Как уходила боль...

      «Кстати, Сычжуй тоже любил таскать с собой Чэньцин! Вечно его весь обслюнявливал! Ахаха!» — стоило этим словам отзвучать, как Цзинь Лин и Лань Сычжуй, оба думая об одном и том же, уже не могли совладать со своей фантазией и смущением.       И каждый выражал это по-своему.       — Учитель Вэй! Что вы такое говорите?! — отчаянно краснея, выпалил Лань Юань.       — Ты это специально, да?! Ты просто хочешь меня позлить?! — вскричал не менее раскрасневшийся Цзинь Лин. Но Вэй Ин продолжал смеяться, и, чтобы хоть как-то успокоить Жуланя (раз себя не выходило), А-Юань сам решил ответить:       — Молодой господин Цзинь, мастер Вэй совсем не хотел этого. Это… Это было, когда я был ещё ребёнком, поэтому… Поэтому не думаю, что это можно считать непрямым поцелуем.       И только закончив говорить, он понял, как звучала эта фраза. Но на удивление, А-Лин не вспылил ещё больше, а, наоборот, замолк и тихо отвернулся. А смех Вэй Усяня стал только громче.       И за всей этой картиной наблюдал Лань Цзинъи, всё сильнее ощущая, что даже сейчас он лишний. Но почему-то не хотелось злить Цзинь Лина и не хотелось говорить с Сычжуем. Почему-то не было сил что-то сказать или сделать. И он молча наблюдал, теряя себя.       Какое-то время на поляне слышался лишь смех старшего из заклинателей. А когда он наконец замолк, Цзинь Лин и остальные уже пришли в себя.       — Успокоился уже?! — грубовато спросил он, пихая Вэй Ина в плечо. — Показывай следующее упражнение, — слегка покраснел, всё же продолжил он. Ради Сычжуя он должен был, нет, просто обязан был научиться играть эту чёртову песнь исцеления! А для этого нужно было овладеть хоть каким-то инструментом. Но, кроме Чэньцин, ничего мало-мальски достойного у него не было. И даже то, что Лань Юань когда-то тоже вот так касался губами этой дудки, не могло его остановить!       «Он же сам сказал, что был тогда лишь ребёнком! Почему вообще меня это волнует?!» — возмущался Цзинь Лин про себя, хотя в глубине души он уже догадывался, каков ответ. Но пока что не готов был его осознать.       — Учитель Вэй, а почему вы сами когда-то выбрали именно флейту? — через какое-то время под нескладные звуки инструмента спросил Цзинъи, пытаясь хоть как-то отделаться от невесёлых мыслей.       — Хм? — прозвучало в ответ. — Ну, она довольно компактная и лёгкая, всегда можно носить с собой, да и не требует усилий в изучении, как гуцинь, — уверенно закончил мужчина с улыбкой.       «Короче, тебе просто было лень выбирать что-то другое», — подумали двое из юношей. Лань Сычжуй же пытался вспомнить, что тот ответил ему когда-то много лет назад, но тут Вэй Усянь продолжил, будто что-то вспомнив:       — А, но была и другая причина, — со смешком сказал он.       — Что? Какая ещё могла быть причина, кроме твоей же лени? — недовольно воскликнул Цзинь Лин, снова отвлекаясь от игры и искоса поглядывая в сторону старшего. Но его взгляд совершенно переменился, когда Вэй Усянь, хитро взглянув прямо на него, ответил:       — Это Цзян Чэн посоветовал мне выбрать флейту.       — Что?! — тут же шокировано воскликнул юноша, резко поворачивая голову.       «Что?!» — вторил голосу юноши немой вопрос Лань Юаня. Так как то, что он увидел у основания шеи Цзинь Лина, было ничем иным, как следом от его поцелуя-укуса прошлой ночью.       У юного Ланя сердце забилось сильнее, заглушая ворчание Цзинъи и возмущение А-Лина. Сейчас он смотрел на то место, где виднелся теперь лишь самый краешек его отметины на теле Цзинь Лина. И в душе разливалось тепло, которое с каждым мигом превращалось в чистое пламя. Пораниться в таком месте юноша никак не мог, они же всегда были вместе. Тем более что оставить такой след мог только кто-то другой. И от того, что Сычжуй понимал, что этот кто-то — он сам, он едва сдерживал дрожь удовольствия. Всё произошедшее проносилось в его памяти, оставляя лишь одну связную мысль:       «Это не было сном».       Теперь он понимал, что сны попросту не могут быть настолько реалистичными. Но следом за этими яркими, красочными и вожделенными мыслями пришли и другие.       «Но почему тогда Цзинь Лин ничего не помнит? Из-за того, что был пьян? Нет, всё, что было с Цзинъи, он помнит отлично. Тогда что? Может, он просто не хочет…»       — Сычжуй!       — А?       — Да о чём ты так задумался-то? — возмущённо и одновременно с каким-то беспокойством смотрел на него Цзинь Жулань. И Лань Юань снова тонул. Тонул в этих медовых глазах, в этой искренности и открытости. Тонул в этом невозможном и эгоистичном человеке, что порой больше напоминал комок иголок. Но оказался таким настоящим, правильным и попросту одиноким. О чём Цзинь Лину, разумеется, никогда нельзя было говорить, ибо его гордость бы взвыла раненой птицей. Такого, всего состоящего из противоречий, Юань и полюбил.       — Ни о чём, — открыто и нежно улыбнулся Сычжуй тому, кого любил всем сердцем.

