***
«Как же мне теперь себя с ним вести? Я ему признался, мы целовались и провели ночь в одной постели. Я слишком жадный, раз мне этого мало… Но я так хочу его увидеть. Что он теперь чувствует ко мне? Он ведь был тогда пьян и, возможно, не всё помнит. Нет. Ничего, это не так важно. Думаю, мне просто нужно с ним поговорить. Да, только поговорить, и мы всё решим», — думал Сычжуй, пытаясь усмирить неистово стучащее в груди сердце. Но всё равно нервничал и беспокоился. Видя друга в таком состоянии, Лань Цзинъи нервничал не меньше… «Да что же между ними такое произошло?! И почему Лань Юань так выглядит? Почему он так взволнован?» — мысли юноши сводили его самого с ума. Мало того, что он вообще ничего не помнил (кроме слов самого Сычжуя о том, что, выпив, он сперва уснул, а затем стал вести себя очень странно, после чего и вовсе ушёл), так ещё и ко всему прочему, похоже, что, оставив их прошлой ночью наедине, он упустил нечто крайне важное. И теперь вынужден был наблюдать за вот этой сценой. «Словно двое возлюбленных разделены стеной», — невольно думал он, сильнее скрещивая руки на груди и хмурясь. Ему не нравились собственные ассоциации. Они казались попросту нелепыми и нереалистичными. Но что-то мешало убедить себя в их неуместности. Хотя бы то, как с самого утра Сычжуй его выпроваживал, а потом расспрашивал о всём, что он помнил (по сути почти ничего, лишь какие-то неясные отголоски). Его поведение, взгляды, даже сам вид были не такими, как обычно. Он и раньше нередко ловил себя на мысли, что его друг постоянно ищет взглядом Юную Госпожу, постоянно беспокоится о нём и держится рядом. В такие моменты, как сейчас, Цзинъи до зуда чувствовал себя лишним. Снова. И это противным и мерзким червём изъедало его душу. Он вырос с Лань Юанем, учился и тренировался с ним, тот всегда был ему другом и даже немного больше. Даже те тренировки у них были друг с другом. И Цзинъи соврал бы, сказав, что это для него ничего не значило. Эта связь для него была очень важна. Он не хотел об этом думать, но, возможно, эта самая любовь именно такой и была. Хотя, он и убеждал себя, что это не то. Цзинь Лин же постоянно действовал на нервы, вёл себя грубо и дерзко. Самоуверенный и даже высокомерный, но… Но каким-то непостижимым образом, он умел быть и терпимым и даже добрым, а главное — честным. И пусть он всё равно раздражал, с ним Цзинъи всегда мог выплеснуть свои эмоции и всегда терял их клановое самообладание. И Цзинь Лин тоже стал ему другом. Те моменты, где тот казался ему милым или привлекательным, Цзинъи запер в самых глубинах души, надеясь на случайный всплеск эмоций. Так или иначе, он не хотел терять ни одного из них, но теперь всё чаще чувствовал, что теряет обоих сразу. Так что сейчас он также ждал появление юного Цзинь с нетерпением и долей страха, что не мог унять. И он дождался. Но совершенно ни того, чего ждал. Как и Лань Юань. — Ну что, идём? — абсолютно беззаботно сказал открывший дверь Цзинь Лин, с лёгким удивлением разглядывая лица друзей. — Чего это вы оба на меня так смотрите? — А? М-м, ничего. — Тогда ладно, ну что, идём? — Ага. Эм, Цзинь Лин, а ты ничего не помнишь о вчерашней ночи? — как-то странно и отчаянно спросил Сычжуй, двигаясь за шагнувшим было вперёд юношей. — Пф. Ну конечно, мы трое выпили, Цзинъи сразу почти начал строить из себя идеального, а потом вообще пошёл спать. А мы… — на этих словах Лань Юань было подумал: «Сейчас. Сейчас он…» и сглотнул в предвкушении чего-то, — уснули. — Что? «Ах, как же хорошо, что это был просто сон! А я уже было подумал… Нет! Но ведь такой