***
Цзян Чэн проснулся невероятно бодрым. Он впервые так хорошо высыпался. В Гусу его не беспокоили без причины, не утруждали, это было очень тихим и даже беззаботным местом. Хотя и было здесь весьма скучно. Да и еда, в общем-то, была, строго говоря, ужасна. Но высыпался он здесь на славу. Особенно в эту ночь. Ему снилось нечто по-настоящему приятное. Нечто из почти забытого прошлого. Ему снился его первый поцелуй. Дело было в юности и вообще произошло случайно. Но тот поцелуй был его единственным. И пусть он никогда больше ни до, ни после не целовался, этот поцелуй он считал поистине идеальным. Ему никогда больше не хотелось поцеловать кого бы то ни было. «Может, попробовать всё же найти её? — невольно подумалось ему. — Пусть её уровень совершенствования уже тогда был выше моего, но теперь-то… — и тут же, отрубая всякую надежду, мрачно закончил. — Хотя, спустя столько лет она уже наверняка давно замужем», — от этих мыслей стало совсем тошно. И казалось, что благодушное настроение уже было безвозвратно упущено. Он услышал какие-то звуки и решил размяться и впервые за долгое время прогуляться. Он медленно, будто проверяя своё тело, оделся и открыл двери, вдыхая полной грудью. Юноши степенно ходили по дорожкам, кто-то тренировался, кто-то слушал занятия. Было тихо и мирно. И казалось, этот покой проникал в самую душу. Даже такого вечно беспокойного человека, как Саньду Шэншоу. «Возможно, я смогу найти кого-то вроде неё?» — вдруг вновь воодушевился он, пускаясь в невольные размышления. Безусловно, он был не в ладах со всеми свахами заклинательского мира, но неужели он сам не сможет найти себе спутницу на пути самосовершенствования? Навскидку он решил просто пройтись и поглядеть по сторонам. Не рассчитывая на многое, как он сам себя убеждал. Только взгляд его ни за кого так и не зацепился. Во-первых, это место хоть было полно красоты, только женщин в этой части Гусу не было. И стоило ему уже вновь начать вновь раздражаться, как он нашёл взглядом фигуру, что приковывала к себе. Стройная, ладная и изящная. Длинные чёрные волосы и идеально сидящие белые одежды. Только вот это был никто иной, как Сичэнь. Вань Ин остолбенел от поразившего его ощущения. Но тут мужчина как раз заметил его и встретился с ним взглядом, после чего совершенно искренне и открыто улыбнулся. Ваньинь же покраснел и отвёл взгляд, нахмурившись. «Нет, ну что за бред?! О чём я вообще думаю?! Не нужна мне жена! И почему я вообще подумал о Сичэне? Нет! Он просто попался на глаза в неудобный момент. Вот и всё! Я ведь не какой-то там обрезанный рукав, вроде Вэй Усяня. И мой первый поцелуй был с девушкой в отличие от него! И раньше мне нравились только девушки! Ну, одна во всяком случае…» Он не понимал, но почти всё, что ему нравилось в девушках и что ему бы хотелось видеть в своей будущей жене, было именно в Лань Хуане. Но смутные догадки, которым он не собирался давать и шанса, уже поселились в его голове. Но пока он всё же оставался в блаженном неведении.Глава 32. Как правильно ухаживать (за больными)
1 января 2021 г. в 01:20
— Цзян Чэн, как тебе?
— Всё в порядке.
— Тебе не больно?
— Я же сказал, всё в порядке!
— Тогда я продолжу.
— Ага. Тч, — тут же невольно зашипел мужчина.
— Я так и знал, что тебе больно. Сейчас я достану масло. С ним должно будет легче…
— Да не поможет это ваше ланьское масло! Кому, как ни тебе, знать, что раны от дисциплинарного кнута никогда не затягиваются! А теперь, когда эта тварь… — вспылил А-Чэн, но запнулся, не в силах закончить предложение простым «меня ранила».
Лань Хуань лишь тяжело вздохнул, продолжая обрабатывать его рану. У главы Цзян в принципе был сложный характер, и хуже всего он переносил ситуации, когда кто-то видел его слабости. А здесь мало того, что он умудрился подставиться под удар и теперь вынужден был терпеть необходимое, но крайне специфическое из-за чёртового происхождения той дряни лечение, так ещё и выставить на обозрение старый след на груди от дисциплинарного кнута. Даже при обычном упоминании которого он обычно приходил в мрачное расположение духа.
