Сказания Хъемоса: Бездомные души

Испробовав многое в этой жизни, я могу сказать наверняка: самые мирные и беззаботные дни в ней были те, что мы провели вместе, скитаясь по пыльным дорогам и ночуя на голой земле.

***

— Клара! Звук собственного имени заставил её чуть приподняться над поверхностью лихорадочной дремы, и она с наслаждением вздохнула, почувствовав, как её раскалывающийся от жара лоб накрыла широкая прохладная ладонь. — Давай, надо проснуться... Ладонь поползла выше, ласково взъерошила ей волосы. Клара вдруг почувствовала спиной твердые, колючие прутья ельника и, очнувшись, распахнула веки. — Марко... Клара недолго продержалась на ногах, хотя парой минут раньше ей казалось, что она может сорваться с места и в один бросок домчаться до своего крохотного домика в зеленой глуши Гайен-Эсем. Ужасы последних дней довели её до предела, а потом смешались с острым, всепоглощающим счастьем, когда она поняла, что сидит на земле, прижавшись к Маркусу. Он появился так неожиданно, что Клара не сразу узнала его. И только потом, когда Ренон — тёмная фигура, рассмотреть которую невозможно было даже на свете, исчез среди деревьев вместе с Миленой, наконец осознала — он вернулся, и вернулся целым и невредимым. Радость и облегчение подскосили остатки её сил и, как бы ей ни хотелось, оставаться на ногах она больше не могла. Маркус уговорил её не оставаться снаружи, а устроиться в одной из свободных палаток. Подальше от той, в которой сейчас лежали останки Дерека. Клара улыбнулась устало-встревоженным глазам склонившегося над ней мужчины. — Как ты? — спросил он. — Не очень, — хрипло прошептала лекарша, усаживаясь на постели. — Я ведь правда едва не решила, что ты умер. Маркус внимательно вгляделся в лицо Клары. На её губах то и дело мелькала быстрая улыбка, но взгляд был замученным и влажным, а лоб бороздили болезненные морщины. — Прости. Я не думал, что мы разделимся надолго. Клара удивленно поперхнулась воздухом и тут же зашлась тяжелым грудным кашлем. — Тише, тише, не надрывайся, дыши. — Да... просто... не ожидала такое... услышать, — выдавила лекарша, еле успевая вздохнуть между приступами. Маркус придержал её за плечи, а потом осторожно опустил на подушку. Лицо у него было совсем бледным не то от усталости, не то от беспокойства, и её охватило чувство дежавю. — Давно заболела? — деловито спросил он. — Неделю назад... может, больше. — Лекарства в аптечке? — Этот псих дал мне свои. Они подойдут. — Точно? Можно взглянуть? — Марко, я не ребенок — знаю, что надо пить, — вяло огрызнулась Клара. Он вздохнул. — Тогда всё будет хорошо. Тебе просто надо отлежаться. Клара поймала себя на мысли, что верит ему. Даже если в тот момент он сам не верил себе. Она молча кивнула и прикрыла веки, склонив голову набок, но, услышав, как Маркус тяжело поднимается на ноги, собираясь выйти из палатки, тут же встрепенулась. — Погоди! — почти вскрикнула она, испуганно хватая его за рукав. Встретив его удивленный взгляд, Клара смутилась, но пальцев не разжала. — Ты… можешь остаться? Хотя бы ненадолго? — Я сделаю тебе холодную повязку и вернусь, — замешкавшись, ответил Маркус, но женщина нахмурилась и отрицательно мотнула головой. — Потом. Просто посиди здесь. Маркус пожал плечами и опустился на застеленный тканью пол рядом с ней. — Успокойся, ты-то чего нервничаешь? — Я не нервничаю, — возразил Маркус. Клара красноречиво скосила глаза на его руки, и он тут же отпустил край одеяла, который мял и крутил в пальцах, сцепив их в крепкий замок. — Что там у вас случилось? Я слышала, как Соловей орал. Устроив Клару, Маркус подошел к застывшему на месте Соловью. Тот вздрогнул и обернулся, глядя на него огромными, одичавшими глазами. — Маркус... — он растерянно покачал головой, заморгал, пытаясь удержать вызревающие в глазах слезы. Его голос яростно зазвенел, заставив мужчину поежиться. — Что с тобой случилось? Где ты был? ГДЕ, ЧЕРТ ПОДЕРИ, ТЕБЯ НОСИЛО?! Я ЧУТЬ НЕ РЕХНУЛСЯ ТУТ СО ВСЕМ ЭТИМ ДЕРЬМОМ! Я, БЛЯТЬ, НЕНАВИЖУ ВСЮ ЭТУ ГРЕБАНУЮ ХЕРНЮ, НЕНАВИЖУ! Маркус дернулся, еле удержавшись, чтобы не шарахнуться за ближайшее дерево, но это не понадобилось — голос Соловья порывом ветра прошелся по траве и деревьям вокруг и стих, не причинив никакого вреда. Хисагал обессиленно сложился пополам эи пытался отдышаться, уперевшись руками в колени, а потом и вовсе плюхнулся на землю. Маркус осторожно подошел к нему поближе, всё ещё опасаясь новой вспышки, а потом медленно опустился рядом. — Эй… Слышишь меня? Спина Соловья резко сотрясалась от рыданий, из-за острых колен доносились приглушенные всхлипывания. — Мне так стыдно!.. — вдруг вскрикнул он. — Я его в Башнях бросить хотел… а потом просил, чтобы он нырнул за артефактом в озеро! Он думал, я его друг… И умер из-за меня. Отец умер, ты чуть не умер! Все, кто со мной связывается, рано и поздно попадают в беду, будто я их проклинаю! — Соловей… — Я дал ему пистолет, а он из него!.. — Чшш… чшш… тише. От слёз только хуже будет. Маркус сидел рядом с ним, уговаривая его успокоиться. Он жалел Соловья, как расстроенного ребенка, но в душе был почти счастлив. Его подопечный выжил и остался цел и невредим — это все, что его волновало. — Он перенервничал. Переживает из-за Дерека. — слегка оживившись, объяснил Маркус и, подумав, добавил. — И из-за тебя. Клара устало провела по лицу ладонью. — Мне так жаль... Ему сильно досталось. Но он молодец. Я даже не думала, что он будет так хорошо держаться. Ты многому его научил. Маркус даже не попытался улыбнуться, только машинально