непорочный человек, как Сычжуй, бы никогда на такое не пошёл, и он бы не стал меня лю… Лю… А! Неважно! В общем, не стал бы он делать такого, как в том бесстыжем сне!» — покраснел при последних мыслях Цзинь Лин и тут же свирепо потряс головой в попытках вытряхнуть беспокоящие его мысли и воспоминания о той ночи. Точнее о сне! О сне! И только оба Ланя обеспокоенно и недоумённо поглядывали на друга. Правда Лань Юань, кроме прочего, скорее даже казался чем-то поражён и разочарован. Ну, кто ж мог знать, что они все трое не умели пить?! Это больно било и по самооценке самого юного главы Цзинь, но делать было нечего. Возможно, они просто переутомились накануне, вот и случилось такое? «Да, пожалуй, так и есть! Надо просто как-нибудь выпить ещё раз. Кстати, а ведь никаких бутылей у себя в комнате я не нашёл. Может, Сычжуй забрал? Да, наверняка так и было», — окончательно всё для себя решил и принял совсем безмятежный вид Цзинь Лин. В то время как двое друзей, что шли рядом, становились всё мрачнее, погружаясь каждый в свои невесёлые мысли. «Он не помнит? Или просто притворяется?» — беспокойно думал Лань Юань. — «Нет, А-Лин не такой, он бы… Он честный и прямолинейный. Неужели произошедшее и вправду было лишь сном?» — всё больше загонялся юноша, впадая в отчаяние и разочарование, с которыми ничего не мог поделать. Цзинъи же, хоть и должно было стать легче, каким-то образом стало лишь ещё тревожнее. Он чувствовал, что что-то не так. Чувствовал, что Сычжую плохо, но по-прежнему не понимал причин. Его гложило тревожное предчувствие.***
Цзян Чэн уже стоял у ворот и осматривал открывающийся перед ним вид на Облачные глубины. Странно это выходило, но каждый раз, прибывая сюда в разодранных чувствах, обеспокоенный или злой, уезжал он с успокоением в сердце. Что в юности, что теперь. Хотя, если подумать, то теперь у него здесь был друг, так что… — Глава Цзян, почему Вы здесь в столь ранний час? Я рассчитывал, что Вы ещё будете у себя, но Вас там уже не было. Что случилось? — обеспокоенно звучал голос приближающегося мужчины. Да, Лань Хуань стал его другом, и из того, что с Цзян Чэном случилось за последнее время, — это было единственным лучиком света и положительным моментом в его жизни. Он бы ни за что не признался, что не хотел уезжать. Ему было здесь хорошо. Но тем не менее он был главой своего клана и прекрасно понимал, что Пристань Лотоса — его дом, его люди и его долг, от которого он не мог и не желал отказываться. Но всё же расставаться с Лань Сичэнем было нелегко. Особенно тогда, когда Цзян Чэн видел, что о нём искренне беспокоятся, когда он чувствовал, что его общество желанно. Он не помнил, кто был с ним в последние пятнадцать лет не из необходимости. Но раньше его это не беспокоило. У него был А-Лин и всё. Он большего не просил и не ждал. Хотя нет. Ждал. Ждал этого придурка и идиота из Преисподней. Ждал, чтобы признаться, объясниться, но… Но в итоге лишь окончательно отдалился. Лишь одна вещь радовала. Благодаря помощи и поддержке Лань Сичэня, Цзян Чэну было уже легче в присутствии Вэй Ина, отчего их отношения за последний месяц (не считая бесконечных грубостей, брошенных в сторону шиди и злобных взглядов время от времени) всё же стали немного мягче. Это радовало главу Цзян. Он чувствовал, что излечивался от этой неизбежной, выматывающей, жестокой и никому не нужной безответной любви. Цзян Чэн устал. Он просто устал от неё. И был рад, что она наконец отступает. Он всегда боялся, что на смену чувствам придёт пустота, и всегда страдал от боли, которую любовь непременно принесла