***

      — Дядя посоветовал тебе выбрать флейту? — заинтересовался Цзинь Лин, не замечая, как Сычжуй вдруг замолк и застыл, глядя на него. Заметил Цзинъи. И у него вновь было нехорошее предчувствие. Вэй Усянь же погрузился в пересказ воспоминаний и наблюдал за всеми с нескрываемым любопытством.       «Ха, интересно, что же всё это значит? Надо ещё понаблюдать за мелкими».       — В общем, дело было, когда мы только приехали сюда учится с Цзян Чэном, как и ты…       Много лет назад.       Измождённый и сонный Вэй Ин притворно горько вздохнул. Облачные Глубины уже отобрали у него сон, свободу и вольное время. Не говоря уже о вкусной, да что там, съедобной еде и выпивке! А теперь ещё к прочим неприятностям добавилось то, что Вэй Усяню тяжело давался выбор музыкального инструмента, не то что Цзян Чэну, у которого не было дилемм с выбором. Конечно, у Вэй Ина уже были некоторые мысли на этот счёт, но захотелось вдруг послушать или подшутить над шиди!       — Цзян Чэн, так что думаешь, какой инструмент мне выбрать для игры? — он не думал, что тот ответит серьёзно. Попросту зная друга, Вэй Ин был уверен, что тот как всегда пробурчит что-то, и можно будет пошуметь и побаловаться.       Но, к его удивлению, Цзян Чэн всерьёз задумался. Казалось, в этот момент он был где-то очень далеко. В последнее время с ним это часто случалось. После того самого третьего свидания вслепую. После него, как и надеялся Вэй Ин, шиди отказывался встречаться с девушками. Но, к его же сожалению, Цзян Чэн никак не проявлял интереса к той самой девушке, с которой Усянь устроил ему свидание. Хотя было видно, что Ваньинь думает о ней. Вэй Ин-то точно видел это. Но каждый раз, когда, как ему казалось, он раскусил друга, Цзян Чэн злился и кричал, либо просто отказывался разговаривать и уходил прочь. Но чаще просто выгонял Вэй Ина прочь.       В этот же момент Цзян Чэн вдруг вспомнил игру той девушки. Той самой, что ходила с ним на свидание. Он вообще довольно часто думал о Луань Хун. Но, к своему стыду, помнил её черты весьма размыто. Помнил только какой-то бред, вроде: запах, манеры, поцелуй… Игра на флейте. Именно вспоминая её игру, Цзян Чэн задумался и бездумно ляпнул:       — Флейта. Возьми флейту.       — Э? Почему? — в замешательстве ответили ему.       «Я тоже об этом думал. Но почему?»       Тут же от его слов Цзян Чэн словно очнулся и уже привычным для него тоном ответил:       — Да тебе подходит! Только дудеть над ухом и можешь! Такой же бестолковый инструмент, как и ты! — на что в ответ был лишь знакомый смех.

***

      — Пф! Правду дядя сказал! — тут же ответил Цзинь Лин, который привык считать мнение дяди Цзяна авторитетным.       — Да ты и сам сейчас учишься играть на флейте! Причём на флейте мастера Вэя! — не выдержал Цзинъи. На это юноше было ответить нечего. Но он ответил:       — А ты сам-то на чём играешь?!       — Пф! С чего бы мне тебе рассказывать?       — Ах ты…       — Ребята!       Все трое опять делали то же, что и всегда. Кажется, это было их обычное состояние. На душе у Вэй Усяня было тепло и спокойно. Он смотрел на них и видел себя и друзей в молодости. То, какими они были живыми и громкими, как не раздумывая вступали в спор или драку. Как вырос Вэнь Юань. Как похож порой Цзинь Лин на свою мать. А главное, они живы. И для Вэй Ина не было большей радости.