наклонился вперед, с беспокойством вглядываясь в её лицо. — Тебе бы отдохнуть. — Я и так только и делаю, что отдыхаю. — Ты болтаешь. А у тебя сильный кашель. — Ничего, от разговоров ещё никто не умирал. И вообще, раз ты такой умный — радуйся, что я болтаю, это хороший признак. — Ты же еле говоришь. — Вот и не мешай мне, зануда. Я и так одна тут чуть с ума не сошла! — проворчала Клара и, вздохнув, добавила. — Не переживай, сейчас сменишь меня. — В смысле? — Что с тобой случилось? Тогда в Башнях? Маркус не ответил. Она взглянула на его отсутствующее лицо и почти услышала, как он пересыпает в голове горсти слов, тщательно подбирая нужные. От этой знакомой заминки у неё тут же противно заныло под ложечкой. — Когда мы с Миленой выбрались из Башен, Соловей вышел к нам один. У него была твоя одежда, — выпалила Клара в надежде сбить его с мысли. — Он сказал, ты запер его где-то, а сам остался в комнате, куда ломились солдаты. Что потом ты исчез, а снаружи остались одни трупы. Что ты сделал? Маркус растерянно, почти испуганно посмотрел на неё. — Только не ври, пожалуйста, — жалобно попросила Клара, и взгляд у него стал совсем затравленным. — Я не помню. Клара тут же нахмурилась. — Хреновая отговорка. — Я не вру. — Может быть. Но ты и правду не говоришь. Тебе так сложно просто открыть рот и рассказать всё, как было? Маркус промолчал. Он не хотел продолжать этот разговор, но и уйти не мог, и потому просто сидел, мрачно сгорбившись, будто набрав в рот воды. Клара ненавидела его способность молчать, отбиваясь от любых вопросов ничего не значащими фразами. Это была их давняя борьба, в которой ей редко когда удавалось выиграть. Но каждый раз, чувствуя, как он начинает уходить от разговора, она не могла удержаться от азартно-злого желания заставить его говорить честно и прямо, как бы ей ни приходилось изворачиваться, чтобы вытянуть из него хоть слово. — Ты не человек? Ей пришлось сосредоточиться, чтобы подобрать подходящий вопрос, но он попал точно в цель. Лицо Маркуса дернулось. Он опустил глаза и заерзал, будто едва сдерживался, чтобы не сорваться с места и не сбежать. — С чего ты взяла? — произнес он тихим сдавленным голосом. — Соловей сказал, вы с ним не могли взять этот чертов артефакт в руки. Его вообще никто не мог коснуться кроме меня и Дерека. Он сделан для людей. Темные глаза Клары впились в лицо контрабандиста. — Так, да или нет? Маркус качнул головой так коротко, будто это простое движение стоило ему огромного труда. — И кто ты тогда? — Не знаю. — Ты убил солдат, которые прижали вас с Соловьем? — Ты ради этого попросила меня остаться? Чтобы допросить? — голос Маркуса снизился до опасного полушепота, но Клара не хотела останавливаться. — Не отвечай вопросом на вопрос! — разозлилась она. — Я просто хочу понять, что с тобой произошло. — Зачем? — спросил Маркус и тут же зашипел от неожиданной боли: Клара дотянулась до его плеча и крепко впилась в него ногтями. В её глазах сверкало раздражение, уже готовое перерасти в гнев. — Объясни мне, что я такого сделала, что ты мне настолько не доверяешь? Маркус недовольно поморщился. — Да с чего ты... — С того! Что тогда, что сейчас — ты только и делаешь, что врешь, увиливаешь и что-то скрываешь. Будто я тебе враг какой-то! И ладно раньше — хотелось тебе якшаться с этими бандитами, да и хрен бы с ним! Сама всё знала, в конце концов. А теперь-то что?! Ты думаешь, что я буду тебя бояться? Ненавидеть? Почему ты сразу мне не рассказал? Лицо Маркуса окаменело, только на скулах вспыхнули пятна злого румянца. Он поджал губы и шумно засопел, стараясь взять себя в руки. — Я просто не хотел, чтобы ты в это лезла. Тебе разве не достаточно? — процедил он. — Посмотри на себя! Ты чуть не погибла! — Как и ты! — Я знал, что делал! — Да ну? — Клара ехидно усмехнулась. — Уж мне-то можешь не трезвонить. Всё равно не поверю. — Тогда зачем спрашивать? — МАРКУС! Голос лекарши хрипло сорвался, но для Маркуса это было хуже, чем если бы она закричала. Она почти никогда не называла его полным именем. — Давай… давай, как только всё утрясется, и мы решим, что делать дальше, я всё тебе расскажу, — пробормотал он, тяжело поднимаясь с пола. — Я сделаю тебе холодную повязку. Выбравшись из палатки, он увидел вернувшуюся в лагерь Милену. Та стояла у небольшого навеса для вещей и задумчиво разглядывала артефакт. Кто-то развернул тряпки, в которых он был спрятан, и тёмный глянцевый шар сумрачно поблескивал, отражая лучи дневного света. Заметив Маркуса, камана махнула рукой, подзывая его к себе. — Ну что там? Как твоя подружка, жива? — Ей нужно отдыхать. Она сильно заболела. — Хорошо. Посидим пару дней. А потом отойдем подальше. Не хотелось бы, чтобы на нас наткнулся Альянс, когда они узнают о мертвецах и пойдут разбираться. Мы, конечно, далеко от Норы, но кто их знает. — А что насчет него? — Маркус качнул головой в сторону деревьев. — Он идет с нами, — твердо заявила Милена. — Ты серьезно?.. — Серьезно. — После того, что он натворил? — Мы всё обсудили. Для нас он не опасен. — То есть, как это, он идет с нами?! Маркус и Милена обернулись на подошедшего к ним с другой стороны поляны Соловья. Его сверкающие от гнева фиолетовые глаза в красных ободках недавних слез, казалось, занимали всё лицо. — Ты совсем охренела?! — проорал он, — Никуда мы с этим мудаком не пойдем! — Я тебя не спрашиваю! — прошипела Милена, раздраженно ударив хвостом по земле. — Да мне плевать, катись куда хочешь и с кем хочешь! — Соловей! — Маркус повернулся, вставая между ним и