Сказания Хъемоса: Бездомные души

Соловей загнанным зверем метался вокруг лагеря, то и дело задирая голову, чтобы взглянуть на солнце. Пару часов назад он еще мог поверить, что просто потерял чувство времени, и ему только кажется, что белое пятно светила постепенно смещается в сторону. Но теперь оно начало явно клониться к горизонту, спускаясь всё ниже и ниже. Дело шло к вечеру, а ушедший за хворостом Дерек до сих пор не вернулся, и хисагал сходил с ума: страх за судьбу нового друга велел ему немедля броситься на поиски, страх за Клару не давал сделать и шагу за пределы лагеря. Соловей прислушивался к шуму леса так пристально, что в какой-то момент ему начало казаться, будто он может уловить шорох лапок пробегающей по сухому дерну мыши. Поэтому приближавшиеся к лагерю звуки чьих-то шагов заставили его насторожиться ещё до того, как кто-то показался на горизонте. Хисагал на мгновение замер и тут же схватился за арбалет: шагов было слишком много для одного человека. Он замешкался, оглянулся на задремавшую Клару и осторожно двинулся в лес. Первой из-за деревьев показалась знакомая фигура в мешковатой, слишком большой по размеру одежде. — Дерек! — Соловей с облегчением вздохнул и тут же разозлился, — Ты где пропадал?! Тебя не было несколько часов! На вид Дерек был в порядке, хоть и казался сонно-растерянным. Вернулся он с пустыми руками, хотя должен был натаскать хвороста, чтобы не дать костру погаснуть посреди ночи. Лицо мужчины было таким спокойным, будто он спал на ходу. Он посмотрел на Соловья пустым, умиротворенным взглядом и сказал: — Я привел помощь. — Что? — Соловей заглянул ему через плечо и поднял арбалет, в изумлении понимая, что ему не показалось: следом за Дереком из зарослей один за одним начали показываться люди: несколько мужчин и женщин, навьюченных огромными походными мешками, часть из которых они везли на маленькой тележке, напоминавшей деревянную корзину на колесах. Соловей почти минуту разглядывал их с пристальным, недоверчивым вниманием, а потом похолодел от ужаса, вспомнив, что стоит перед ними, как есть, без очков, платка и перчаток. Впрочем, незнакомцы смотрели на него без тени удивления. На их казавшихся одинаковыми лицах не проступило даже обычного интереса или любопытства, будто для них Соловей был не более, чем одним из деревьев посреди леса. По сравнению с ними сдержанный, вечно изображавший равнодушие Маркус показался бы гримасничающим шутом. — Кто это? — Все хорошо, — Дерек успокаивающе поднял раскрытые ладони. — Опусти оружие, они не причинят нам вреда. Соловей попытался вглядеться в его лицо, сощурился и устало заморгал. Группа остановилась на почтительном расстоянии, и из неё вышел крупный немолодой мужчина. — Меня зовут Одим, — представился он, подойдя поближе, — я путешествую с семьей и людьми из моей родной деревни. Как твоё имя? — С-соловей… — пробормотал хисагал. Он перевел растерянный взгляд с Дерека на Одима и обратно, и вдруг вскинул едва начавший опускаться арбалет. Глаза у него готовы были выскочить из орбит и горели диким, испуганным огнем. — А ну назад! Не подходи! — почти взвигнул он, попятившись и направив оружие на Одима. Тревожное ощущение, не оставлявшее его с того момента, как эти странные люди вышли из леса, в одно мгновение переросло в острую панику, от которой сердце бешено колотилось, а по спине лился холодный пот. На лице мужчины не дернулся ни единый мускул, и от этого Соловью стало совсем плохо. Он уже готов был развернуться и зайцем ринуться обратно в лагерь, как Дерек, очнувшись, испуганно замахал руками: — Стой, стой! Ты чего?! Не стреляй! — Они мертвецы! Они точно мертвецы! — Да какие мертвецы-то?! Ты что, с ума сошел?! Успокойся! Соловей искоса взглянул на него, продолжая держать Одима на прицеле. Дерек ответил ему ошарашенным взглядом и повторил: — Успокойся… Успокойся, ладно? Они не мертвецы, просто люди. — Какие… в смысле… откуда? Откуда здесь люди, что они тут делают? — Да живут они здесь! Обычные путешественники, видишь? — Дерек махнул рукой в сторону тюков с вещами. — Путешественники? В руинах? — недоверчиво переспросил Соловей. — Да ты же сам говорил, что в руинах тоже живут люди! Хисагал замешкался, озадаченно хмурясь. Охвативший его страх сошел на нет, так же быстро, как и появился, будто вспыхнувшая и тут же превратившаяся в пепел соломинка. — Так вы из Альянса, что ли? — Нет, — ответил Одим. — Мы сами по себе. — Они кочуют вдоль гор, где относительно безопасно и нет мертвецов, — объяснил Дерек. — Они всё равно собирались идти в эту сторону и согласились перенести свою стоянку к нам, когда узнали, что у нас беда. Соловей заколебался. Его так и подмывало в лоб спросить о причине такой щедрости, и в то же время он боялся своими руками уничтожить чудом выпавший им шанс помочь Кларе. «Он сейчас наговорит лишнего, и подставит нас всех…». Будто услышав мысли хисагала, Дерек подошел поближе и вполголоса добавил: — Давай не будем их злить. Пожалуйста. Сами мы не справимся. — Я просто не понимаю… — наклонившись навстречу Дереку, зашептал Соловей, — Они какие-то странные. И с чего им вот так помогать первым встречным? «Просто они другие…» — Просто они другие. Они же с самой Катастрофы выживают в руинах, у них принято помогать друг другу. — ответил мужчина, нервно косясь на Одима через плечо. Тот спокойно ждал, не вмешиваясь в их разговор. — Мы не причиним вам вреда, — сказал он, поймав полный сомнений взгляд Соловья. — Мы поделимся с вами всем, что понадобится. Живые должны помогать друг другу на земле, которая заполнена мертвыми. Его голос был таким безжизненным, будто он сам давно присоединился к последним. — А что вы хотите взамен? — нерешительно спросил хисагал. «Пока мы тут болтаем, Кларе может стать хуже…» — Пока мы тут болтаем, Кларе может стать хуже! — раздраженно вклинился Дерек, не дав Одиму сказать ни слова в ответ. — Давай, ты уже опустишь этот чертов арбалет, и мы пойдем в лагерь, а? «Он один тут представляет угрозу…» — Очнись уже! Тебе никто даже не пытается угрожать, а ты орешь и размахиваешь оружием, как сумасшедший! Лицо Соловья виновато вытянулось. Он окинул смущенным взглядом стоявших позади Одима и Дерека людей со сложенными на земле пожитками и опустил арбалет. — Извини… Извините меня. Я просто… перенервничал. «Бедолага, он совсем сдал. Ему нужен отдых. Я могу устроить всё сам…» Дерек ободряюще хлопнул его по плечу. — Всё нормально. Иди к Кларе, ладно? Отдохни немного. А я устрою всё сам. Возвращаясь к костру, Соловей чувствовал, как шея и щеки у него начинают пылать от стыда. «И вправду орал и махал оружием, как последний псих… Проклятье». Он взглянул на забывшуюся тяжелым сном Клару и с облегчением вздохнул. Если бы крики её разбудили, она наверняка встала бы и пошла выяснять, что случилось. Он едва не подвел и её, и Дерека, который каким-то чудом нашел им помощь, пока сам Соловей сидел в лагере и трясся от ужаса. Хисагал скрипнул зубами, досадуя на свою оплошность, присел рядом с лежанкой и осторожно потряс спящую женщину за плечо. — Клара! Клара, проснись. Она вздохнула и болезненно застонала. Возвращение из мира лихорадочных грех в сознание стало для неё мукой. — Ты только не пугайся… Дерек нашел людей, представляешь? — Ммм? Людей? — лекарша нахмурилась, не открывая глаз. — Да. Они согласились помочь нам. Сказали, у них есть хорошие лекарства для тебя. — Что?.. Как… как это? Какие еще лекарства? — Не вскакивай, всё хорошо, лежи! — испуганно зашептал Соловей, — Клара беспокойно завозилась на лежанке, явно вознамерившись выбраться из одеяла и сесть. — Всё будет хорошо. Сейчас сама их увидишь. Он и сам не был уверен, что именно она должна была увидеть. Сначала на облюбованную ими поляну вышел Дерек. Следом за ним появился Одим, а потом к костру начали подтягиваться и остальные. Их было восемь — три женщины и пятеро мужчин, не считая их немолодого, но крепкого и здорового лидера. — Как ты? — Дерек подошел к лежанке и присел на корточки, обеспокоенно заглядывая Кларе в лицо. Та чуть приподняла голову из-под