Сказания Хъемоса: Бездомные души

— С добрым утром, мудаки! Об пол глухо звякнуло железное ведро. Очнувшись, Маркус передернулся и резко выдохнул, едва сдерживая желание сжаться в комок — ледяная вода больно морозила кожу, стекая с волос за шиворот, капая с носа и затекая в рот. Мужчина тряхнул головой и тут же сильно пожалел об этом: виски ломило, в горле клубилась дурнота, и он глубоко задышал, пытаясь её унять. В заломленные назад руки крепко вгрызлась веревка, приковывая их к спинке деревянного стула. В ушах яростно дребезжали трели луговых сверчков. Немного придя в себя, Маркус, наконец, смог оглядеться. Свет единственной керосиновой лампы выхватывал из ночного полумрака деревянные стены, кипы сена и сильно пахнувшего свежескошенного клевера, пляшущую в воздухе травяную пыль. Это было что-то вроде амбара, даже, возможно, один из тех складов, что они караулили буквально сутки назад. Рядом на таком же стуле вяло ворочался Соловей, скулу которого украшал расплывшийся багровый синяк. А напротив, на выставленных в ряд ящиках расположились двое мужчин, без особого напряжения наблюдая за ними. Один из них раскурил грубую самокрутку, выдохнул дым и поинтересовался: — Ну что, добегались, шпионы хреновы? Как самочувствие-то, крыска? Головка-то не болит? Маркус скривился от резкого запаха самокрутки и вдруг поймал взгляд Соловья. Тот по-прежнему смотрел из-под окуляров, но мужчина почти кожей ощущал плескавшийся в спрятанных под ними глазах испуганный вопрос. Но он не знал что делать. Запястья крепко стягивала веревка, рядом со скрестившим руки на животе охранником лежал заряженный арбалет. И то, что они были до сих пор живы, ничего особенно хорошего не сулило. — Чего молчим-то? — почти добродушно осведомился курильщик, выпуская сизоватый дым в потолок. — Языки проглотили? Ну, ничего, скоро мы это дело поправим. Он неторопливо, словно специально растягивая момент, двинулся в сторону пленников. — Слышь, ты, это, руки не распускай, пока Норманн не пришел, — хмуро пробасил его напарник — мужчина покрупнее с высокими залысинами в темных волосах и жестко сжатыми губами. — Да не ссы, не буду я их трогать, — мужчина остановился напротив Маркуса, задумчиво разглядывая его сверху-вниз. — Хотя вообще не догоняю, зачем этого-то тарконовца было оставлять. Он же не в курсе, так нахрена это надо-то? Здоровяк пожал плечами. — Тебе какая разница? Может Норманн хочет его насчет дел хозяина потрясти. Курильщик презрительно фыркнул. — Да ладно, насчет дел Таркона он может потрясти Элиаса, — он с усмешкой посмотрел в расширившиеся от изумления глаза Маркуса. — Ага. Так мы на вас и вышли-то после того, как вы грохнули Гарри и смылись. Скажи спасибо, что нас не отправили гонять вас по лесам, а то я бы от твоей рожи живого места не оставил, — напускное добродушие тут же испарилось из хрипловатого голоса, оставив только холодную угрозу. Маркус смотрел на него исподлобья с откровенной злостью в потемневшем взгляде. Элиас! Чертов рыбоглазый ублюдок с самого начала сдал их рейновцам, а когда план с наемной убийцей провалился, сообщил об их местонахождении, получив его отчет! Мужчина скрипнул зубами. Но, а старик? Неужели тоже знал? Или все это провернули за его спиной? — Кстати, если не секрет, чего Элиас тебя так невзлюбил-то? Стрела — не стрела, а он-то людьми просто так не разбрасывается. Да не делай ты морду кирпичом-то, все равно сам нам потом все расскажешь. Ну, а ты, крыска? — Он так же неторопливо двинулся к сжавшемуся Соловью, который изо всех сил старался унять срывающееся от накатывающей паники дыхание. — Может сейчас, нам все расскажешь, пока лупить не начали? А то потом-то без этого уже не получится. — Что… что вы хотите знать? — пролепетал Соловей срывающимся голосом. — Про маршруты? Курильщик скривился. — Нее, про эту муть с мясом-то мы и так знаем. Нас интересует другой