Сказания Хъемоса: Бездомные души

Трое бойцов со здоровой охотничьей собакой и арбалетчик за их спинами против двоих — таким оказался расклад. Маркус устало выдохнул сквозь сжатые зубы и, зажмурив глаза, на пару мгновений уткнулся лбом в шершавый ствол дерева. Элемент неожиданности и трофейный нож в перевязанной руке — единственные вещи, в которых он был уверен. Всерьез надеяться, что Соловей еще раз сможет совершить свое смертоносное чудо, было глупо. И еще глупее — всерьез считать, что у них был шанс выкарабкаться из этого капкана целыми. От ужаса перехватывало дыхание, и каждый хруст мелких веток под сапогами облавы и взлаивание разгоряченной охотой псины будто вгрызались в уши. Контрабандист осторожно покосился на Соловья. Тот так же прижался к стволу дерева и ждал конца, дрожа от напряжения и усталости. В горячке молчаливой паники, Маркус не сразу услышал, как из леса раздался треск ломающихся кустов и громкий топот, будто кто-то огромными тяжелыми прыжками мчался к ним из леса. Рвавшаяся с поводка собака вдруг застыла, торчком задрав уши, и залилась предупреждающим воем, глядя куда-то в сторону. — Чеззи, куда?! Назад! — Что за хрень?! Что там за хрень?! Маленький отряд в панике заметался, пытаясь спастись от вынырнувшей на них из леса огромной тени. Арбалетчик рухнул без единого звука, прошитый насквозь тяжелым кликом, насаженным на длинное красное древко, рванувшаяся в атаку собака, хрустнув всеми костями, с пронзительным визгом отлетела в сторону от удара длинного хвоста с тяжелым бугристым наростом на конце. Не человек и не зверь, тряхнув черными кудрями, с воинственным рычанием метнулся вслед за попытавшимся удрать головорезом. И лай мертвой псины снова настиг Маркуса откуда-то совсем с другой стороны. — Вон они! Там! Там! — истошно проорали за спиной, будто прямо на ухо, и мужчина испуганно шарахнулся, вываливаясь из своего укрытия и ошалело крутя головой. Мимо него с рычанием пронеслось что-то косматое, бесстрашно бросилось на согнувшееся над очередной жертвой существо и с рычанием вцепилось в него зубами. То извернулось, дотянулось до собаки неестественно длинной когтистой лапой, схватило за шкирку и, без особых усилий отодрав от себя, отшвырнуло в сторону. Затем выпрямилось и, оглянувшись, посмотрело прямо на замершего на месте Маркуса. Оно стояло, чуть согнувшись вбок, и все равно было выше контрабандиста едва ли не на полторы головы. Смуглая, мертвенно-восковая кожа, грива черных волос, красновато-желтые глаза, один из которых, с подтеком старой темной крови до самого узкого зрачка, выпирал из глазницы, будто выдавленный. И, несмотря на всё это — вполне человеческое скуластое лицо с широкими губами и орлиным носом. «Женщина?» — только и успел подумать он. Они пристально смотрели друг на друга всего пару мгновений. Затем воздух остро свистнул, и в висок ей вонзился арбалетный болт. Женщина даже не пошатнулась. Она подняла руку, нахмурившись, пощупала торчавшее из головы деревянное древко и резким движением выдернула. — Чёртовы сукины дети, — раздраженно прошипела она, пальцами переломила болт пополам и, развернувшись, проорала низким, гортанным голосом. — Ну и кто это, блять, сделал?! А ну, иди сюда! Мгновенно потеряв интерес к Маркусу, она с неожиданной скоростью метнулась в сторону подоспевшей к уничтоженной группе рейновцев подмоги, сильно припадая на правую ногу, которая уродливо ломалась назад скакательным суставом, как у зверя. Где-то там уже раздался испуганный крик попавшегося на глаза бандитам Соловья. Маркус обернулся и едва успел шарахнуться в сторону — у самой щеки пронесся вспарывая воздух, короткий меч. Нападавший — высокий, крупный мужчина, не теряя времени, замахнулся снова, надвигаясь на него и с каждым шагом атакуя снова и снова. Маркусу оставалось только отступать и уклоняться от ударов — слишком короткий по сравнению с оружием противника нож не позволяли ему огрызнуться в ответ. Подгадав момент, Маркус, вместо того, чтобы снова отступить, вдруг сделал выпад, заставив бандита