Сказания Хъемоса: Бездомные души

Фигурка на тропе ускорилась, перешла на ленивый полубег. Она казалась совсем тонкой и хрупкой здесь, когда на километры вокруг колосился травой и цветами луг, а над головой расплескалось красками угасания безграничное небо. — Клара?.. Соловей приподнял затянутую в перчатку руку и неуверенно махнул ей в ответ. Маркус застыл, как статуя, глядя на неё отупевшими глазами. Это действительно была Клара, в той же темной врачебной рубахе с забранными вокруг предплечий рукавами, в красном платке на отсвечивающих каштановой рыжиной волосах. За спиной у неё висела дорожная сумка, а поверх неё — арбалет. — Фух, вот повезло! — чуть запыхавшись, выдохнула она, оказавшись рядом с Маркусом и Соловьем. — Я уж думала, вас не найду! Контрабандист отмер. — Ты что здесь делаешь? Как ты нас вообще нашла? — А-а-а… — Клара махнула рукой, стараясь скрыть скользнувшую по её лицу тень беспокойства. — В Кабекере говорили, что слышали какие-то вопли ночью — так я сразу поняла, что это вы начудили. Ну и пошла дальше вдоль дороги, надеялась, что где-то на вас наткнусь. Я же знаю, как ты ходишь… — Погоди-погоди, — перебил её Маркус, — А откуда ты знала, что мы пойдем в Кабекер? — Я ей сказала. Милена выбралась из своего укрытия и спокойно хромала к стоявшей посреди луга троице. — Ну, привет, знахарка. Все-таки решила выбраться из своей норки? — с довольной ехидцей осведомилась она. — Не знахарка, а медик. — упрямо повторила Клара и покосилась на Маркуса, взгляд которого затравленно метался от неё к Милене и обратно. — Ты вроде говорила, что тебе такие нужны. — Верно, нужны. — Стоп! — Маркус гаркнул так, что стоявший рядом с ним Соловей невольно дернулся. — Это еще что значит?! — То и значит — я иду с вами. Присмотрю, чтобы вы ничего себе не попереломали, пока будете доставать свой артефакт. А там — посмотрим… — нарочито беззаботно заявила Клара, но её помрачневшему лицу и сдвинутым бровям было видно, что она уже готова к почти разразившейся буре. На скулах Маркуса заходили желваки. Он повернулся к Милене и прошипел: — Ты что ей наплела? Та ответила ему сладким прищуром пригревшегося на солнце кота. — Ничего я ей не наплела. — Ты охренела? Ты зачем её с собой позвала? — Эй! — вклинилась Клара. — Со мной говори! Я сама решила пойти, ясно? За те пару секунд, которые Маркус пытался сдержаться, он успел густо побагроветь до самых ушей. — Ты совсем больная?! — почти взревел он. — Скучно в своей деревне сидеть — так решила приключений на задницу найти?! Думаешь, мы тут в игрушки играем?! — Это ты мне говоришь?! Ты?! Мне?! — Клара истерически хохотнула, мгновенно вспыхивая следом за ним. — Да на себя посмотри! — А при чем тут я?! Мне уже деваться некуда — я в этом по уши увяз! А ты-то куда лезешь! И ради чего, интересно знать?! — Не твое собачье дело! Что хочу, то и делаю! — Ты сама-то понимаешь, какую херь несешь?! Я, по-твоему, должен позволить тебе ввязываться хрен знает во что?! — Да, мрак тебя побери! Да! Тебя что-то не устраивает?! Вот и почувствуй себя в моей шкуре! — Не понял, это ты МНЕ так насолить решила?! — Охо-хо! Да у тебя мания величия размером, вон, с неё! — Клара энергично махнула рукой в сторону Милены. — Плевать я на тебя хотела, ясно?! Я могу идти, куда хочу, с кем хочу и когда хочу! И пойду, и пропади оно все пропадом! — Да щас! Только через мой труп! — Организовать?! — Договоришься, Клара, — я тебя за шкибот обратно в твои Гoвнины Рощи потащу! Милена терпеливо ждала и не вмешивалась. Соловей смотрел на разразившийся на его глазах скандал с раскрытым ртом. Они оба жутко напоминали ему парочку из сборника юмористических историй, которые как-то попались ему в неразобранной отцом кипе книг: вот так же самозабвенно орали друг на друга под лучами заходящего солнца. Разве что посудой не швырялись, да и то, лишь потому, что никакой посуды под рукой не было. — Достал! — прорычала Клара и, не выдержав повернулась к Милене. — Да скажи ему уже! Ты же решаешь, кто с тобой идет! — Именно, я решаю. — невозмутимо ответила Милена и, спокойно выдержав метавший молнии взгляд Маркуса, добавила. — И я не имею ничего против, чтобы она пошла с нами. — Какого черта ты вообще все это затеяла?! — Маркус сбавил тон только для того, чтобы плеснуть в свой голос побольше гневного презрения. — Сманила её сюда, и ради чего?! Тебе нравится людей гробить?! — Хорош орать, а то охрипнешь. Ты сам сказал — мы тут не в игрушки играем. Ты умеешь вправлять сломанные кости? Или, может сосуды сшивать, м-м? Вот этого хиляка ты по кусочкам собирать будешь, если он где-нибудь поломается? — Милена кивнула на Соловья. Тот так оторопел от происходящего, что забыл обидеться. — Ты не имеешь права её в это втягивать! — Я никого. Ни к чему. Не принуждаю. — медленно отчеканила камана. — И ты тут тоже по собственной воле, забыл? — Это другое! — Вовсе нет. — Так не пойдет! — Маркус упрямо скрестил руки на груди. — О таком уговора не было. — Наш уговор — только между тобой и мной, — жестко отрезала Милена. — Выполняй свои обязанности, если хочешь, чтобы я выполнила свои. И не указывай мне, кого и куда с собой звать. Плевать мне, кто она там тебе, сестра, жена, да хоть мать родная! Маркус так неожиданно умолк, что наступившая тишина врезалась всем в уши. Он пристально посмотрел на Милену, потом повернулся к Кларе и спросил: — И вот с этим ты собираешься куда-то идти? Клара замешкалась, но, будто ни в чем не бывало, пожала плечами.  — А почему нет? Ты же с этим куда-то идешь. — ответила она в тон мужчине. Милена усмехнулась.  — Девочка без тебя разберется, что ей делать, Маркус. Тот молча ощетинился. Он уже достаточно пришел в себя, чтобы понимать, что его протесты совершенно бесполезны, но сдаваться все еще не желал. — Замечательно. И на какие шиши мы будем эту девочку собирать? — У меня всё при себе. — Клара с гордым видом покачала висевшим на спине рюкзаком, — не один ты собаку съел на пеших прогулках. — Ты же несколько лет сидела на одном месте. — Даже если так, хуже него она точно не будет. — сказала Милена, красноречиво покосившись на хисагала. В этот раз Соловей возмутился, но свое возмущение успел выразить только недовольным взглядом, потому что Маркус не унимался: — Хуже будет, когда Теневая Стража сядет нам на хвост, потому что Соловей хоть стрелять умеет, а то и искажениями своими отобьется. А она ничего сделать не сможет. Она даже курицу зарезать не способна, не то, что человека! Клара ошарашенно посмотрела на него: — Неправда!.. — вскрикнула она и вдруг покраснела от досады. — И… и вообще, я тоже умею стрелять! — Она сняла с плеча свой арбалет и демонстративно подняла «носом» вверх. — И врезать им могу, если придется, так что подумай сто раз, прежде чем еще раз ляпнуть такую чушь!  — Да ну? А ты дотянешься? — язвительно осведомился Маркус. — А чтобы по яйцам дать, рост не нужен! — не моргнув глазом парировала Клара. Соловей неожиданно для себя хрюкнул от смеха и тут же стушевался, испугавшись, что кто-то его услышал. — Клара… — Маркус возмущенно покачал головой. — А ей и не придется лезть в драку, — сказала Милена. — Она будет держаться в стороне и заниматься своими прямыми обязанностями — следить, чтобы никто из вас двоих насмерть не покалечился. Маркус не нашелся, что сказать. Упрямо поджал губы, вздохнул и предпринял последнюю попытку: — Ну, а твои пациенты? Бросишь их просто так? По лицу лекарши скользнула тень сомнения, но лишь на долю секунды, настолько легко, что её почти невозможно было заметить.  — Им есть, к кому обратиться за помощью кроме меня. Все будет в порядке. Уж ты-то можешь не волноваться. Мужчина беспомощно посмотрел на неё. Пожал плечами, отвернулся, поправляя лямку дорожной сумки на плече. — Делай, как знаешь. Соловей думал, что после такой перепалки с Маркусом уже невозможно будет нормально разговаривать.Тот демонстративно держался в стороне от своих спутников, пропускал мимо ушей половину того, что ему говорили, а если и выплевывал сухой короткий ответ, то не удостаивал собеседника даже взглядом. Милена раздраженно терпела: в очередной раз натолкнувшись на холодную злость мужчины, она раздраженно постукивала по земле тяжелым хвостом, но к удивлению Соловья, ничего не говорила. Хисагал и сам поначалу был не рад неожиданному пополнению их маленького отряда. Он приглядывался к бойкой лекарше с опасливым недоверием и даже снова замотался в свой старый тряпичный кокон, опасаясь, что та окажется второй Миленой, только на две головы ниже. Клара быстро развеяла его опасения. Когда Маркус в очередной раз огрызнулся, та только ободряюще улыбнулась и подмигнула смутившемуся Соловью. Она весь день говорила о том и об этом, донимала контрабандиста вопросами, которые тот никак не мог проигнорировать, а вечером потребовала, чтобы тот дал ей посмотреть недавно зашитую бровь и правую руку и не унималась, пока тот, страдальчески вздохнув, не согласился. — Знаешь, Марко, твоя рука — это какая-то жопа, а не рука. Её осталось только отрезать для полного счастья, — заявила Клара, оглядывая рваным узором опоясывающие правое предплечье мужчины белые и розовые отметины. Потом прищурилась и вдруг ткнула пальцем в старый, белый, криво сросшийся шрам на плече. — А неплохая работа. Швейной иглой, обычной ниткой, да еще без иглодержателя такое место зашить — это надо умудриться. — Да что ты говоришь? — Маркус впервые за весь день встретился с ней взглядом. — А я тебе что твердил? А кто ныл постоянно по этому поводу?  — Я же мелкой была. У меня ни черта не получалось, да ещё и ты верещал, как девчонка. — Я не верещал! — возмущенно возразил Маркус, наткнулся на выразительный взгляд Клары и добавил. — Ладно, я верещал, но не как девчонка. Попробуй посидеть молча, когда тебе вот так и без обезбола что-то зашивают. — Зато кровь остановили. А это откуда? Она взяла его ладонь и повернула на свет, чтобы рассмотреть перечеркнувшую её розоватую линию зажившего пореза. — Нож за лезвие схватил, — слегка замешкавшись, ответил Маркус. Клара весело прищурилась и повернула свою тонкую руку ладонью вверх рядом с рукой мужчины — её пальцы криво рассекал прерывистый белый шрам. — Со скальпелем игралась и за лезвие поймала, — объяснила она, прежде чем мужчина успел спросить. Тот посмотрел на неё с удивленным смешком. — Заняться, что ли, было нечем? — Кто бы спрашивал. — Клара добродушно ухмыльнулась ему в ответ. Волей-неволей Маркус оттаял, настроения в их внезапно пополнившейся компании слегка успокоились, и Соловей тоже вздохнул с облегчением. К его удивлению, под открытым небом Клара чувствовала себя не хуже, чем у себя дома. Она легко переносила дорогу и влилась в незамысловатый походный быт так непринужденно, будто занималась этим всю жизнь. Содержимое ее видавшей виды сумки почти полностью повторяло содержимое сумки Маркуса, и она не хуже контрабандиста ориентировалась в лесных растениях. Во время первого вечернего привала Соловей с ужасом наблюдал, как Маркус и Клара вместе варят в походном котелке густую смесь из всего, что им удалось, найти или поймать по дороге. Поначалу он даже боялся это пробовать и робко пытался уговорить своих спутников достать что-нибудь из заготовленных в дорогу запасов. Но, глядя, как его спутники с аппетитом уплетают свою похлебку, все же зачерпнул из пряно дымившего котелка и понял, что на вкус она ничуть не хуже еды, которую пытался готовить Маркус, когда у них даже не было посуды. У Клары был свой небольшой старенький, весь исцарапанный и потемневший от въевшейся сажи котелок. Она делала в нем крепкий горький чай, от которого приятно пекло в гороле, а в свободные минуты развлекалась тем, что нанизывала свои бусины на кожаные шнурки, плетя замысловатые подвески и браслеты и тут же распуская их обратно. Заметив, что Соловей с любопытством наблюдает, она вдруг спросила: — Хочешь сделаю тебе такой? Тот смутился и отрицательно помотал головой. Клара смерила его внимательным взглядом и вдруг ссыпала все бусины со шнурка в мешочек. — Ну смотри. А может тебе погадать? — А это как? — в глазах Соловья зажглось любопытство. — Сейчас увидишь. Зачерпни бусины, как получится. — Клара раскрыла горловину мешочка пошире, но когда хисагал потянулся к нему, убрала в сторону и, хитро прищурившись, заявила. — Голой рукой. Иначе не сработает. Не бойся. Маркус мне всё рассказал про тебя. Соловей неуверенно замялся, но любопытство пересилило сомнения, и он все же медленно стянул с руки перчатку, осторожно поглядывая на Клару. Та с непроницаемым лицом протянула ему мешочек. — Тебе не мешают когти? — вдруг спросила она, словно между прочим, наблюдая, как хисагал осторожно просовывает четырехпалую кисть в горловину. — Н-ну… немного, — заикаясь, выдавил Соловей, чувствуя, как сердце начинает набирать ход. — А чего не обрежешь? — Так…. Ну…. Нельзя… точнее… Я не могу. Пытался как-то. Кровь полчаса хлестала. — А, так там у тебя сосуды, — без тени удивления сказала лекарша. — Дай взглянуть, что ты вытащил. О, шестерка. Интересно. Шесть — необычное число. Очень сильное. В нём одновременно и баланс, и неизвестность, и жизнь, и смерть. Теперь нанижи их на шнурок. Не смотри, как попадутся. Соловей послушно взял шнурок из сплетенных вместе кожаных полосок и принялся возиться с бусинами. Он медленно и осторожно выбирал их по одной и подслеповато щурился, пытаясь попасть в отверстие. Потом, не удержавшись, спросил: — Ты раньше видела таких, как я? — Нет. С чего ты решил? — Просто ты… тебя будто совсем ничего не удивляет. И ты не пугаешься. — Работа у меня такая: не удивляться и не пугаться. Да и кого бояться-то? Тебя? — А Милену? — А что она? — Клара беззаботно передернула плечами. — Вы-то с Маркусом её не боитесь. Несмотря на то, что она — ходячий мертвец.  — Я боюсь, — признался Соловей. — Но она спасла нас с Маркусом. Просто из ниоткуда появилась, когда нас почти догнали рейновцы, и всех их перебила. — он вздохнул и невесело покачал головой, будто этот факт его совершенно не радовал. — Она говорила, что этот артефакт, который она ищет, называется «нахамoн». Ты не знаешь, что это значит? Клара задумчиво отвела взгляд. — Никогда не думала, что так может называться какой-то артефакт… Вообще, это… Ты ведь знаешь, кто такие скароны? — вдруг спросила она. — Ну… ходячие мертвецы? — неуверенно сказал Соловей. — Не только. Это кто угодно, в чьей душе одна сплошная боль. Им может быть и живой человек. Редко-редко, но может быть. По правилам, что бы он ни совершил, нельзя… как бы убивать его напрямую. Его нужно сбросить с высоты, кинуть в реку или закопать в землю, чтобы он умер как бы своей смертью. А потом отпеть. Этот ритуал называют «нахамон» — излечение больной души. — Как такое может излечить душу? — с содроганием спросил Соловей. — Не знаю. — Клара поморщилась и машинально потерла пальцем выпуклую родинку на носу. — Это такие древние вещи, никто уже не помнит, откуда они пошли. Но считается, что нужно дать земле забрать тело скарона. И самое главное — нельзя отпевать его с ненавистью в сердце. Поэтому для этого дела зовут людей со стороны. — Это… как-то дико звучит. — Да. И выглядит не лучше. Лицо Соловья удивленно вытянулось. — Ты видела такое? Лекарша печально кивнула. — Видела. Не знаю, правда ли тот мужик что-то сделал, но когда у людей возникают подозрения… в общем, случилось, что случилось. — Подожди… это, что, прямо где-то на улице было? — Ну да. Толпой выволокли из дома и — тю-тю с обрыва в море. — И стража им ничего не сделала? Их никто не остановил? — Неа. А кто будет такую ораву останавливать? Они сами кого хочешь с психу порвут. — Но это же убийство! К его удивлению, Клара неуверенно покачала головой. — Сложно сказать. Вроде, да, а вроде и нет. — Как это? — не понял Соловей. — От скаронов надо избавляться — это неписаный закон. Они всегда приносят только беды и разрушения. Это одна жизнь против многих, как ни крути. Я уж не помню, подробностей, но если того мужика поймали на чём-то поймали, власти не станут разбираться, справедливо его «излечили» или нет. — Она посмотрела на растерянно умолкшего хисагала и поспешно добавила. — Не забивай голову, такое редко случается. Раз этот артефакт называется «нахамон», видимо, он тоже нужен для того, чтобы избавляться от скаронов. Не могу сказать. Я никогда не слышала, чтобы искажения могли лечить. — У меня получалось пару раз… наверное. — неуверенно пробормотал Соловей. — Мне так кажется.  Хисагал хотел было добавить что-то еще, но осекся, — бусины в ладони закончились. Он растянул шнурок в воздухе перед глазами и с любопытством посмотрел на него. — Вот. Это что-то значит? Клара с любопытством склонила голову набок. — Посмотрим… Ну, три красные бусины — это гибель. Ею всё начинается и кончается: одна красная в начале и две в конце, видишь? Две черные — какая-то тайна, но хорошая, естественная. А между ними — желтая. Неоднозначно как… Желтый — это светило, он может означать озарение и осознание. Но вместе с черными бусинами его можно трактовать и как лунный цикл. Рост — полнолуние — убывание. Это связано со временем. Может означать один месяц, всю жизнь или просто цикличность каких-то событий… Интересный расклад получился, хоть и невеселый. Соловей так задумался, что вздрогнул от неожиданности, когда Клара случайно коснулась его руки, забирая шнурок. — А как это? — озадаченно спросил он. — Почему три красные — гибель, а две черные — тайна? И почему тайна хорошая? — А, ну это просто. Гадают по числам и цветам. Иногда и просто по числам: они всегда главнее. Единица и двойка — неживое и живое, но простое, вроде как… — Клара звонко пощелкала пальцами, подыскивая нужное слово. — Первозданное, безопасное. Все остальные числа — сложные. Четыре и восемь, как и два, хорошие числа, связаны с жизнью. Три почти всегда трактуется как гибель, а семь и пять — по разному. Они негармоничные и легко разбиваются на простые. Шесть и девять — необычные, сильные числа. В шести живое и неживое сплетаются, а девятка очень опасная. Сам понимаешь, почему. Десятку почти никогда не берут, она сложная и слабая. С цветами все проще — красный — кровь, черный — тьма и всё, что в ней скрыто, желтый — свет. Вот и всё. Ничего сложного. — А почему двойки, четверки и восьмерки обязательно связаны с жизнью? — спросил Соловей. — Потому что у живых существ всего по два, по четыре и по восемь. Ну, например, у людей: глаза — два, челюсти — две, ног-рук тоже по две. Хисагал удивленно приподнял брови и вдруг недоверчиво прищурился. — А сердце? Оно ведь одно? — И делится на четыре части, — не моргнув глазом, парировала Клара. — А нос? — Дважды по два хряща и две ноздри. Не подловишь — хоть целый трактат по анатомии перечитай. Это называется симметрия. Когда видишь что-то с двумя одинаковыми частями, оно всегда оказывается живым. А если не оказывается, то хотя бы кажется, — женщина улыбнулась и победно подытожила. — Двойка — всему голова. — Но двойка состоит из единиц, — после некоторых размышлений не то сказал, не то спросил Соловей, выжидающе посмотрев на Клару. Та утвердительно кивнула. — Ага. Две неживые сами по себе части, соединившись, могут образовать живое существо. И наоборот. — Никогда об этом не думал. Так гадание — это что-то вроде… науки? Клара вдруг рассмеялась, заставив хисагала порядком растеряться. — Забавное предположение, никогда о таком не думала. Оно просто связано с тем, какой наш мир и мы сами, вот и всё. К кострищу из леса вернулся впервые за долгое время гладко выбритый и порядком посвежевший Маркус и велел собирать лагерь. Женщина тут же вскочила, схватив свою сумку, и Соловей тоже встрепенулся, невольно начав суетиться. Он привык к спокойной размеренности Маркуса, и стремительные движения Клары сбивали его с толку, заставляя суетиться и путаться в собственных ногах. Когда всё было готово к походу, и они втроем, сидя на сумках, ждали, когда вернется с разведки Милена, Клара с любопытством посмотрела на Соловья и спросила: — Говоришь, у тебя получалось лечить с помощью искажений? Тот нерешительно кивнул. — Ну…да. Бывало такое очень редко. Кажется, у меня получалось заживлять порезы и всякие синяки. А недавно я руку ушиб… — он невольно покосился на Маркуса и, поймав его взгляд, окончательно стушевался и с трудом закончил. — Думал, сломал, а она прошла. Совсем. — Дай-ка взглянуть, — лекарша требовательно вытянула ладонь, и в глазах Соловья на мгновение вспыхнул испуг, и он заколебался. Но все-таки осторожно протянул ей свою темную, чешуйчатую руку. Клара без всякого стеснения взяла его ладонь, провела пальцами по грубой ороговевшей коже, по гладким черным когтям, аккуратно потянула пальцы, прощупала кости и отпустила. — Ничего себе. Ты и правда, как птица. Соловей смотрел на свою ладонь так, будто над ней только что провели какой-то священный обряд. — А… наверное. Я сам не знаю. Милена говорит, что я хисагал, и что в руинах живут такие, как я. — Поэтому ты идешь с ней? Хочешь найти своих сородичей? — Вроде того. Но, вообще-то… мне тут особо некуда идти. Меня тоже ищут, а дома больше нет. Так что я просто иду с ней. Клара вдруг растерялась и некоторое время молча смотрела сквозь Соловья. Потом короткое смятение в её глазах сменилось печалью. Она отвернулась и зачем-то начала копаться в уже собранной сумке. — Вот как… Мне очень жаль. Над поляной повисло напряженное