полузакрытых век глядя на неожиданных гостей. Они уложили свои тюки на землю раскрыли их и теперь размеренно сновали по лагерю, готовясь устраиваться на постой, хотя Одим ничего им не приказал. Они работали молча, не обмениваясь ни единым словом, будто каждый точно знал, что ему делать, и совершенно не интересовались ни Кларой, ни Соловьем. Одим был занят изучением стоянки — он бродил по ней, с неожиданным вниманием изучая сделанные ими очаг и укрытия для вещей. — Кто они? — спросила лекарша, игнорируя вопрос Дерека. — Просто местные люди. Нам очень повезло, что я на них наткнулся. Они здесь всё знают. Так что теперь мы не пропадем. — Они… какие-то странные, — Клара мучительно наморщила лоб. У неё не было сил спорить, но и она чувствовала где-то за болью и тошнотой лихорадки щекочущее ощущение тревоги. «Люди руин не издают лишних звуков…» — Они всегда такие тихие. Это, вроде как, традиция, — объяснил Дерек. — Дерек… — лекарша вдруг поманила его ладонью, а когда тот наклонился, шепнула. — Спрячь шар получше. Клара не стала возражать против незнакомцев. Вернее, у неё не было ни сил, ни желания возражать. Соловей мысленно пытался уговорить себя успокоиться, но не мог. Как бы он не пытался убеждать себя, что просто переволновался, ему не удавалось избавиться от странной тревоги. Особенно, когда он делал очередную попытку получше изучить одного из хозяйничавших у него в лагере людей. Все примерно одного возраста — не молодые и не старые, все одеты в похожую, простую, повидавшую виды одежду. Волосы женщин коротко острижены. Это всё, что он мог сказать о каждом из них спустя полчаса после того, как их встретил. Только Одим немного выделялся из общей массы более крупными габаритами. Но даже на нем невозможно было надолго задержать взгляд: он словно соскальзывал, мысли разбегались внутри черепной коробки, и через некоторое время Соловей вдруг понимал, что бессмысленно пялится на собственные ботинки, прокручивая в голове невесть как и зачем выуженную из памяти детскую считалку. В конце концов, ему надоело, и он бросил это занятие. «Наверное, мне действительно нужно отдохнуть». Дерек выглядел не в пример бодрее. Казалось, он один из них троих не видел в своих новых знакомых ничего странного и спокойно помогал им расположиться на поляне. Они расширили яму для костра, натащили кучу валежника и поставили вокруг несколько палаток из тяжелой темной ткани, разложив внутри подбитые конским волосом козьи шкуры. Одим предложил им занять любую. После этого у Соловья на время отпало желание задавать лишние вопросы. В маленькую, но прочную палатку не проникали зябкие горные ветерки, а простой козий спальник был гораздо удобнее жесткой колючей лежанки из застеленных одеялом еловых ветвей. Кларе как будто стало немного легче, после того, как она, нехотя поднявшись, устроилась внутри. Ей больше не приходилось без конца кутаться в одеяло, чтобы хоть немного облегчить озноб, и Соловей тоже немного успокоился. Позже к ним заглянул Дерек с небольшой сумкой из грубо сшитой кожи. — Это от Одима, там лекарства, — сказал он. — Не знаю, какие, это Кларе надо посмотреть. — Он — врач? — спросила женщина, вяло перебирая руками сложенные в сумке свертки и пузырьки. — Нет. У них, вроде бы, был врач, но умер. — Хм… Это действительно подойдет, — Клара задумчиво разглядывала аккуратную матерчатую этикетку на склянке с мутно-серой жидкостью. Соловей вспомнил, что она лепила на все свои снадобья точно такие же. — А что это? — спросил он. — Почти то же самое, что варишь мне ты. Только сильнее. И… да, жаропонижающее, — она выудила из сумки другой пузырек, и в её взгляде отразилось едва ли не блаженство. — Не могу больше выносить эту лихорадку… — Это тебя вылечит? — Должно. Не волнуйся, я же сказала — не помру. А так, глядишь, и на ноги побыстрее встану. — Дерек, — Соловей поднял на мужчину красные от усталости, благодарные глаза. — Спасибо тебе. Я не знаю, как ты их нашел, но… я наверное пойду извинюсь перед Одимом за то, что наставил на него арбалет. К его удивлению мужчина покачал головой. — Не нужно. Не беспокойся, он всё понял. Поешь нормально и поспи. Ты заслужил. — Ты уверен? — Конечно. Дерек вдруг улыбнулся. Не сдавленно ухмыльнулся одними губами, как он это делал обычно, а именно улыбнулся приятной ободряющей улыбкой. «Теперь всё будет хорошо…теперь всё будет хорошо… теперь всё будет хорошо…хорошо…хорошо…хорошо…хорошо…» Впервые за последние дни Соловей проснулся посреди ночи. Обычно он так уставал, что разбудить его мог только влажный утренний холод. Накануне по наущению Дерека он улегся спать очень рано, и получившее долгожданный отдых тело начало возвращаться к старым привычкам. Хисагал взглянул на спавшую в другом углу палатки Клару. Вечером под её руководством он разводил и смешивал содержимое пузырьков из сумки Одима, и с опаской наблюдал, как она, жутко кривясь, заливает в себя получившуюся буроватую жидкость. На мгновение в его голову закралась мысль: а правда ли в склянках содержится то, что написано? Но с Кларой ничего не случилось, и сегодня она спала спокойнее, почти без стонов, метаний и полуразборчивого бормотания, в котором, как чудилось Соловью, иногда проскакивало имя Маркуса. «Возможно, они с Миленой давно перебрались через Нор-Алинер и тоже бродят где-то здесь… Или до сих пор ищут нас в Гайен-Эсем. Надеюсь, с ними всё хорошо». Соловей откинул одеяло, осторожно подполз к выходу из палатки и выглянул наружу. Небо казалось светлым от густой россыпи звезд и света двух растущих лун. Вайснор рос и набирал силу, готовясь через пару месяцев явиться во всем своем суровом величии. В большое полнолуние сменится сезон. Наступит Миригмэл, и ночи несколько недель кряду будут светлыми и почти беззвездными. Рыжеватый свет старшей луны Хъемоса заглушит их мерцание. В лагере царила мертвая тишина. Соловей нахмурился: около очага не было часового. Это значило, что угли наверняка успели потухнуть, не говоря уже о том, что этой ночью они все спали без всякой защиты. — Вот мрак… Дерек же сказал, что можно не беспокоиться, — заворчал хисагал, подходя к яме для костра и заглядывая внутрь, — Они же в руинах живут… неужели ничего не боятся и охрану на ночь не оставляют? Костер действительно давно потух, но возиться с ним сейчас Соловей не видел никакого смысла. Он уже хотел двинуться к ближайшим кустам, чтобы облегчиться прежде чем вернуться ко сну, как вдруг увидел среди деревьев чей-то светлый силуэт. Приглядевшись, он удивленно замер и залился краской: это была одна из женщин, пришедших сюда вместе с Одимом. Полностью голая, она уходила куда-то в лес, размеренно покачивая костлявыми бедрами. Соловей колебался, пока она почти не исчезла среди зарослей, и только тогда сошел с места, осторожно крадясь следом. Женщина спокойно и неторопливо шла вперед, не обращая внимания ни на что вокруг. Она завернула за широкий колючий куст и на несколько мгновений пропала из вида. Когда Соловей выглянул из-за него, на его лице отразилось ещё большее недоумение, чем было раньше. Посреди леса стояла большая палатка, по размеру заметно больше тех, в которых сейчас ночевали их новые знакомые. Женщина подошла к ней, откинула полог и исчезла внутри. Соловей некоторое время ждал, когда она выйдет обратно и впервые был рад своей привычке долго мяться перед тем, как что-то делать: следом из чащи со стороны из лагеря появился Одим, к счастью, вполне одетый. На плече у него была длинная прямоугольная сумка из темной потертой кожи. Он подошел к палатке, нагнулся и тоже залез под полог. Соловей затаил дыхание, не сводя глаз с палатки. Происходящее казалось ему таким странным, что в какой-то момент он даже подумал, что просто спит и видит навеянный переживаниями прошедшего дня сон. Только, прохладный воздух, звездное небо, поющий свои ночные песни лес и земля под ногами были вполне реальными и не спешили исчезать от пробного щипка за кожу на запястье. Сердце начало тревожно ускорять свой бег. С того момента, как Одим исчез за плотным пологом, из палатки не донеслось ни