груз. — Какой груз? — не понял Соловей и тут же получил крепкую затрещину, от которой дернулся, пошатнув стул. — Дурачка-то мне тут не включай! — гаркнул курильщик, не впуская из зубов сигарету. — Э-э! Сказал же, руками не трогать! — возмутился его напарник, встревоженно привставая с ящиков. — Да ладно, я ж не сильно-то, — почти ласково протянул мужчина и наклонился к вжавшему голову в плечи Соловью, уперевшись руками в колени. — Лучше пой сейчас, крысеныш. Потом-то будешь визжать, — он выплюнул остатки сигареты и, осклабившись ему в лицо длинными прямоугольными зубами, добавил. — Прям, как твой папаша. Соловей содрогнулся, коротко сипло вздохнул и окостенел. — А он-то явно покрепче тебя был, — довольный произведенным эффектом продолжал курильщик, — Как конь рванулся-то, когда тебя увидел. И это с ножом-то в коленке и отрезанными пальцами… Он отшатнулся — Соловей вдруг зарычал и рванулся вперед, едва не ударив его головой в лицо. Стул опасно зашатался, а привязанный к нему пленник изогнулся и взвыл: — ХРЕНОВА МРАЗЬ, ДА ЧТОБ ТЫ СДОХ! Его голос, отчаянный, к последнему слову почти срывающийся на визг, вдруг стал пронзительно громким, изнутри взрезая уши, кожу и каждую мышцу тела. Маркуса швырнуло сторону вместе со стулом. Мир перевернулся, перед глазами все вспыхнуло и заплясало яркими цветными пятнами. В чувства его привела боль. Голова нещадно трещала, правое плечо жгло, а рукав рубашки быстро становился сырым и теплым. Он лежал на полу вместе с перевернувшимся стулом, спинка которого больно давила на по-прежнему связанные руки. — О… черт… о, черт. Черт-черт-черт-черт! — сбоку испуганно причитал тихий голос Соловья. Маркус приоткрыл глаза, проморгался, избавляясь от мельтешивших перед ними ярких мушек и изумленно застыл. В полуметре от него прямо у сапог все еще сидевшего на своем стуле Соловья лежал спиной на подогнутых ногах курильщик. Вернее, то, что от него осталось. Все, что раньше находилось выше живота, теперь неторопливо расползалось по полу кровавой кашей. В каше плавали вперемешку изорванные куски одежды и кожи, шматы плоти с торчавшими из них осколками костей. В расколотой чаше черепной коробки виднелась морщинистая половинка мозга. Пальцы одной из по локоть оторванных рук сжимали тлеющую самокрутку. В тишине раздался глухой булькающий звук, а следом за ним — противное хлюпанье. Подняв глаза, Маркус увидел второго бандита. Тот сидел на ящике и смотрел перед собой испуганными, бессмысленными глазами, прижимая ладони к горлу. На губах у него выступила кровь, стекая на подбородок. Она же быстро просачивалась между сжимавших горло пальцев. Его выступающий живот был перечеркнут сырой багровой полосой. Она разошлась, превратившись в щель, и из неё с хлюпаньем показалась розовая толстая лента кишок. Соловей отвернулся, прижав подбородок к плечу. Маркус на мгновение закрыл глаза и почувствовал, как в воздухе расползается сильный металлический запах, смешанный со зловонием внутренностей. Ему не почудилось. — Маркус. Маркус! — звавший его по имени голос Соловья казался уху каким-то приглушенным. — Ты живой? Мужчина вдруг очнулся, оглядел кровавую сцену прояснившимися глазами, зашевелился и принялся возиться на полу, выпутывая руки из-за спинки стула. — Слава богу, я уж подумал, что… — он осекся, закашлялся — запах крови и потрохов наконец ударил ему в нос. Помогая себе плечом мужчина неловко сел, потом, пошатнувшись, поднялся на ноги. Здоровяк к тому моменту уже перестал дергаться и обмяк на ящиках. Словно в полусне глядя на протянувшиеся до самого пола петли вылезших кишок, Маркус подошел к нему и, повернувшись, принялся на ощупь искать на поясе перевязь. Нащупав ножны, он вытянул оттуда широкий длинный нож и, повернув его лезвием вверх, принялся пилить веревку. Онемевшие руки слушались плохо, и нож, промахиваясь, царапал кожу. Наконец покончив с веревками, мужчина с облегчением потер затекшие запястья и прерывисто вздохнул, снова окидывая потерянным взглядом единственный клочок освещенного пространства: два трупа, один из которых был обезображен до неузнаваемости, всюду кровь, — от сладко-металлического духа к горлу подступала дурнота. Соловей в этой картине казался еще одним трупом.