молчание, в котором каждый почти мечтал услышать хромающую походку Милены, и Соловей, не выдержав, вдруг пробормотал себе под нос: — Может, тебе правда лучше не стоит с нами идти? — Ну нет, мы это уже обсудили, так что прекращай, — тут же принялась ворчать лекарша, опасливо покосившись на молча прислушивавшегося к их разговору Маркуса. — Даже слышать ничего не хочу… — Просто Милена, она… — хисагал перешел на громкий шепот. — От неё чего угодно можно ждать. А когда мы доберемся до Башен, вообще неизвестно, что начнётся. Там может быть очень опасно. Клара растянула губы в ободряюще-тревожной улыбке. — Ничего. Со мной все будет нормально. Маркус скрестил руки на груди и демонстративно отвернулся. Башнями назывался небольшой, хорошо защищенный форт с несколькими сторожевыми вышками, из которых просматривались окрестные дороги и крупные тропы. Когда-то он был стратегически важным укреплением, преграждавшим путь к городам Северных вершин, но после Катастрофы затерялся среди вековой хвойной поросли, став одним из забытых призраков старого мира. Когда одна из башен крепости ненадолго вынырнула из-за деревьев, Маркус и Милена, не сговариваясь, повернули группу в лес и дальше шли только чащей, лишь изредка высовываясь, чтобы проверить, не сбились ли они с курса. Вскоре камана, вернувшись с привычной вечерней разведки, велела ставить лагерь. Они выкопали яму для костра и выложили её камнями, сделали лежанки из ельника и впервые за несколько дней выложили вещи из сумок. — Вода далековато. — с досадой пробормотал Маркус. — До реки придется по полдня таскаться. — Нашел, о чем беспокоиться, — нервно фыркнул Соловей. — Мы тут готовимся влезть в секретную королевскую тюрьму! — Почему в тюрьму? — спросила Клара. — Это разве не хранилище или что-то в этом духе? Хисагал угрюмо вздохнул. — Отец иногда рассказывал мне об Башнях. Он говорил, что туда сгоняют хисавиров. Держат их за решеткой, что-то с ними делают. И они там работают со всякими находками из Руин. Вроде артефактов. — Что еще он тебе рассказывал? Клара и Соловей одновременно вздрогнули и обернулись. Милена, час назад ушедшая на разведку, стояла у самого края поляны, на которой был разбит лагерь, и слушала. — Ну… рассказывал, что туда нельзя попадать. И что главный там — тоже хисавир, вроде бы очень сильный. Но его назначил сам король, поэтому его никто не трогает. — А о том, что там внутри? Какая охрана, есть ловушки? — С чего ему такое мне рассказывать? — с досадой ответил Соловей. — А ты что-нибудь узнала? — Стены и башни патрулирует охрана. Главный вход — огромные, тяжелые ворота. Запасных нет или они скрыты. Есть окна, но они слишком высоко и закрыты решетками. — Тут же отрапортовала Милена. — И никаких слабых мест? — Слабые места есть везде. — убежденно ответила камана. — Остаемся здесь. Будем следить за фортом, пока не найдем способ в него залезть. Следите, чтобы дым от костра столбом не шел, и чтобы никакого шума! Будьте готовы в любой момент сорваться с места и уходить. План знаете. Если в Башнях поймут, что поблизости кто-то ошивается, сюда могут мигом нагрянуть гости. — Я-то думал, ты никого не боишься, — ядовито пробурчал Соловей. — Ты хоть понимаешь иногда, какую чушь несешь? — фыркнула Милена. — Это тебе их бояться нужно, а не мне. Они встали лагерем и начали регулярно обходить окрестности. Милена теперь пропадала в лесах целыми ночами, и остальным приходилось охранять его по очереди. Они обходили Башни и так, и эдак, составляли план форта и местности вокруг него. И чем больше деталей появлялось в этом плане, тем мрачнее становились склонившиеся над ним лица — стены крепости надежно сомкнулись над её нутром, заключив его в плотную каменную скорлупу. Никто не входил и не выходил, и, только заметив передвижения солдат на зубчатых стенах, можно было убедиться, что внутри действительно кто-то есть. . Единственной надеждой пока оставалась спрятанная среди зарослей полузаросшая колея, по которой можно было проехать прямо к воротам на повозке или в экипаже. Кто-нибудь постоянно дежурил около неё, сидя в засаде и готовясь в любой момент подать сигнал остальным. Первые дни ожидания были самыми спокойными. Соловей радовался, что можно, наконец, отдохнуть от бесконечной ходьбы. Попросив разрешение Милены, они с Кларой установили неподалеку от лагеря мишени и вечерами или на рассвете упражнялись в стрельбе из арбалета. Женщина обращалась с ним на удивление недурно. Соловей тоже стрелял метко. Как оказалось, он прекрасно видел вдаль, а облегченный, переделанный под тонкую руку новой хозяйки арбалет подходил ему не хуже родного пистолета. — Неплохая вещь из него вышла, — как-то сказал Маркус, тоже попробовав пострелять по сделанным из гибкого хвороста, круглым мишеням. — Последний раз, когда я его видел, это был не арбалет, а три доски с тетивой. — И тем не менее, ты этих трех досок жуть, как испугался, — Клара ехидно улыбнулась. Зубы неё были мелкие и острые, как у лисы. — А то ты не испугалась, — в тон ей ответил Маркус, возвращая арбалет. — Доски досками, а промазать с такого расстояния было невозможно. — А что вообще случилось? — спросил Соловей, глядя на них любопытными глазами. — Кто в вас стрелял? — Да не стрелял в нас никто, — отмахнулась Клара. Деревянные подвески на её руке брякнули, как кастаньеты. — Дед один попугал. Чтобы ягоды не воровали. — Очень умно пугать детей арбалетом, — проворчал Маркус. — Детей? Это мы-то детьми были? — Клара посмотрела на него с все той же веселой ехидцей в глазах. — Ну не взрослыми же. — Ой, да ладно, ты до сих пор из-за этого дуешься? Вообще-то тот дед нас потом приютил, не помнишь? — Помню, — по лицу Маркуса вдруг скользнула тень печали. — А мы даже имя его так и не узнали. Клара кивнула, грустно поджав губы, и ласково провела пальцами по отполированному ложу арбалета. Спустя несколько дней затишья, воздух в лагере начал сгущаться. Ожидание казалось бессмысленным, вылазки и патрули ничего не приносили. Мишень превратилась в лохмотья, и пришлось делать новую. Все звериные тропы вокруг лагеря были заставлены тонкими веревочными силками. Возвращавшихся с дороги ночных дозорных уже не встречали пытливо-выжидающие взгляды, настолько все привыкли к полному отсутствию новостей. Милена с каждым днём становилась всё злее. Она почти не появлялась в лагере, упорно нарезая круги вокруг крепости и ломала нервными ударами хвоста тонкие молодые деревца. Приближаться к ней без серьезного повода никто не решался. Больше Милены нервничал только Маркус. Его пальцы, казалось, начали жить своей жизнью: они непрерывно что-то дергали, вертели, мяли и комками, а если дергать, вертеть, мять и комкать было нечего, то принимались остервенело барабанить по ближайшей плоской поверхности, раздражая всех вокруг. Одновременно у него вдруг все начало валиться из рук. Настолько, что даже Соловей, все это время гордо носивший титул главного растяпы группы, наблюдал за ним с беспокойством. Три дня подряд ни одна готовка у него не обходилась без порезанных пальцев, отлетевшего кому-нибудь в лоб кусочка овоща или испачканной пролитым