«Ещё и эта чёртова рана пересекает шрамы!» — думал Цзян Чэн, едва сдерживаясь, чтобы не оттолкнуть умелые руки главы Лань и прикрыться наконец.
Сичэнь же был по-прежнему спокоен и внимателен, ничем не показывая своего раздражения или недовольства, аккуратно нанося лекарства. На самом деле, в его случае он не испытывал и тени подобных чувств. Его смущало это, но ему нравилось, что этот мужчина кричит и ругается, но позволяет ему прикасаться к себе так откровенно. К тому же щеки Цзян Чэна покраснели, хоть Лань Хуань и понимал, что это частично из-за злости, но также понимал и то, что мужчина смущён. Своим положением, своим видом. И это странно нравилось Сичэню, хоть он и пытался подавить это в себе. Тем временем глава Цзян вдруг сказал:
— Не было нужды это делать кому-то вроде тебя. С твоим-то положением, — угрюмо выдавил он.
— Возможно. Но ты сам не давал никому к себе прикоснуться, когда мы прибыли в Гусу, или хотя бы осмотреть рану, — на этом моменте Цзян Чэн опять было хотел впасть в глухую оборону и начать кричать и уходить от прикосновений. Мысль о том, что глава другого клана, что Сичэнь обрабатывал его рану по принуждению и от безысходности, выводила его из себя. Но глава Лань продолжил. — К тому же, мы друзья. И, думаю, всё в порядке, если это будешь именно ты.
Эти слова подействовали лучше, чем бальзам, мазь или любые лечебные травы, моментально успокаивая саму душу больного. Он тут же расслабился, прикрыл глаза и позволил главе Лань закончить начатое.
Уже почти неделю по два раза на дню они проводили этот «обряд». Первый Нефрит клана Лань приходил во временные покои Цзян Чэна с лекарствами, составленными лучшими лекарями на пару с Вэй Усянем — природные свойства новой нечисти требовали его профессионального вмешательства, и с неизменной мягкой улыбкой напоминал о необходимости применения лекарств. Тот же упирался и каждый раз отказывался раздеваться и показывать рану. Но стоило напомнить о том, что это может негативно повлиять на его самосовершенствование, Ваньинь тут же сдавался. Но с раздеванием тоже не было всё гладко. Когда дело доходило до нижнего ханьфу, Лань Хуаню чуть ли не силой приходилось стягивать его с упрямого мужчины. Но так как энергия ян в теле Цзян Чэна всё ещё была нестабильна, то Сичэню легко удавалось склонить больного.
Но то, что грело его душу: никому другому Цзян Чэн не позволял даже взглянуть на него без одежды, не то что лечить. Видимо, он просто не мог позволить этого. Хотя его же шисюн, Вэй Усянь, тоже вызвался помочь, когда возникла эта проблема. И от того, что Цзян Чэн отказался и предпочёл помощь Лань Хуаня, который изначально тоже не особо рассчитывал на согласие, многие удивились, но как только тот безоговорочно принял это — удивились ещё сильнее.
Первому же Нефриту по-прежнему требовалось выяснить истинную причину своих странных чувств к главе Цзян. Он и сам не понял сперва, зачем вообще предложил свою помощь, вместо того, чтобы оставить всё на Вэй Ина и врачевателей, но только в первый же приём лекарств Цзян Чэном понял, что должен выяснить, что чувствует к нему, любой ценой.
Но каждый раз Лань Хуань приходил и был слишком занят, слушая дыхание Ваньиня, его ворчание, наслаждаясь гладкостью его кожи, тем, как он вздрагивал и шипел, краснея, когда Сичэнь нечаянно задевал пальцами горошины сосков.
Он медленно начинал понимать, что это уже не дружба. Эти чувства просачивались в него подобно медленному яду. С каждым таким разом он ловил себя на мысли, что хочет задержаться в его покоях, задержать ладонь на его коже, задержать свой взгляд на красиво очерченных губах и скулах, ещё немного послушать эти недовольные речи, призванные скрыть смущение, которое он, глава великого ордена, испытывал. Ему нравилось это всё сильнее. Он будто сходил с ума. Эти чувства медленно и неумолимо настигали Сичэня, и он совершенно не знал, куда от них деваться, и что вообще с ними делать. Такого он ещё никогда прежде не ощущал.
В общем, Лань Сичэнь был ярким примером «холода снаружи, вспыльчивости внутри» своего клана.
