваривает услышанную информацию. Выглядит очень серьезно, как будто ведёт важные переговоры в своей голове с самим же собой. Юта подмечает, что выглядит это весьма забавно: то, как он еле заметно шевелит бровями, как это делают дети во сне.       Наверное, Юта прав, что не стоит заглядывать так далеко, строить ожидания, а потом разочароваться в себе. Он не такой ветреный, как казалось. Точнее, вчера у него тоже проскакивали довольно полезные высказывания, которые Сычен даже умудрился запомнить. Юта совсем не похож на пример для подражания, скорее на пример того, как вести себя не надо. Но у него есть какой-то авторитет, он умеет думать в нужную сторону и правильно высказывать все то, что у него на уме. Даже при том, что происходит это, наверняка, совсем спонтанно.       — Ну и? Придумал что с собой делать? — Юта виснет одной рукой на плечах Сычена, возвращая его из бесконечных размышлений, потока цифр и букв.       — Пока что нет, — вертит головой младший. — Интересно, а можно ли тогда вообще мечтать о чем-то? Это же своего рода предсказание на будущее, — вопрос к создателю своей собственной теории.       — Если есть о чем мечтать, значит, ты поймал свой курс, нет? Тебе всего лишь нужно придумать каким образом дойти до конечной. И как-раз здесь, думать уже разрешаю.       — А ты сам уже нашел себя? — Сычен наконец переключает свое внимание с необычного живописного неба вечернего Бруклина на лицо Юты.       — Я вроде и не пытаюсь, только целыми днями вот мотаюсь из района на район, чтобы продать партию травы, но думаешь я хочу заниматься этим всю жизнь? Как приспичит, может быть, пойду учиться или найду нормальную работу. Помучаюсь годиков пять, но какая разница? — честно отвечает Юта.       — Мне бы твой настрой, — немножко пофигизма действительно не помещает Сычену, но все-таки, с такой легкостью и даже в какой-то степени беспечностью у него не получится относиться к своей жизни.       — Знаешь, для многих учеба в университете — это аксессуар, вроде пуделя, — Юта думал подбодрить этой фразой Сычена, что, кстати получилось. Он снова заулыбался.       — Для какой-нибудь Нью-Йоркской элиты да, а вот для нормальных людей — фундамент на всю оставшуюся жизнь. Значит, ты не учился в универе?       — Не-а, я удрал от родителей, как только стукнуло 17, работал в штамповочном цеху меньше года, но это работа «для бывших зеков» еще и тяжелая. Я учился в колледже два года, пока мог оплачивать, а потом надоело. Колледж — это не мое, там программа какая-то всратая, и не потому что я со мной что-то не так, а просто это мне не по нраву. Туда сходи, это сделай, там поучаствуй — а то зачета не будет. Бре-е-ед, — тянет Юта, задирая голову на красное вечернее небо, слыша тихий смех в свою сторону.