единого шороха, и хисагал был почти уверен, что там обязательно должно произойти что-то, что ему не стоило видеть. Внутренний голос робко упрашивал его осторожно выбраться из кустов, вернуться в лагерь и лечь спать вместо того, чтобы опрометчиво лезть в чужие секреты. Но он не мог заставить себя сдвинуться с места, опасаясь, что шорох лесного настила выдаст его присутствие с первым же движением. Соловей так и проторчал на одном месте долгих несколько минут, пока не услышал тихий звук приближающихся сзади шагов. Он затаил дыхание и зажмурился, мысленно молясь, чтобы этот любитель ночным прогулок просто прошел мимо, но с каждой секундой всё сильнее сжимаясь от страха — шаги явно приближались прямо к его укрытию. Когда они вдруг остановились, Соловей понял, что его заметили. — Эй! — шепотом позвал его знакомый голос, и он едва не осел на землю от облегчения. Соловей оглянулся на сверлившего его недоуменным взглядом Дерека, приложил палец к губам и махнул рукой, подзывая его к себе. К его удивлению, мужчина отрицательно мотнул головой. — Пойдем обратно, — прошептал он, жестом зовя хисагала за собой. — Давай, быстро! Он развернулся и пошел в сторону лагеря, даже не пытаясь приглушить звук своих шагов. Соловей возмущенно засопел, но ему ничего не оставалось, кроме как, крадучись, поспешить за ним. — Постой! Куда ты бежишь? — еле сдерживаясь, чтобы не повысить голос, прошипел он в спину Дереку, когда они отошли подальше от спрятанной среди зарослей зловещей палатки. — Эй! Дерек соизволил остановиться только, когда они вышли на поляну. — Ты чего там делал? — спросил он таким тоном, будто застал Соловья за чем-то неприличным. Хисагал так опешил, что не сразу нашелся, что ответить. — Я видел что-то очень странное. — Палатку? — уточнил Дерек. — Ну да, но, дело не в палатке, — Соловей тревожно огляделся, проверяя, не может ли кто-то их подслушать. — Там… туда зашла женщина. А потом Одим. — И что? — В смысле, что?! Она туда вообще голая шла. Тебе это всё не кажется странным? — Да что странного-то?! Ты не знаешь, чем могут заниматься мужчина и женщина ночью в одной палатке? Соловей открыл рот, но не издал ни звука и начал стремительно багроветь. — Ну… но всё равно это странно выглядело, — пристыженно пробурчал он, опуская глаза. — Зачем было прятать палатку и переться к ней через лес голышом? — А надо было её посреди лагеря поставить, чтобы все всё слышали? — ехидно осведомился Дерек, — И какая тебе разница, как она туда шла? С каких пор тебя так заботят чужие личные дела? Соловей сложил руки на груди и раздраженно вздохнул. — Успокойся уже. Ты так скоро от всего подряд будешь шарахаться. — Всё равно они странные! Даже лагерь по ночам не сторожат. — Может, потому что живут здесь уже не первый год и знают, что бояться нечего? Иди уже спать, а? — А сам-то чего не спишь? — огрызнулся хисагал — Лагерь сторожу от всяких психов, — в тон ему отозвался Дерек. Соловей вдруг подумал, что что-то в нем неожиданно и одновременно неуловимо изменилось. Он вел себя с уверенностью человека, у которого всё было под контролем, но этой уверенности веяло чем-то почти безумным. В этот раз последовать совету Дерека хисагал не стал и вместо этого демонстративно уселся у погасшего очага. Он перебрал угли, отгреб в сторону скопившуюся на дне золу, сложил новый костер. Маркус как-то рассказывал ему, что пеплом можно посыпать раны, чтобы не было инфекции. Соловей тогда не поверил, а потом то же самое подтвердила Клара, добавив, что из неё можно сделать антисептик и даже мыло. Сейчас дни, которые они провели вместе, сначала добираясь до Башен, а потом — изнывая в ожидании возможности туда попасть, казались ему бесконечно мирными и спокойными. Несмотря даже на злость и нетерпение Милены, внезапно прорезавшуюся у Маркуса раздражительность. Он поймал себя на мысли, что скучает по ним обоим, по их силе, знаниям и непередаваемому умению находить выход из любого тупика. По их уверенности, которой не хватало ему самому. Он сидел у костра до самого рассвета, изредка возвращаясь к своей палатке, чтобы проверить Клару. Она мирно спала, как и улегшийся на одну из шкур солдатиком Дерек. Как только солнце поднялось над лесом, и небо избавилось от хмурой сумеречной синевы, все палатки одновременно зашуршали. Люди по одному выбирались из них уже одетые и обутые, и тут же разворачивались и шли в сторону ручья. Соловей не сразу понял, что именно тут же смутило его: они проделывали это совершенно одинаково, даже не зевая и не потягиваясь со сна. Наблюдая за этим зрелищем, хисагал подумал, что оно очень напоминает рассказы Дерека о том, как жили заключенные в Башнях. Он никак не мог подавить растущую внутри неприязнь к этим странным жителям руин. Они по-прежнему двигались с одинаковой неторопливой размеренностью, будто во сне, прямые, с безвольно покачивающимися вдоль туловища руками. И со вчерашнего дня Соловей еще ни разу не услышал, чтобы кто-то из них произнес хоть слово. Если бы Клару не свалила с ног болезнь, он бы давно сорвался с места, разбудил бы их с Дереком и настоял на том, чтобы уйти. Ему пришла в голову мысль попытаться поговорить с ними, но стоило двум мужчинам приблизиться к костру, чтобы начать готовить пищу, как он почти вскочил на ноги и ушел к палатке, где спали его товарищи. Тот же инстинкт, что обычно требовал держаться подальше от змей и пауков, гнал его прочь и от этих людей. Через некоторое время в лагерь вернулся Одим, и его тут же отвел в сторону будто специально проснувшийся к его приходу Дерек. Соловей хмуро наблюдал, как они негромко переговариваются. Он не понимал, как так вышло, что такой же осторожный и замкнутый, как и он сам, хисавир спелся с этими жуткими людьми и почему не замечает их очевидной странности. Вскипавшая в нём беспомощная злость то и дело сменялась леденящим ощущением, будто он сходит с ума. «Я, что, один вижу, что здесь что-то не так? Или у меня просто и вправду съезжает крыша?» Когда всё семейство чинно выстроилось полукругом у костра, готовясь к утренней трапезе, хисагал заметил, что их стало на одного меньше. Женщина, которую он видел ночью, так и не вернулась из леса, но никого из её товарищей это не волновало. Говорить об этом Дереку Соловей не стал, мстительно подумав, что тот наверняка спишет это на какую-нибудь «местную традицию». Тот ошивался возле очага, пока Одим, орудуя большим железным черпаком, делил между своими подопечными содержимое котла. «Интересно, кого из них он называл своей семьей? Разве что, та женщина могла быть его женой… или, может, кто-то из них — его взрослые дети?» От размышлений его отвлек Дерек, подошедший с двумя дымящимися мисками в руках. — Держи, это тебе и Кларе. Поешьте. — А что это? — спросил Соловей, с подозрением изучая их содержимое — густую сероватую массу со слабым, чуть кислым запахом. — Это?.. Вроде они называют это лесным хлебом или как-то так. Они выкапывают его из земли и варят. — Кларе бы мяса… Проверишь силки, может, что попалось? Он почти не удивился, когда Дерек покачал головой, но тут же опешил от его следующих слов: — Извини. Я обещал показать Одиму ту дорогу в пещерах. — Ты!.. — хисагал машинально прижал ладонь ко рту, сдерживаясь, чтобы не заорать. —…зачем ты рассказал ему об этом? Дерек на мгновение растерялся. — Мне же надо было как-то объяснить, откуда мы взялись. И вообще, это хоть какая-то плата за то, что они нам помогли! — Может ты им и про артефакт сказал?! — еле слышно прошипел Соловей, оскалившись так, словно готов был впиться зубами ему в глотку. — И про Маркуса, и про Милену, и про всё остальное?! — Ничего я им. Не рассказывал, — с плохо скрываемым раздражением ответил Дерек. — Сам силки проверь. Или попроси кого-нибудь. Если не струсишь. Он ядовито ухмыльнулся, впихнул хисагалу миски и ушел обратно к костру. Соловей проводил его возмущенным взглядом, еле удержавшись от того, чтобы не запустить свою порцию прямо ему в затылок. Серое варево оказалось безвкусным. Вернее, вкус у него был, но кисловато-пресный, как у плохой воды. Судя по