Он больше не подавал голоса, голова его свесилась на грудь, и из-за окуляров нельзя было понять, в сознании ли он и жив ли вообще Маркус шагнул было к нему, но вдруг передумал. Он прислушался, быстро, но стараясь не шуметь, подбежал к маленькой двери на склад, отодвинул засов, осторожно высунул голову наружу и огляделся. Да, это был тот самый склад — вокруг благоухал ночными цветами знакомый луг, а впереди, на холме, там где начинался лес, едва ли не напротив входа располагался их наблюдательный пункт. От высоких двойных дверей для подвод тянулась колея примятой травы, убегая к колосящимся полям. И там, где она совсем терялась в ковре темной зелени, виднелись движущиеся вперед мерцающие желтые огоньки. Прикрыв дверь, Маркус запер её на щеколду, потом обернулся на Соловья. Тот, наконец, подняв голову, в свою очередь молча смотрел на него. — Развяжи руки, — слабо попросил он, зашевелившись на стуле. В глазах мужчины мелькнуло сомнение. Он замешкался, и этого небольшого молчаливого промедления Соловью хватило, чтобы испуганно встрепенуться и начать ерзать, пытаясь вытащить руки из-за спинки. — Хочешь меня здесь бросить? — нервно спросил он. Прислушиваясь к стрекочущей тишине снаружи, Маркус подошел к ему, задумчиво поглаживая пальцами лезвие ножа. При неверном свете лампы Соловью казалось, что его глаза отсвечивают в полумраке. — Ты что задумал? — вжав голову плечи прошептал Соловей. Мужчина обошел его и парой быстрых движений перерезал веревку. — Ты мог бы уже десять раз освободиться сам, если бы немного шевелил задницей. Соловей тяжело поднялся с места, рассеянно потирая запястья. Он едва удерживал равновесие и казалось, будто каждое движение давалось ему с большим трудом. Лицо у него было белым, как мел, губы казались синеватыми. Почти наступив на размазанного по полу бандита, он шарахнулся в сторону, едва не завалившись набок. — Не понимаю… — еле слышно пробормотал он, отворачиваясь от трупа и пытаясь дышать сквозь прижатую к носу перчатку. — Это давно уже не работало… в тот раз не получилось…. почему сейчас?.. — Эй! — Маркус опасливо хлопнул его по плечу. — Возьми себя в руки, надо валить отсюда. Соловей согласно качнул головой, огляделся и сделал несколько нетвердых шагов в сторону двери. — Не туда. Через окно. К нам идут, — мужчина схватил стоявший около уцелевшего трупа фонарь и двинулся к заставленной ящиками противоположной стене. — Шевелись давай! Маркусу казалось, будто он уже слышит за стеной еще далекие, смешавшиеся с шорохом трав голоса. Он свалил на пол мешавший ему ящик, поднялся наверх к небольшому горизонтальному окну и за шкирку втащил следом подковылявшего к нему Соловья. — Иди первым. И не сломай себе ничего, когда будешь прыгать, — мужчина пропустил его вперед, а когда Соловей неуклюже пролез в открытые ставни и, охнув приземлился с другой стороны, швырнул фонарь на середину склада. Тот со звоном лопнул, расплескав вокруг тонкие язычки пламени, тут же принявшиеся лизать сено. За дверью тревожно вскрикнули, а когда её состряс первый удар, Маркус уже последовал за Соловьем, тяжело приземлившись на траву с другой стороны. — Быстро в лес, — прошипел он, нагоняя уже двигавшегося в нужную сторону спутника. Треск разгоравшегося пожара наряду с криками и грохотом, которые создавали подоспевшие рейновцы, заглушили собой звуки их шагов, но подгоняемые острым чувством приближающейся погони беглецы едва сдерживались, чтобы не рвануть под спасительную сень деревьев со всех ног, каждую секунду готовясь услышать