Миленой. — Пойди посмотри, как там Клара. — Пошел ты! — злобно выплюнул хисагал. — Не смей меня отсылать, я не ребенок! — Соловей, пожалуйста. Я прошу тебя, — мягко попросил контрабандист. — Пока она сама к нам не выбежала. Соловей умолк, уставившись на него злым, удивленным взглядом. Он ожидал, что Маркус, как обычно, будет отчитывать его, как ребенка. Поколебавшись, хисагал шумно выдохнул через нос. — Мы ещё не закончили, — сказал он Милене, отвернулся и размашисто зашагал к палатке. — Щенок горластый, — процедила ему вслед Милена. — Язык бы тебе вырвать. — А чего ты ждала? — спросил Маркус. — Ты знаешь, что это твое ходячее дерево натворило. — Ничего он не понимает! — Я тоже ничего не понимаю. Зачем он тебе нужен? — Он… — Милена тряхнула головой, подбирая слова. — Таких, как он больше нет! Мы не можем просто его оставить. — И что ты будешь с ним делать? — Отведу к своим друзьям. А потом его нужно представить Альянсу. — Я думал, ты не в ладах с Альянсом. — Это не важно! Ты не представляешь, сколько он может им дать. Не существует больше никого, кто владел был искажением разума, никого! Такой прорыв никому и в лучшие времена даже не снился! Ты себе даже представить не можешь, ЧТО он сделал! — Так объясни! Милена обожгла его раздраженным взглядом. — Тресамионы — единственные существа в мире, способные к искажению разума. Они могут играть с чужими мозгами, как угодно. Но они неразумные — это просто хищные растения, которые охотятся с помощью искажений. Если бы Ренон был таким же, он бы просто всех поубивал. То, что он умеет — это… чудо. Искажению разума за много веков так никто и не смог научиться. Он нужен Альянсу. — Тогда какого хрена он шляется по лесам и убивает людей? — Не всё так просто. Хочешь — спроси у него сам. — Я спрашиваю у тебя. Мне нужно знать, чего от него ждать. Как и Кларе и Соловью. — Не волнуйся о нем, он никого не тронет. Он не дурак. А если окажется дураком — я его прикончу. Его искажения на меня не действуют, он не сможет защититься. — Тоже мне гарантия. — Он идет с нами — и точка! Как только я найду, кому передать артефакт, вас это перестанет касаться, так что угомонись. — И где он сейчас? — вздохнул Маркус, устало утирая лицо ладонями. — Остался в лесу. Знает, что ему здесь не рады. — Хорошо, пусть там и сидит. Нам надо похоронить Дерека. Не трогай Соловья, я сам с ним поговорю — Да пожалуйста, — Милена ядовито ухмыльнулась. — И позаботься о том, чтобы он больше не вякал мне под руку. Маркус коротко кивнул и отвернулся. Его взгляд задумчиво скользил по стоящим полукругом палаткам. Картинка перед глазами поплыла и задергалась, и контрабандист проморгался, сгоняя накатывающий сон. За столько дней и даже сейчас — ни минуты покоя, который был ему так необходим. Ему было уже все равно, что он скажет Кларе и как убедит Соловья не перечить Милене, ему было плевать даже на Ренона, пока тот держался подальше от остальных. Больше всего на свете он хотел рухнуть на землю рядом с костром и спать, спать, спать месяцами, как впадающие в зимнюю спячку лесные звери. Но сначала нужно было подготовить тело Дерека к погребению, насколько это было возможно сделать. Маркус подошел к злополучной палатке и откинул полог, впуская внутрь солнечный свет. В ответ наружу вырвалось кровавое зловоние. Контрабандист невольно прикрыл нос ладонью, заглядывая внутрь. От спертого, душного воздуха у него слегка закружилась голова. Расплескавшаяся по палатке кровь успела потемнеть и присохнуть к ткани, тело Дерека казалось мешком, одетым в человеческую одежду. В руке у него блеснул пистолет Соловья, отражая теплый солнечный луч. Маркус на мгновение замешкался, прислушиваясь к трупу, потом осторожно подошел, присаживаясь на корточки, тронул холодную руку, стараясь не смотреть в сторону развороченной пулей головы. — Ты уж извини, — пробормотал он, пытаясь разжать окоченевшие пальцы Дерека. Тот даже после смерти словно не хотел расставаться с погубившим его оружием. Маркусу казалось, что он задохнется, прежде чем успеет вытащить пистолет из мёртвых пальцев, и с облегчением выдохнул, когда рука Дерека, наконец поддавшись, безвольно шлепнулась на пол. Он вытащил из палатки все вещи и набросил на тело ткань, закрывавшую пол. — Надо отпеть его, — сказала Милена, едва Маркус показался снаружи. — Слишком уж плохой смертью он умер. Маркус удивленно приподнял брови — камане не было никакого дела до того, что стало с Дереком, и он никак не ожидал, что она будет беспокоиться о его погребении. — Сначала надо предать тело земле. Или сделать насыпь, чтобы до него не добрались звери. — Как раз хорошо, если тело звери съедят, — возразила Милена. — Тогда он будет жить в них. Да неважно, делай, как хочешь. Главное — о душе его позаботься, как следует. Нечего плодить ходячих мертвецов. — А ты будешь на похоронах? Милена серьезно кивнула. — Да. Мне есть за что поблагодарить его. И за что попросить прощения — тоже — Даже так? — Нечего строить из меня монстра. Я знаю, что делаю. Маркус только пожал плечами. Чем дальше уходили от Гайен-Эсем, тем больше Милена его удивляла. Из палатки, в которой обосновалась Клара доносился приглушенный шепот. Маркус слегка отодвинул полог и заглянул внутрь. — ...