Сказания Хъемоса: Бездомные души

Первая ночь настигла бежавшую от Башен троицу внезапно, набросив на лес темное одеяло сумерек, вычернивших деревья и траву. Они мчались вперед, практически не останавливаясь и не замедляя шаг, будто до этого не петляли по коридорам Башен наперегонки с солдатами, и осмелились сделать привал, только когда начали спотыкаться на каждом шагу, грозя подвернуть ногу или сломать себе шею. — Не будем разжигать костер, — сказала Клара. — Не так уж и холодно, а огонь и дым нас тут же выдадут. Никто не стал возражать. Соловей, едва сбросив с плеч сумку, тяжело осел на землю уткнулся головой в поджатые к груди колени и затих. Дерек сиротливо устроился рядом с доверенным ему рюкзаком Маркуса. — Можешь взять его вещи пока что, — сказала ему К повесила арбалет на спину и, устало вздохнув, уронила на землю оттягивавший ей руку артефакт, в темноте казавшийся почти черным. Лекарша с ненавистью посмотрела на торчавшую на нём уродливым наростом ручку, от которой на ладонях остались саднившие красные полосы, уже готовившиеся превратиться в мозоли. Её тошнило от мысли о том, что завтра ей придется снова взяться за неё. Вместе с темнотой и тишиной на беглецов лавиной обрушились все ужасы и тяготы прошедшего дня, и придавили к земле, не давая пошевелиться. Наедине со своими мыслями Клара не выдержала и пары минут. Она стащила со своего рюкзака одеяло и накинула его на артефакт. — Завтра уходим, как только расцветет. Если, конечно, ночь пройдет спокойно… Отдохните, только вещи не раскладывайте. Дерек молча кивнул, поймав её взгляд. Хисагал даже не пошевелился. — Соловей? Ты как? Тот неразборчиво промычал что-то, не отрывая лица от колен. Сняться с места на рассвете, как планировала Клара, они не смогли: Соловей был белее мела и с трудом поднимался на ноги, не говоря уже о том, чтобы куда-то идти. У него не было сил даже злиться на себя из-за этого. Он покорно позволил Кларе завернуть себя в одеяло и так и лежал, погрузившись в не приносящее ни отдыха, ни облегчения оцепенение. Казалось, он не заметил бы, даже если бы его спутники оставили его и ушли. Кларе и Дереку не оставалось ничего другого, кроме как разбить лагерь. Они выкопали яму для костра у ствола раскидистой сосны и прикрыли навесом из еловых ветвей, чтобы рассеять дым и заставить его затеряться в кроне дерева. — Откуда ты всё это знаешь? — спрашивал Дерек, по указке лекарши прокапывая от котлована с кострищем дымоотвод. — Пешком много ходила, — отозвалась она копаясь в собранном ими валежнике в поисках толстой жерди под котелок. — А что, когда пешком ходишь, нужно учиться костры незаметно разводить? Клара взглянула на него с мягкой усмешкой.  — Когда ты один где-нибудь в лесах, а вокруг на километры ни одного человека, лучше не привлекать лишнего внимания. Мало ли, кто на огонек решит заглянуть, и что у него на уме будет. Она больше не пыталась наставлять на Дерека оружие, а тот предпочел об этом не вспоминать. Единственное, что женщина наотрез отказывалась ему доверять — это артефакт. Поручив Дереку осторожно обойти лагерь по периметру, она присела рядом с укутанным по самые уши хисагалом и чуть не задохнулась от испуга: глаза у того были приоткрыты, но подернулись белесой полупрозрачной пленкой. — Соловей! Резко отбросив одеяло, она обхватила ладонями его лицо, потом коснулась шеи, пытаясь нащупать пульс. Хисагал вздрогнул и завозился, с усилием выныривая из глубокой дремы, и пленка лениво сползла с его глаз под веки. — Ммм?.. Клара? — Фух, напугал… — с облегчением выдохнула Клара, только сейчас вспомнив об этой «кошачьей» привычке Соловья засыпать с полуоткрытыми глазами. — Ты как? — Надо идти? — тут же спросил он. — Ничего не надо. Просто скажи мне, как ты себя чувствуешь. Болит что-то? Голова не кружится? — Тошнит. — Тогда надо поесть. Соловей застонал и попытался зарыться лицом в одеяло: желудок у него сводило от голода, но от одной только мысли о еде он был готов и вовсе вывернуться наизнанку. — Надо-надо. Потом легче станет, я обещаю. — Клара ободряюще похлопала его по плечу. — Потерпи немного, сейчас костер разгорится, чаю сварю. — Погоди! — хисагал повернулся, останавливая собравшуюся подниматься женщину жалобным взглядом. — Мы же… мы так и не отошли подальше от Башен. Нельзя тут оставаться. Клара подозрительно прищурилась. — Даже не начинай, знаю я, к чему мы клонишь. — Ты дослушай! Маркус… он ведь так и сказал: чтобы я сдался, если не получится убежать. Меня не тронут. Я могу спрятаться, вы пойдете дальше, а если вдруг что… — Стоп! — резко осекла его Клара, тряхнув головой. — Чепуху мелешь! Фора у нас есть, оторвемся, если что. Лучше набирайся сил. Поставим тебя на ноги, тогда и пойдем. Клара натянула одеяло ему на голову и вскочила, спеша убежать прежде, чем Соловей выпутается и начнет спорить. Костер уже вовсю потрескивал под котелком с водой, из соседней ямки-дымохода курился плотный белый дымок. Наблюдая, как он стелется вдоль земли, Клара заметила светлевшую среди деревьев фигуру Дерека. — Удрать надумал? — бесстрастно осведомилась Клара, подходя к нему поближе. Тот оглянулся и скорчил недоуменную мину, не понимая, всерьез она или просто шутит. — Будто я один далеко уйду, — проворчал он. — Кто знает, — Клара пожала плечами, задумчиво разглядывая его тюремную рубаху: по некрашеной ткани тут и там расползались пятна въевшейся крови, и чужой, и его собственной. — Пока что мы и втроем недалеко убежали. — Нельзя нам тут оставаться, — пробормотал Дерек. — Если завтра Соловей не поднимется, наверное, придется его на себе тащить… Клара не ответила, молча изучая его лицо отсутствующим взглядом. — Что ты так смотришь? — Ничего, — лекарша мотнула головой, будто скидывая наваждение. — Возьми из сумки Маркуса что-нибудь переодеться. Тебе большевато, конечно, будет, но всё лучше, чем в таком виде