всему, варили его совсем без специй, не добавляя даже соли. Соловей скривился после первой же ложки, с трудом впихнул в себя ещё две и решил, что лучше будет готовить отдельно и себе и Кларе. Та отставила свою миску в сторону, едва попробовав, и хисагал даже не делал попыток её уговаривать. Ей и без того было тяжело есть и пить, и добавлять ко всем её мытарствам ещё и отвратительную еду, он не хотел. — Пойду принесу соль. Может с ней станет получше, — вздохнул он, выбираясь из палатки. Новые жители лагеря, наконец, расселись вокруг костра и ели, с почти ритмичным стуком черпая варево из своих мисок, и мерно работая челюстями, будто пасущиеся на пастбище коров. Соловей прошел мимо них к навесу, под которым они держали вещи, и недовольно скривился, увидев там Дерека. Тот методично перебирал содержимое сумки, вытаскивая из неё по одной вещи. Некоторые он сразу аккуратно складывал на земле, другие крутил в руках и внимательно разглядывал, будто впервые видел. Соловью вспомнилось, что раньше эта сумка принадлежала Маркусу, и от этой мысли ему стало совсем тошно. Стараясь не смотреть на Дерека, он оттащил свой рюкзак в сторону и принялся копаться в нем, беззвучно ворча себе под нос. Ему казалось, что раньше некоторые вещи там лежали по-другому, но он не придал этому особого значения. Отыскав маленький пузырек с солью и уже собираясь возвращаться, хисагал взглянул на стоявший чуть в стороне артефакт и нахмурился, придирчиво разглядывая узлы на скрывающей его ткани. «Надо бы перетащить его к нам в палатку на всякий случай. Надеюсь, Дерек не станет упрямиться и поможет хоть с этим». Соль чуть прибавила вкуса их полужидкому завтраку.  — Клара, а ты сможешь выстрелить из арбалета, если вдруг что? — А что? — прохрипела она, глядя на хисагала из-под полуопущенных век. — Соловей? Хисагал молча поджал губы, не зная, что ответить. Он не хотел ни оставлять её в неведении, ни волновать по пустякам. Дерек вел себя, так, будто ничего странного не происходило, а Клара не вставала с постели и полностью полагалась на их решения. Она не видела того, что происходило в лагере, и не могла ни подтвердить опасения Соловья, ни сказать ему, что Дерек прав, и он все-таки окончательно поехал крышей. Клара выпрямилась на своей лежанке, сложив руки на одеяле и внимательно вглядываясь в его бледное, напряженное лицо. — Что случилось? Что-то не так? — Дерек… Он рассказал им о проходе в горах, — пробормотал Соловей. Клара продолжала вопросительно смотреть на него, и он вздохнул и добавил. — Он вообще ведет себя как-то странно… И те люди тоже. — В каком смысле? — Они… — хисагал вздохнул. — Да неважно. Всё нормально. — Что значит, нормально? Да ты сам на себя не похож! — Наверное, мы все сейчас на себя не похожи, — Соловей невесело усмехнулся. — По правде говоря, ничего такого действительно не произошло, я просто… не привык. Переволновался. Клара некоторое время смотрела ему в глаза, а потом устало откинулась обратно на подушку. — Ты только не ври мне, ладно? Мне больше не на кого рассчитывать. Если что-то произошло, мне нужно знать. — Пока всё хорошо. Не волнуйся и отдыхай. Я буду наблюдать за ними и скажу, если что-то замечу. Когда он вышел из палатки, лагерь был наполовину пуст. У костра молча сидели две оставшиеся женщины, сгорбленные и неподвижные, словно статуи. «Мы уже второй день живем рядом, а я даже имен их не знаю». Соловей боязливо приблизился к ним, но ни одна даже не шевельнулась, продолжая сверлить пустым взглядом костер. По спине пробежал неприятный холодок. Перебарывая себя, хисагал почти подкрался поближе, наклонился, пытаясь поймать взгляд одной из них. — Эм… привет? Женщина опустила голову, нахохлившись, будто потревоженная птица. Соловей смутился и поспешно отошел. «Может, у них с женщинами посторонним вообще нельзя разговаривать?» Он обошел лагерь по кругу и обнаружил ещё одного оставшегося члена группы. Тот стоял чуть поодаль от поляны с той стороны, куда прошлой ночью ушла пропавшая женщина. Можно было бы подумать, что он просто охраняет стоянку, если бы его взгляд не был направлен на неё. Соловья кольнуло опасливое любопытство, но не решился подойти ближе и тем более двинуться туда, где должна была стоять странная палатка. Чтобы хоть чем-то занять себя, хисагал решился пойти проверить поставленные на звериных тропах силки, оставив Кларе заряженный арбалет. Мысль о том, что ему придется даже ненадолго оставить её одну с этими зловещими живыми статуями, отдавалась внутри уколами вины, но сидеть и ждать возвращения Одима и ходившего за ним хвостом Дерека было невыносимо. Выбравшись за пределы лагеря с другой стороны от места, где стоял часовой, Соловей облегченно выдохнул. Он поймал себя на мысли, что не испытывал такого напряжения, даже оказавшись в конторе Таркона, среди толпы вооруженных контрабандистов из враждебной группировки. Соловей знал, что в худшем случае, они просто выбьют из него все сведения о бывшем хозяине, прикончат и закопают где-нибудь за городом. Только они были обычными живыми людьми со своими законами: жестокими, но предсказуемыми и понятными. Давно проснувшийся лес уже наполняло солнечное полуденное тепло. К бродившему среди деревьев Соловью привязалась парочка птиц, возмущенно ругавшихся на него трескучими голосами. Как называл их Маркус? Базарки? Он говорил, что стоит такой начать верещать, как всё зверье в округе будет знать, где он находится. — Если слышишь, что они кричат где-то поблизости — значит, кто-то шастает. Первые две ловушки оказались пустыми, третью кто-то изодрал, оставив на веревке клочок мягкой серой шерсти. Ещё до одной кто-то добрался раньше него, до костей обглодав трупик попавшегося в неё кролика. На следующей Соловью неожиданно повезло. Он оживился, издали заметив, что ловушка не пустая, но когда подошел поближе, тут же сник, настигнутный болезненным, тоскливым чувством: в затянувшейся петле, обмякнув, лежало пестрое птичье тельце. Из-под прикрытых кожистых век были видны пустые черные глаза, и от этого зрелища Соловью становилось не по себе. Он привык к виду мертвых животных, которых они с Маркусом вытаскивали из ловушек, или приносила Милена. Но от вида мертвых птиц хисагала всегда передергивало, а к горлу подкатывал горький комок. Соловей некоторое время колебался прежде чем протянуть руки к ловушке и осторожно коснуться прохладных рыжеватых перьев, как где-то в лесу затрещали базарки. Он невольно поднял голову, ища среди крон их маленькие неприметные силуэты, но преследовавшие его птицы давно отстали. Звонкая ругань доносилась откуда-то со стороны лагеря. «Может, вернулись Дерек и Одим?» — подумал Соловей и, подцепив свою добычу за удавившие её тонкие веревочки, поднялся, спеша вернуться назад. Сначала он хотел пройти к лагерю напрямик, но подумав, свернул в сторону, делая крюк. По расчетам хисагала, он должен был далеко обогнуть стоявшего у поляны часового и подойти к ней с другой стороны. Прямо там, где стояла не дававшая ему покоя палатка. Приблизившись к нужному месту, Соловей принялся озадаченно озираться: он не сразу узнал его и на долю секунды подумал, что заблудился. Палатка исчезла, но кое-что не давало хисагалу уйти, успокоив себя мыслью, что её просто убрали: дерн там, где она стояла, будто был разворошен. А подойдя поближе, Соловей увидел участок приглаженной рыхлой почвы с кусочками мха и травы. Такие же следы оставляли они сами, когда пытались скрыть яму от кострища. Он опасливо огляделся и присел на корточки, легко сметая ладонью верхний слой рыжеватой земли. Погода стояла сухая: разбитая почва была сыпучей и не желала склеиваться в единую массу. Копать её, наверняка было непросто — Соловей хорошо помнил, как они с Дереком каждый раз мучились, пытаясь сделать безопасное углубление для костра. Он из любопытства ковырнул землю когтями, подгребая и отбрасывая в сторону рыхлые комья. Она была приятно-прохладной и песком сыпалась сквозь пальцы. Соловей почти машинально копнул еще несколько раз, вдруг застыл, ошарашенно уставившись на содержимое своей ладони