бы ещё больше. Но теперь всё было иначе. Он был рад, по-настоящему рад, почти как в день рождения А-Лина. Он освобождал своё сердце от болезненных оков, а взамен возвращал брата и друга. Более того, Цзян Чэн приобрёл нового близкого человека, достойного не только по положению и внешности, а по отношению к нему самому. — Всё в порядке, глава Лань, мне вскоре нужно возвращаться в Юньмэн. Кажется, глава Не уже отбыл. — Что? Он попрощался ранее, сказав, что у него появились неотложные дела. Вы виделись с ним перед отбытием? Что-то странное звучало в голосе мужчины, но Цзян Чэн понял это по-своему. — Нет, ничего подобного. Просто слышал, как он с подчинёнными собирались к отбытию. Самое важное было обсуждено на совете, если ему больше нечего мне сказать при всех, то у меня нет причин с ним видеться наедине. «Наверняка Лань Хуань переживает, что наши кланы могут слишком сблизиться и тогда некоторые договорённости с кланом Не будут более выгодными, нежели с кланом Лань. Но этому не бывать. К Хуайсану я не испытываю неприязни, но и уступать ему в чём-то не намерен». — Что ж, раз Вы так говорите… «Ах, надеюсь, они больше не будут оставаться наедине. Я едва стал другом Ваньиню, но что я могу противопоставить другу его юности? Тем более если желаю большего, чем просто дружба? Почему всё, что касается этого мужчины, всегда сопряжено со сложностями?» — Ах, — невольно вздохнул он вслух. — Цзэу-цзюнь, случилось нечто неприятное? — тут же насторожился его собеседник. — А? Нет, я… — Цзян Чээээн! — произнося имя главы Цзян, Вэй Усянь не выдержал и зевнул. Каким-то образом он тоже сообразил намерение шисюна вскоре уйти и, соскребая себя с кровати, направился сюда. Но брат сего великого деяния не оценил и, скрестив руки на груди, лишь пробурчал в ответ: — Придурок, уже почти полдень, а ты всё ещё сонный?! — Ах, Цзян Чэн я встал так рано, только чтобы проводить тебя, а ты даже не скажешь, что рад меня видеть?! — почти честно возмутился он. — Я ещё не попрощался с А-Лином, поэтому не собирался уходить прямо сейчас, так что ты только зря подорвался, — почти не ехидно ответили ему. — Ах так? Ну, в следующий раз я тогда действительно не встану с постели, пока ты сам не придёшь со мной попрощаться! Хмпф! — притворно надулся Вэй Ин. И Цзян Чэн бы, может, и купился, если бы не знал его слишком долго. — Хах! Не дождёшься. Ты вообще должен вставать на рассвете, так отчего же ты настолько ленив, что только и делаешь, что валяешься в кровати допоздна? — Ну, вот когда ты вступишь в брак, я на тебя посмотрю, — бесхитростно ответили ему, прищурившись и сдерживая улыбку. Услышь это Ваньинь ещё месяцем ранее, и он бы взвыл раненой дичью, от злости и отчаяния выпустил бы Цзыдянь и, не сдерживая эмоций, пустил бы его в ход, жалея впоследствии. Но теперь всё было иначе. — Ха! Даже в браке я не смогу быть столь же бесстыжим, как ты, — надменно ответил он. Оба Нефрита (Лань Чжань буквально материализовался из ниоткуда, потому как никто из присутствующих даже не заметил его появления) просто стояли и молча наблюдали за дружеской перепалкой названных братьев. Пусть это не было примирением, но это явно было прогрессом! И они оба это видели. Интересно, а заметили ли сами юньмэновцы эти перемены? Дальше был лишь слышен громкий смех Старейшины Илина, тихий смешок главы Лань и несдержанное возмущённое ворчание Цзян Чэна. Лань Ванцзи же ограничился молчаливым созерцанием за самым главным человеком в его жизни. И все четверо находились в несомненно положительном состоянии духа. «Так или иначе, похоже, жизнь налаживается».***