шататься. — Слушай, скажи прямо: ты мне вообще не доверяешь? — потребовал Дерек, сверля её напряженным взглядом из-под нахмуренных бровей и с каждым словом всё больше сердясь. — Без всяких вот этих уверток и недомолвок, чтобы я понял, а не болтался, как говно в колодце, не зная, что ты от меня хочешь! — Мы второй день, как знакомы. — Клара неопределенно пожала плечами. — Я пока не знаю, доверять мне тебе или нет. — И я не знаю. А дела у нас такие, что поодиночке мы пропадем, — Дерек развел руками, повторяя её жест. — У меня здесь нет больше никого: я либо с вами, либо сам по себе. И я хочу пойти с вами и перебраться через Нор-Алинер! Но мне надо знать, что ты не решишь меня бросить при первом удобном случае. Лекарша смущенно опустила глаза, чувствуя, как щеки вспыхнули виноватым румянцем. — Даст небо, мы выберемся отсюда целыми, и больше таких разговоров у нас не будет, — наконец сказала она. — А пока могу пообещать тебе, что никого из вас двоих не оставлю. — Тогда я даю слово, что не брошу вас, — серьезно, почти торжественно ответил Дерек и вдруг шагнул к ней, протягивая раскрытую ладонь. Клара, прищурившись, заглянула ему в глаза, а потом крепко пожала руку хисавира. — Договорились. Они вернулись к костру вместе. Пока Клара колдовала над своим котелком, уговаривая Соловья подняться и поесть, Дерек, с опаской порывшись в рюкзаке Маркуса, отыскал себе рубашку и пару брюк. Одежда контрабандиста висела на нём мешком, но он не жаловался, с удовольствием избавившись от опостылевшей робы. Без неё Дерек будто обрел лицо: превратился из обесцвеченной и бесформенной человеческой фигурки в молодого мужчину с глубоко посаженными, недоверчивыми темными глазами и почти черными волосами, обрамляющими высокие узкие скулы. Клара невольно засмотрелась на него, когда тот вышел из-за зарослей, и спохватилась, только когда хисавир склонился над костром, вознамерившись бросить туда старую одежду.  — Погоди, куда?! — она ловко выхватила сверток из рук Дерека кончиками ногтей, дотянувшись до него почти с места. — Ткань хорошая, пригодится. Постираем и на бинты порежем. Они вернулись к костру вместе. Пока Клара колдовала над своим котелком, уговаривая Соловья подняться и поесть, Дерек, с опаской порывшись в рюкзаке Маркуса, отыскал себе рубашку и пару брюк. Одежда контрабандиста висела на нём мешком, но он не жаловался, с удовольствием избавившись от опостылевшей робы. Без неё Дерек будто обрел лицо: превратился из обесцвеченной и бесформенной человеческой фигурки в молодого мужчину с глубоко посаженными, недоверчивыми темными глазами и почти черными волосами, обрамляющими высокие узкие скулы. Клара невольно засмотрелась на него, когда тот вышел из-за зарослей, и спохватилась, только когда хисавир склонился над костром, вознамерившись бросить туда старую одежду.  — Погоди, куда?! — она ловко выхватила сверток из рук Дерека кончиками ногтей, дотянувшись до него почти с места. — Ткань хорошая, пригодится. Постираем и на бинты порежем. Остаток дня они просидели, как на иголках, готовясь в любой момент побросать вещи и бежать. Вяло ковырявший ложкой подогретое на костре варево, Соловей совсем сник, глядя, как Клара вглядывается в заросли, тревожно прислушиваясь к каждому шороху. Оживился он только, когда Дерек спросил, куда они собираются двигаться дальше. — По плану мы должны уйти на запад, поближе к Срединному Хребту, — хисагал достал из-за пазухи карту Маркуса. — Там, вроде, должна быть долина, и опять леса. Потом двинемся на юг, к приграничным городам. А оттуда — уже к Нор-Алинеру. Дерек задумчиво разглядывал пометки на карте.  — А как вы собираетесь пересечь сам Нор-Алинер? — спросил он. — Там же сплошные посты, всё перекрыто. — У контрабандистов там свои тропы, — отозвалась Клара. — Милена знала какую-то дорогу, да и Маркус тоже в руины выбирался. — Значит, без них мы там не пройдём? — помрачнев не то спросил, не то высказал вслух общие сомнения Дерек. — Вот от Башен подальше окажемся, тогда и будем об этом думать! — сердито отрезала Клара. — И с чего ты взял, что нам придется перебираться куда-то без них? Ещё и дня не прошло, как мы разделились, они нас сто раз нагнать успеют! — Странно, что они до сих пор этого не сделали… — пробормотал Дерек, поймал свирепый взгляд лекарши и рассердился. — Что ты так смотришь?! Мало ли, что с ними могло случиться, надо и об этом подумать! Куда нам идти, если мы так и не встретимся?! — Вообще-то, Маркус мне тоже об этом говорил… — робко вмешался Соловей и провел когтем по прерывистой линии, убегающей к северо-востоку от Башен. — Он сказал, если что-то пойдет не так, можно повернуть назад в сторону Белого города. Пройти вдоль горной реки и остаться где-нибудь у северных окраин страны. — Конечно он перестраховался, а как же иначе? Рано еще об этом думать. — отмахнулась Клара. — Кроме того: мы уже начали двигаться на запад. Если повернем на восток, то придем обратно к Башням или, чего доброго, вообще заблудимся. Дерек, помедлив, неуверенно кивнул. — Видимо, у нас и выбора-то особого нет. — Выше нос, — без особого энтузиазма приободрила его лекарша. — Самое сложное уже позади. Соловей провалился в сон ещё вечером, если можно было назвать сном сплошное забытье, растворившее всё вокруг без остатка. Будто он спал не под открытым небом, а на дне глубокой ямы, под двухметровой толщей плотной сырой земли. Время, час за часом, слой за слоем, методично выкапывало его оттуда, на короткие мгновения пропуская внутрь свист ветра, холод промозглой горной ночи, запах дыма, тусклый свет растущей малой луны. Они таили в себе что-то недоброе и неотвратимое, от чего ему хотелось спрятаться, зарывшись поглубже в пустое небытие. Но всё, что ему оставалось — беспомощно ждать, пока в придавившую его черноту не ворвалась волна холодного воздуха. Хисагал резко вздохнул и распахнул глаза. У края