и резко отбросил его в сторону. «Что за?!.» На траве рядом с сухой землей лежало несколько влажных красноватых комков. Не поверив своим глазам хисагал заглянул в выкопанную им небольшую ямку. Он не ошибся: к рыхлому, светлому грунту густо примешивались комья досыра пропитанной кровью земли, из которой торчали рыжеватые хвоинки, мелко изломанные сухие ветки, трава и кусочки мха. Соловей почувствовал, как горлу подкатывает тошнота, но вместо того, чтобы вскочить на ноги и стремглав броситься в лагерь, снова потянулся к разрытой земле, расширяя яму. Его охватило странное упрямое желание докопаться до сути и своими глазами увидеть то, что было спрятано здесь. Где-то на фоне внутренний голос уже вопил в ужасе, мешая сосредоточиться. Соловей с усилием сдерживал колотящееся в груди желание сорваться с места, брезгливо вытаскивая из ямы сырую, ржаво-красную грязь. Она густо перемазывала пальцы и забивалась под когти. В воздухе у самого носа резко пахло железом и ещё чем-то кисловатым. Что-то зацепилось за кончик его когтя и больно потянуло вниз, не давая вытащить руку из ямы. Озадаченно нахмурившись, Соловей, принялся ковырять землю, и это что-то тут же зацепилось за остальные, спутав пальцы. Он испуганно дернул рукой, и вслед за ней вверх потянулась земля, комками повисая в воздухе. Соловей пригляделся и тут же зажмурил веки: земля висела на клочьях длинных волос, которые опутали его когти и пальцы. *** Клара не поняла, в какой момент Соловей вдруг исчез. Очнувшись от очередного короткого забытья, она не услышала рядом привычной нервной возни, повернула голову и увидела лежавший у подушки заряженный арбалет. Её охватило смутное беспокойство. «Разве Соловей не отдал свой пистолет Дереку?» Клара немного приподнялась на локтях, только чтобы тут же со стоном рухнуть обратно. «Что-то слишком сильно в этот раз…» Если бы Соловей без конца не крутился рядом, едва ли не по часам пытаясь впихнуть в неё что-нибудь съедобное, приправив остро-горьким варевом из горипасти, она бы, наверное, умерла от голода и обезвоживания быстрее, чем от болезни. Тело будто готово было сплющиться под собственной тяжестью и пропиталось болью насквозь от костей до кожи. Порой ей казалось что болят даже волосы и глаза. Кашель пронзал грудь, и Клара жила и дышала от приступа до приступа. Жажда, голод, тошнота и болезнь — всё слилось воедино. Она не могла заставить себя пошевелиться, и всё, чего ей хотелось — уснуть. Соловей мешал. Он без конца носился туда-сюда, впуская в палатку жгучие лучи солнца, замирал, тревожно заглядывал ей в лицо, иногда начинал задавать глупые вопросы. Или того хуже — принимался её тормошить. Перестав слышать его нервную возню, Клара старалась успеть подать признаки жизни до того, как он успеет испугаться, и чуть приоткрывала глаза. Порой просыпалась та часть её сознания, которая принадлежала медику, и лаконично, без всяких эмоций отмечала состояние тела: «Самый пик. Температура пока не спадает. Так и должно быть: в прошлые разы болела остро — значит, в этот так же будет. Надо было все-таки поставить настои, пока еще могла шевелиться — Соловей уж как-нибудь довел бы их сам. Теперь уже — только ждать». От этого Кларе становилось немного легче. Даже несмотря на то, что она находилась на грани и прекрасно об этом знала. Соловей и Дерек делали всё, что могли в таких условиях. Дальше оставалось только надеяться, что тело переборет заразу прежде, чем убьет само себя. «В прошлый раз же обошлось… Только я была на десять лет младше. И лечили меня тогда в городе». Ей вспомнилось, что именно после того случая она и побоялась снова выходить на дорогу. Мысль о том, что с ней может случиться, что угодно, и вокруг на многие мили не будет никого, кто мог бы помочь, ошарашила её. «Кажется… тогда я всё и испортила» Они как раз шли от Северного Мыса к Белому городу. Привычная дорога, неторопливый шаг, вечера у костра в лесу или на сеновале в какой-нибудь удачно подвернувшейся им по дороге деревеньке. Когда поля и земледельческие угодья остались позади, и они вышли в горную местность, легкий сухой кашель, на который она махнула рукой, приняв за обычную принесенную сквозняком простуду, и перерос в большую беду. Именно там, на этом промежутке голой земли, где нельзя было встретить никого, кроме выбравшихся на промысел охотников или отшельников. Они вот так же остановились, надеясь, что через денек-другой ей станет лучше. Маркус завернул её в одеяло и отпаивал горьким до судороги в челюстях хвойным чаем, от которого хотелось блевать. Он был напуган — Клара прекрасно видела это по напряженно застывшему лицу и бегающим пальцам, — но держался с обманчивым спокойствием. Жар не спадал, как и в этот раз. То, что Маркус окончательно запаниковал, она поняла, когда он молча подтащил её сумку к своей и принялся вытаскивать на землю их содержимое. — Что ты делаешь? — спросила она, когда смешанное с недоумением любопытство перевесило слабость. — Перекладываю вещи. Клара раздраженно засопела, недовольная тем, что Маркус в своей привычной манере заставляет её переспрашивать и уточнять сейчас, когда каждый вдох давался с большим трудом. — И зачем? — Одну сумку оставим здесь и пойдем дальше, в Белый город. Я тебя понесу. Клара некоторое время молчала. Ограниченный запас сил и дыхания и сверлящая виски головная боль не давали ей привычно взорваться эмоциями, заставляя искать более экономные пути выразить свое недовольство. — Дурак, — наконец сказала она. — Ты не такой силач. — Именно поэтому надо оставить сумку, — кивнул Маркус, пропустив её колкость мимо ушей. — Потихоньку дойдем. — Это глупо. Только силы потратишь. Маркус внимательно посмотрел на неё, и ограничился тем, что просто пожал плечами. — Какая тебе разница? Тебе же ничего не придется делать. От такого заявления Клара, не выдержав, хохотнула и тут же зашлась кашлем. — Мне придется вставать и трястись на твоей спине, знаешь ли, — проворчала девушка. Её воротило от одной мысли о том, что придется вылезать из-под едва спасавшего от вездесущего озноба одеяла, подниматься на ноги, а потом часами как-то удерживаться на спине у Маркуса, который в довесок к тяжелой сумке потащит на спине её не менее тяжелую тушку. Но она понимала, что её протесты ни на что не повлияют. Когда Маркус демонстративно упирался рогом, его ещё можно было переубедить: заболтать, отвлечь, взять измором, истерикой, если требовалось. Сейчас он даже не пытался спорить, и это значило, что он всё решил. — Потерпи немного, — попросил он. — И глазом моргнуть не успеешь, как мы доберемся. Знал Маркус об этом или нет, но врал он в тот момент, как сивый мерин. Остаток пути до Белого города был таким тошнотворно длинным, что даже спустя годы Клара вспоминала о нём с ужасом. Двигаясь через густой перелесок, они преодолевали расстояние от одного дерева до другого так медленно, будто между ними было несколько миль, а не несколько шагов. Маркус тяжело сопел, навьюченный трещащей по швам сумкой спереди и то и дело сползавшей с его спины девушкой сзади. Клара мучилась от жгучей смеси жалости и стыда, и удивлялась, как он не бросил кого-то из них двоих ещё до первого же привала. — Слушай, давай я сама пойду, а? Мне уже лучше, правда, — жалобно просила она. Один раз Маркус решил ей поверить, и больше на эту ловушку не попадался — Клара действительно пыталась шагать вперед, привалившись к нему, но почти сразу начинала задыхаться и останавливалась, приложив ладонь к груди — пораженные болезнью легкие не выдерживали даже такой нагрузки. Они была уверена, что так им никогда не дойти: всё закончится тем, что Маркус свалится без сил, и они оба просто сгинут посреди гор. Даже его природной выносливости, укрепленной опытом долгих путешествий был предел, становившийся всё ближе с каждым шагом. Но, как оказалось, он и не планировал идти пешком до самого города: впереди появились сначала узкие вытоптанные тропинки и тележные колеи, говорившие о том, что где-то в стороне, среди зарослей прячется небольшая деревенька, а потом показалась и свежевымощенная