супом одежды. Клара не выдержала и перестала подпускать его к мелкой работе по лагерю. Маркус мгновенно вскипал и огрызался, будто заразившись её вспыльчивостью. Соловей никогда за все это время не видел, чтобы контрабандист, даже в спешке и панике умудрявшийся не изменять своей привычной хладнокровной размеренности, был таким рассеянным и суетливым. В конце концов, он, как и Милена, стал подолгу пропадать в лесу около лагеря, хотя, в отличие от неё, постоянно возвращался, чтобы убедиться, что все в порядке. Что удивительно, камана ни слова не сказала по поводу внезапно прорезавшейся у Маркуса патологической неуклюжести. Когда он при ней едва не перевернул котел и кинул в кипевшее в нем варево ложку вместо соли, а потом рявкнул на предложившего заменить его Соловья, она будто бы собралась что-то сказать, но вдруг осеклась и вместо этого смерила контрабандиста внимательным, задумчивым взглядом. Таким же, как когда он упомянул свой поход к цепи фортов в руинах. Маркус давно научился слышать приближение Милены по тяжелому притопывающему шагу. Обходя лагерь уже знакомыми тропами, он остановился, прислушиваясь, покрутил головой. Но, как бы он ни старался отыскать источник звука, камана, как всегда появилась позади него словно из ниоткуда. Несмотря на крупные габариты и хромоту, двигалась она стремительно, и густые заросли будто бы были ей родным домом. — Марш в лагерь и тащи всех к дороге. Оружие пусть не забудут, — возбужденно протараторила она, уже разворачиваясь, чтобы нырнуть обратно в чащу. — Что? Что случилось? — недоуменно спросил Маркус. — Живо! — рыкнула Милена, хлестнув хвостом по земле и тут же исчезла. Маркус удивленно посмотрел ей вслед, а потом вдруг встрепенулся и бегом ринулся в лагерь. Через пять минут Клара и Соловей уже торопились следом за ним в сторону лесной колеи. — Да что случилось-то, что за спешка? — задыхаясь спросил хисагал, впопыхах натягивая на шею платок. — Что она нашла? — присоединилась к нему Клара. — Не сказала. Видимо, кто-то идет по дороге. Маркус замедлился — лес впереди резко поредел. Милену было едва видно — она сидела совершенно неподвижно, прижавшись к земле и обернулась лишь, когда её спутники подошли ближе. — Вы бы еще сто лет копались! — сердито огрызнулась она. — Все заряжены? — А что случилось-то? — нервно осведомился Соловей, скребя когтями резьбу на рукояти пистолета. Камана махнула рукой подзывая их к себе. В паре шагов от них лес резко обрывался оврагом, крутой склон которого клочковато оброс низкими кустами. По этому оврагу и проходила полузаросшая дорога. — Сейчас здесь пройдет экипаж. Три человека конвоя и возница. Мне нужно, чтобы вы двое сняли возницу и бойца спереди. С остальными я разберусь — Погоди-погоди, а ты хоть знаешь, кто они? — забеспокоилась Клара. — Мы же не можем просто так убить людей. — Военные. Они могут ехать только в Башни, значит, их надо остановить. Не можешь убить — отдай арбалет своему дружку, — отрезала Милена. Клара поколебалась, но протянула арбалет Маркусу, вопросительно посмотрев на него. Тот кивнул ей и, забрав оружие, без колебаний занял место рядом с Миленой. Соловей заколебался, но тоже выдвинулся вперед, придерживая чуть подрагивавшую руку с пистолетом свободной. — Стреляй по вознице, — сказала ему Милена и повернулась к Маркусу. — А ты по голове конвоя. — А потом? — спросил контрабандист, краем глаза косясь на каману. — Дальше я разберусь. А ты спускайся и тормозни лошадей, если понесут. Эта повозка может нам понадобиться. — Думаешь пробраться внутрь на ней? — с сомнением спросил Маркус, понижая голос — теперь он слышал приближавшийся топот копыт и скрип колес. — Сначала остановим повозку, а там посмотрим. Укрывшаяся в зарослях за их спинами Клара тревожно стиснула пальцами плечи. Наконец сбоку на тропе появился первый всадник. Он был одет в коричнево-красный гамбезон армии Гайен-Эсем, только в отличие от обычной стражи, носил закрытый шлем и чёрный плащ королевского гвардейца, который должен был отвести от него любые вопросы и подозрения. Двое всадников в форме попроще ехали за небольшим темным экипажем, который напоминал бы обычную дорожную карету, если бы не укрепленные железом двери с замками и не кованые решётки на окнах. — Целься! — шепотом скомандовала Милена. — Огонь! Соловей, весь дрожавший от напряжения, вздрогнул и, встрепенувшись, спустил курок. От громкого хлопка, лошади испуганно взбрыкнули. Возница вскрикнул и согнулся пополам. Ехавший впереди гвардеец дернулся, натянул поводья, пытаясь удержать испуганного коня и тут же скатился с него, повиснув ногой в стремени — его достал запоздалый выстрел Маркуса. Милена сгруппировалась прямо на краю насыпи и вдруг распрямилась, будто пружина, распластавшись в воздухе в широком кошачьем прыжке. Она врезалась в одного из замыкавших конвой всадников, и тот полетел на землю вместе с остервенело заржавшим конём. Второй с криками дергал поводья, пытаясь удержать в ужасе шарахнувшееся в сторону животное. Кони, впряженные в повозку фыркали и топтались на месте, пытаясь сбросить завалившегося им прямо на спины возницу. — Перезаряжайтесь и ждите тут! — Маркус, не оборачиваясь, бросил арбалет, вытащил из-за пояса нож и начал спускаться вниз по склону. С упавшим всадником уже было покончено, а второй, взглянув на поднявшуюся в полный рост Милену, силой развернул плясавшего под ним коня и ударил шпорами. Тот рванул мимо повозки дальше по дороге. Милена громко выругалась, хромыми прыжками метнувшись за ним следом, но конь вдруг споткнулся, кувыркнувшись, рухнул на землю и так и остался лежать в облачке опадающей желтоватой пыли. Камана и подоспевший к повозке Маркус удивленно оглянулись: с самого края насыпи, цепляясь за деревья, спускалась Клара, а следом за ней спешил Соловей. В свободной руке женщина держала арбалет. — Вот это выстрел! Да она, не целясь, попала! — восхищенно сообщил хисагал. Клара скривилась. — Такую красивую зверюгу угробила… — Хватит трепаться! Мы еще не закончили — рявкнула Милена. — Все в сторону. Она подошла к повозке, резко распахнула дверь, и оттуда тут же грохотнул спешный выстрел. Камана запустила лапу внутрь и выволокла на землю последнего конвоира, судорожно вцепившегося в ставшую бесполезной винтовку, а потом по пояс залезла внутрь, чтобы достать еще двоих, прижавшихся к сидениям людей. Это были двое мужчин, одетых в одинаковые широкие штаны и рубахи из неокрашенной льняной ткани, какие иногда выдавали тяжелым больным в госпиталях. Один был еще молод, хотя бледность почти не видевшей солнца кожи и бороздившие лоб нервные морщины сильно добавляли ему возраста. Второй — седой старик с выцветшими, сидевшими в глубине тяжелых складчатых век глазами, немощно жался к нему. Руки у обоих были скованы наручниками. — А вот и груз из Башен, — прижав оставшегося в живых солдата к земле, Милена отобрала у него оружие. Винтовку она тут же сломала, пару раз треснув ударным замком прямо об угол окованного металлом экипажа, а саблю отдала Маркусу. — Вы напали на королевскую гвардию, вам это… — попытавшийся подать голос солдат захрипел, с трудом втягивая воздух в легкие — Милена надавила ему на спину всем своим немаленьким весом. — Цыц! — онп для верности красноречиво ударила хвостом по земле в паре сантиметров от его лица. Потом смерила взглядом двух извлеченных из экипажа пленников. — Хисавиры? Те переглянулись и ответили ей почти синхронным осторожным кивком, не решаясь издать ни звука. — Не боитесь, пока что я вас не трону. Соловей! — Она строго окликнула хисагала, который стоял в стороне около неподвижного тела снятого Кларой солдата. Тот сломал себе шею при падении, а вот его конь все еще был жив: он продолжал вяло барахаться на земле и сдавленно ржать.  — Иду, — неохотно отозвался Соловей, не в силах оторвать взгляд от несчастного животного, тянувшего последние минуты своей жизни. Но страх перед жесткими воспитательными тычками глефой заставил его отмереть и вернуться к группе. Там его встретили пораженные взгляды двух пленных. И они не стали бы для него чем-то удивительным, если бы старик вдруг не заговорил: — Ты? Ты же не… — он пристально вглядывался в Соловья изумленным глазами. -…найденыш, которого к нам притащил тот бродяга? Соловей молча смотрел на него, будто потеряв дар речи. Будто даже не понял, смысла сказанных слов. — Ты, конечно, меня не узнаёшь, — продолжал старик с растроганной хрипотцой в голосе. — Когда тот человек принес тебя в Башни, ты помещался у него на ладони. Хисагал растерянно огляделся в поисках поддержки и тут же невольно съежился, нервно скрестив руки на груди, не зная, куда спрятаться от перекрестья удивленно-вопрошающих взглядов. Под их тяжестью он словно задыхался и не мог выдавить из себя ни слова. — Он был в Башнях? — вмешалась Милена. — Когда? — Это было… наверное, почти десять лет назад. Клара и Маркус озадаченно переглянулись, а Соловей, очнувшись, вдруг покраснел до ушей и смущенно опустил голову, уставившись себе под ноги. — Ясно. Сейчас расскажешь мне всё, что знаешь. Милена убрала лапу со спины плененного гвардейца, бесцеремонно обшарила его карманы и подошла к старику. Тот съежился, почти зажмурившись от страха, когда она нависла над ним. Кандалы на его запястьях с щелчком открылись, и он машинально потер пальцами оставшийся на коже глубокий тёмно-красный отпечаток, ошарашенно глядя, как камана за шкирку приподнимает едва успевшего выдохнуть солдата. — Все наверх, живо, — она защелкнула кандалы на и снова толкнула его на землю. И без глупостей — а то головы поотрываю. Клара, проследи. Маркус, поможешь мне убрать трупы с дороги. — А повозку? — спросил контрабандист. — А куда её денешь? Пусть стоит, главное, чтобы тел не было видно. Маркус и Милена быстро обыскали тела и спрятали их в зарослях у колеи. Оставшегося в живых солдата камана сама втащила на подъем из оврага и прицепила к ближайшему дереву. Теперь он сидел с ним в обнимку, прижимаясь щекой к шершавой коре и боясь пошевелиться. Маркус остался следить за дорогой. Не то спасенные, не то просто сменившие конвой хисавиры бок о бок устроились на траве. Мужчина помоложе, тоже освобожденный от наручников, боязливо нахохлившись, исподлобья наблюдал за Миленой, старик все никак не мог насмотреться на будто в рот воды набравшего Соловья, которому от такого внимания делалось не по себе. — Считайте, вам сегодня повезло. — заявила камана, угрожающе нависая над ними. — Я вас отпущу. Но не сразу. И свою свободу вы заработаете. — Погоди! — вдруг воскликнул Соловей. — Дай мне с ними поговорить! Пожалуйста! Милена задумчиво нахмурилась, пленные переглянулись. Молодой вдруг набычился и, волком посмотрев на неё, выкрикнул: — Так не пойдет! — Дерек! — одернул его старик. — Молчи! — огрызнулся тот. — Мы ни о чем не будем говорить! И «зарабатывать» свободу тоже! Откуда нам знать, что ты нас отпустишь? — Как будто у тебя есть выбор, — правый глаз Милены опасно сузился. — Будешь делать, что тебе говорят! — У меня есть выбор! Либо разойдемся по-хорошему, либо кто-нибудь пострадает. — Твоей палкой от искажений не отмахнешься! — На мгновение всем показалось, что Милена просто снесет ему голову. — Как ты смеешь мне угрожать?! — рявкнула она. Рухнувший набок мужчина застонал от боли и выплюнул на траву зуб вместе с вязкими каплями багровой слюны. Камана склонилась над ним и прошипела, с презрением цедя каждое слово сквозь оскаленные зубы: — Жалкий ты выблядок… Да тебя даже хисавиром назвать нельзя — ты просто трусливый, никчемный кусок дерьма, в котором неизвестно как проклюнулась искра искажения. И ты ни черта не умеешь ею пользоваться, иначе это, — она со звоном треснула лезвием глефы по валявшимся на земле наручникам, — тебя бы не остановило! — Пожалуйста! — взмолился старик. — Пожалуйста, хватит! Не нужно его бить. Вы правы, у нас нет знаний о том, как пользоваться своим даром, если не назвать это проклятием! Мы долгие годы провели в тюрьме, где наши жизни нам не принадлежали. Все, чего мы хотим — это просто уйти и спокойно провести остаток дней на свободе. Милена выпрямилась. — Уж насколько я далека от искажений — и то знаю, что им не учатся — их творят. Делайте то, что у вас хорошо получается: сидите тихо и выполняйте приказы. Будете вести себя смирно — не убью. У тебя пять минут, — кинула она Соловью, уходя в сторону дороги, которую вполглаза караулил Маркус. Клара покачала головой, и, недовольно поджав губы, подошла, чтобы помочь старику поднять младшего товарища. Подошедший к пленникам Соловей виновато наблюдал, как она бегло оглядывает его распухшую рассеченную в кровь скулу. Старик поднял на него испуганно-жалостный взгляд, уголки его губ печально дрогнули. — Ты хотел спросить о себе? О том, как ты попал в Башни? Хисагал робко кивнул и присел на корточки рядом с пленником — Пожалуйста, расскажите мне… расскажите все, что знаете обо мне и о моем отце. — Отце? — старик непонимающе покачал головой. — Ты, ведь, понимаешь… — Я знаю, да, — Соловей нетерпеливо кивнул. — Он только вырастил меня. — Он никогда не рассказывал тебе о прошлом? О Башнях? — Нет. Всегда молчал об этом, как бы я не расспрашивал. — Ясно, — старик задумчиво вздохнул и, кряхтя, присел на траву напротив хисагала. — Возможно, он боялся, что в поисках правды ты вернешься в крепость или того хуже — подашься за Нор-Алинер, в руины. Ты ведь родом оттуда. Соловей зябко обнял себя за плечи, затылком чувствуя, как изо всех углов их временной стоянки к их разговору внимательно прислушиваются. — Я не знаю точно, кем был тот человек, который тебя вырастил, — начал старик. — Наверное, контрабандистом, раз он мог пересекать Нор-Алинер и возвращаться обратно. Я знаю только, что однажды он пришел прямо в Башни вместе с тобой. Он сказал, что нашел тебя в руинах и попросил позаботиться о тебе. Но из Башен его уже не выпустили. Вас обоих оставили в форте. — Он ничего не говорил о том, как нашел меня? Не мог же я просто… быть совсем один посреди руин, где были мои родители? — срывающимся голосом спросил Соловей. Старик печально поджал губы. — Мне очень жаль, но, кажется… с ними случилось что-то плохое. Я знаю только, что он нашел тебя где-то недалеко от Гайен-Эсем. — Странно. Один ты