одеяла на траве застыли белесные капли росы, над головой верхушки елей черными зубами вгрызались в блекло-синее небо. Нос щипал влажный предрассветный холод, спину грел тихо потрескивающий в своем очаге костер, и кто-то рядом похрапывал во сне. Всё это казалось таким привычным, едва ли не родным, что тревога тяжелого нервного сна почти развеялась на несколько минут, уступив разлившемуся по груди теплу. Он приподнялся на своей лежанке и увидел сжавшуюся в комок у костра Клару. Казалось, будто она дремлет, уткнувшись лицом в подтянутые к груди колени, но, стоило Соловью шевельнуться, как лекарша тут же подняла голову. На Клару было больно смотреть: лицо у неё побледнело и осунулось от усталости, под глазами залегли глубокие тени. От этого они казались огромными и чернели двумя круглыми равнодушными провалами. — Ты не спала? — робким шепотом спросил Соловей. Женщина пожала плечами. — Я не могу. Как ты себя чувствуешь? Её обычно бодрый голос прозвучал сдавленно и равнодушно, и Соловей почувствовал, как внутри у него всё сжимается от горькой смеси жалости чувства вины. — Нормально. Не волнуйся, я смогу идти сколько понадобится. Сегодня уйдем отсюда как можно дальше. В остекленевших глазах Клары мелькнуло сомнение, но она одобрительно кивнула. — Хорошо. В её молчаливости Соловью почудилось презрение, обдавшее холодом больнее, чем промозглый горный воздух. Он невольно поежился, поднимаясь с лежанки. Каждая жила в его измученном теле тут же отозвалась тянущей болью, но, по крайней мере, сегодня оно не отказывалось двигаться. Голова больше не кружилась, только желудок сводило от голода. — Может, все-таки, поспишь до утра? Я посторожу. Клара молча покачала головой. — Что случилось, когда мы разделились в Башнях? — вдруг спросила она. — Ты так толком и не рассказал. Соловей невольно остолбенел и осторожно покосился на лекаршу. Та будто и не ждала от него ответа, завороженно глядя на окруженные дрожащим маревом угли костра. Над ними взвивались короткие язычки пламени, отражаясь в темных глазах женщины зловещими рыжеватыми бликами. — Мы… почти сразу закрылись на каком-то складе, — собравшись с мыслями, тихо начал хисагал. — Завалили дверь, но и уйти уже никуда не могли. А снаружи ломились солдаты… Он умолк на полуслове, снова уколол тревожным, виноватым взглядом упорно молчавшую Клару и, поколебавшись, выдавил: — Маркус сказал мне спрятаться и не выходить, пока всё не стихнет. Я… я слышал только, как он загородил дверь. Потом ворвались солдаты, началась пальба, крики, будто кого-то убивали… Но это не Маркус кричал, я точно знаю, — поспешно добавил Соловей, поймав тоскливый взгляд впервые за всё это время поднявшей на него глаза женщины. — Он как будто испарился. Одна одежда и осталась. Это вогнало его в ступор: ни душный, кисловатый запах висевшей в воздухе пороховой дымки, ни тела солдат, показавшиеся ему темными бесформенными мешками, ни размазанная по полу красно-коричневая смесь грязи и крови — аккуратная стопка одежды в самом углу комнаты. Брюки сложены по швам, рубашка свернута ровным прямоугольным «конвертом», рядом, каблук к каблуку, стоят ботинки. Поверх стопки, деля её ровно пополам, лежал стилет, и только привязанный к рукояти кожаный темляк изогнулся тонкой змейкой, нарушая идеальный, квадратный порядок. — Я убежал через подвал. Думал, может быть, встречу Маркуса по дороге, но его не было. Там вообще никого не было. Только еще тела. Не помню, это были те, кого мы… или уже другие. Не знаю. Соловей вздохнул и зябко обхватил себя руками, с тоской вспоминая о том, как тепло и спокойно было в недавнем тяжелом сне, в котором этих воспоминаний не существовало.  — Ты говорил, что слышал рык, — не то спросила, не то просто вспомнила Клара. Хисагал неуверенно пожал плечами. — Я… не знаю точно. Может, мне просто показалось. А что? — Когда мы разделились, я попала на верхние этажи, а потом — на стену крепости. Там я встретила Смотрителя Башен. Милена тоже оказалась там, и, кажется, он знал её, но это неважно, вернее… — Клара страдальчески наморщила лоб, пытаясь собраться с мыслями. — В общем, нас прижали гвардейцы, и один из них сказал, что артефакт сделан только для людей. А когда его трогала Милена, он начинал искрить и жег её так что начинало вонять палёным. И ты тоже говорил, что вы с Маркусом не смогли его взять… Осененный неожиданной мыслью, Соловей поднял на Клару ставшие совсем круглыми от удивления глаза. — Но… если он не человек, то кто тогда? — Не знаю. Никогда не замечала за ним ничего странного, — пробурчала Клара себе в колени. — На ум одни сказки приходят… — А что за сказки? — спросил Соловей. — Да… — лекарша зажмурилась и покачала головой. — Дурацкие всякие. Про людей, которые превращались в зверей или зверей, которые превращались в людей… — Погоди-погоди! — оживившись, почти воскликнул Соловей. — А Милена? Она же сама какой-то полузверь! — Тише ты! — недовольно шикнула лекарша. — Она — мертвец, а если правда ещё в Катастрофу им стала, так вообще… Говорят, тогда людей, как тесто перекручивало и смешивало со всем, что только рядом попадалось. И были мертвые с десятью головами, и с звериными лапами, и, черт знаешь, ещё какие… — Но… а как же я? — робко возразил Соловей, разглядывая свою покрытую темной чешуйчатой кожей четырехпалую руку. — Не знаю, не забивай голову — гадать тут бесполезно. Лучше поешь, нам скоро собираться. Хисагал кивнул и поспешно вскочил с лежанки, едва не рухнув на непослушных, ещё не разогревшихся ногах. Клара некоторое время безучастно наблюдала за ним, а потом уткнулась лицом в колени и ровно, глубоко засопела. Дерек тоже спал, как убитый, и, оставшись в одиночестве, Соловей вдруг почувствовал облегчение, ненадолго забыв о чувстве собственной бесполезности, которое принималось душить его каждый раз, стоило ему поймать взгляд одного из своих спутников. Как