широкая главная дорога. К этому моменту Маркус окончательно выдохся, но дальше они почти все время двигались на попутках — основной путь к столице почти никогда не пустовал полностью, по нему туда-сюда ездили почтовые повозки, фермеры и мастеровые с товарами, военные патрули. Стоя в стороне и «охраняя» оставшуюся у них сумку, пока Маркус договаривался с двумя едущими в сторону Белого города молодыми деревенскими парнями, Клара едва не расплакалась от облегчения. Она всё еще горела и заходилась кашлем, и деревенские поглядывали на неё с сомнением и опаской, но почему-то ей казалось, что теперь, когда вокруг люди, когда есть, кого попросить о помощи, всё будет хорошо. Их звонкие голоса, бьющая ключом энергия, любопытные взгляды и сочувствующие кивки вселяли в неё надежду. Дальше они ехали, привалившись друг к другу среди пахнущих пылью мешков с зерном, потом снова пересаживались, но этого Клара уже почти не помнила. Она двигалась в полусне, позволяя Маркусу тащить себя, куда вздумается. В какой-то момент проснувшаяся привычная настороженность напомнила ей об этом уколом опаски. Она открыла глаза: над головой нависал низкий деревянный потолок комнаты дешевого постоялого двора, под затылком мягко проминалась тонкая, набитая соломой и конским волосом подушка, а на лоб давила теплая сырая повязка. Клара повернула голову. Маркус спал, сидя у кровати и уткнувшись щекой в сложенные на простыне руки. Даже во сне его лицо хмурилось с такой серьезностью, будто он всего-лишь на секунду прикрыл глаз. Она не удержалась и протянула руку, касаясь его волос, мягко перебирая и ероша их. Маркус тут же зашевелился, сонно замычал, приподнял голову, медленно разлепливая веки. Стоило его глазам проясниться, как он вытянул руку, прикладывая запястье ко лбу девушки. — Жар так и не спал, — обеспокоенно проворчал он и тяжело поднялся с колен, оправляя одежду. — Всего пару часов прошло, дай лекарству подействовать. — Клара сонно улыбнулась. — Ты бы поспал. Маркус отрицательно мотнул головой, забрал у неё влажную тряпку и смочил водой из фляжки. — Потом, — он отошел к окну и принялся размахивать расправленной повязкой, остужая её. — Извини. Тебе пришлось тащить мою задницу до самого города, — пробормотала Клара, наблюдая за ним из-под прикрытых век. — Твоя задница была гораздо легче сумки, если тебя это утешит, — отозвался он, подходя и убирая с её лба мокрую челку. Клара тихо вздохнула и поморщилась, когда холодная сырая тряпица снова легла на пылающую кожу. — Не утешит, — вдруг заявила она упрямым тоном. — Парни не любят тощих. — Вкусовщина, — фыркнул Маркус. По лицу Клары скользнула быстрая, смущенная улыбка, и она спросила: — А тебе какие нравятся? Он посмотрел на неё своим обычным внимательным, спокойным взглядом — только пальцы дрогнули, ища, за что ухватиться, — и коротко ответил: — Мне нравишься ты. Её взгляд на секунду замер, глаза расширились. Лицо запылало ещё сильнее. — А… ну еще бы, — она криво ухмыльнулась, отворачиваясь к стене. — Стал бы ты со мной носиться, будь я тебе противна. Тот встретил её неуклюжую попытку перевести все в шутку молчаливой усмешкой и занял свой пост на стуле у окна. Клару вдруг охватило тоскливое отчаяние, смешанное с ничем не подкрепленной, но стойкой уверенностью: был бы он рядом сейчас, и всё сложилось бы совсем по-другому. Рядом с притихшим, осунувшимся от бесконечных переживаний Соловьем, потерявшим рассудок Дереком, в окружении этих странных, безликих людей, она чувствовала себя бесконечно одинокой, как тогда, посреди дикой местности. Настолько, что на глаза снова наворачивались жгучие беспомощные слёзы. Покой не наступал даже во сне. Раньше его видения были смутными и разрозненными. Они напоминали ей о далеких днях детства, когда они с матерью частенько ютились в доме у тетки вместе со всем её семейством, и она каждый вечер засыпала под вспыхивающий гаснущий свет лампы, шаги, скрип полов и полуразборчивые разговоры взрослых за кухонным столом. С тех пор, как она перешла с лежанки под открытым небом в маленькую темную палатку, сны стали яркими и не давали ей покоя. Они бесконечно крутились вокруг событий тех дней, когда Милена впервые ступила на порог её дома далеко-далеко отсюда. Почему-то все её мысли концентрировались именно на ней, практически минуя Маркуса, Соловья и Дерека. Вот и сейчас, проснувшись, она мучительно пыталась не провалиться обратно в дрему, чтобы в очередной раз не оказаться на крепостной стене Башен с клинком у горла, слушая, как Милена яростно пререкается с загнавшим её в угол гвардейцем. —…известна под именем Скаршерд —…альянсовский подкидыш… —…даже не проверили, сохранились ли плетения!.. — Меня не волнуют приказы Альянса!.. Сама не зная, зачем, Клара раз за разом прокручивала в голове этот диалог, пока не вспомнила каждое слово. После этого тревожное наваждение отпустило её, будто вознаграждая за проделанный труд, но стоило измученной лекарше погрузиться в спокойный сон, как в палатку с топотом ворвались, и звук собственного имени, как звон сигнального колокола, выдернул её в реальность. — Клара, просыпайся! Испугавшись, она распахнула глаза и резко выдохнула, увидев Соловья. Она была почти уверена, что хисагал тронулся рассудком: у него был безумный взгляд — в нём фиолетовым пожаром горело бешенство вперемешку с паникой и решительностью. Едва окликнув её, он схватился за арбалет, и взгляд Клары тут же примерз к его рукам: темная чешуйчатая кожа была густо заляпана воняющей железом грязью, с налипшей на них хвоей и длинными, спутанными волосками. Потом его страшные глаза впились ей в лицо, а следом потянулась когтистая лапа. Клара машинально отшатнулась, и спиной вперед поползла в угол палатки, отбрасывая в сторону одеяло. Казавшаяся почти черной в полумраке рука Соловья замерла в нерешительности. — Клара, ты чего? Это я. Ты меня не узнаешь? Его лицо тут же стало по-детски испуганным, а голос прозвучал так потерянно, будто он готов был расплакаться, и Клара с облегчением вздохнула. — Напугал… Что случилось?! Что у тебя с руками?! — Клара, пожалуйста, давай уйдем отсюда прямо сейчас, — задыхаясь, начал тараторить Соловей. — Куда-нибудь, даже недалеко, в пещеры, в лес, только сейчас!.. — Почему?! Что ты… —…я не знаю, что с этими людьми не так, но нам точно надо уйти! — Да подожди ты! — Клара с усилием приподнялась, качнулась вперед и схватила его за плечи. — Почему нам надо уходить? Что случилось? Они что-то сделали? Соловей судорожно втянул в себя воздух и выпалил: — У нас труп закопан за лагерем. Хисагал несколько секунд тупо разглядывал висевшие на его когтях волосы. Он был совершенно спокоен, только чувствовал легкое головокружение. Все вокруг мягко покачивалось, чуть подернувшись зернистым туманом. Он снова заглянул в раскопанную яму, заметил, как что-то белеет среди комков земли и машинально отодвинулся подальше, прищуриваясь, чтобы лучше видеть. Ему казалось, что это был осколок кости, и он осторожно подцепил его свободной рукой, отряхивая от жидкой грязи. А потом, сняв последний тонкий слой земли, обнаружил и остальные части. Это действительно была кость: её сломали пополам и раздробили, чтобы удобнее было закопать и смешать с землей. Она была ещё свежей, с темно-красными остатками костного мозга внутри. Только поверхность осколков, тщательно очищенная от мяса, почему-то казалась неровной, покрытой мелкими оспинами и рытвинами. Соловью стало интересно, сможет ли он докопаться до черепа. А потом недалеко от лагеря снова затрещали базарки, и его, наконец, накрыла запоздалая, слепая паника. Клара смотрела на него пустым, растерянным взглядом, явно не понимая до конца, сколько всего он пытался сказать одной этой нелепой, почти смешной фразой. — Я расскажу тебе всё, что видел. Только, пожалуйста, давай сначала уйдем, — настойчиво повторил Соловей, понижая голос до шепота. — Ты сможешь встать? — Смогу… — Клара вздохнула и оперлась рукой на застеленный тканью пол палатки. — А Дерек? А артефакт? — Я потом за ними вернусь, или… да что-нибудь придумаем! Идем