прикрыться клинком. Он затеял опасную игру — принялся фехтовать ножом, не давая мечнику разорвать дистанцию и как следует замахнуться. В конце концов они оказались почти нос к носу, и в очередной раз скрестив с противником клинки, Маркус врезал ему свободным кулаком в лицо. Мечник пошатнулся, и следующий удар глубоко располосовал ему предплечье, заставив выпустить из руки клинок. Но это остановило его всего на каких-то пару секунд: встряхнувшись, он схватил Маркуса за руку, когда тот попытался ткнуть его в живот, ринулся вперед и, врезавшись в него всем телом, сбил с ног. Завязалась борьба за нож, в которой они кубарем катались по лесному настилу, сопя, рыча и пытаясь оглушить друг друга ударами тяжелых кулаков. В конце концов острие ножа уставилось в лицо Маркусу, застыло в воздухе, дрожа и покачиваясь: на него с двух сторон давили две пары рук. Сверху падали одна за другой крупные капли крови, затекая в рот сквозь стиснутые до скрипа оскаленные зубы, — контрабандист схватил клинок за лезвие и порезал себе ладонь. Кровь капала и с глубоко рассеченного лба его противника, усевшегося на него сверху и давившего на нож всем весом. Кончик матового лезвия очень медленно, с трудом преодолевая каждый сантиметр, но все же приближался к лицу Маркуса, а тот в ужасе смотрел сквозь него, чувствуя, как что-то внутри него отчаянно колотится и рвется наружу, раз за разом наполняя уставшие мышцы новой порцией неизвестно откуда бравшихся сил. Противника это неожиданное сопротивление жутко злило — он сдвинул темные брови на переносице и скалил крупные зубы, сопя от напряжения. Подскочивший на шум борьбы Соловей поднял свой найденный на одном из трупов пистолет, прицеливаясь, но его вдруг ударили по руке. От неожиданности он спустил курок, и пуля с громким хлопком улетела в землю. — Какого хрена, ты чего?! — ошарашенно вскрикнул он, поворачиваясь к схватившей его за плечо чудовищной женщине. Та схватила его за плечо, и спокойно наблюдала за схваткой. — Сам разберется, — невозмутимо заявила она. Звук выстрела заставил бандита дернуться от неожиданности, и этого хватило, чтобы Маркус, зарычав, смог рвануть нож в сторону, заставив противника потерять равновесие и завалиться вбок. Все казалось стеклянным, остро-прозрачным и звенящим, и он толком не понимал что делает — тело двигалось само по себе, толчками, рывками, будто под разрядами тока. Забыв про нож, он с силой ударил забарахтавшегося под ним мужчину, потом еще раз и еще, обрушивая на его лицо удар за ударом, заставляя его голову дергаться из стороны в сторону. Соловей, надежно удерживаемый на месте вцепившейся ему в плечо рукой, прекратил вырываться и наблюдал за этой сценой, ошалело приоткрыв рот. — О, чёрт… хватит, он уже все! Маркус! — он еще раз безуспешно попытался вырваться из железной хватки, — Да отпусти ты! Его надо остановить! — Зачем? Пускай развлекается, — на лице женщины застыла жуткая полуулыбка — полуоскал. Она пристально смотрела, и в её широко раскрытых глазах отражалось какое-то садистское удовольствие. Маркус остановился, когда почувствовал, что выдохся — в очередной раз занес багровый от своей и чужой крови кулак и вдруг обессиленно уронил руку, сгорбившись и тяжело хрипя. Воздух вокруг густо пропитался сладковато-металлическим духом. Глаза застилало марево, за которым угадывалось то, что осталось от лица уже переставшего дергаться противника. Он не слышал, как Соловей все это время пытался дозваться до него, прося остановиться. Собственное имя ударило по ушам откуда-то издалека, и он поднял голову, пытаясь нашарить источник голоса затуманенным взглядом. — Маркус! Ты меня слышишь? — Соловей возник словно из ниоткуда. Он подошел поближе и все же с опаской держался на почтительном расстоянии. — Ты как? Тот посмотрел на него бессмысленными глазами, словно тщась вспомнить, кто перед ним. Он все еще пытался отдышаться и теперь чувствовал себя тупой безвольной куклой, которой требовались усилия даже, чтобы понять, где она находится и что происходит. Маркус посмотрел на