следует насладиться этой мимолетной свободой ему не удалось. Уснувшая было Клара от звука случайно хрустнувшей под ногой хисагала ветки резко вздрогнула и вскинула голову, удивленно хлопая глазами. А сообразив, что уснула, тут же ударилась в паническую суету:  — Ты чего меня не разбудил?! — накинулась она на ошалевшего Соловья, вскакивая с места и начиная метаться по лагерю. — Дерек! Подъем! На слове «подъем» Дерек резко выпрямился на своей лежанке, не открывая глаз, встал рядом с ней, чего-то выжидая, и только после второго окрика Клары окончательно проснулся. Мгновенно заразившись суматошным настроением лекарши, они впопыхах собрали лагерь, зарыли кострище, разбросали собранный для лежанок ельник и, как могли, прикрыли следы своего пребывания, хотя вытоптанная трава и разворошенный лесной дерн всё равно выдали бы их с головой. Тяжелый шар Клара упорно тащила сама, волоча его за предусмотрительно обмотанную тряпками ручку. Тот нещадно оттягивал ей руки и натирал ладони, а передать артефакт предложившему помощь Дереку женщина наотрез отказалась. Промучившись до первого привала, она кое-как приторочила его к своему рюкзаку, который теперь с трудом вздымала на спину. — Давай, хотя бы, часть вещей у тебя заберем, тяжело же! — сказал Дерек, обеспокоенно наблюдая, как она пытается угнездить на спине свою резко прибавившую в весе сумку. Та сердито мотнула головой. — Времени нет возиться, и так целый день потеряли. Вечером этим займемся. Они двигались через лес так быстро, как могли, ориентируясь по солнцу и изредка поглядывая на карту. Хвойная чаща вскоре должна была поредеть и смениться широкой речной долиной, но до самого вечера пейзаж вокруг оставался совершенно одинаковым, будто они топтались на одном месте. Путь проходил в напряженном молчании: Клара тяжело пыхтела изо всех сил стараясь держать темп, Дерек не решался подавать голос, Соловей боялся отстать. Они неслись вперед так, будто чувствовали наступающую на пятки погоню, останавливались, когда чувствовали, что уже не могут идти, тут же без сил падали на землю, и потом с трудом заставляли себя встать. За всё это время им не встретилось ни одного патруля: лес был спокоен и молчалив, но от этой тишины веяло чем-то угрожающим. К вечеру Дерек не выдержал и запротестовал: — Хватит, я уже не могу, давай остановимся ночевать! — Ещё светло. Потерпи, а? Как солнце сядет, тогда и остановимся. — Да мы так скоро вообще никуда идти не сможем! Свалимся, и конец. Надо отдохнуть, до сумерек все равно далеко не уйдём! Куда ты так летишь, скажи на милость? За нами никто не гонится! — Пока не гонится! А если сядут на хвост, мы уже точно не уйдем и не отобьемся. Хочешь обратно в Башни загреметь?! — Клара, пожалуйста! — вмешался Соловей, только-только сумев отдышаться после долгой ходьбы. — Ты сама уже еле идёшь, а нам завтра нужно выбраться в долину! Женщина вздохнула, устало понурив голову. — Ладно, будь по вашему. Остановимся на ночь. Копать яму для костра ни у кого не осталось ни сил, ни желания, и всё ограничилось тем, что Дерек под руководством Клары соорудил над ним небольшой навес. Лекарша отключилась, едва опустив голову на сумку, заменявшую ей подушку, и завернувшись в одеяло. Проникновение в Башни, поспешное бегство, бессонный ночной караул, и длинный марш-бросок по горным лесам слились для неё в один бесконечно длинный день, который выпил из неё все силы без остатка. — Не будем её будить, лучше вдвоем подежурим. — сказал Дерек и вопросительно взглянул на Соловья. — Посидишь после полуночи? Или тоже сил нет? — Всё у меня есть… — вяло огрызнулся Соловей. — Если надо — и всю ночь просидеть могу. — Ладно-ладно, чего ты злишься-то? Ты просто свалился вчера, я уж думал, так и не встанешь… — Со мной всё в порядке. А вчера… это из-за искажений. Такое бывает. Дерек машинально кивнул, и его глаза вдруг расширились от удивления. — Значит… Это ведь ты оторвал капитану Норидеру руку? — осторожно спросил он. Хисагал поджал губы и молча кивнул. — Как ты это сделал? Её будто ножом срезало. Я никогда не думал, что искажения такое могут. Хисагал вздохнул, страдальчески наморщив лоб. — Они и не такое могут, — наконец, сказал он. — Только… нужно очень-очень сильно бояться или кого-то ненавидеть. Он поймал озадаченный взгляд Дерека и добавил: — Я тогда подумал, что не мог бы попасть по его руке из пистолета. Но мне как-то нужно было её убрать, как угодно. И я… попросил. К его удивлению Дерек серьезно кивнул. — Значит, так они и работают, — пробурчал он себе под нос, задумчиво почесывая заросший подбородок. Его лицо помрачнело, брови печально сдвинулись. — Наверное, правильно делают, что подальше от нормальных людей нас прячут, чтобы дел не натворили. — Ты же не знал… — неуверенно возразил Соловей и осекся, заметив усмешку на лице Дерека. — Не знал, как-же… — будто язвя над самим собой, пробормотал он. — Все мы там такие «незнающие» были, даже этот дед-седая пушинка. Надеюсь, с ним всё в порядке… Соловей смутился, щеки у него виновато вспыхнули. — Он… он убежал, и больше мы его не видели, извини… -Его поймали солдаты, — сказал Дерек. — Когда на них напали, нам удалось сбежать, но уходить из Башен он отказался. Я… сказал ему спрятаться в карцере. Хисавир ненадолго умолк, а когда заговорил снова, в его голове вдруг зазвучали извиняющиеся нотки. — Он просто испугался. Всю жизнь в этих Башнях прожил, а тут такое случилось. Даже не знаю, смог бы он потом проделать с нами такой путь… Не держи на него зла. — А ты тоже всю жизнь там был? — осторожно спросил он, не глядя на Дерека. Тот задумчиво пожал плечами, с наслаждением обкусывая сорванную из-под ног сладкую травинку. — Не совсем. Лет тринадцать мне, наверное было, когда меня увезли. Не скажу уж, в каком году, я даже, какой сейчас, не знаю, — он дернул бровями, поймав удивленный взгляд хисагала. — Что? Нам в Башнях календарей не положено было, праздники мы не праздновали. Сезоны по погоде отмечали. Кто-то у нас, конечно, ведёт счёт дней, но мне все равно было. Какой смысл считать время, если знаешь, что будешь гнить за решеткой, пока не умрешь?  — А за что тебя забрали в Башни? — тихо спросил Соловей, старательно высматривая что-то между деревьями. Дерек долго молчал, будто решил закончить разговор. А потом вдруг ответил: — Люди считали, что у меня дурной язык, и я могу накладывать проклятия. Сделать, чтобы с человеком произошло что-то плохое, или он заболел. — А ты… правда такое делал? — Раньше мне казалось, что нет. А сейчас — не знаю. Едва увидев прижавшуюся к щербатому зубцу крепостной стены Клару, Милена рванулась к ней, и думать забыв о своих спутниках. Бледный, как полотно, гвардеец прижался к стене в сторожке, молясь, чтобы бывший командир его не заметил, а Дерек наблюдал за развернувшимся перед ним противостоянием, затаив дыхание. И когда рука приставившая меч к горлу Клары вдруг оказалась на полу, в луже ударившей из культи крови, он вдруг понял, от чего их пытались «вылечить», заставляя забыть себя в бесконечных безликих днях внутри стен неприступной тюрьмы. У всех мальчишек бывают неудачные стычки, в которых невозможно выиграть. Однажды Дерек вернулся домой с расквашенным лицом, получил подзатыльник от отца за порванную и безнадежно испорченную травой и грязью рубашку и долго не мог успокоиться, сквозь зубы желая обидчику всех известных ему мучений. Прошел день, Дерек остыл, вволю нажаловавшись на свои детские беды товарищам по играм. А сцепившийся с ним мальчишка-здоровяк, король местных задир, впервые в жизни слег с больным животом промучился несколько месяцев и зачах. Когда за ним последовала вредная старуха, на которую ни с того ни с сего рухнула арка старого дома, кто-то донес страже. За Дереком тогда уже тянулась репутация проклятого ребенка, способного одним словом заставить кого угодно спотыкаться на ровном месте. Но до момента, когда к порогу его дома подъехали гвардейцы, сам он почти искреннее думал, что всё это было просто совпадением, а спустя годы, проведенные в Башнях, воспоминания о прошлом превратились в набор потускневших цветных пятен. Дерек не верил сам себе когда пытался угрожать искажениями Милене и отказывался верить, что их знает Соловей. Но в тот момент его, как когда-то в детстве настигло успокаивающее и одновременно будоражащее кровь чувство, будто рядом с ним бок о бок шагает невидимый сторожевой пёс, готовый броситься в бой по первому желанию хозяина. — Про искажения почти никто никогда не рассказывал. Разве что какие-то сказки, да и то редко. А в Башнях нам их даже упоминать запрещали. Единственный раз, когда я, вроде как, действительно их увидел, это когда тебя туда принесли. Дерек вдруг уставился на Соловья пристальным изучающим взглядом. Тот смущенно заерзал на своем месте. — Что? Мужчина, опомнившись, отвел глаза и принялся возиться с костром, вороша угли и по одной подкладывая в него сухие хворостины. — Да просто… не верится как-то, что всего десять лет прошло. Слишком ты взрослый для десятилетнего. Соловей вздохнул. — Ну… я не знаю, почему так. Но отец говорил, что это нормально, и я просто быстро расту. — А что с ним случилось? Почему ты не с ним? — Он умер. — сказал хисагал и удивленно умолк — они произнес эти слова, не задумываясь, так легко, будто не так давно не выжигали ему нутро, заставляя едва не рыдать от отчаяния и беспомощности. — Извини, — смущенно буркнул Дерек, совершенно по-другому истолковавший его молчание. Соловей смотрел, как он почти по-детски забавляется с костром, наблюдая, как пламя охватывает предложенные ему сухие ветки и пожирает их с довольным треском. Не так давно это было увлекательной игрой и для него самого, толком не видевшего огня нигде, кроме домашнего очага для готовки, к которому отец его не подпускал. Не так давно ни отца, ни дома не стало, а сам он превратился в вечного беглеца. С тех пор прошло не больше месяца, но Соловью казалось, будто от этих воспоминаний его отделяет целая жизнь — мягкий тяжелый ворох долгих усталых дней, которые приглушали всё ещё горевшую где-то в глубине боль. «Было бы лучше, если бы он оставил меня в Башнях» По расчетам Клары, они уже должны были выйти из леса и спуститься в долину, а оттуда, ориентируясь по пикам Северных гор, двинуться в сторону приграничных городов. Но шел уже третий день, кончались запасы воды, а вокруг всё так же мрачнел пропахший хвоей и смолой старый лес. — Мы же всё время шли на запад. — Клара подняла голову, ища глазами белый круг солнца. — Не понимаю. — Может, случайно сменили направление, — предположил Соловей. — Маркус говорил, такое бывает. — Бывает… Ещё как, блять, бывает! Мрак! Ебаный мрак! — прорычала женщина, в сердцах сжала несчастный лист бумаги в кулаке и швырнув его на землю. Несколько минут они простояли в тяжелом молчании. Клара опустила голову, пряча лицо. Потом поспешно сбросила с плеч сумку и, пробормотав: «Скоро вернусь», пошла прочь. — Клара… — Соловей шагнул было следом за лекаршей, но она вдруг ускорилась, а потом стремительно бросилась вперед. Ей хотелось мчаться, пока не откажут ноги, а лёгкие не начнут гореть, отчаянно прося воздуха, но лес не давал. Земля под ногами то резко проваливалась, то вздымалась травяными кочками и выпирающими из лесного настила корнями. Старые деревья вставали на пути, кусты цеплялись за одежду и хлестали лицо тонкими цепкими ветками. Запнувшись на очередной провалившейся под сапогом звериной норе и едва не покатившись кубарем, Клара, наконец, остановилась, согнувшись пополам и тяжело дыша не столько от усталости, сколько от душивших её слез. Она изо всех сил старалась сдержать их, чувствуя, как нутро болезненно сжимается, но рыдания вырвались из груди надсадным кашлем, от которого её