— Хаа. — Да что случилось-то?! — не выдержал очередного вздоха безысходности Цзинь Лин. Сычжуй вёл себя очень странно, постоянно смотрел на него и вздыхал. И игнорировать это не было уже никаких сил! «Да что с ним не так-то?! Может, расстроен, что, как оказалось, с алкоголем он совсем не дружит? Или у него похмелье? Но почему он тогда молчит и просто вздыхает?! Я ведь не пойму, если он не скажет!» «Так у нас было что-то или нет? Было или не было?! Ах! Ну почему я не уверен? Почему я не могу всё чётко вспомнить? Почему это было так похоже на сладкий сон? А?» — Эм, ничего не случилось, Цзинь Лин, — вздрогнув, ответил Сычжуй на вопрос. — Лань Юань, врать — против правил. Ответь честно, — встрял Цзинъи, поддерживая Цзинь Лина. В кои-то веки они единодушно переживали за состояние друга. И загнанный Лань принялся судорожно придумывать любую мало-мальски подходящую причину для своего подавленного состояния. — Я… Ну, я… «Ах, ну что, что мне придумать? Что?» — отчаянно думал он под двумя настойчивыми взглядами. И тут идея пришла сама собой. Простая и банальная. — У меня похмелье. — Ха, я так и знал, — надменно сказал Цзинь Лин, который и близко не страдал от подобного. Ну, может, совсем немного. Но почти сразу же повернулся к другу и ворчливо продолжил, — но почему ты сразу не сказал? Давай вместе попросим каких-то лекарств или сами найдём что-то подходящее. Всё же не может быть настолько плохо. — Ах да! Я слышал, что мелодия исцеления помогает и от такого рода неприятных случаев! — блеснул познаниями Цзинъи. — А разве играть тогда должен кто-то другой, а не сам Лань Юань? — с сомнением предположил Цзинь Лин. — Хм, ну я немного играю на флейте, но с этой мелодией я немного не… Не в ладах, — скомкано закончил юноша, почёсывая затылок. — Хм, немощь, даже какую-то мелодию не можешь сыграть, чтобы помочь Сычжую, — раздражённо бросил Жулань. Раздражённо, скорее потому, что и сам не мог даже этого. Что настроения, естественно, не добавляло. И Цзинъи, сам того не ведая, ударил по больному. — Да ты и вовсе никаким музыкальным инструментом не владеешь! Хотя все, кто прибывают в Облачные Глубины, обязаны освоить хотя бы один! Даже твои дяди учились этому! — Ха? — удивлённо воскликнул юный глава Цзинь. Не ясно, что его удивило, то, что оба его дяди владели и играли на инструментах (а значит, и дядя Цзян!), или то, что он тоже должен был заниматься чем-то подобным. Но следом за удивлением пришла злость, и только он хотел с криком накинуться на друга, как вмешался Сычжуй. — Хватит! Не ссорьтесь. Всё пройдёт само, просто не шумите так сильно. Он выглядел уставшим и загнанным, и обоим юношам стало и стыдно за себя и жаль друга, который оказался в таком положении. — Прости, — тихо проговорили оба юноши почти одновременно. Только они хотели повернуться друг к другу, чтобы всё же кинуть что-то колкое и язвительное напоследок, как их дружеские препирательства были нарушены. — Старший брат Лань Юань, глава Лань желает тебя видеть. Он сказал, что это срочно, — какой-то из совсем юных адептов Лань влез в их компанию и деловито докладывал, исправно исполняя наложенную на него, несомненно, крайне важную миссию. — А? Все трое шокировано рассматривали ребёнка. Было непонятно, зачем они зовут Сычжуя, но почти сразу они догадались. Глава Лань понял, что именно он ходил за алкоголем! Первым пришёл в себя Лань Юань. В который раз вздохнув, он кивнул и, не давая друзьям что-либо возразить или сказать, ответил сам: — Я понял, я иду. Он был готов нести ответ за любое совершённое им действие прошлой ночью.