вздувшееся багровым месиво, в которое превратил лицо своего противника. В его глазах на мгновение остро блеснул страх. — Э-эй, не отключайся! Все закончилось. Мужчина прикрыл веки и тяжело вздохнул, приходя в себя. — Угу… — только и смог выдавить он, машинально пытаясь утереть залитое потом лицо окровавленной рукой. — Может слезешь уже с него? — осведомился Соловей. Маркус кивнул, но почему-то не сдвинулся с места. Повернув голову, он увидел как странная женщина неторопливо хромает в их сторону, опираясь на древко глефы, как на посох. — Не так уж дурно для человечка, — сказала она. Её янтарные глаза прощупали Маркуса с ног до головы. И он сам наконец смог нормально разглядеть её, хотя своим глазам в тот момент он верил меньше, чем наполовину. Черты человека и неведомого зверя в ней изломались, перекрутились и смешались в одну болезненную, гротескную картину. Крупное, мощное тело криво, старчески горбилось, по трупно-желтушной коже растекались огромные фиолетово-черные синяки. Она опиралась на древко своей глефы как на посох, отставив в сторону слишком длинную лапу, которая ковыряла лесной дерн стертыми звериными когтями. У лодыжек вился длинный хвост, тяжело постукивая по земле шишковатым булавовидным наростом. Одна рука по-обезьяньи свисала ниже колена, и выпирающий бугор локтевого сустава ходил ходуном, заставляя её гнуться в разные стороны. Крупная прядь кудрявой иссиня-черной гривы упала на лицо скрыв правую половину, и от этого оно казалось почти нормальным: грубые угловатые черты, орлиный нос, миндалевидный глаз с нормальным круглым зрачком. В этой неестественной уродливости Маркусу виделось что-то знакомое. Но он никак не мог до конца поверить в то, что видел сквозь потную пелену жуткой усталости, пришедшей на смену слепому бешенству недавней схватки. — Кто ты такая? — боязливо спросил Соловей, отступая поближе к Маркусу. — Ты ведь не убьешь нас? Она насмешливо осклабилась, и из-под темных губ показались хищные заостренные клыки. — Хотела бы убить — уже бы прикончила, так что не трясись. Меня зовут Милена. Смотри-ка… А ну сними свои телескопы, — вдруг потребовала она. Соловей тут же нахохлился. — Зачем это? Не буду я ничего снимать! — Хорош ломаться. Знаю я, что ты под всеми этими тряпками прячешь, хисагал! — Кто? — недоуменно переспросил Соловей. Милена насмешливо фыркнула. — Сам не знаешь, кто ты такой? Случаем, не человеком себя считаешь, а? Ты ведь из этих полуптиц-хисавиров. Не трусь, покажи лицо. Или ты его боишься? — она кивнула на Маркуса, который успел медленно, будто выверяя каждое движение, подняться на ноги. — Что, прирезать его, чтобы не мешал? — Чего?! Не надо! — испуганно воскликнул Соловей, кидая быстрый взгляд на попятившегося контрабандиста. — Не понимаю я, о чем ты говоришь. Что ты вообще от меня хочешь? — Позже поймешь. Найдем место побезопаснее, там и поговорим, — равнодушно ответила Милена, — Ты мне нужен, так что пойдешь со мной. — Нет! — в голосе Соловья вдруг зазвенело упрямство. — Спасибо, конечно, что спасла, но никуда я с тобой не пойду! — Тебя никто не спрашивает. — Милена зло сощурила желтый глаз. — Если понадобится, хисагал, я тебя за шкирку, как щенка, потащу, так что не рыпайся! Он угрожающе шагнула вперед, и Соловей, отшатнувшись от неё, как от огня, вскрикнул: — Не подходи! Маркус невольно передернулся: снова это ощущение, этот стеклянный песок, ручейками разлившийся под кожей. Трава и мелкие кусты на пути Милена всколыхнулись, с отсыревшей коры старого дерева посыпалась труха. Она остановилась и с интересом склонила голову набок. — Хо, смотрите-ка, у птички есть голосок. Что если я подойду еще ближе — завизжишь? Соловей серьезно кивнул. Длинный хвост Милены недовольно хлестнул по земле. — Ладно, — внезапно согласилась она. Так уж и быть, пернатый, насильно я тебя тащить с собой не стану. Пока. Поговорим на свежую голову, тогда и решишь. Ты! — она уколола раздраженным взглядом Маркуса. — Сиди с ним и охраняй. Я проверю окрестности и вернусь за вами. Попробуете удрать — пожалеете. Милена отвернулась и, сильно припадая на искалеченную ногу, похромала вглубь леса, неожиданно быстро скрывшись среди деревьев. Товарищи по несчастью некоторое время молча смотрели ей вслед. — Какого черта, это что было? — прошептал Соловей. — Кто она такая вообще? — Это… это очень похоже на ходячего мертвеца, — неуверенно отозвался Маркус. — Чего-о? На скарона? Скароны разве такие бывают? Говорят, они бешеные, кидаются на подряд? То есть… она тоже кидалась, но нас не тронула. Да и не могут мертвые так разговаривать! Разве нет? — Ей выстрелили в голову. После такого живые умирают. И мертвые скароны, они все такие — страшные, покалеченные. — Ты видел мертвецов? Где? — удивленно спросил Соловей. Маркус недовольно нахмурился и вдруг пристально посмотрел на него. — Почему ты прячешь глаза, голову и руки? Соловей тут же напрягся, нервно скривил губы, не находясь, что ответить. — Я бы поверил, что ты просто скрываешь лицо. Но не теперь. Она сказала, ты — хисагал, полуптица. Что это значит? — Я не знаю! — огрызнулся очкарик и почти сразу устало вздохнул. — Ничего я об этом не знаю. Отец никогда не рассказывал. Только когда… один раз… в общем, он объяснил мне, что такое искажения, что есть хисавиры. Но ничего не говорил ни о каких полуптицах. Хисагал… — он задумчиво попробовал это слово на вкус. — Это как голос и искажение. Не тот, кто знает искажения, а тот, кто искажает голосом… — Криком, — добавил Маркус. — Но ты не ответил на мой вопрос. — Ты на мои тоже не отвечаешь, — пробурчал Соловей, скрещивая руки на груди. Контрабандист удивленно хмыкнул. — Это на какие же? — Да на любые! Что тебя ни спроси — ты только отмалчиваешься! — Соловей вдруг осекся. — У тебя руки дрожат. Маркус нехотя опустил глаза, и сильный запах свежего мяса будто с новой силой ударил ему в нос. Сам того не замечая, он держал густо покрытые подсыхающей багровой слизью кисти рук на весу. Кожу на костяшках жарко саднило, но боли почти не было, даже в глубоко порезанной ладони. Онемевшие пальцы застыли в полусогнутом состоянии и действительно мелко подрагивали. — Ты же не сломал себе пальцы? — обеспокоенно спросил Соловей. Маркус усилием воли заставил руки расслабиться и, качнувшись, повиснуть вдоль туловища. — Нет. Просто отбил. — Надо что-то с этим сделать. — Соловей деловито огляделся и шагнул к одному из застывших на земле трупов. — Чем-то промыть, все равно нам сидеть тут, пока… — он вдруг замялся и, неуверенно оглянувшись на Маркуса, снизил голос почти до шепота… — или… может нам уйти потихоньку, пока она где-то бродит? У контрабандиста вырвался нервный смешок. — Мы уже никуда не уйдем, — он вдруг оживился, будто наконец сбросив своё полусонное оцепенение, и, последовав примеру Соловья, двинулся к одному из растерзанных головорезов. — Осмотрим тела. У них могут быть наши сумки. — Сумки? — с сомнением переспросил очкарик. — С чего им их с собой тащить? — Для собак, — коротко объяснил мужчина, опускаясь на корточки перед темневшим среди травы и сухих листьев телом. — А-а, ну да… — протянул Соловей. Непослушными руками пытаясь сдвинуть труп с места, Маркус слышал, как тот быстро переходит от одного тела к другому. — Нашел! Твоя! — Хорошо, тащи сюда. Очкарик едва ли не вприпрыжку побежал к нему, на ходу возясь с застежкой. Та не давалась — затянутые в толстую ткань пальцы неуклюже скользили по металлу. В конце концов он остановился, схватил сумку в обнимку и, злобно ругаясь, принялся зубами сдирать с тебя перчатки. — Фортофы твапфхи!.. Как вже вы мня двфштали! Перчатки шлепнулись на землю, Соловей с облегчением вздохнул, сплюнул от гадливого ощущения ворсинок ткани на языке и вдруг застыл, заметив взгляд повернувшегося к нему Маркуса. — Ты… ты только не пугайся, — робким, извиняющимся голосом пролепетал он. — Я не монстр какой-то. Руки у Соловья были почти черными, по локоть покрытыми крупными чешуями, будто птичьи лапы. На каждой — по четыре тонких пальца с крепкими заостренными когтями, которыми очкарик испуганно вцепился в сумки. Он так и