нельзя плакать по мертвым, — говорила Клара, ласково гладя руку сидевшего рядом с ней Соловья. Тот быстро взглянул на контрабандиста и тут же отвернулся, пряча заплаканные глаза. — Соловей... надо подготовить Дерека. Лекарша ободряюще сжала его руку. — Всё будет хорошо. Хисагал всхлипнул и быстро утер глаза предплечьем. — Нам... нам надо его вытащить? — хрипло спросил он, выбираясь из палатки. — Не думаю, что у нас получится. Лучше... завернем его прямо в палатку. Всё равно от неё уже не будет толку. И нужно выкопать яму или натаскать камней. — Ладно, — еле слышно выдохнул Соловей. Горло у него всё еще было стиснуто едва сдерживаемым рыданиями. — Тебе нужно успокоиться. Клара правильно сказала — по мертвым нельзя плакать. По крайней мере, сразу. — Почему? — Чтобы они не остались на земле. Поэтому им и поют колыбельные — чтобы они спокойно ушли своей дорогой. Маркус вдруг остановился и протянул Соловью пистолет. Тот посмотрел на него полными ужаса глазами, будто контрабандист протягивал ему ядовитую змею. — Возьми его. — мужчина качнул протянутой рукой. — И не забудь зарядить. Не бойся. Ты не виноват, что так получилось. Хисагал судорожно кивнул, тронул деревянную рукоять пистолета кончиками когтей и поспешно убрал его за пояс. Они подошли к палатке, где лежал Дерек. Соловей весь дрожал, но помог Маркусу отвязать опоры. Треугольный шатер мягко осел на землю, будто накрыв тело огромным темным одеялом, по которому разливался теплый солнечный свет. Мир вокруг цвел и щебетал. Для него эта смерть была началом тысяч маленьких жизней. Маркус и Соловей осторожно обернули ткань палатки вокруг тела Дерека и обвязали веревками вокруг ног и головы. Из одеяла она превратилась в толстый мешок в форме человеческого тела. Маркус устало вздохнул, утер ладонью выступившую на лбу испарину, усаживаясь на траву в стороне от него. Соловей огляделся, ища Милену, но она ушла, оставив раскрытый артефакт, который охраняла, словно сокровище. — Я всё слышал, — сказал он, сев рядом с Маркусом. — Этот хрен теперь с нами. Маркус опасливо покосился на него, ища признаки надвигающейся истерики. — Да. Он теперь с нами. — Так нельзя. Нельзя его оставлять после того, что он сделал! — Я знаю. — Давай уйдем, — Маркусу казалось, что пристальный взгляд Соловья обжигает ему кожу. — Мы уже на другой стороне, Альянс найдем сами. Артефакт у неё, нам больше не нужно идти с ней вместе. Контрабандист покачал головой. — Она не отпустит Клару, пока не найдет, кому передать артефакт. — Тут есть другие... — Соловей на мгновение запнулся. — ...другие люди. Пусть они его таскают, раз Милена теперь с ними заодно. — Послушай... нам лучше остаться с ней, — заметив, что Соловей уже возмущенно вздохнул, готовясь возразить, Маркус поспешно добавил. — Она знает всё об этих местах, без неё мы можем вляпаться во что-нибудь опасное. — То есть, теперь ты ей доверяешь?! — Можно и так сказать, — Маркус посмотрел в удивленно расширившиеся глаза Соловья и сказал. — Он вывела меня из Башен, хотя... ей пришлось влезть в драку. Нам прорывались сюда через толпы мертвецов и солдат. И всё это время она защищала меня. Хотя могла бы этого не делать. С ней мы будем в большей безопасности, чем сами по себе. — Через мертвецов и солдат... Где вы на них наткнулись? Что вообще с вами случилось. — Потом. Как закончим — я тебе всё расскажу. Маркус насторожился — из леса вдруг показались безразличные ко всему подручные Ренона во главе с Миленой. — Они помогут вам с могилой, — сказала она. — Просто говорите им, что делать. Соловей демонстративно отвернулся. Маркус с облегчением вздохнул, — мысль о том, что придется ковырять землю ножом или таскать груды камней, нагоняла на него тоску. Они вместе перетащили тело к скалам и начали обкладывать камнями. Люди Ренона подозрительно напоминали Маркусу живых мертвецов. Они беспрекословно выполняли всё, что им говорили, но казались вялыми, медленными, совершенно равнодушными ко всему, что происходило вокруг и к самим. Казалось, даже прикажи им Маркус похоронить себя заживо, они бы без тени колебаний развернулись и принялись выкладывать рядом с могилой Дерека такие же курганы для себя. Соловей угрюмо молчал, отказываясь разговаривать при них и забеспокоился только, когда тело мужчины оказалось почти закрыто камнями. — Погоди... разве нам не надо сначала попрощаться? — Надо. Мы закроем могилу, когда отпоем его. — А как это делается? Я никогда не был на похоронах. — Соловей вдавливал из себя каждое слово, будто его схватили за горло. — Ничего. Просто повторяй за нами. — Я даже не знаю, что надо петь. — Это неважно, главное — думать о чем— нибудь хорошем. Соловей нервно фыркнул — Как можно думать о чем-нибудь хорошем, когда хоронишь человека. — Так надо. Ты ведь провожаешь его. Ему нужна твоя поддержка. — Но... но... то, как он умер... — Далеко не все умирают от старости в своей постели. Но проводить их нужно так, чтобы они об этом не беспокоились. Хватит, больше не надо. Маркус остановил подошедших с новой пригоршней камней людей Ренона и отряхнул саднящие руки. — Пойдем. Нужно сказать Кларе, что всё готово. — Уже? Мы пойдем хоронить его сейчас? — Да. Зачем тянуть? — Не знаю... как-то это неправильно. Я не могу поверить... Он только сегодня еще был жив. — Знаю. Но он умер. — тихо сказал Маркус. — Придется с этим смириться. В его голосе Соловью почудилась незнакомая печаль. Он так и не смог поверить в то, что происходит и не верил до того самого момента, как они вчетвером, вместе с Кларой и Миленой встали перед каменным гробом. И даже тогда что-то внутри него упорно не хотело узнавать в выглядывающем из него темном мешке тело своего друга. — Кто начнёт? — спросил Маркус, и Соловью вдруг стало нечем дышать. Его сердце колотилось так, словно он бежал, бежал от самой мысли, что стоит здесь, посреди горного