едва не вывернуло наизнанку. Слёзы уже лились по щекам непрерывным потоком, и женщина сдалась. Опустившись на колени, она зарылась пальцами в накрывшие лицо волосы и сдавленно взвыла от страха и горечи. «Во что я ввязалась?! О, господи, что я только натворила!» Всё, о чём предупреждал Маркус, всё что казалось таким далеким и нереальным, пока они просто шли через леса, изредка выныривая на безлюдные дороги, разом свалилось ей на плечи. Первая кровь, первые убийства, такие быстрые и легкие, что казались почти ненастоящими. Прежде чем Клара успела опомниться, всё вокруг пропиталось опасностью, страхом и смертью, закрутилось в водоворот и выбросило ее в неизвестность совсем одну, с двумя полудетьми, которые ждали, что она скажет, куда им идти, и что делать. И это последнее было хуже всего остального вместе взятого. Им нужен был крепкий посох из корабельной сосны, который стал бы и опорой, и защитой, и оружием. А она была хрупким маленьким зверьком, который больше всего на свете сейчас хотел отыскать себе безопасную нору, забиться туда и тихо сидеть, свернувшись клубком. Чуть опомнившись, Клара зажала рот ладонями, приглушая плач. — Сколько лет уже врачую, а реветь так и не отучилась, — прошептала она, всхлипнула, попыталась улыбнуться, но только растянула губы в кривой гримасе, так и не почувствовав ободряющего тепла в груди. Она вдруг услышала тихий шорох у себя за спиной, испуганно взглянула через плечо и тут же отвернулась, пряча глаза. — Я же сказала, скоро вернусь! — раздосадованно огрызнулась она, пытаясь незаметно утереть рукавом опухшие и ноющие от слёз красные веки. — Мы беспокоились… — робко пролепетал Соловей. — Ты так убежала… — Да всё нормально… Не удержавшись, Клара громко прерывисто всхлипнула, зажала рот ладонью и недовольно замычала. Хисагал замялся. — Может… — Ты можешь просто оставить меня в покое на пять минут?! Это что, так сложно?! — взорвалась женщина, вцепившись рукой себе в волосы. Она дышала через широко раскрытый рот и никак не могла успокоиться. Соловей болезненно сжал губы, опустил голову и умолк. — Дерек там один с артефактом. Ты должен за ним следить, — выдохнула лекарша, чувствуя, как едва восстановившееся шаткое спокойствие грозит обрушиться, снова превратившись в отчаянные слёзы. — Иди к нему. — Дерек сам за ним последит, — тихо, но упрямо ответил Соловей. — Он никуда не денется. — И что? Так и будешь стоять тут у меня над душой?! Что ты от меня хочешь?! — Клара… не надо так, я же… Прости пожалуйста! Женщина удивленно сдвинула брови, не понимая, о чем он говорит, но и не решаясь переспросить готовым в любой момент сорваться голосом. Хисагал истолковал это молчание по-своему. — Я не хотел… вернее… я хотел выйти. Я бы не бросил его! — чуть не плача, сбивчиво забормотал он, путаясь в собственных мыслях, — Но я не мог ничего сделать, я не успел… Я не знаю, мог ли я! — Соловей… — Мне так жаль. Я знаю, что я трус, и что я слабый и вечно всем мешаю! — он всхлипнул, утирая глаза рукавом. — Но, пожалуйста, не ненавидь меня за это. Хисагал опустил взгляд, потом услышал порывистые шаги Клары и вжал голову в плечи, будто ожидая, что она его ударит. Женщина схватила его за плечи, и сквозь ткань рубашки он почувствовал горячее тепло её ладоней. — Не говори ерунды, — прошептала она. — Я тебя не ненавижу. Соловей осторожно приподнял голову, украдкой глядя на Клару. По её лицу градом лились слезы, опухшие глаза казались узкими, будто она без конца щурилась. — Если он сказал не выходить, значит так и надо было. — Но… — Правда. В таких вещах Марко знает, как лучше. Ты должен всегда делать, как он говорит. — А ты? Ты же не делаешь, — недоуменно заметил Соловей. Клара печально улыбнулась. — Я — это я. У меня своя голова на плечах есть. А ты маловат ещё. Хисагал обиженно поджал губы, но лекарша будто не заметила этого. — Дело не в тебе, — продолжила она. — Просто я боюсь. И за нас, и за него. Мы потерялись, Марко с Миленой тоже неизвестно где, и я даже не знаю, как нам теперь встретиться! Клара отстранилась, в очередной раз безуспешно пытаясь утереть лицо рукавами рубахи. — Ты уж меня извини за всё это… — почти прохрипела она. — Но я правда не знаю, что теперь делать… Соловей посмотрел на неё огромными от удивления и испуганных слёз глазами. С того самого момента, как они сбежали из Башен, Клара прокладывала путь через лес с полным рюкзаком на спине и тяжелым каменным шаром в руках, ходила на разведку, а когда они останавливались на привал, искала им пищу и воду. Она поднимала их на рассвете уговорами и пинками, кормила, собирала, подгоняла, когда усталость настолько перевешивала страх быть пойманными, что он готовы были сесть и больше не двигаться с места. Маленькая хрупкая женщина тащила их с Дереком вперед с упорством и выносливостью тяговой лошади, и теперь виновато кривила губы и отводила взгляд, думая, будто делала недостаточно. Глядя на неё, Соловей почувствовал, как от острой жалости у него перехватило дыхание. Он подался вперед, протянув к ней руки, но смутился и замешкался. Клара заметила, и уголки её губ дернулись, приподнимаясь в промелькнувшей сквозь слезы благодарной улыбкой. Она подошла и наклонилась к нему, обхватив руками и прижимая к себе всё крепче и крепче. Соловей окаменел от неожиданности, а потом робко обнял её в ответ, поджав когти. Клара тяжело дышала от слез, её кожа была горячей и чуть липковатой от пота, от волос и одежды пахло травами, которые она заваривала в котелке и спиртом из настоек. Она оказалась почти такой же тонкой и худощавой, как он сам, только отчего-то в разы более сильной и надежной. Ему казалось, что даже сейчас Клара пыталась успокоить и ободрить скорее его, чем себя. Он закрыл глаза и доверчиво привалился к ней, чувствуя как тепло от обхвативших его рук и тяжело вздымающейся груди будто перетекает в него, согревает