позади тревожный крик, который означал бы, что им пришел конец. Даже у едва волокшего ноги Соловья будто открылось второе дыхание, и он резво зарысил вслед за Маркусом, пригибаясь к густой траве. Звук собственного дыхания гремел у него в ушах, высокие плети полевых цветов, выскакивая из темноты, хлестали по щекам, ноги ловили мелкие ямки и кочки, и пару раз он едва не рухнул на полном ходу. Люди позади догадались обежать склад в поисках другого входа, но они были слишком заняты разгоравшимся внутри пожаром, чтобы заметить две нырнувшие под полог темневшей в ночи чащи фигуры. Только оказавшись среди деревьев, Маркус позволил себе мельком оглянуться. В широких окнах склада мерцали оранжевые блики, а у темных деревянных стен копошились два человека, возясь с тяжелыми воротами для телег. В паре шагов, немного отставая и ловя ртом воздух, бежал Соловей. Страх немного разжал тиски, дав вздохнуть чуть свободнее, и в образовавшееся свободное пространство тут же хлынула пульсирующая боль в голове. Темные прямые стволы деревьев слегка рябили в глазах. Мужчина перешел на быстрый шаг, лавируя среди кустов. Каждый раз, когда кто-то из них наступал на ветку или слишком громко шелестел, продираясь сквозь заросли, его лицо на мгновение искажала почти болезненная гримаса. Теперь, когда они вроде бы оторвались, он вздрагивал каждую секунду — среди звуков их шагов ему чудился отдаленный шум погони. Когда это чувство начинало вопить в нем, перекрикивая звон в голове, он не выдерживал и останавливался, озираясь, будто лесной зверь, заслышавший лай ищеек. Соловей тоже тормозил, пользуясь выпавшей остановкой. чтобы хоть немного перевести срывающееся дыхание. На несколько мгновений вокруг воцарялась тишина, и оба беглеца чувствовали облегчение, почти в ту же секунду сменявшееся острыми уколами чувства опасности. Маркус снова срывался с места. Соловей старался идти за ним точно след в след. Открывшееся было у него второе дыхание подходило к концу, и после каждого шага он думал: «Все. Не могу», а потом делал еще один, и еще, переставляя дрожавшие от напряжения ноги, в которых каждая мышца уже давно просила пощады. В конце концов он не выдержал. — Маркус, погоди! Я больше не могу, давай передохнем. — Соловей, задыхаясь, привалился к дереву. Он не просто выдохся — у него едва ли не подкашивались ноги. Мужчина остановился, тревожно прислушиваясь, потом обернулся на него. — Времени на это нет, надо уйти как можно дальше. Неизвестно, гонятся ли за нами. — Мы так оба рухнем по пути! — возразил Соловей. — Руку свою не хочешь перевязать? Ты же кровью истечешь! Маркус опустил глаза на свою правую руку — на отсыревшем рукаве зияли две рваные дыры. Он почти не чувствовал боли, и в какой-то момент ему даже показалось, будто с рукой все в порядке. — Ладно. Сядь, отдышись пока, — Соловей едва ли не рухнул на землю, съехав спиной вниз по стволу дерева. Маркус присел на корточки и принялся ножом отдирать разорванный рукав. Кожа на плече лопнула в двух местах, словно глубоко рассеченная невидимым хлыстом. Тем не менее, края ран широко разошлись, и из них до сих пор сочилась кровь. Самостоятельно зашить или даже просто стянуть их контрабандист не смог бы, даже будь у него аптечка. Поэтому он ограничился тем, что отодрал второй рукав от испорченной рубашки и принялся крепко перевязывать плечо, помогая себе зубами и подбородком. Соловей сидел у дерева, безвольно вытянув ноги и наблюдая за ним. — Извини. Я не хотел. Я вообще не знаю, как это получилось, — виновато пробормотал он хриплым, изможденным голосом. — Давай, может, помогу? Маркус отрицательно мотнул головой. — Наше счастье, что у тебя это получилось. — Маркус усмехнулся и покачал головой. — Хисавир, кто бы мог подумать… Как ты вообще здесь оказался с такими-то способностями? Ты должен быть в Башнях. Соловей скривился. — В Башнях, как