леса, перед грудой камней, под которой лежит Дерек, мёртвый, застрелившийся из пистолета, который должен был его защитить. — Давайте я, — сдавленно сказала Клара. Она вздохнула, коснулась рукой груди, будто уговаривая её придержать кашель. — Дерек... прости меня, что не доверяла тебе. Ты — хороший человек, я это поняла. Спасибо тебе за всё, что ты сделал для нас, хотя был не обязан. Мир тебе, друг. Она умолкла, и посмотрела на Соловья. — Теперь ты что-нибудь скажи. Вы ведь были друзьями. Хисагал растерялся. Это было так просто — сказать всего пару слов, но его мысли тут же заметались в лихорадке, а через мгновение голова стала совсем пустой. Он невольно представил, что Дерек лежит там, в душном свертке, пропитанном его собственной кровью и ждет, что он скажет в свое оправдание, как попрощается с ним. Соловью тут же стало жарко, кровь прилила к щекам. — Дерек, я не хотел... чтобы всё так получилось, — затараторил он, стремясь разбавить воцарившуюся тяжелую тишину. — Мне так жаль... то есть... прости. Прости, что из-за меня... что ты погиб. Прости, что я хотел оставить тебя тогда в Башнях. — из глаз Соловья сами собой хлынули слезы, лицо горело от жгучего, невыносимого стыда, но он продолжил говорить, чувствуя, как соленые капли затекают ему в рот. — Прости, что я плохой друг. И... спасибо, что был мне хорошим другом, что рассказал мне про себя, и что спрашивал про меня. Спасибо, что помогал нам всю дорогу, что нырнул за этим чертовым артефактом, что прошел с нами через пещеры, что пытался найти помощь... и прости еще раз. Пожалуйста, не злись. Пусть тебе будет хорошо. Он прерывисто вздохнул и опустил голову, утирая слезы. Страх и горечь затопили его, хлынули в голову потоком непрошеных мыслей. Что, если Дерек злился на него? Что если он действительно был настолько зол, что хотел застрелить его? А потом застрелился сам. "Дерек, зачем... ну зачем ты это сделал?!." Соловей почти не слышал, что говорил Маркус и очнулся, только, когда услышал голос Милены. — Дерек, хисавир из Башен, — она говорила почти торжественно, — Я прошу у тебя прощения за то, что сказала тебе в день, когда мы встретились. Прошу прощения за то, что ударила тебя и за то, что заставила тебя вернуться в Башни. Я знаю, что это было жестоко. Соловей поднял глаза — Маркус и Клара тоже удивленно смотрели на Милену, но она сосредоточенно продолжала, глядя на каменный гроб. — Спасибо, что помог им перебраться через горы и спасибо, что нашел Ренона. Ты не представляешь, скольким людям помог. Мир тебе. Она подошла и положила в гробницу еще один булыжник. Следом опомнились Маркус и Клара. Они вместе заложили заложили тело Дерека. Соловей положил последний камень, и когда тот с глухим стуком встал на место, почувствовал, как сердце пропустило удар. — Вот и всё, — сказала Клара и тяжело опустилась на землю. — Теперь надо отпеть. — Давайте «Детскую», — предложил Маркус, садясь на траву следом за ней. Милена пожала плечами. — Как хотите. Спи, дитя засыпай, Пусть твое сердце бьется спокойно, Пусть тебе снятся мирные сны, Спи, дитя, засыпай, Ночь наступает, но ты не пугайся, Она несет лишь тепло и покой Спи, дитя, засыпай... Клара пела почти шепотом, и в тишине звучали в полную силу только низкие, глубокие голоса Маркуса и Милены. Они повторяли один и те же строчки раз за разом, монотонно, убаюкивающе. Клара успокаивающе гладила Соловья по руке. Тот начал тихонько мурлыкать себе под нос, потом — осторожно подпевать, закрыв глаза. Его голос нежно зазвенел, и он почувствовал, как тяжелый ком в груди начинает понемногу таять. ...Пусть тебе снятся мирные сны, Спи, дитя, засыпай... «Прости меня за то, что я сделал с тобой. И спасибо за то, что нашел меня. Мир тебе, Дерек». Похороны закончились, когда Маркус начал явно клевать носом. Клара хлопнула его по плечу и первая поднялась стряхивая пыль со штанов. — Пойдем в лагерь. Надо отдохнуть, — твердо сказала она. Её одолевало желание расспросить Маркуса прямо сейчас, пока он был слишком усталым, чтобы уходить от ответов, и одновременно не хотелось говорить вообще. Лагерь погрузился в подавленное молчание: Соловей ушел зализывать раны в одиночестве, Милена заняла свой пост на краю поляны. Ренон не показывался. — Иди отдыхай, — сказала Клара, обернувшись на нервно дожидавшегося её Маркуса. — Потом поговорим. В его взгляде промелькнуло легкое удивление. Он благодарно кивнул и ушел к костру, устраиваться на лежанке, на которой до появления Ренона спала Клара и тут же провалился в глубокий, тяжелый сон. Утром, когда Соловей выбрался из палатки, он всё ещё спал и даже не пошевелился, когда тот прошел мимо него. Хисагал поймал себя на мысли, что впервые видит его спящим так крепко. Даже ночью, когда они по очереди караулили лагерь, контрабандист приоткрывал глаза сквозь сон, стоило ему заслышать чьи-то шаги. Но сейчас он спал, как мертвый, не реагируя даже на лагерную возню и не проснулся даже к полудню. Соловей забеспокоился и уже подошел было к нему, чтобы разбудить, но Милена вполголоса одернула его: — Не трожь, пусть отсыпается. Он несколько дней почти глаз не смыкал, пока мы до вас добирались. Соловей удивленно кивнул и отошел от контрабандиста. — Маркус сказал, вам пришлось прорываться через солдат и мертвецов? Где это было? — У Кроличьей норы. Даже хорошо, что вы нашли другую дорогу, вместе там было не пробиться. Там был прорыв мертвецов, и Гайен-Эсем стянула туда всю армию. Они собираются завалить Нору. — Нихрена себе... Чудо, что мы нашли этот проход... — Да