изнутри, смягчая боль от всех горестей и невзгод последних дней. Когда они вернулись, Дерек уже нарезал десятый круг у сваленных в кучу сумок. — Ну слава небу, я уже думал идти вас искать, — вздохнул он, переводя растерянный вопросительный взгляд с Клары на Соловья. Лекарша хмуро отворачивалась, пряча опухшее, заплаканное лицо, на щеках у хисагала играл легкий румянец. — Всё хорошо, Передохнем немного, и пойдем дальше, — сказал он, присаживаясь на корточки перед своей сумкой. Дерек удивленно нахмурился. — А куда пойдем-то? Мы же, вроде как, заблудились. — Прямо пойдем, как до этого шли. Попробуем взять одно направление, так мы, рано и поздно, куда-нибудь выйдем. — А если мы так обратно к Башням попадем и наткнемся на солдат? — Выбора у нас особого нет, — наконец, подала голос Клара. Она уселась на снятое с сумки одеяло, устало привалившись спиной к дереву и закрыв глаза. — Надо выйти из леса хоть куда-нибудь, и найти воду, а там уже решим, как выкручиваться. — А как же остальные? Они будут искать нас. — Именно. Милене эта штука позарез нужна, — Клара кивнула на стоявший рядом с ней, обмотанный тканью шар. — Она нас точно найдет, даже не сомневайся. Как ни странно, смирившись с тем, что весь план окончательно полетел к черту, а сами они не знают даже, куда идут, Клара успокоилась, а вместе с ней вздохнули с облегчением и оба хисавира. Дальше они шли, не торопясь и постоянно поглядывая на солнце, начали оставлять небольшие зарубки на примечательных деревьях. Порой их пугали совершенно не боявшиеся людей обитатели леса, но постепенно они начали отличать прыжки шмыгнувшего между деревьями зайца или статный неторопливый шаг бредущего через чащу лося от звука человеческих шагов. Ожидаемой погони, почему-то, не случилось: выбравшись из Башен, они так до сих пор и не встретили ни одного солдата. — Может, Маркус с Миленой их отвлекли, — предположил Соловей, когда Дерек в очередной раз удивился по этому поводу. — Может быть, — согласилась Клара. — Непонятно, что вообще в Башнях творилось после того, как мы оттуда удрали. Возможно, им вообще сейчас не до нас. — Это так странно… — Дерек недоверчиво морщил лоб, словно до сих пор искал подвох. — Башни — это ведь место, из которого не возвращаются. Я думал, как только мы выйдем, за нами по пятам будет гнаться вся стража с собаками, а потом еще и городскую гвардию на уши поставят. А мы — ничего, живые. — Видимо, это место не такое уж укрепленное, как о нём говорят. Отец же сбежал вместе со мной и нас так и не нашли. — А куда вы подались после того, как сбежали? — спросил Дерек. Хисагал неуверенно повел плечами. — Я вообще не помню, что тогда было. Только, как мы жили в какой-то деревне далеко на юге. А потом… — по лицу Соловья вдруг скользнула мрачная тень, и он процедил сквозь зубы. — Потом пришлось переехать. Дерек взглянул на него и передумал спрашивать о подробностях. — Помню, Смотритель такой переполох устроил… — осторожно сказал он, надеясь избежать неловкого молчания. -… все уверены были, что вас в течение пары дней назад вернут. Хотя, не знаю, зачем они вообще нас там собирают. Лучше бы уж просто казнили. — Казнили бы тебя — не был бы сейчас на свободе, — оглянувшись на него через плечо, отозвалась Клара. Дерек закатил глаза. — Да это чудо, что я на свободе оказался. И неизвестно, что ещё дальше будет. — Больно ты привередливый. Лет пятьдесят назад тебя бы, как какого-то скарона на куски прямо на улице порвали. А сейчас, глядишь, вас и трогать скоро перестанут. Дерек не то хохотнул, не то фыркнул, демонстративно выкатив на Клару темные глаза. — Ещё чего! Да хисавиры же чуть весь мир не уничтожили! — он сморщился и покачал головой. — Не, нас таких в Гайен-Эсем уже никогда не примут, так и будут гонять. В Башнях нам вообще говорили, мол, мы там вину перед всеми, кто умер в Катастрофу, искупаем. Да разве столько смертей искупишь? — А как же Смотритель? — спросил Соловей. — Вы говорили, он тоже хисавир? Так почему ему доверяют командовать целым фортом? Мужчина равнодушно пожал плечами. — А тьма его знает, почему. — У него знак солнца на груди был. Королевский, как на всех гербах, — задумчиво заметила Клара. — Значит, он из властей. — И он не первый такой. Раньше другой Смотритель был, но после того побега, его забрали, и пришел этот. Он… странным таким оказался. — Почему? — удивился Соловей. Дерек задумчиво поскреб затылок. — Ну, э-э-э… Он везде нос совал. Того старого мы редко видели, а этот постоянно шарился по мастерским, в камеры заходил, бродил по коридорам… Даже к себе некоторых из нас вызывал. И меня один раз. Красивый стул с высокой изящной спинкой в кабинете Смотрителя явно был предназначен для гостей, а не для пленников, и всё же ему приказали сесть. Он опустился на самый краешек сидения, и смотрел на сцепленные на коленях руки. Боковое зрение скользило по ровному каменному полу к стене и цепляло толстую резную ножку книжного шкафа. Дерек не уже не помнил точно, но, кажется, раньше там лежала звериная шкура или ковер. Его глодало навязчивое желание оглядеть разительно отличавшийся от знакомых до последней трещинки на стене помещений кабинет, но он не поднимал головы, боясь встретиться взглядом c возвышающимся у стола капитаном Альсманом. — Назови мне свои имя и фамилию. Голос нового Смотрителя звучал абсолютно ровно, почти успокаивающе, и Дерек чуть приподнял голову, невольно следя глазами за узким темным пером в его руке. Ему казалось, будто оно отсвечивает фиолетовым. Оно непрерывно записывало за ним, когда и где он родился, чему обучался и кем собирался стать после совершеннолетия, когда его доставили в Башни, на какую работу определяли, сколько раз и за что наказывали. На вопросе о том, когда и как в нём проявилось искажение, Дерек запнулся. Перо остановилось, и он почувствовал, как взгляд Смотрителя оторвался от бумаги, впиваясь