В отличие от Цзян Чэна, у которого вспыльчивость была и снаружи, и внутри. Да что там вспыльчивость — настоящее пламя.
Так или иначе, глава Цзян медленно, но шёл на поправку. Несколько раз даже порывался пойти и найти А-Лина, чтобы «сломать ему ноги», то есть увидеть его и убедиться, что он в норме. Но Лань Хуань был настороже. Хоть мальчишка и сам жутко переживал за дядю и так же без конца спрашивал о его состоянии, Цзэу-цзюнь его не подпускал под благовидными предлогами. Он понимал, что Цзян Чэн хоть и волнуется за племянника, но в то же время не хотел бы, чтобы кто-то, даже Цзинь Лин, видел его в таком неполноценном состоянии.
Да и у мальчишки с друзьями было чем заняться.
Глава Лань же занимался его дядей. Совмещая «лечебные процедуры» с делами главы ордена. Всё бы так и продолжалось. Но однажды Первый Нефрит клана Лань слишком засиделся и пришёл к главе Цзян лишь на закате.
«Только не это. Я ведь проверил его только с утра. Он ещё был сонный и почти всё время молчал. Надеюсь, я его не потревожу», — обеспокоенно думал Лань Хуань. Но когда он постучал, и ему никто не ответил, он забеспокоился и, подождав немного, осмелился открыть сам. «Что если ему стало хуже? Или он попытался встать и…»
Но Цзян Чэну не стало хуже, и он не пытался встать. Перед глазами главы Лань уже во второй раз предстало абсолютно открытое и почти безмятежное лицо Цзян Чэна. Его нижнее ханьфу слегка смялось и даже задралось, оголяя и острую левую ключицу, и часть правой ноги выше колена. Распущенные волосы тёмной тяжёлой волной разметались по подушке, обрамляя его красивое и не омрачённое ничем спящее лицо. Лань Хуань непроизвольно затаил дыхание и сглотнул. Почему глава Цзян выглядел именно так?
На поле боя и ночной охоте Саньду Шэншоу всегда был свирепым и несокрушимым, решительным и опаляющим, словно огонь. И это притягивало. Теперь Лань Сичэнь понимал, что много лет назад согласился взять их с Вэй Ином на охоту на гулей не только из-за того, что его брат хотел видеть Усяня рядом, но и потому что сам хотел посмотреть на Цзян Чэна в бою. И тот его не разочаровал. И в дальнейшем, сколько бы ему не доводилось видеть того в действии, он неизменно поражал своей решительностью и рвением. И Лань Хуаню это нравилось. Нравился этот живой огонь, что Ваньинь хранил в себе. Это жидкое пламя, что текло в его венах и сияло фиолетовой молнией в Цзыдяне и глазах хозяина.
Но сейчас этот мужчина перед ним был совершенно другим. Он был таким же беззащитным, как и в тот раз. В ту ночь, когда он увидел его в слезах и случайно узнал его тайну. Тогда глава Лань не знал, что же означает это тёплое и щекочущее ощущение в груди. Тогда он принял его за лёгкое помешательство. Но решил приглядывать за главой Цзян. И со временем ему начало казаться, что это и вправду было просто мимолётным чувством, но тогда в лесу и сейчас… Это не могло быть мимолётным.
Сичэнь знал, что случись что-либо с этим человеком — ему будет больно до крика, до излома. Попади тот в беду, и Лань Хуань в лепёшку расшибётся, но найдёт и спасёт его. Он знал это наверняка. Потому что тогда, когда монстр ранил Цзян Чэна, он не смог сдержать себя и нападал снова и снова, не от желания победить, а от желания «убить». Потому что чувствовал почти физическую боль от того, что не сумел его защитить. Он бы мог и дальше притворяться, что это всего лишь дружба, но… Больше не мог.
Каждый его приход во временные покои главы Цзян становился всё невыносимее. Видеть его, слышать, прикасаться к нему. Но глава Лань держал себя в руках, старался не думать о постороннем и отгонял дикие мысли прочь. Он не мог позволить себе сделать чего-либо лишнего, чего-либо непозволительного. Но сейчас Ваньинь спал и, к сожалению, не мог своим взглядом или голосом отрезвить Лань Сичэня.
Он так же, как и в прошлый раз, лежал спящим на кровати напротив. Но в то же время в этот раз всё было иначе. В этот раз Сичэнь собирался сделать непозволительное. Этот сильный, обычно неприступный и агрессивный мужчина сейчас был пленителен и очарователен. И глава Лань был просто не в состоянии сдержаться.