стоял, съежившись и не решаясь подойти ближе, будто светло-серые, почти стальные глаза контрабандиста пробили в нем дыру, пригвоздив к месту. — И ты говорил, будто не понимаешь, почему она называет тебя полуптицей? — спросил Маркус. На мраморно-бледных щеках Соловья вспыхнули красные пятна. Он замялся, тщась понять, что крылось в этом совершенно бесстрастном вопросе. — Я правда не знаю, почему я такой, и что со мной не так. Если бы ни это все… я был бы, как обычный человек. Маркус опомнился и резко опустил глаза. — Давай сюда сумку. И поищи свою, только далеко не отходи, — сказал он. Соловей слабо кивнул, неуверенно приблизившись, положил сумку на землю и уже сделал было шаг в сторону, как вдруг передумал и остановился. — Слушай, может, я тебе помогу? Ты же сам себя перемотать не сможешь. Он смотрел как Маркус негнущимися пальцами пытается открыть футляр с медикаментами. Мужчина слабо усмехнулся. — А ты сможешь? — Я тебе не калека, ясно?! — вдруг огрызнулся очкарик и, вернувшись, присел рядом с ним на корточки. — Покажи свою ладонь. Несмотря на довольно длинные когти, Соловей быстро и ловко разложил перед собой содержимое аптечки контрабандиста. Тот помедлил, удивленно приподняв брови, но не стал спорить и протянул ему порезанную руку, позволив вылить на неё содержимое фляжки с водой, чтобы смыть чужую кровь. — Странно… — пробормотал Соловей. — Что? — Порез глубокий, но… я думал, крови будет больше. Слушай… я в медицине не силен особо. Его как-то зашить надо или что? — Ничего зашивать не надо, — поспешно сказал Маркус. — Возьми вон ту склянку, я объясню тебе, что делать. Следующие несколько минут Соловей под руководством контрабандиста возился с его израненными руками: обработал их резко пахнущей спиртом мутноватой жидкостью, перебинтовал порезанную ладонь. Потом критически оглядел результаты своих трудов и потребовал осмотреть еще и пострадавшее плечо — Ты же его кое-как перемотал, там может инфекция пойти или еще чего. Маркус только пожал плечами и позволил содрать успевшую присохнуть к руке повязку, лишь поморщившись тихонько зашипев. К удивлению Соловья длинные рассеченные отметины на руке мужчины выглядели не так плохо, как он ожидал. Кожа вокруг них все еще была вспухшей и горячей, но сами раны покрылись плотной коркой, и никаких следов заражения не было видно. — Извини еще раз. Шрамы останутся. — Одним больше, одним меньше, — равнодушно отозвался контрабандист. — Кстати. Кто это тебя так? — вдруг спросил Соловей, осторожно коснувшись кончиком когтя белых рваных рубцов, опоясывающих его предплечье. — Собака, — коротко ответил мужчина. — Собака? — удивленно переспросил Соловей. Он вдруг замер, плотно сжав губы. Потом продолжил протирать рану антисептиком. Руки у него начали ходить ходуном. Он стиснул зубы, задержал дыхание, почти сразу вырвавшееся из его груди громким всхлипом. Маркус удивленно повернулся к нему. — Ты чего? Соловей покачал головой, кусая губы и пытаясь глубоко дышать через нос. По щекам у него поползли мокрые дорожки слез, просачивавшихся из-под кожаного ремешка окуляров. Маркус обеспокоенно вгляделся в его лицо.  — Что-то ты мне не нравишься… — прищурившись, проговорил он себе под нос. — Эй, посмотри-ка на меня. Соловей вдруг замер, держа в пальцах кусочек ваты. Потом тяжело вздохнул, покачнулся и завалился на бок. — Эй-эй, ты чего? — мужчина перевернул его на спину, взял за запястье, щупая пульс. Кожа на птичьей лапе Соловья была шершавой, грубоватой и прохладной. Он дышал, но не шевелился и не отзывался. Маркус растерянно помедлил несколько секунд. Потом протянул руку и, поддев туго затянутый ремешок оправы, осторожно стянул с Соловья окуляры. Глаза у него были похожи два выпуклых шара, затянутых полупрозрачной, испещренной узором голубоватых и фиолетовых сосудов, воспаленной кожей. Вокруг них темнели глубокие, почти синюшные отпечатки от кожаных ремешков, удерживающих оправу очков. Лес вдруг звонко зашуршал жесткой травой, затрещал сухими ветками, ломавшимися под тяжелыми, неровными шагами. Маркус обернулся, встречая вынырнувшую из-за деревьев высокую фигуру Милены тревожным, недоверчивым взглядом. Та чуть приостановилась, а потом вдруг одним большим скачком переместилась прямо к сидевшим в траве беглецам.  — Что с ним? Он жив? — встревоженно пролаяла она, наклонившись, подхватила когтями подбородок Соловья и заглянула ему в лицо. Зрачки её ярких, будто пылавших в темноте глаз вдруг скосились на Маркуса. Тот очнулся и вдохнул — холодный, ни на что не похожий, вызывающий невольную дрожь запах мертвого, но не сгнившего тела хлынул ему в ноздри. Черные кудри женщины падали ему на макушку, касались щеки, он мог разглядеть старые сгустки крови в выпиравшем из орбиты глазе с вытянутым зрачком. — Просто вырубился, — силой оторвав взгляд от Милены, мужчина уложил бессознательное тело напарника на траву и склонился над ним, щупая пульс. — Это от усталости. — Хилое птичье племя! — с презрительной насмешкой выплюнула Милена. — Сдвинься. Бесцеремонно оттеснив мужчину, она подцепила Соловья за ворот рубашки, без всяких усилий, будто тряпичную куклу, подняла над землей и закинула на плечо. — Поднимай свою задницу, бери ваше барахло и пошли, если не хочешь торчать один посреди леса. Вокруг все спокойно. Я нашла место, где переждать ночь. — Погоди, а разбудить его сначала не хочешь? — осведомился Маркус, с усилием поднимаясь с земли. Сам он выглядел не лучше Соловья, но по крайней мере мог стоять на ногах. — Кровь к башке прильет — сам проснется. Тут недалеко. Шевелись. Она отвернулась и, не оборачиваясь, похромала прочь. Маркус на несколько секунд замешкался, глядя ей в спину, а потом, спохватившись, наклонился, поднимая с земли свою сумку и поспешил за ней. Милена тут же прибавила шаг. Мужчина старался поспеть за её широкой хромающей походкой, держась на некотором расстоянии позади и с опаской следя за вившимся у земли хвостом. Он все ещё не до конца верил в то, что видел и чувствовал перед собой. Как до этого Соловей хвостом плелся следом за Маркусом, так и он сам теперь тащился за Миленой, просто стараясь не терять из виду мощную спину с выпирающими узлами перекрученных мышц. За всю свою жизнь он ни разу не видел такого здорового и мощного человекоподобного существа. Болтавшийся у неё на плече Соловей, казался совсем маленьким и хрупким. В какой-то момент Маркус начал почти засыпать на ходу: лес вокруг временами будто выныривал из темного тумана, ощущение времени притупилось, и невозможно было понять, как долго они уже идут. Он очнулся, когда ставший почти привычным, прерывистый ритм шагов Милены вдруг резко стих. Она стащила Соловья с плеча и, уложив на лесной настил, склонилась над ним, хлопая по щекам. — Ну давай, приходи в себя. У тебя есть, чем его разбудить?  Маркус растерянно огляделся и сбросил сумки на землю. Копаясь в одной из них в поисках аптечки, он будто кожей чувствовал пристальный взгляд Милены. Нашатыря в аптечке не было, поэтому мужчина смочил кусочек ткани спиртом. Он подцепил пальцем край платка Соловья, чтобы открыть висок и недоуменно нахмурился: кожа под ним, как и на руках, была темной и грубой, напоминающей крупную чешую. В её складках кое-где виднелись тонкие нитевидные перья. — Что? Никогда такого в своем человеческом заповеднике не видел? — заметив его растерянность, хмыкнула Милена. — Кто он такой? — опомнившись, Маркус принялся смачивать спиртом виски бесчувственного напарника. — Хисагал. Получеловек-полуптица, сам не видишь? — А кто ты? Ты ведь не была человеком до… — Нет! — возмущенно рявкнула Милена, продемонстрировав почти целый ряд желтоватых зубов и заостренные клыки. — Не смей даже думать! Я — камана, охотник над охотниками! И навсегда им останусь! От её крика лежавший без движения Соловей резко вздрогнул. Его веки затрепетали и приподнялись, и Маркус, взглянув, с ужасом понял, что глаза у него затянуты мутной, полупрозрачной пленкой. Она начала быстро сползать в сторону, обнажая радужку, пока полностью не исчезла в уголках глаз. Таких ярких глаз он не видел никогда. Они были