же. Думаешь, это что-то хорошее? — Разве там не обучают таких, как ты? — Тюрьма это для таких, как я, — зло выплюнул Соловей. Маркус удивленно покосился на него. — Откуда ты знаешь? Бывал там? — Рассказывали. — Кто? — Да что ты прикопался?! — взвился Соловей. — Кто, кто… отец говорил! Будь там все так хорошо, он бы… мы бы… — он запнулся, нервно закусил губу, стукнувшись головой о дерево. — Ладно. Надо идти. Уйдем глубже в лес, поищем место, где до утра можно укрыться. — Маркус тяжело поднялся с земли, убирая трофейный нож за пояс. — Слышишь? Ты там живой? Соловей и не думал вставать, он сидел неподвижно, понуро свесив голову на грудь, будто потерял сознание. — Нет, — вдруг сказал он. — Никуда я не пойду. — Что? — прямые брови Маркуса недоуменно приподнялись. — А какой смысл? — голос Соловья отчаянно зазвенел. — Вот куда ты идти собрался, скажи, а?! Рейновцы нас ищут, твои тебя тоже кинули. Нам пиздец! — И что теперь? Сложить лапки и сдохнуть? Чего ж ты тогда бежал? Остался бы там с рейновцами, они бы тебя и прикончили! Соловей отвернулся в сторону и злобно фыркнул. Маркус смерил его взглядом, в котором отчетливо просматривалась закипающая досада, и потребовал: — Вставай. — Нет. — Упрямо отрезал Соловей. — Вставай! — Настойчиво повторил Маркус, раздраженно повышая голос. — Поднимай свой зад и пошли, если хочешь жить! Соловей вяло пошевелился, но не встал. — И куда ты хочешь идти? Какой у тебя план? — Я же сказал: забраться поглубже в лес до утра. — А дальше? Потом-то что? — Слушай, планы на будущее можно обсудить и по дороге. Поговорим по дороге. Или оставайся здесь один, дело твое. Маркус развернулся и неторопливо пошел дальше в черноту леса, украдкой прислушиваясь. Шагов через десять он услышал, как сзади шуршит сухой листвой, поднимаясь на ноги, Соловей. — Притормози! Мужчина приостановился, оборачиваясь к нему. Соловей тяжело, едва перебирая тонкими ногами, шел за ним, и он чувствовал, что тоже не сможет больше бежать. После небольшой передышки стало только хуже — адреналин перестал жечь кровь, и тело тут же отяжелело от жуткой усталости. Очкарик был прав, если они попытаются снова взять темп, то просто рухнут посреди леса. Маркус больше не стал торопиться, и, когда Соловей поравнялся с ним, к его удивлению, пошел с ним бок о бок, не торопясь. Он бы ни за что не признался, что и сам не хотел думать о том, что будет дальше завтрашнего утра, а когда пытался, в голове начинал тихо визжать тонкий истерический голосок паники — идти было некуда. Существовала возможность, что старик не знал обо всей этой авантюре Элиаса, но пытаться проверять это было почти самоубийством.

***

Рассвет встретил их под крутым берегом лесного оврага, по дну которого бежал узенький, прозрачный ручей. Укрывшись среди зарослей, они полусидели бок о бок, озябшие от усталости и ночной прохлады, откинувшись прямо на поросшую редкой травой песчаную насыпь, из которой выпирали узловатые концы древесных корней. Страх и напряжение, заставлявшие беглецов оборачиваться на каждый шорох, в конце концов, доконали их. Измотанные до предела, остаток ночи они провели в нервной полудреме, которая минуту за минутой пожирала время, превращая черноту в синь и покрывая её нежными бледными красками раннего утра. Маркус открыл глаза. Каждая мышца в его теле налилась тяжестью и болезненно ныла, рассеченную руку тянуло, голова пульсировала, иногда взрываясь мелкими вспышками боли. Так тело навязчиво напоминало, что он все еще был жив. Контрабандист покосился на пригревшегося у него под боком Соловья. Тот отрубился, едва успев опуститься на землю. Мужчина сам толком не понимал, почему всё это время упорно тащил его с собой. Он медленно встал, доплелся до ручья и умылся. С рук закапало красное, в нос ударил металл. Маркус посмотрел на них с удивлением: вся кожа была перепачкана в высохшей крови, которую он