в его лицо. Искажения — табу. Знать их — значит, быть прирожденным убийцей и разрушителем, ходячим коробом со взрывчаткой, которая в любой момент может разнести всё вокруг. О них нельзя говорить и вспоминать. Эту заразу следовало вытравить из себя, вырвать с корнем. Дерек успел хорошо впитать это правило, от которого веяло пропахшим нечистотами, сырым холодом карцера. Оно въелось в кости вместе с болью от ударов гибкой трости надсмотрщика и испуганными молящими воплями товарищей по несчастью. Поэтому он растерянно молчал, не понимая, ждут ли от него ответа или просто проверяют. Потом Альсман повторил вопрос. Дереку казалось, будто нужные воспоминания приходится силком вытягивать из головы. Он сбивчиво рассказал всё, что сумел ухватить и замер, затаив дыхание. Капитан стражи не сдвинулся с места, Смотритель кивнул и опустил голову. Черно-фиолетовое перо быстро заскребло по бумаге. — Скажи… У тебя нет ощущения, что ты снова способен это сделать? Дерек окаменел, будто прислушиваясь к себе, а потом поспешно покачал головой. Каждая жила в его теле натянулась до предела, а удары сердца эхом отдавались в голове. Он едва сдержал вздох облегчения, когда Смотритель велел ему идти. У самой двери Дерек позволил себе на мгновение оторвать взгляд от пола: сидевшая на жерди у стены почтовая птица вдруг решила очнуться от своей дремы и размять крылья. Он едва удержался, чтобы не оглянуться. По темному гладкому оперению птицы скользнул короткий фиолетовый блик, и ему показалось, будто её приоткрывшиеся глаза были цвета чистой, прозрачной бирюзы. — С ним ещё новые командиры охраны приехали. Жуткие типы. Их даже солдатня боялась, не то что мы… — Понятное дело, боялись, — с усмешкой встряла Клара. — Начальство бояться положено. — Не-е, это другое, — отмахнулся Дерек. — Старые вечно орали, да и то всем похрен было. А эти… они, вроде, тихие, но… такие. Жуткие, говорю же. Первое время они даже солдат лупили, и в карцеры, туда же, куда и нас, запихивали. А то и из форта высылали. Того гвардейца один из них вообще на месте казнил. Я думал, он и меня там же прирежет. Он машинально потер ладонью горло и пробормотал: — До сих пор не верится, что я оттуда выбрался. — А почему вы никогда не пытались сбежать? Ты и другие заключенные? — спросила Клара. — Если бы вы все вместе попытались применить искажения… неизвестно еще, смогли бы солдаты что-то с вами поделать. Дерек, даже не дослушав, скривился и начал мотать головой. — Это не так-то просто, мы же сами не знаем, как они работают. — И никто не пытался научиться? — За нами постоянно следили. Об искажениях нельзя даже говорить, не то что учиться им. И если охрана начинала подозревать, что ты что-то замышляешь — наказывали весь блок. Всех, кто жил с тобой в одной… камере. А потом они наказывали тебя. Так что никто не рыпался. Мужчина задумался и добавил: — Да и вообще: у нас многие верили, что так и надо, и хорошо, что нас держат в Башнях. Даже радовались, что могут жить, никому не причиняя вреда. Может, они и правы были. — Что за глупости? — фыркнула Клара. — Тебя из дома увезли и полжизни в тюрьме держали, а ты и рад? — Я не рад! — сердито возразил Дерек. — Я ненавижу Башни, ненавижу этих чертовых солдат, и власти с их приказами, чтоб они провалились! Но это то же самое, как если бы меня посадили в обычную тюрьму за убийство. Мы там все, знаешь ли, тоже не невинные овечки, всякое творили. Ты бы хотела, чтобы с тобой по одной улице разгуливали люди, которые могут тебя одним словом проклясть или убить? Соловей от таких рассуждений совсем помрачнел и сник, Клара досадливо насупилась, теребя потрескивающие деревянными бусинами браслеты на запястье. — Обычные люди, знаешь ли, не лучше, от них тоже чего угодно можно ждать. И никаких искажений не надо, чтобы и проклясть, и убить. — Это другое! — А вот и нет! Поживешь на вольных хлебах — сам увидишь! — Да говорю тебе, ты сравниваешь палец с… — Эй, смотрите! — вдруг воскликнул слегка оторвавшийся от увлеченной спором парочки Соловей. — Там вода! Клара и Дерек мгновенно забыли о своей перепалке, повернув головы в сторону, куда указывал хисагал. Там, среди подступивших к самому берегу мрачных елей темнела небольшая заводь, окутанная полупрозрачной пеленой белого тумана. — Не помню, чтобы это место было на карте… — задумчиво сказала Клара, заглядывая в продырявленный ногтями, кое-как приведенный в божеский вид клочок бумаги. — Хотя… какая, к черту, разница, тут же где-то и река должна быть! По ней куда-нибудь, да выйдем. Приободренные, они поспешили к заводи, лежавшей, словно вода в чаше, на дне широкого оврага. — Спускайтесь осторожно, тут навернуться — раз плюнуть, — предупредила Клара. Она первая начала семенить вниз по склону, цепляясь за деревья и замирая, едва почувствовав под ногой зыбкую почву. Несмотря на все предосторожности, двигалась она ловко и быстро, и, пока Дерек с Соловьем возились у самого края оврага, уже спрыгнула на каменистый берег и направилась к воде. Остановившись у края берега, Клара очарованно загляделась на озеро. Скользившая по стеклянной глади дымка призрачным белым котом вилась у самых её ног. Тонкая, бледная кромка воды почти мгновенно обрывалась в прозрачную, мертвенно-неподвижную черноту. — Парни, вы только посмотрите… — восхищенно выдохнула она. — Воды даже касаться жаль — такая чистая! Она повернулась, уже стаскивая с плеча тяжелую сумку, и впервые за три дня, Соловей увидел на её лице знакомую, широкую радостную улыбку. Хисагал невольно улыбнулся ей в ответ и тоже заспешил вниз, скользя по неровному склону от дерева к дереву. Он отвернулся всего на пару секунд, ища под ногами твердую опору, и вдруг услышал, как тёмная гладь озера за спиной Клары с шипением разверзлась. Воздух прорезал гневный треск артефакта, и женщина, не успев даже вскрикнуть, с громким плеском рухнула в воду.