похожи на два огромных темно-фиолетовых аметиста в оправе из посеревших от усталости век и воспаленных, изъеденных красной сеткой сосудов белков. Их мутный полусонный взгляд остановился на лице контрабандиста. Потом прояснился и наполнился ужасом. Хисагал приподнялся на локтях, отползая в сторону, судорожно нащупал сдвинутые на лоб окуляры и рывком вернул их на прежнее место, вновь скрывая глаза-аметисты под привычными зелеными стеклами. — Что случилось? Я, что, вырубился? — хрипло спросил он. Его темные руки-лапы словно зажили собственной жизнью, суетливо забегали по одежде, без конца оправляя и теребя очки и закрывавший голову платок. — Вырубился, — подтвердила Милена. — Пришлось тащить твой зад на своем горбу. — Чего? Куда тащить? — Соловей растерянно огляделся — Где мы? — Все там же — в лесу, — ответил Маркус, — Только не в окружении трупов. Сегодня остаемся здесь. Упаковав аптечку обратно и достав себе чистую рубашку, он пододвинул сумку к Соловью. — Достань еду и поешь. — Не хочу, — вяло поморщился хисагал. — Тут точно безопасно? Может нам стоит уйти? — Уйти? — усмехнулась Милена. — Ты еле сидишь. В округе никого нет, до утра точно больше никто не объявится. А если объявится — пожалеет. — Она права, лучше отдохнуть, — согласился Маркус, неловко возясь с пуговицами запасной рубашки. — А завтра разберемся, куда двигаться дальше. — Я знаю, куда. — Милена уселась на землю, отставив изуродованную ногу, положила глефу на подогнутое колено и пристально уставилась на Соловья. — В безопасное место, где живут такие, как ты. Соловей посмотрел на неё исподлобья. Недоверчиво и жадно, как ребенок, которому незнакомый дядя на улице предлагает большой красивый леденец в форме зверушки. — И… и где это? — За Нор-Алинером, далеко на северо-западе. Долго придется идти, но оно же того стоит, а? — Это бред какой-то, — вдруг вмешался Маркус. — За Нор Алинером невозможно жить. Там одни мертвецы и блудные души. Милена презрительно фыркнула. — Тебе бабушка эти сказки рассказала? — Я сам это видел, — упрямо заявил Маркус. — Я бывал за Нор-Алинером. Изможденное лицо Соловья оживилось удивлением. — Да? И где же именно ты бывал? У ближайшего от границы куста? — камана насмешливо покосилась на контрабандиста. — У цепи фортов, — коротко ответил мужчина, не отводя глаз. Лицо Милены вдруг стало каменно-серьезным. — У цепи фортов, говоришь… — она повернулась к нему всем туловищем и больше не отводила желтых глаз, впиваясь в его лицо зрачками. — И что ты там делал? Маркус на секунду замешкался, а потом ответил нарочито спокойно, расставляя слова, словно стеклянные статуэтки на полке: — Это касается только меня. Кривые губы Милены злобно дрогнули. — Ладно, спрошу по-другому. Как долго ты там пробыл? Маркус растерянно пожал плечами: — Где-то пару дней… Дольше не смог. Там повсюду ходячие трупы. Они бродят толпами или просто топчутся на месте. Бросаются на зверей, если видят. Из-за холмов их бывает сложно заметить, один раз я чуть не столкнулся с такой стаей нос к носу. И еще… — мужчина задумался, его глаза на несколько мгновений сосредоточенно остекленели, -…что-то странное с заброшенными местами. Они, вроде, нетронутые, кажутся пустыми, но как только подходишь… — он умолк и скривил губы, словно думая, стоит ли ему продолжать. — Что? — нетерпеливо спросила Милена. — Не знаю, как объяснить… Ощущение, будто где-то рядом мертвецы или что-то похожее… Что-то опасное. Я пытался не обращать на него внимание, но всегда срывался с места и убегал. — Маркус смущенно пожал плечами. — Ты только поэтому до сих пор и жив, — сказала Милена. Некоторое время она молча разглядывала контрабандиста, а потом начала говорить: — В руинах за стеной все не так плохо, как думают в вашем заповеднике. Просто надо знать, где можно ходить, и чего избегать. Цепь фортов — это отвратное место. В Катастрофу там померло много народу, и они до сих пор привязаны к тем местам. То, что ты чувствовал — это бесплотные скароны — толпы блудных душ, и они пытались тебя догнать и убить, дурень! Не