вчера так и не смыл, и часть которой теперь размазалась по его лицу. Он принялся методично обмывать её холодной речной водой, которая тут же растворяла в себе багрянец, расплывавшийся в нем алыми нитями. Придав себе более-менее пристойный, насколько это было возможно, вид, Маркус пощупал потемневшую повязку. Та все еще была влажной и разбухшей, но кровь из-под неё не сочилась. Хоть что-то хорошее. — Болит? Кровь остановилась? — раздался позади подхриповатый голос Соловья. Маркус покосился на него через плечо. Тот даже не пошевелился — только чуть приподнял голову, глядя на него. — Жить буду. — Надолго ли? — невесело усмехнулся Соловей. — Может, они все-таки пошарятся около склада и забьют? Маркус задумчиво поджал губы и покачал головой. — Сомневаюсь. Слишком уж серьезно за нас взялись, — он отряхнул руки, утер лицо предплечьем и вернулся к скату оврага под укрытие зарослей, усевшись на землю напротив Соловья. — Скажи начистоту: кто ты вообще такой? Что за история с грузом? Тот принялся нервно кусать губы. — Я же уже говорил — работал на них с отцом, чинил механизмы, делал детали, сбивал клейма… Я вообще не в курсе, что там за груз был. — Слушай, хорош мне трезвонить, — в сузившихся глазах Маркуса мелькнуло раздражение. — Рейновцы же не просто так решили, что именно ты у них что-то важное спер. — Тебе-то это зачем? — разозлился Соловей. — Да чтобы хоть немного представлять, насколько все может быть серьезно. Это было не совсем правдой. Насколько все серьезно он знал и так. Если на выезде из города им на хвост посадили наемного убийцу, если после первых же отчетов согнали людей в нужные точки — всё это с самого начала было ловушкой для них двоих. Элиас использовал главный принцип работы их группы: постоянно быть на связи. Сообщение у них было таким же быстрым, как и у военных — через птичью почту. Это позволяло хозяину, не сходя с места, контролировать, как ведутся дела, и именно это позволило его заместителю мгновенно перейти к запасному плану после неудачи с наемницей. — Это из-за того, что ты хесавир? — Не думаю, нет. Никто не знал, это тут вообще не при чем. И я не должен был знать о маршрутах и все остальном, просто… просто так получилось из-за отца. Почему-то он много знал о делах Рейна. — Соловей устало вздохнул. — Он был как-то связан с этой бандой уже очень давно, еще до меня. Они же за отцом тогда пришли, подумали, что это он кому-то слил про груз. И меня решили взять, думали, может, он что-то мне рассказал. Он начал давиться собственным голосом и потому умолк, облизывая и кусая изогнутые губы. Маркус о чем-то задумался, машинально потирая поросший светлой щетиной подбородок. — А что за груз был не знаешь? — наконец спросил он. Соловей коротко передернул плечами. — Не знаю, какая-то особенная штука. Артефакт. Глаза Маркуса на секунду расширились, он замер, глядя сквозь Соловья. Потом поднял руку и устало потер ладонью лицо. — Ну что, ты доволен? — проворчал Соловей. — Что делать-то теперь будем? Маркус? Тот не сразу услышал вопрос. Он очнулся только спустя секунду, когда Соловей снова позвал его по имени и поднял на него вопросительный взгляд. — Я говорю, какие планы? До утра мы дожили. Что теперь? Есть идеи, куда нам податься? — Куда податься… — пробормотал Маркус себе под нос, потом окинул Соловья оценивающим взглядом. Расклад был довольно поганый. Оба потрепаны и вымотаны. Из оружия — один нож на двоих. Во всех более-менее крупных городах и у Рейна, и у господина Таркона были свои люди. Если их вознамерятся выследить любыми средствами, они все скоро будут оповещены. Лес тоже начнут прочесывать — с них станется привести собак. Быть может, уже привели и идут по их следу, тогда скоро им придется снова бежать со всех ног. Но даже при таком раскладе все было бы не так безнадежно, если бы не Соловей. Он не мог двигаться быстро и без остановок, и, что