точно быть не мог, но… хисагалы и совсем рядом с этим свинарником? — вдруг подала голос Милена. Соловей обернулся: камана задумчиво смотрела в пустоту, слегка постукивая по земле хвостом. — А, впрочем… Я даже знаю, откуда они могли взяться, — наконец сказала она и, наткнувшись на заблестевший взгляд Соловья, продолжила. — К западу от границы Гайен-Эсем смыкается небольшая петля рек. В ней как раз было поселение хисагалов. Им предложили переселиться в Альянс, но они отказались. Заметив недоумение на лице хисагала, она с досадой тряхнула головой и объяснила:  — То, о чем я тебе говорила: в Альянсе живут такие, как ты. И люди, и все народы, какие только есть в Хъемосе. Старик впервые за всё время прямо посмотрел на неё, от удивления приоткрыв рот. — А что такое петля рек? — спросила Клара, продолжая осторожно обрабатывать разбитую скулу второго пленника. — Петля рек — это замкнутое или почти замкнутое кольцо проточной воды. Мертвецы не могут выйти из неё, но и пробраться снаружи не могут. Если такую петлю зачистить, внутри можно спокойно жить. Так ваш поросячий заповедник и образовался. — А ты-то как в него пробралась? — тут же осведомился Маркус, не сводя глаз с дороги. Камана прищурилась. — А у меня мозгов побольше, чем у остальных. — То есть, в руинах много кто живет? И Альянс их всех собирает? Всех, кого найдет? — уточнил Соловей. — Да. Выживших. К сожалению, мы не можем никого принудить к переселению, так что с теми хисагалами Альянс мог только время от времени поддерживать связь. Когда, ты сказал, это было, лет десять назад? В Миригмэл где-то в это время была засуха. — Точно, — кивнул Маркус. — Жара стояла такая, что люди на дорогах замертво валились. — Он вопросительно посмотрел на Клару, и та согласно кивнула, подтверждая его слова. — Из-за этого обмелел один из протоков Лиинир, и петля рек разомкнулась. — продолжила Милена. — Может быть, к ним хлынули мертвецы, и они не смогли отбиться. Уж не знаю, как ты тогда выжил, но тебе очень повезло, детеныш. Как и в том, что твой «отец» решил пойти с тобой в Башни. — Да, да! — оживился старик. — У нас были сведения о таких, как ты. О хисагалах. С их помощью тебя удалось выходить. Ты был местной знаменитостью, Смотритель ожидал, что у тебя будут очень сильные способности к искажению. Он постоянно наблюдал за тобой, но тому человеку… которого ты называешь отцом, это не нравилось. — А почему отца просто не отпустили или… — Соловей сглотнул. — Зачем его продолжали держать в Башнях? — А-а-а… дело в том, что ты просто никого больше не признавал. Стоило кому-то попытаться тебя забрать, как ты принимался кричать… — Я же никого не убил?! — сдавленно воскликнул хисагал. — Я никому не причинил вреда? Старик удивленно посмотрел на него. — Н-нет… нет. Мог отшвырнуть. Но не более. Хисагал с облегчением вздохнул. — Хвала небесам… А почему мы с отцом оказались вне Башен? — Он сбежал вместе с тобой. — Как? — резко спросила Милена. — Как он вышел? — Он… я не уверен… — замямлил старик. — Вспоминай! — Он жил отдельно от нас, мы не видели, как он вышел, — вдруг сказал, до этого мрачно молчавший Дерек. — Вон, его спросите, он же Башни охраняет. Он резко мотнул головой, кивая на прикованного к дереву солдата, и тут же сморщился и зашипел. — Я не знаю! — тут же воскликнул солдат, испуганно посмотрел на мрачно сомкнувшую черные брови каману и, попытавшись покачать головой, счесал кожу на щеке о кору дерева. — Правда, не знаю! Я служу в Башнях всего пару лет мне даже никогда не говорили, что кто-то мог оттуда сбежать! — Плевать я хотела! — хвост Милены яростно заметался по земле, шелестя листвой. — Я хочу знать, как, чёрт возьми, какой-то дорожный бандюган умудрился слинять из королевской тюрьмы с дитем на руках! — Наверное, тот бродяга знал о Башнях больше, чем мы, — робко пробормотал старик, — Он проводил много времени в компании Смотрителя. Я всегда знал, что с ним что-то нечисто. Простой человек не смог бы выжить в руинах, и точно не пришел бы в Башни, будучи в здравом уме. — Он точно ничего тебе не рассказывал? — спросила Милена, повернувшись к Соловью. Тот насупился и покачал головой. — Да сто раз уже говорил: нет! Все, что я от него про Башни слышал — что там творится какая-то чертовщина, и я костьми могу лечь, но туда попасть не должен! — Ясно. На поляне на некоторое время воцарилось молчание. Милена сверлила задумчивым взглядом землю, пока все остальные выжидающе смотрели на неё саму. — Эту дорогу патрулируют? — наконец спросила камана у прикованного к дереву гвардейца. — Раз в пару недель, не больше, но я не знаю, когда был последний патруль. — ответил он. — Когда вас ждут в Башнях? — Где-то… сегодня — завтра. Три дня — это максимум. — Все собирайтесь и марш в лагерь. Вы двое — тоже. — Милена пристально посмотрела на растерянно переглянувшихся хисавиров. Младший осторожно поднялся на ноги, но покачал головой, боязливо глядя на неё. — Нас же убьют, если мы будем вам помогать. — Вас и так убьют. Или ты думаешь — приползешь в Башни с повинной, и они просто посадят тебя обратно на цепь? Да черта с два! Вскроют тебе пузо, и будешь висеть где-нибудь на стене в назидание остальным. Не будь такой трусливой подстилкой, в конце-концов. Ты же практически свободен — так радуйся. Мужчина, нахмурившись, опустил голову. Старик оперся о его плечо и успокаивающе погладил по руке. — Всё будет в порядке, Дерек. Они не причинят нам зла. Тот фыркнул и осторожно потрогал пальцами заплывающий глаз — Маркус, присмотришь, чтобы они сидели тихо. Что до тебя…- Милена подошла к втянувшему голову в плечи гвардейцу и расстегнула один из наручников. -… будешь сидеть на привязи. Попытаешься слинять — я тебе хребет переломлю и брошу на съедение волкам. Понял меня? — Так точно… — выдохнул солдат. — Что дальше? — спросил Маркус, подходя поближе. — Какой у нас план? — Продолжаем искать. Но этим займусь я. Вы сидите в лагере и следите за этими троими. К моему возвращению у тебя должен быть подробный план здания, и все сведения о том, что происходит внутри. Если будут проблемы — не стесняйся применять силу. Языка у нас целых три, одним можно и пожертвовать. Маркус с сомнением посмотрел на прижавшихся друг к другу пленников, наткнулся на встревоженные взгляды Клары и Соловья и вздохнул.  — До этого не дойдет, я уверен. — Мне все равно, — отрезала Милена. — Я хочу результат. В лагере было как никогда душно от напряжения. Бывшие пленники Башен впритирку сидели на земле у кострища. Гвардейца Милена снова прицепила к дереву у края поляны, на которой располагался лагерь, и испарилась, не сказав ни слова. Экипаж они отогнали назад по дороге и спрятали в низине. Крутя и перестегивая ремешки перевязи в попытках приторочить к ней отобранную у гвардейца саблю, Маркус поймал на себе растерянный взгляд Клары.  — Ну что? Все еще хочешь в этом участвовать? — ехидно осведомился он, приподняв светлые брови. Лекарша возмущенно насупилась, но промолчала. Маркус довольно усмехнулся себе под нос. Потом подошел к хисавирам и сел на бревно напротив них, по привычке сгорбившись и сцепив пальцы в замок. В обесцвеченных временем глазах старика зажегся испуганный вопрос, Дерек устало поднял зеленовато-бледное от тошноты лицо.  —  Вы в порядке? Голодны? Хотите пить? —  равнодушно осведомился Маркус. Молодой хисавир удивленно сдвинул брови и болезненно зашипел, касаясь пальцами заплывающего глаза. —  Какая разница? Тебе, что, есть до нас дело? Контрабандист отрицательно качнул головой. —  Нет. Но я и не хочу причинять вам вред. Меня больше устраивает сотрудничество. —  Хочешь сказать, вы собираетесь нас отпустить? —  Да.  —  Да ты шутишь?! Ладно, ты... но та тварь? Она солдат, как котят перерезала, с чего ей оставлять нас в живых? —  Пока вы делаете то, что ей нужно и не представляете угрозы, она вас не тронет, —  Маркус спокойно посмотрел в глаза Дереку.  —  Серьезно? — тот скривил губы в безрадостной, нервной усмешке. —  Она может выбить из вас всё, что ей нужно. И если бы хотела —  то уже сделала бы это. Наблюдавший за разговором со стороны Соловей  неуютно повел плечами. —  Молодой человек, —  подал голос старший.—  Скажите прямо, чего вы от нас хотите? Чего нам ждать? —  У меня нет никакого желания держать вас здесь как пленников и выбивать информацию угрозами или силой, —  ответил контрабандист, — Поэтому предлагаю сотрудничать. Друзьями мы вряд ли станем. Но можем стать союзниками. Помогите нам попасть в Башни, и мы поможем вам взамен. —  Чем? Глотки нам не вскроете? Старик выпрямился и впервые за всё время раздраженно шикнул на молодого товарища. —  Дерек, пожалуйста... —  У вас есть, куда возвращаться? Дома? Родные?— вдруг спросил Маркус. Пленные растерянно переглянулись, по их лицам скользнули бледные тени застарелых воспоминаний и почти угасших надежд.  — Ну... вообще-то... родители у меня были в Северном Мысе. Может, еще там и живут. —  неуверенно произнес младший хисавир и посмотрел на старика. —  Да и твоя дочь наверняка все еще на прежнем месте. — Если не вышла замуж и не уехала... —  вздохнув, еле слышно пробормотал тот. —  Когда всё закончится, мы проводим вас до безопасных мест, —  сказал Маркус. —  Я бы не рекомендовал вам возвращаться домой ближайшие пару лет. Но залечь на дно и спокойно жить в какой-нибудь деревне на окраине вы вполне сможете.  —  Или они могут пойти с нами! —  вдруг просияв воскликнул Соловей. — Там же нет запрета на искажения, в месте, о котором говорила Милена.  Хисавиры изумленно уставились на него, Маркус нахмурился, Клара озадаченно поджала губы. Оказавшись в центре всеобщего внимания, Соловей на мгновение стушевался, но упрямо продолжил стоять на своем: —  Вместе идти безопаснее, ведь так? Им же все равно придется всю жизнь прятаться, так почему не взять их с собой? Там их тоже смогут всему научить, они смогут жить свободно. —  Мальчик, о каком месте ты говоришь? —  седые, кустистые брови старика недоумевающе взвились. —  Об этом мы поговорим позже, —  вклинился Маркус, перебив, уже раскрывшего рот Соловья. —  А пока я хочу знать ваше решение.  Хисавиры несколько секунд смотрели друг на друга. Молодой колебался, белесые глаза старого задумчиво затуманились, а потом вдруг прояснились. Дерек едва заметно кивнул и повернулся к Маркусу. — Что вы хотите узнать? Тот лениво потянулся за блокнотом, стараясь не выдать внутреннего возбуждения. —  Расскажите мне все, что знаете о Башнях.  Милена вернулась глубоко за полночь. Вынырнула из под черной тени деревьев, мягким тяжелым шагом прошла через погруженный в сон лагерь. Соловей, уступивший свой спальный мешок старику, свернулся в клубок у корней деревьев, подложив под голову куртку.  Даже по-прежнему прикованный гвардеец погрузился в тяжелую дрёму, привалившись к дереву. Под головой у него была чья-то набитая одеждой сумка. —  Нашла что-нибудь? —  вместо приветствия спросил оставшийся сторожить лагерь Маркус. Он даже не сдвинулся с места, когда Милена вышла на поляну. Только машинально повернул голову, чтобы убедиться, что это действительно она. — Ничего важного, —  камана резко мотнула черными волосами. —  Что у тебя? — Все, о чем ты просила. —  Маркус вытащил из кармана блокнот и сразу открыл на нужной странице. —  Здесь чертежи. Жилые и рабочие помещения, хранилища, сторожевые посты. —  он указывал кончиком карандаша на вычерченные на бумаге части схемы. Милена пристально следила за ним, будто пытаясь впитать содержимое страниц взглядом, а потом вдруг повернула голову и посмотрела на контрабандиста. Его светлые глаза в неверном свете растущих лун явственно отливали зеленью, на веках лежали усталые красноватые тени. — Ты видишь в темноте? Маркус на мгновение растерялся, а потом продолжил, будто не услышав: — Гвардеец долго упирался, но все-таки согласился говорить. Я убедил его, что в Башнях его все равно казнят, если он вернется. Скорее всего, так оно и будет.  — Да ну? Вот уж не знала, что ты у нас дипломат. — Дело не в этом,— Маркус пожал плечами.— Просто он молодой и пока мало что знает о порядках в Башнях. И его пугают двухметровые мертвые полузвери, способные в одиночку разорвать на части отряд хорошо обученных бойцов. — Ты не знаешь, что такое хорошо обученные бойцы. —  Презрительно фыркнула Милена. —  Посмотришь на них в Альянсе, если, конечно, доберешься живым. —  Я не знаю, пойду ли с тобой дальше в Руины. Меня интересует только цепь фортов. —  Да что ты там ищешь-то? —  нетерпеливо прорычала Милена. —  Хоть наводку дай, а то мы там вечно бродить будем. —  Не будем. —  Маркус старательно разглядывал уже изученную вдоль и поперек страницу блокнота, избегая поднимать глаза на каману. —  Я уверен, что будет достаточно просто пройти вдоль цепи, чтобы найти то, что нужно. В прошлый раз мне помешали мертвецы. Но с тобой их можно будет легко обойти. —  Легко обойти? Ты вообще как себе это представляешь? —  удивленно хмыкнула Милена. — Они же не трогают себе подобных, —  терпеливо объяснил Маркус. — Ты сможешь проходить вперед и искать их скопища. —  А с невидимыми мертвецами ты что собираешься делать? — Раз я их чувствую — смогу избежать. —  А что это все херней попахивает ты не чувствуешь? —  не удержавшись, огрызнулась Милена. —  Второй раз тебе так не повезет!  — Тебя это не касается. Просто выполни свою часть уговора,— упрямо процедил Маркус. — Что бы ты там себе в своей тупой упрямо башке не навыдумывал, я тебе могу сказать точно: ты там не пройдешь.   — Я должен найти способ. — Так найди! Нормальный способ, а не явное самоубийство. —  Раз ты такая умная, может, сама предложишь? — контрабандист убрал блокнот и теперь смотрел на неё со снисходительным прищуром, скрестив руки на груди.  Янтарные глаза Милены пожелтели.  —  Спесь свою в задницу себе засунь, ясно? Её в тебе не по уму и не по силам.  Вместо привычного раздражения в её голосе прозвучало тихое утробное рычание, и Маркус предпочел молча отвернуться. — Завтра последний день. —  сказала Милена. — Дальше нужно будет действовать. Отцепи этого недоумка, если хочешь. Но если он что-то натворит — будешь отвечать головой. Я вернусь утром. Она резко тряхнула рукой, прежде чем снова исчезнуть в темноте. На траву, блеснув, упал ключ от наручников.