«Если он вдруг проснётся — я не стану таиться и объясню ему всё как есть», — решил для себя мужчина и уверенно, но аккуратно прошёл прямо к постели Ваньиня. Он провёл ладонью вдоль лица, оглаживая скулы и проводя пальцами по гладкой и мягкой коже щеки. Сердце колотилось в его груди, как бешенное. Он наклонился и сглотнул, не давая себе времени на сомнения, прежде чем наконец накрыть своими губами чужие. Они были шершавые и сухие, но прижиматься к ним было невыразимо приятно. Чувствовать его дыхание на своей коже, чувствовать, что он так близко, что он сейчас, возможно, даже забирает у мужчины его первый поцелуй. Ах. О том, что это был и его первый поцелуй, Лань Хуань отчего-то в тот момент даже не подумал.
Будто в трансе, он надавил на губы сильнее, затем отстранился, провёл своим языком по чужим губам и понял, что они немного раскрыты. Тут же в его голове он представил, как бы он углубил поцелуй, как бы целовал непокорного и упрямого главу Цзян. Как бы тот сопротивлялся, но получал от этого удовольствие.
Но Сичэнь не стал его будить. Не стал кормить своего внутреннего зверя. Он не хотел так просто потерять Цзян Чэна навсегда. Он лишь вновь припал к желанным губам, пытаясь передать таким простым действием всё то смятение и желание, что чувствовал. И случилось невероятное. Ему ответили.
Лишь на миг Сичэнь удивился, чтобы затем уверенно запустить свой язык в жаркий рот Ваньиня. Тот отвечал медленно, будто бы даже лениво, почти нежно, постепенно становясь всё жёстче. Но Хуаню это нравилось. Он не знал, что такое опьянение. Точнее знал, но в его случае это было полное беспамятство с короткими проблесками обрывочных ощущений от воспоминаний. Ничего общего с тем, что испытывают обычные люди, насколько он мог знать. И, кажется, именно сейчас он по-настоящему понимал, что они чувствуют.
От этого поцелуя он полностью потерял контроль. Их поцелуй был необычным, неожиданным и странным. И словно что-то нестерпимо напоминал Сичэню. Только вот вспомнить, что именно, он не мог, как ни старался. Его губы соприкасались с чужими, их языки переплетались и оглаживали друг друга, несколько раз даже кусая.
Лань Сичэнь не задумывался, почему ему отвечали, что это всё вообще значило, он просто целовал мужчину, которого хотел целовать. И пока Цзян Чэн ему отвечал, ничто другое уже не могло его волновать.
Но стоило ему отстраниться, переводя дыхание, как он понял, что этот невыносимый мужчина… спал. Да, он всё ещё спал! Теперь правда его брови хмурились, а щёки покрылись румянцем, да и полураскрытая грудь вздымалась всё чаще.
«Что я только что наделал?» — оторопело думал Лань Хуань.
Нет, он не жалел. Ему было стыдно за то, что он поддался порыву, но он не жалел. Ему было неловко за то, что он поцеловал спящего. Тем более спящего Цзян Чэна. Но как бы стыдно ему не было, он знал, просто знал, что даже если бы время можно было бы вернуть вспять, он бы сделал ровно то же самое. Пусть и не понимал, почему во сне Ваньинь ему вдруг ответил.
Он спешно подрагивающими руками коснулся своих губ, всё ещё ощущая на них фантомные прикосновения. Тут же резко поднялся и, не оглядываясь, покинул комнату. Большими шагами он возвращался в своё ханьши. Сердце стучало где-то в горле, а в глазах поселилось лихорадочное пламя. Теперь он знал, что чувствует к Цзян Чэну. Но легче ему не становилось. Всё было плохо. Всё было просто ужасно. Ему было так хорошо. Невыносимо. Он им дорожил. Он хотел быть рядом. Он хотел его беречь. И он попросту его хотел.
Уже в своих покоях он позволил себе со стоном опуститься на кровать.
«Боги, как же всё к этому пришло?» — отчаянно думал Сичэнь, в бессилии роняя голову на ладони. В душе и мыслях творился полнейший кавардак, и он точно знал, что этой ночью сон его уже не дождётся. И был абсолютно прав.
Примечания:
С Новым годом, дорогие мои!) Счастья вам, крепкого здоровья и любви!))