уже, только тихо! Соловей первым выглянул за полог, кивнул Кларе и вылез наружу. Лекаршу на мгновение охватило сомнение: измотанный долгой лихорадкой разум пытался найти причины остаться, только бы не вылезать из тепла и темноты, а залезть обратно под одеяло и, наконец, спокойно поспать без всех этих бесконечных тревог, странностей, ссор и криков. Без кислотно-ярких снов, заставляющих переживать раз за разом одни и те же мучительные минуты. Это вполне стоило того, чтобы поверить, что хисагал все-таки довел себя до безумия, и несет полный бред. — Ты идешь? Соловей заглянул в палатку, и Клара поспешно поползла к выходу, не давая себе передумать. Хисагал крепко схватил её за локоть, помогая подняться — на рукаве рубахи остался темный, сырой отпечаток четырехпалой ладони. Его сильно перекосило набок от висевшей на плече тяжелой сумки, и он с с трудом удерживал в свободной руке взведенный арбалет. Соловей быстро оглядел лагерь, смерил подозрительным взглядом так и продолжавших сидеть у костра женщин и обеспокоенно оглянулся на пошатывающуюся Клару. Та вопросительно качнула головой, давясь кашлем и зажимая рот ладонью. — Пойдем вдоль ручья к долине, там, вроде, безопасно. Давай, потихоньку. Хисагал повел её прочь из лагеря, то и дело оглядываясь и прислушиваясь, уже привычно ожидая, что за ними в любой момент может начаться погоня. Некоторое время им везло: вокруг было тихо, и успевшая накопить немного сил Клара поначалу шла вперед довольно бодро. Но когда Соловей уже подумал, что они действительно смогут незаметно уйти подальше и отыскать безопасное место, везение закончилось. Клара всё чаще останавливалась, упиралась плечом в деревья и надсадно хрипела, пытаясь перевести дыхание. После очередной такой заминки, она сделала несколько шагов, пошатнулась, снова замерла и, виновато взглянув на Соловья, покачала головой. — Извини… дальше не могу. Успевший уйти немного вперед хисагал обреченно оглянулся на лес за своей спиной. Он даже не начал редеть, превращаясь в перелесок. — Ничего… — вздохнул он, возвращаясь к Кларе. — Ничего страшного. Давай отдохнем. Он сбросил с плеча сумку, помог ей осторожно опуститься на траву и присел рядом, положив на колени арбалет. Клара зябко обхватила себя руками, пытаясь поудобнее прислониться спиной к шершавому стволу дерева. — Смой уже с рук эту гадость, — сказала она, кивая на уже превратившуюся в корку грязь на коже Соловья. — Воняет ужасно. — А… да… сейчас, — он с таким ужасом взглянул на свои ладони, будто только что понял, чем они были испачканы. — Пока есть время, расскажи, что там такое случилось, что мы сбежали без Дерека. Что за труп ты нашел? Соловей на мгновение прикрыл веки, пытаясь собраться с мыслями. — Помнишь, сколько их было сначала? Этих людей?.. Он рассказал ей о странной палатке и о том, что он нашел на её месте, о подорительном поведении Дерека и их внезапных спорах, и чем дольше говорил, тем менее убедительными казались ему собственные слова. Под конец он начал мяться и едва ли не бормотать себе под нос, сгорая от стыда. «Солнце милосердное, о чем я только думал?! Вытащил её больную из постели, заставил бежать сломя голову, черт знает, куда, оставил Дерека, артефакт!.. Может, я правда схожу с ума? Может, я что-то не так понял… и всё совсем не так, как я подумал?» Он посмотрел на желто-серое лицо Клары с запавшими провалами темных глаз и едва не взвыл от отчаяния. Та молчала, рассеянно глядя куда-то в траву под его ногами, и ему казалось, будто она даже не слушала его, погрузившись в собственные мысли или даже в полусон. — Клара, скажи, что-нибудь! — Тшш… — она повернула голову, тревожно глядя в сторону, откуда они только что пришли. Рука хисагала сама собой скользнула к арбалету. Теперь он тоже слышал. — Сиди, — велел Соловей, поднимаясь и уходя вперед, навстречу доносящимся из леса шагам. Клара только устало посмотрела ему в спину. Он ожидал, что сейчас из-за деревьев к ним выйдет вся зловещая стая руин, но к своему удивлению увидел только двоих. Широкую, грузную фигуру Одима он узнал сразу, во второй, двигавшейся чуть позади, прищурившись, угадал Дерека. Тот приостановился, тоже заметив хисагала, и вдруг со всех ног рванул ему навстречу. — Соловей! — он приостановился в паре десятков шагов, с опаской глядя на оружие в руках хисагала. — Какого хрена ты творишь?! В его голосе звучало такое искреннее, обиженное негодование, что Соловей невольно опустил цевье арбалета. Он мог поклясться, что Дерек был напуган и не понимал, что происходит, и это окончательно сбивало его с толку. — Я… — Что?! Сбежал ни с того ни с сего и Клару с собой потащил?! И меня просто взял и бросил?! У тебя совсем крыша поехала?! — Я н-ни не… не ни… БЛЯТЬ! ДА ЭТО У ТЕБЯ КРЫША ПОЕХАЛА! — взорвавшись, проорал Соловей. — Арбалет опусти, ненормальный! — вскрикнул Дерек, машинально вскидывая ладони в испуганном жесте. — С каких пор я тебе врагом-то стал?! — Ты меня не слушаешь! — хисагал отвел было оружие, но в запале тут же принялся размахивать им из стороны в сторону. — Я пытаюсь нас защитить, а ты доверяешь кому попало, будто они — твои лучшие друзья, и похер, что они творят у тебя за спиной! — А что мне остается?! У меня был выбор, по-твоему?! Вам я тоже доверился! — Мы не творили всякую херню! — Да хрена с два вы не творили! Сколько раз я чуть не погиб из-за вас, и ни слова ни сказал в упрек! — Соловей… — Это делала Милена! — СОЛОВЕЙ! Голос Клары наждачкой продребезжал по спине хисагала, а следом раздался сиплый, надсадный, задыхающийся кашель. Он поймал виновато-испуганный взгляд Дерека, зеркально повторяющий его собственный и оглянулся. Женщина согнулась уткнувшись лбом себе в колени и с трудом проскрипела сквозь кашель: — Скажи ему… что… видел. Дерек нахмурился, пытаясь отдышаться после собственного крика. — Что? Это опять про ту палатку? — Нет, — Соловей покачал головой, глядя куда-то ему за спину. — Не совсем. Он решительным движением поднял арбалет, и Дерек невольно отступил в сторону, поворачиваясь к наконец догнавшему его Одиму. Тот остановился, глядя на хисагала всё теми же равнодушными, бессмысленными глазами. — Он убил ту женщину и закопал там, где стояла палатка. Дерек тряхнул головой, переводя недоверчивый взгляд с Соловья на Одима и обратно. — Погоди, а ты… — Да можешь сам пойти посмотреть! Там яма, полная раздробленных костей! — Это кости животного, — спокойно возразил Одим. — С человеческими волосами?! Да там их целый скальп был! — возмущенно воскликнул Соловей и пригвоздил растерянно застывшего Дерека гневным взглядом. — Теперь ты мне веришь?! — Не понимаю… — Что ты не понимаешь?! Ты так спелся с ними, что с тобой разговаривать было невозможно, а я не знал, что делать, и что они собираются сделать с нами! — Мы не причиним вам вреда, — сказал Одим, поднимая ладони. — Да он даже не пытается объясниться! Видишь?! Всё ещё хочешь вернуться с ними в лагерь?! Дерек затравленно посмотрел на Одима и начал осторожно пятиться, отступая поближе к Соловью. — Ты правда убил её? — Она уже была на пороге смерти. И умерла, чтобы жили остальные. Это вас не касается. Мы не причиним вам вреда. — Вот мрак… — испуганно прошептал Дерек. — Ты как хочешь, а я ухожу, — заявил Соловей. — В одиночку вы погибнете в руинах. — всё так же равнодушно отозвался Одим. — Возвращайтесь в лагерь. Там вы будете в безопасности. — Мне плевать! Отдай нам наши вещи, и мы просто уйдем! — Вы не уйдете. Одим вдруг шагнул вперед, не обращая никакого внимания на арбалет в руках Соловья. Тот невольно попятился, а следом — и оказавшийся у него за плечом Дерек. — Не подходи! Я выстрелю! — Ты меня не убьешь, — уверенно сказал мужчина. В глазах Соловья мелькнуло сомнение, сменившееся страхом, а когда Одим сделал ещё один шаг — затравленной злостью. Он перестал отступать, твердо уперевшись ногами в землю, прищурился, фиксируя прицел арбалета и нажал на спусковой рычаг. Стрела вонзилась Одиму точно в грудь, и, впервые с момента их встречи его лицо изменило свое выражение. Всего его черты вдруг обострились, став