хуже, очень скоро его должны свалить голод и усталость. Соловей неуютно заерзал под ничего не выражавшим, но очень внимательным взглядом мужчины. — Что? Что ты так на меня смотришь? — Ты сможешь повторить то, что сделал на складе? Соловей окостенел. Казалось, будто он даже перестал дышать. —Ты…ты не знаешь, о чем спрашиваешь!.. — Я знаю, что у нас обозленные рейновцы на хвосте, и, скорее всего, они нас найдут. — До сих пор же не нашли! — Потому что не дураки — впотьмах по лесу прыгать. Но это не значит, что они про нас забыли. Вернутся с собаками и выследят. — С собаками? — голос Соловья обреченно дрогнул. Он покачал головой и горестно усмехнулся, — Из-за двоих… столько проблем… — Неудивительно. Они уверены, что ты увел у них что-то важное, — пожал плечами Маркус. — Ты ведь удрал из-под носа у рейновцев, когда они взяли твоего отца, так? Соловей стиснул себя за локти и уставился в землю. — Я… я… — Как ты выбрался? Как? — Я стрелял! — вскрикнул Соловей и, испугавшись собственного голоса, закусил губу. — Я просто выстрелил и убежал. Не помню даже, попал ли. Я ничего не смог тогда сделать. Пытался. Но ничего не получилось! — Сегодня получилось, и когда-то раньше ведь тоже получалось? В чем разница? Что было по-другому? — Да ничего, не знаю, понятия не имею! — Думай. Времени у нас в обрез. — Уходим отсюда. И так много времени потеряли. Он встал, стряхнул грязь с колен. хмуро посмотрел на сжавшегося в комок Соловья. — Что, мне опять тебя уговаривать? Ты жить-то хочешь? Соловей неохотно поднялся помогая себе руками. Его слегка шатало. — Не знаю, — хрипло пробормотал он. — Не знаю… Я просто очень устал. Маркус понимал это чувство — равнодушное отупение предельной усталости, от которого становишься спокойным, как отпетый мертвец. Даже почти… счастливым? Словно не было ни ран, ни голода, ни беспомощности. Словно не так давно он не чуял воняющее самопальным куревом дыхание смерти на лице, и на его глазах давно умершее и запрещенное искажение не перемололо в кровавую кашу двух человек. Словно мир не перевернулся в одно мгновение и не ополчился на него, загнав в леса, превратив в преследуемую дичь. Он почти не думал об этом. Для него время уже давно сжалось до цепочки задач, дальше которых он не хотел заглядывать. — Куда мы идем? — Я уже говорил. Подальше отсюда. — Подальше — это куда? Даже если мы выберемся, ты так и не ответил, куда нам идти. — Для человека, которому все равно, что с ним будет, ты слишком далеко загадываешь. Они двигались безумно медленно, хотя, казалось, выжимали из себя все силы. Лес раскинулся вокруг, насколько хватало взгляда, и ему словно не было конца: только деревья, деревья, деревья, ершистый густой подлесок и хрусткий лесной настил. Он беззаботно щебетал голосами невидимых птиц и блестел тонкими столбиками света, пробивавшимися сквозь густые зелёные кроны. Добродушный, спокойный, живший своей жизнью. — Ты хоть представляешь, в какую сторону мы двигаемся? — наконец, не выдержав, спросил Соловей. — Нет, — коротко ответил контрабандист. Он давно уже перестал осматриваться вокруг в поисках ориентиров и просто шел вперед, стараясь никуда не поворачивать. У Соловья уже не хватало сил удивляться или возмущаться. Он только вздохнул и потер ладонями виски. — Так. Если мы вышли с обратной стороны от входа в склад, то, наверное… наверное, мы должны сейчас идти на север, к дороге. — Мы легко могли сменить направление в темноте, — спокойно возразил мужчина. Очкарик сдавленно фыркнул. — Отлично. То есть, мы идем лишь бы куда. — Рано или поздно мы выйдем из леса, а там уже сориентируемся, — рассеянно отозвался Маркус. Он уже второй раз остановился и повернул голову навстречу дувшему в их сторону ветру, будто принюхиваясь к воздуху. На его осунувшемся, небритом лице отразилось беспокойство. — Надо ускориться. — Конечно, давай устроим еще один забег, сил-то