как вы вообще сюда забрели? Вы должны были дожидаться нас недалеко от ворот Нор-Алинера. — Мы... честно говоря, мы заблудились. Соловей, запинаясь, рассказал камане всё, что случилось с ними по пути из Башен. Ему казалось, будто всё это произошло когда-то очень давно, и одновременно воспоминания вставали перед глазами, как живые. Его внезапный упадок сил, из-за которого они потеряли целый день, отчаяние Клары, её болезнь, нападение лоргера и долгий, тяжелый переход по пещерам. Он подумал, что предпочел бы пережить всё это еще раз, если бы можно было отменить события последних дней. Если бы они все сейчас были живы. — Лоргер... повезло вам. Могла перетопить, как котят. Очень интересно... значит, овера действительно потянулись на восток. Мы тоже встретили их по дороге сюда. — А что с вами вообще случилось? Что случилось с Маркусом? — понизив голос, спросил Соловей? — Идиотизм с ним случился, — фыркнула Милена. — Он — нараис. Запер тебя, перевернулся в зверя, перебил солдат и пошел гулять по Башням. Его бы пристрелили, если бы не я... — Погоди, погоди, что?.. Оборотень? — Соловей обернулся и пристально вгляделся в Маркуса округлившимися глазами. Тот шумно вздохнул во сне и нахмурился, будто почувствовав его взгляд. — Как оборотень?! Полог единственной обжитой палатки откинулся, и оттуда вывалилась Клара. Глаза у неё были такими же круглыми, как у Соловья. — А вот так, — Милена откинула волосы, показывая ей свое развороченное плечо. — Вот это — его зубов дело. — Но он ничего... — Не говорил, да. И из-за этого всё и полетело во мрак. Хотя, не буду спорить, Соловья он спас. Да и от вас погоню отвел, пока бегал вокруг Башен, как идиот. Теперь и Клара сверлила изумленным взглядом лицо Маркуса. Она долго молчала, прежде чем спросила: — И что теперь с ним будет? Это опасно? — Опасно. А что будет дальше — от него зависит. — И... каким он будет? — пролепетала Клара. — Сама увидишь. Скоро он обернется опять — даже полнолуние наступить не успеет. — Он говорил, что убьет меня, если я выйду, — вспомнил Соловей. — Он попытается нас убить? Милена посмотрела на него с подозрением: хисагал выглядел скорее взволнованным, чем напуганным. — Вряд ли. Но близко подходить не советую, если кинется — сожрет. — И что с этим делать? — спросила Клара. — Его надо учить. Я попробую, если он будет слушать. У твоего дружка есть тупая привычка плевать на всех с высокой колокольни. К удивлению Соловья Клара серьезно кивнула. — Да... есть у него такая привычка. Маркус проснулся ближе к вечеру. Открыл глаза, удивленно нахмурился и вскочил, потирая опухшие веки. — Почему вы меня не разбудили? — спросил он сидевшего у костра Соловья. — Милена сказала, тебе нужно отдохнуть. Он посмотрел на Маркуса долгим пристальным взглядом. — Что? — недоуменно спросил контрабандист. Соловей замялся. — А... а правда, что... что ты из этих?.. Оборотней. Маркус вздохнул, устало потер ладонью лицо. — Милена рассказала? — Ну да. — И Кларе? Соловей виновато кивнул. Маркус промолчал. Пошарил рукой в поисках своей сумки, достал флягу с водой, бритву и полотенце и поднялся, собираясь уходить. — Погоди! — позвал его Соловей. — Почему ты никому не сказал? Маркус окаменел спиной, едва сдержался, чтобы не огрызнуться и со вздохом ответил: — И как ты себе это представляешь? — Но ты же знал, что я не человек. — Ты тоже это скрывал, пока Милена не сказала. — Я тебя не знал! А теперь знаю. И ты меня тоже знаешь. Так почему молчал? Это же важно! — Не превращайся в Клару, я тебя умоляю. — Но она права! И Милена права, ты же... — И что? Случилось, что случилось. Вы могли вообще не узнать и ничего бы не изменилось, — отрезал Маркус и поспешно зашагал прочь с поляны, набросив полотенце на плечо. Соловей раздраженно фыркнул ему вслед, оглянулся и поймал взгляд выглянувшей из палатки Клары. Та понимающе кивнула. — Так и живем, — она вышла наружу и присела на импровизированное сиденье из хвороста рядом с Соловьем. — Тебе лучше? — спросил он, внимательно вглядываясь в её лицо. После возвращения Маркуса и Милены она заметно ожила, но всё еще казалась очень бледной и усталой. — Да, гораздо, — Клара ободряюще улыбнулась. — Скоро встану на ноги и пойдем дальше. — Ты все-таки хочешь пойти с нами? — Конечно! Не возвращаться же мне назад. — Наверное... — Соловей неуверенно пожал плечами. — Но мы ведь еще даже толком не знаем, как и куда пойдем. — Ничего, сейчас разберемся, — лекарша крепко хлопнула его по плечу. — Вставай, надо приготовить поесть. Порядком надоевший горный хлеб этим днем казался всем необыкновенным лакомством — со вчерашнего дня никто еще не брал в рот ни крошки, не считая людей Ренона, которые зашли в лагерь рано утром, позавтракали и так же тихо исправились. Чисто выбритый и посвежевший Маркус сидел, нахохлившись и старался ни на кого не смотреть. Клара первая не выдержала повисшего над лагерем неловкого молчания: — Да ладно тебе, хватит кукситься. Никто тебя не осуждает. Разве что, за то, что ты вечно молчишь, как попавшийся шпион. Маркус осторожно покосился на неё, но ничего не ответил. — Надо решать, что делать дальше, — наконец сказал он. — До завтра остаемся здесь, а потом нужно потихоньку выдвигаться. Ты сможешь идти? — Куда я денусь? — пробурчала Клара с набитым ртом. — Тащить себя больше не дам — одного раза хватило. — Как скажешь. Тогда сегодня постарайся получше отдохнуть. — Да мне наоборот расходиться надо, а то буду ковылять, как старая бабка. — Смотри, беды не наделай. Клара уставилась на него с самым