отчетливыми. Оно исказилось от боли, и Соловей испуганно вздохнул, увидев, что перед ним стоит не пустой манекен, а живой мужчина с полным, обрюзглым лицом и широко распахнутыми темными глазами. Одим неловко приподнял руки, будто пытаясь коснуться торчащей из груди стрелы, пошатнулся и рухнул набок. Соловей машинально опустил арбалет, остекленевшими глазами глядя на скорчившегося на земле в предсмертной агонии мужчину. Стоявший позади него Дерек вдруг вскрикнул и испустил протяжный болезненный стон, вскидывая руки к лицу. Хисагал обернулся и тут же получил крепкий удар в челюсть. Перед глазами сверкнула белая молния, сменившись полной чернотой. Он отключился всего на пару мгновений, а когда пришел в себя, то обнаружил, что лежит на земле. В ушах звенело, череп казался мягким, словно сделанным из ваты, сквозь которую ритмичными толчками пробивалась приглушенная боль. Над головой, расплываясь, уходили ввысь макушки деревьев, страх отступил, сменившись растерянностью. Соловей осторожно приподнял голову и увидел нависшего над ним Дерека. Его лицо застыло на грани между напряженной мучительной гримасой и сосредоточенным спокойствием, из приоткрытого рта выступила кровавая слюна и стекала с губ на подбородок. В мелко подрагивающих от напряжения руках он сжимал пистолет, и Соловей с удивлением подумал, что это первый раз, когда его собственное оружие было направлено дулом ему в лицо. — Промахнулся, — шепелявя прокушенным языком, сказал Дерек. — Это был не я. — Дерек, очнись! — почти прошептал Соловей, невольно вжавшись в землю. — Опусти пистолет! Лоб Дерека прорезали глубокие морщины, кадык дернулся, и он тяжело задышал через приоткрытый рот. Капли подкрашенной кровью слюны срывались с его губ и пачкали рубашку. Соловей ловил взглядом каждое его движение, и на долю секунды ему показалось, будто пистолет в руке мужчины слегка качнул носом. Дерек болезненно вздохнул и отрывистым, почти механическим движением поднял свободную руку, придерживая подрагивающее запястье — Не искушай, — прохрипел он. — Чем больше он будет сопротивляться, тем сильнее я его покалечу. Соловей затаил дыхание, сверля его широко распахнутыми глазами. На языке у него крутился вопрос, который он мучительно желал и одновременно боялся задать. «Мои люди скоро буду здесь. Они помогут вам вернуться в лагерь. Если до их появления в твоей голове возникнет хоть малейшее желание пойти мне наперекор — я заставлю твой палец нажать на спусковой крючок. Потом ты возьмешь арбалет, и мы попробуем снова. С Кларой». Лицо Дерека застыло, в глазах вспыхнул немой ужас. Когда он приоткрыл губы, Соловей был почти уверен, что сейчас из них вырвется испуганный крик. Вместо этого они произнесли: — Мои люди скоро будут здесь. Они заберут ваши вещи, и мы вместе вернемся в лагерь. Вы будете жить в той же палатке, получать пищу и лекарства. За каждую твою попытку неповиновения я буду наказывать его, — Дерек качнул головой, указывая кончиком подбородка на самого себя. — Если их будет слишком много, вы все присоединитесь к костям в яме за лагерем. Тебе всё ясно? Соловей молча кивнул, мысленно умоляя Клару не вздумать даже чуть сдвинуться с места. В знакомом голосе звучал чужой, чуть раздраженный холодок, и то, как он складывал слова, сама его речь, размеренная и жесткая, принадлежали кому-то другому, — в этом хисагал не сомневался, какой бы безумной и невозможной ни казалась эта идея. Кто бы сейчас ни наставлял на него пистолет руками его друга, невидимый, и недоступный, он внушал Соловью слепой, морозящий нутро страх. Дерек умолк, продолжая удерживать на вытянутой руке пистолет. Лицо у него взмокло от напряжения: в отросшей за неделю длинной щетине поблескивали круглые капли пота, черные волосы облепили лоб. Он боялся пошевелиться, но когда услышал за спиной знакомые неторопливо-размеренные шаги, то не удержался от вздоха облегчения. Ему до ужаса хотелось оглянуться, но он послушно стоял и ждал, пока не увидел боковым зрением одного из людей Одима. Тот, не обратив ни малейшего внимания на тело своего лидера, подошел к съежившемуся на траве Соловью, осторожно поднял выпавший из его руки арбалет и отошел в сторону. — Дерек? — осмелился тихо позвать хисагал. — Вставай, — ответил ему всё тот же холодный голос, и Дерек сделал пару шагов назад, немного опуская уставшие от пистолета руки. Соловей замешкался, потом очнулся, и неловко вскочил на ноги, боясь, что его заминка будет расценена как неповиновение. — Что ты делаешь?! Не надо! Он затравленно оглянулся на хриплый вскрик Клары и едва не задохнулся от беспомощной ярости: пара мужчин под руки подняли её с земли и потащили в сторону лагеря. — Следуй за ними, — раздался за его спиной сдавленный голос Дерека. Хисагалу ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Едва дыша, он поплелся следом за ними. Сбоку к нему тут же пристроился мужчина с разряженным арбалетом, отсекая путь в сторону на случай, если хисагалу от отчаяния придет в голову попытаться сбежать. Дерек пошел сзади. Соловей боялся оборачиваться, но был уверен, что тот целится из пистолета прямо ему в затылок. Конвоиры, которые под руки вели Клару, подстроились под её мелкий спотыкающийся шаг, и теперь они плелись вперед до ужаса медленно. Хисагалу казалось, что он не выдержит тисками сдавившего голову напряжение и свалится по дороге. В какой-то степени ему этого даже хотелось: он слишком устал бояться. Соловей слегка оживился, увидев среди деревьев темные треугольники палаток и вьющийся над кострищем белый дымок. Если Одим и «Дерек» не солгали, им не причинят вреда. Больше надеяться было не на что. Клару отпустили рядом с палаткой. — Залезай, — сказал ей Дерек и повернулся к Соловью. — Ты — следом. Голос у него был совсем потухший и усталый, почти, как у Одима, и Соловей понял, что никак не может посмотреть ему в глаза. Узнавая силуэт его лица, он словно не видел его. Лекарша не рискнула даже оглянуться, опускаясь на колени рядом с плотным матерчатым пологом. Выжидая, пока она не заберется внутрь, хисагал повернулся, чтобы последний раз взглянуть на Дерека, и боковым зрением вдруг зацепился за что-то незнакомо темнеющее у самого края поляны. Соловей невольно попытался сфокусировать взгляд, и тут же зажмурился. Смотреть на это темное пятно было так же невозможно, как на сияющее посреди чистого неба солнца. Хисагал осторожно приоткрыл веки, чтобы взглянуть ещё раз и убедиться, что ему не померещилось, но увидел прямо перед собой закрывшего ему обзор Дерека. — Залезай, — сказал он. Соловей не заставил просить себя дважды. Забравшись в душный полумрак палатки, он столкнулся с перепуганными плачущими глазами Клары. Та сидела на одеяле и тихо всхлипывала, зажимая рот рукой, по её щекам градом лились слёзы. Она взглянула на Соловья и подалась вперед, порывисто обнимая его. — О, небеса… как ты? Он очень сильно тебя ударил? — Всё н-нормально, — пробормотал он, уткнувшись носом в волосы повисшей у него на шее женщины.— Всё хорошо. Соловей вдруг понял, что действительно почти не чувствует боли от удара Дерека, хотя тот был достаточно сильным, чтобы вырубить его на несколько секунд Дорога до лагеря прошла словно в полусне, а теперь очнувшееся тело снова охватила испуганная дрожь, за которой он не ощущал больше ничего. Полог за его спиной зашуршал и откинулся, на мгновение пустив в палатку яркий дневной свет. Соловей вздрогнул, машинально попытавшись обернуться, но Клара не отпустила его, ещё крепче прижав к себе. Она будто перестала дышать, окаменев всем телом и поворачивая голову вслед за кем-то, кто вполз в палатку следом за ними и устроился в её дальнем углу. Когда она, опомнившись, слегка ослабила хватку, Соловей, наконец, смог повернуть голову. Напротив них, скрестив ноги и держа на коленях пистолет, сидел Дерек. Он опустил голову, длинные, отросшие почти до плеч волосы падали ему на лицо. — Дерек, это ты? — осмелился спросить Соловей спустя несколько минут, за которые никто из них даже не шевельнулся. Мужчина отрицательно качнул головой. — Меня зовут Ренон.