море! — раздраженно взвился Соловей. — Авось, не рухнем посреди леса, и нас не обглодает местное зверье! — Закрой рот и шевели ногами! — вдруг огрызнулся Маркус. — Поблизости кто-то есть. — Что? С чего ты взял? — нервно спросил Соловей, устремляясь за внезапно ускорившимся спутником. Со спины ему не было видно, как тот на мгновение раздраженно скривил губы, почти оскалившись. — Остановись — проверь. Проверять Соловей не захотел, несмотря на то, что переход с шага на скорую рысь давался ему очень нелегко. Они снова почти бежали, то замедляясь, то едва ли не бросаясь вперед. Соловей не понимал, то ли его спутника гнала вперед вспышка паранойи, то ли он действительно почувствовал что-то, чего не чувствовал он сам. Но все, что ему оставалось — слепо доверять действиям шедшего впереди мужчины. В конце концов все его мысли заняла одна задача: не отстать от него. Он снова почувствовал уколы паники, которые гнали его вперед накануне, когда они бежали с превращенного в камеру допроса склада. Они жалили все больнее, горячили кровь, заставляли сердце пускаться в пляс и высасывали из его хрупкого тела последние силы, впрыскивая их в мышцы, давая ему возможность сделать очередной шаг. В конце концов он услышал и испуганно вздохнул — С-собаки? Его ушей достиг отдаленный лай. — Нагоняют, — прошипел Маркус. Он резко ускорился, лавируя среди деревьев, уже на бегу отталкиваясь от их стволов. Соловей несся за ним уже на пределе сил, резко тормозя и едва не падая, когда прямо перед лицом из ниоткуда появлялась очередная свисавшая на дорогу ветка. Лай становился все ближе, и к нему примешивались человеческие голоса. Но он уже и не наделся убежать. Он задыхался, остатки сил таяли, грудь словно резали ножом, и от боли ему уже было почти не страшно. Он резко остановился, по инерции чуть не рухнув носом вперед, и согнулся пополам, через силу всасывая воздух в легкие. Маркус заметил и остановился в нескольких шагах от него. Он пошатывался, и у него тоже срывалось дыхание. — Что, все? — тяжело выдохнул он, опираясь ладонью о ствол ближайшего дерева. Соловей беззвучно зашевелил губами и качнул головой. Он уже ничего не видел перед собой, только ждал, что спереди вновь раздадутся и быстро уйдут вперед шаги его спутника. Шаги раздались. Но приблизились к нему, вместо того, чтобы убежать прочь. Соловей удивленно поднял голову, глядя на возвышавшегося над ним мужчину. Тот деловито пробовал лезвие ножа и, зло сощурившись, всматривался в лес за его спиной. Его светлые глаза странно блестели. — Ты чего? Хочешь, чтобы они тебя вместе со мной порвали? — невесело усмехнулся Соловей. — Думаешь, я далеко уйду? — Маркус усмехнулся в ответ — Лучше держаться вместе, так у нас будет больше шансов отбиться. — Отбиться? — У Соловья вырвался истеричный смешок. — Ты совсем, что ли? Как мы отбиваться-то будем? — Ты же хисавир, — так используй искажение. Разорви их, как тех двоих. — Я не знаю, смогу ли, — беспомощно пролепетал Соловей. — Выбора у тебя нет, — жестко отрезал Маркус — И у меня тоже. Соберись. Пройдем вперед, поищем, где их встретить. Соловей слабо кивнул, соглашаясь, скорее, потому, что сил спорить у него не было. Он двигался словно в полусне. Их обоих охватила лихорадочная полудрема. Цель за целью — сделать еще десять шагов, осмотреться, прислушаться к поднимавшемуся за спиной шуму, пройти еще дальше. Вспышка в глазах: несколько толстых деревьев, густо укутанных в зеленые юбки кустов — за ними можно укрыться. И вот они уже прижимаются боками к ребристой, шершавой коре, толком не понимая. как оказались в укрытии. — Просто так не высовывайся, и бей по группе, если получится, — доносится голос Маркуса. — Испугаются — будет шанс снова оторваться, а там — посмотрим. Слышишь меня? — Слышу, — выдохнул Соловей, хотя от грохота колотившегося о ребра сердца не слышал даже собственного голоса.