насмешливым выражением лица, какое только смогла изобразить. Маркус нахмурился, но взгляда не отвел. Они не меньше минуты сидели, молча сверля друг друга взглядами, пока Соловей не выдержал: — Ну хватит вам, еще поругайтесь! — взвился он, громко брякнув ложкой о дно тарелки. — Мы же кое-как друг друга нашли, а могли вообще не встретиться! Радоваться надо! — А мы и радуемся, — ответила Клара, не отрывая от Маркуса весело сощуренных глаз. — Это у нас радость такая. Тот не удержался и растянул губы в усмешке.. Устроившаяся у самого края лагеря, рядом с вещами и артефактом Милена поднялась и подошла к ним. — Так, детишки, — она выглядела жутко довольной. — Начинайте паковать вещи. Завтра на рассвете снимаемся с места. — Я надеюсь, артефакт потащит кто-то из людей Ренона? — уточнил Маркус. Соловей тут же помрачнел и злобно уставился в свою тарелку. — Пока да. Так что привыкайте к тому, что они будут с нами. Чтобы никаких скандалов, ясно? Соловей? Хисагал мрачно кивнул. — Искажений это тоже касается. Узнаю, что ты что-то с ним делал — голову откручу. Ты меня понял? — Да понял, понял, отвяжись уже от меня со своим маньяком! — раздраженно огрызнулся Соловей. — И пусть сам ко мне не лезет! — А зря. Он — хисавир, мог бы многому тебя научить. Ты же сам себя толком не контролируешь. — Он убил моего друга, — отчеканил Соловей и вокруг мгновенно стало до ужаса тихо. — И держал нас здесь, как пленников. Да я к нему не подойду, даже если подыхать буду! — Еще один... — фыркнула Милена. — А если от этого будет зависеть жизнь твоих людей? Соловей подавился уже готовой вырваться наружу гневной тирадой и смущенно опустил глаза. — То-то же. Гордость свою в задницу надо запихивать, когда на кону такие вещи стоят. Можешь начинать с сегодняшнего дня — я хочу, чтобы в Альянс ты пришел не пустым листом, — Милена перевела взгляд на Маркуса. — А теперь — ты. — Что? — мрачно осведомился Маркус, уже понимая, о чем пойдет речь. — Тебе нужно научиться обращаться самому. — Сейчас некогда этим заниматься. — Может быть. Но как только отойдем подальше от гор — ты будешь учиться. И больше никаких игр в молчанки! Как только почувствуешь, что тебя начинает колбасить — сразу говоришь мне, ясно? — Ясно. — Да ни черта тебе не ясно. Как и ему, — Милена кивнула на Соловья. — Вы, как два неприкаянных. У вас даже имен всего по одному, и те — клички! — Вообще-то… — задумавшись, неуверенно возразил хисагал. — У меня их, получается, два. Соловьем меня коллеги отца прозвали, ну, и как-то прицепилось. А отец мне другое имя дал. — И какое же? — с внезапным интересом спросила Милена. — Наинерос. (Nainer — любимый, os — все/всё, может использоваться в значении “мир”) К его удивлению камана одобрительно кивнула. — Достойное имя для хисагала. Когда попадешь к сородичам, лучше представляйся им. — Достойное, потому что странное? — с легкой досадой осведомился Соловей. — Достойное — потому что это не просто кличка, на которое тебя можно подозвать, как собаку. Это имя-пожелание, искажатели всегда дают такие своим детям при рождении, чтобы с самого начала наставить их на нужный путь. Меня больше интересует вопрос, откуда это знал твой “отец”. — Наверное, когда-то он жил здесь, — Соловей неуверенно пожал плечами. — Только непонятно, зачем он тогда пошел со мной в Гайен-Эсем, а не в Альянс. — У тебя будет шанс это выяснить, когда туда попадешь — кто-то мог его знать. — Милена снова взглянула на Маркуса и ухмыльнулась. — Тогда безымянным остаешься только ты. — У меня есть имя, и мне другого не надо, — тут же открестился Маркус. — Клички не считаются! А в твоем возрасте даже каждый уважающий себя человек уже должен иметь хотя бы два имени, не говоря уже о нараисах. — Я не следую вашим традициям. — Придется, если хочешь жить среди нас. — Предлагаешь мне вернуться домой и предложить матери дать мне новое имя? — Зачем? — Милена скривилась. — Нам имена не родители дают. Это могу сделать и я. — Можешь дать имя Кларе, если тебе так хочется. С интересом наблюдавшая за разговором лекарша тут же насупилась. — Э-э, нечего стрелки переводить! Мне и моего имени достаточно! — Для Клары у меня нет имени, — серьезно ответила Милена. — А вот для тебя — есть. Харион. Её голос прозвучал неожиданно торжественно, заставив всех удивленно умолкнуть. Потом Маркус хмуро сдвинул брови, покачал головой и спросил: — Это имя или оскорбление? Милена раздраженно плюнула. — Тьфу ты! Настолько тупой, что даже очевидных вещей не понимаешь! — Как угодно, — Маркус только закатил глаза. — Я никаких новых имен не принимаю. — А тебя теперь только так называть и буду, Харион. — Пожалуйста. Я не буду отзываться. — Спорим? — Милена весело прищурилась. — Не спорим. — Что, испугался? — Испугался-испугался, — ехидно подтвердила Клара. — Он вечно в спорах проигрывает. — Даже не подзуживай, я НЕ буду спорить. — А мне все равно, — сказала камана. — Имя твое, один раз отзовешься — уже не отвяжешься. — Не отзовусь, — упрямо заявил Маркус. — Увидим. Милена вдруг оглянулась, заслышав приближающиеся к лагерю шаги и неторопливый шорох щупалец Ренона. — Я слышал, завтра мы собираемся уходить. Вам понадобится помощь в сборе лагеря. Соловей тут же вскочил с места, убегая в лес с пустой миской, Клара, растеряв всё свое любопытство, тоже поднялась и пошла за ним. Милена кивнула и сказала оставшемуся в гордом одиночестве Маркусу: — Собери лагерь вместе с ним. Они начали собирать лагерь: люди Ренона сворачивали палатки, Маркус вытащил из под навеса сумки и собирал вещи. Ренон