обращать внимания он пытался… — возмущенно выплюнула Милена. — Людишкам из Заповедника в таком месте не выжить, потому что они слепые и мягкотелые, как голые земляные крысы, ясно? Так что не знаю, какого хрена ты там вообще забыл. — Она фыркнула и добавила уже более спокойно. — Есть безопасные дороги, где мертвецов уже почти не встретишь. — А далеко оно? Это твое расчудесное место? — вдруг пробурчал Соловей, глядя куда-то в сторону. Милена довольно сощурила здоровый глаз. — Далеко. Я могу отвести тебя. Но сначала ты мне расскажешь об артефакте. — Об артефакте? — Соловей озадаченно наморщил лоб, а потом почти с ужасом посмотрел на неё. — Ты… ты что… ты о том артефакте, который потеряли рейновцы? Ты думаешь, это я его спер? — Меня не волнует, спер ты его или нет. Важно, где он может быть сейчас. — Да не знаю я! — почти отчаянно вскрикнул Соловей. — Не знаю я, где этот гребаный артефакт, будь он сто раз проклят! — Спокойно, не верещи, — нахмурилась Милена. — Я не собираюсь тебя сейчас трясти. Она вдруг оказалась на ногах, будто в одно мгновение выросла на два метра. — Завтра утром поговорим. И без глупостей. Оба, — она выразительно взглянула на Маркуса и отвернулась, будто собираясь уходить. Оба беглеца напряженно наблюдали, как она устроилась немного в стороне от импровизированного лагеря спиной к ним, укрыла сгорбленную спину черными волосами и неподвижно застыла, почти слившись с наползающим на лес вечерним сумраком. Они не двигались с места и только молча обменивались оторопелыми взглядами. — Надо отдохнуть, — наконец сказал Маркус, тряхнув головой. — Все-таки поешь. А то завтра даже пошевелиться не сможешь. Соловей молча кивнул. Они кое-как впихнули в себя чудом уцелевшую сухомятку из сумки Маркуса. Спать посреди леса после всего случившегося, когда в нескольких шагах неподвижно нес вахту живой мертвец, казалось дикостью, но усталость не давала задуматься. Соловей очень медленно, с трудом шевеля пальцами перезарядил пистолет, положил его рядом с собой и отключился, едва завернувшись в свою куртку. Привалившийся спиной к дереву рядом Маркус внимательно вгляделся в его разгладившееся лицо. Потом осторожно поднялся. Милена даже не шевельнулась, услышав его шаги. — Чего тебе? — Он ничего не знает об артефакте, — сказал Маркус, встав у неё за спиной. — Да ну? А его бывшие друзья наперебой твердили, что знает. Хочешь сказать, они просто так устроили всю эту облаву? — Артефакт забрала Теневая стража. Камана повернулась к нему, нахмурив черные брови. — Что еще за стража? — Следит, чтобы контрабандисты не наглели и собирает для короля интересные безделушки. Они и увели артефакт у рейновцев. — Откуда ты знаешь? — Я просто знаю. — Маркус пожал плечами. — И знаю, как можно его найти. — С чего я должна в это поверить? — Тебе он нужен? — Мне нужны гарантии. Ты всего лишь стрела. Каким боком ты можешь знать, куда ушел артефакт? Маркус раздраженно поджал губы, но ответил: — Я сам дал им наводку. — О… Как интересно… Так вот, кто тут настоящая крыса, — Милена заинтересованно склонила голову набок и усмехнулась. — Ладно, пускай так. И что ты хочешь от меня? Чтобы я взяла тебя в руины? — Мне нужно, чтобы ты пошла со мной к цепи фортов, — невозмутимо ответил Маркус. Насмешливое выражение тут же исчезло с лица каманы. — Что? Нахрена? — Я кое-что там ищу. — Что? Я пойду одна и достану. — Не выйдет. — Я же сказала, живым там делать нечего! — раздраженно прорычала Милена. — Ты не сможешь там ничего отыскать. Да тебе повезло, что ты вообще живыми и целиком оттуда выбрался! — Ты же знаешь, как вести себя с мертвецами. Вот и поможешь мне. — Ничего не получится, это полный идиотизм. — По-другому никак. — Ты глухой или тупой? — Мы договорились или нет? Милена некоторое время внимательно разглядывала его лицо. Обломанные когти её изуродованной полулапы задумчиво скребли красное древко лежавшей на коленях глефы. В какой-то момент её глаза быстро стрельнули в сторону спавшего на земле Соловья. Наконец, она медленно кивнула. — Договорились.