остановился у края поляны и "наблюдал" за процессом. Маркус поймал себя на мысли, что не испытывает к нему никакой ненависти. Он скорее опасался этого странного существа и предпочел бы, чтобы его не было. “— Значит, теперь тебя зовут Харион?” Маркус вздрогнул и застыл с сумкой в руке, недоуменно оглядываясь. Он на мгновение почувствовал странное тянущее ощущение, холодные мурашки, скользнувшие по позвоночнику. Этот голос не донесся до него стороны — люди Ренона молча занимались палатками. Он был бесплотным, беззвучным, будто это была просто мысль. Чужая, непривычно ясная мысль. “Это… был он?” “— Да, это был я”. Его сердце подпрыгнуло и испуганно заколотилось. “— Тише, не бойся. Я просто говорю с тобой”, — мысль была мимолетная, едва слышная. Бегущие по спине и затылку прохладные мурашки тут же исчезли. Маркус попытался взглянуть на Ренона — темный силуэт, напоминавший человека, укрытого широким плащом, — но взгляд тут же соскользнул, сам собой ушел в сторону: смотреть на него было физически тяжело. Но тот молчал и больше ничего не происходило. Только его куклы всё так же размеренно сновали туда-сюда, собирая лагерь. — Эй, ты чего? Маркус резко оглянулся — он не услышал шагов вернувшегося из леса Соловья. Тот с подозрением смотрел то на него, то на Ренона, раздраженно постукивая ложкой по краю вымытой миски. — Ничего. Соловей молча присоединился к сборам, перекладывая разворошенные людьми Ренона вещи. Маркус продолжал опасливо прислушиваться, но его первый испуг быстро стих, начиная сменяться любопытством. Он не мог перестать думать об это странном ощущении, когда в его голове ясно зазвучала чужая, незнакомая мысль. “Интересно, он может слышать наши мысли?” Маркус подумал об этом несколько раз, так ярко и четко, как только мог. И снова почувствовал, как его затылка словно касается холодный сквозняк. “— Когда ты думаешь так — да” Нужно было что-то ответить, и мысли Маркуса хаотично заметались, пока не сформировали один более менее ясный вопрос: “Ты подслушиваешь?” “— Мне нужно знать, что происходит, хотя я стараюсь не причинять никому беспокойство своим присутствием”, — тут же ответил Ренон. “Они будут беспокоиться и будут ненавидеть. Ты странный и страшный, ты убил Дерека”, — Маркус нервно закусил губу — мысль получилась грубой, резкой и неуклюжей, но он не смог её остановить: она скрутилась из самых ярких картинок, которые только возникали в его голове при мыслях о Реноне и выплеснулась на него неудержимым, бесконтрольным потоком. “— Дерек хотел убить Соловья” — раздалось у него в голове. — “Повредился рассудком и решил, что это он во всем виноват. Так бывает у людей, которые подверглись воздействию на разум — они теряют способность выстраивать логические цепочки и могут совершать непредсказуемые вещи. Я направил его руку в другую сторону”. Мысли тут же услужливо сложились в картину: Дерек сидит в углу палатки, в его вытянутой руке — дымящийся пистолет. А напротив него, на коленях Клары лежит Соловей, похожий на сорвавшуюся с нитей куклу-марионетку. Один его глаз навечно застыл, уставившись в потолок, вместо другого — зияющая багровая дыра. И по пологу палатки растекаются брызги его крови. Маркус тряхнул головой и яростно проморгался. — С тобой точно всё нормально? — обеспокоенно спросил возившийся рядом Соловей, и контрабандист понял, что уже несколько секунд неподвижно сидит, держа в руках снятый с огня котелок. — Да… — рассеянно ответил он, пытаясь вспомнить, что хотел сделать. Потом вдруг подумал: “Если Дерек сошел с ума, то я…” “ — Нет, не волнуйся. С тобой этого не случится”, — заверил его Ренон. — Ты говоришь со мной добровольно, так же, как и он когда мы только встретились, Харион”. “— Маркус”. “— Как скажешь. Полагаю, тебе проще будет звать меня Реноном”. “ — А у тебя есть еще имена?” “— Теоретически, да. У меня два имени”. “— Ренон и?..” “— Осмунд Вальд”. “— Человеческое". " — Можно сказать, что раньше я был человеком". "— Но как? Ты же растение ". "— Если захочешь — расскажу тебе позже, в дороге". Маркус одобрительно кивнул сам себе. Формулировать чёткие мысли, выбирая их из общего потока, как это делал Ренон, было странно и почти физически тяжело — к концу разговора у контрабандиста начали устало ныть виски. Как только ощущение присутствия тресамиона исчезло, работать стало гораздо легче, и дело пошло быстрее. — Ты какой-то медленный сегодня, — заметил Соловей. Он давно закончил укладывать свою сумку и теперь возился с артефактом, заворачивая его в ткань. — Это ты начал делать все быстрее, — отозвался Маркус. — Клара права — ты многому научился. По губам Соловья скользнула робкая, довольная улыбка. Они быстро закончили работу и расселись вокруг костра. Продолжавшая кашлять, но порядком ожившая Клара пересыпала бусины в своем мешочке, нанизывала их на шнурки и снова снимала. Убаюканный их деревянным перестуком Соловей тихо клевал носом. Но даже Маркус чувствовал, что рядом с ними должен быть кто-то еще. Его незримая тень сидела на пустующем сидении у костра и слушала их разговоры. Маркус смотрел на неё сквозь огонь и беззвучно напевал “Детскую”: “Спи, дитя, засыпай...” Милена подняла всех затемно. Ренон уже нагрузил часть вещей и артефакт на своих вьючных кукол и ждал вместе с ней. Маркус, Клара и Соловей наскоро позавтракали, свернули оставшуюся палатку и перед уходом проведали могилу Дерека. Говоря ему последнее “прощай” они чувствовали, будто навсегда прощаются и с Гайен-Эсем, и с долгими жизни, что прожили на землях, которые оставляли позади.