***

      Вид счастливой молодёжи, окружающей Вэй Усяня, был почти умиротворяющим. Если бы не их крики и, кажется, опять зарождающаяся драка. Но самого важного человека здесь не было.       Цзян Чэн уже отбыл в Пристань Лотоса. И без него для главы Лань всё стало другим. Он много думал и принял реальность. Он любил Цзян Чэна. И уже не мог ничего с этим поделать. Вопрос в том, что делать дальше.       Когда Лань Сичэнь загнал себя в тупик, борясь между «оставлю всё как есть, лишь испорчу нам обоим жизни и лишусь друга и, возможно, союзника» или «объяснюсь и…», то решил пройтись по Облачным Глубинам. Он боялся. Боялся не того, что его чувства останутся невзаимными (точнее, это было бы даже ожидаемым, зная Саньду Шэншоу), а того, что допустит ошибку, которую нельзя будет исправить. И в таких тяжёлых мыслях Лань Хуань и наткнулся на эту идиллию.       Ему вдруг стало горько. От того, что все, с кем он провёл юность и кто был ему дорог и были друзьями и братьями, сейчас в гробу. Причём в одном и том же. А он здесь. И никого нет рядом.       Если так подумать, у Вэй Усяня тоже были друзья. Нынешние глава Цзян и глава Не. Тогда он, Лань Хуань, смотрел на них миролюбиво и дружелюбно. Он понимал их дружбу. Но не видел никакого смысла сближаться, хоть и что-то в образе юного Цзян Чэна и казалось ему смутно знакомым и тянуло, Сичэнь был тогда слишком занят своими друзьями.       И тогда он даже не думал ревновать Ваньиня к главе Не или Вэй Усяню. Тогда это казалось чем-то нереальным.       Наверное, именно поэтому в прошлом он и сам не мог себе объяснить, почему в тот день, когда они сражались с Омутом, он так не хотел, чтобы руки Цзян Чэна и Вэй Усяня соприкоснулись. Тогда он нарочно обратил внимание Лань Чжаня:       — Посмотри, что там происходит. Брат, помоги господину Вэю, я справлюсь здесь сам.       Дело было не только в том, что он хотел помочь брату сблизиться с тем, кто ему нравился, но и в том, что Лань Хуань не хотел видеть насколько близки могут быть эти двое из Юньмэня. Он бы ни за что не признался себе в этом. Также никогда бы не понял, в чём было дело. И лишь сейчас осознал, почему так. Почему так подталкивал Вэй Ина и Лань Чжаня друг к другу. Дело было не только в том, чтобы помочь брату. Но и в том, что видеть близость этих названых братьев ему не нравилось. Пусть Сичэнь и понял истинную причину своего поведения только сейчас. И тогда, и сейчас Цзян Чэн был ему интересен. Разница была лишь в том, что теперь эти чувства ничто не затмевало. И теперь они были осознанными и взрослыми. И они накрывали с головой.       Но, даже с трудом дыша, он бы от них не отказался.       Теперь, глядя на троих подростков, он вдруг подумал, а что было бы, если бы он тогда сблизился с Цзян Чэном? Что было бы, если бы он был любопытнее, настойчивее.       Поразмыслив так какое-то время и наблюдая возню Ланей и юного Цзинь, Лань Хуань уверенно улыбнулся.       Да, он знал, что теперь сделает.

***

      — Ну почему? Почему?! Потеряв Мэн Яо, ты должен был закрыться в себе и погрузиться в долгое уединение! Я же сам видел, насколько вы были близки, я же точно знаю это! — громким шёпотом жарко звучало в личных покоях главы Не.       Хозяин комнаты, даже находясь наедине с самим собой, не мог отпустить себя так легко. Потому сдерживался. Он всегда сдерживался. Ещё с юности. Ещё с тех самых пор, когда случайно увидел его.       Цзян Чэн был красив, да. Особенно в этой форме ордена Юньмэн. Хуайсан следил за ним. Он попросту не мог иначе. Он подмечал всё. Цзян Чэн был мужественен, упрям и дерзок. Чем-то он даже напоминал Не Хуайсану брата, Минцзюэ. Но тем не менее Ваньинь был изящнее и неуловимо мягче. Словно лотос, в окружении которых он рос.       Цзян Чэн говорил о чём-то с юношей своего возраста и то ворчал, то улыбался. Хуайсану тогда показалось, что это была та самая любовь, о которой он читал в книгах. Он так часто думал о дне встречи с человеком, который бы ему понравился, и о том, как и о чём они будут разговаривать, но оказался совершенно не готов к тому, что при встрече Цзян Чэн окажется таким колючим. Но и это не усмирило пыл чувств Не Хуайсана. Он уже знал, что это резкое и грубоватое поведение — лишь внешняя оболочка, которая скрывала более нежную и податливую сердцевину. Именно после их первой встречи у Не Хуайсана появились сны. Те самые, после которых приходилось менять простыни и со смущением вспоминать детали сна. Больше Не Хуайсан ждать не мог. Он знал, чего теперь хочет.       Но он планировал всё иначе. Ещё тогда, много лет назад.       Первым Не Хуайсан подружился с единственным близким другом наследника клана Цзян — Вэй Усянем. Так он собирался подобраться ближе. К счастью, Вэй Ин хоть и оказался весьма умён и силён, но даже не подумал, что новый друг имеет какие-то скрытые притязания на его шиди. Даже с его изворотливым и изощрённым умом это было для него нереальным.       В то время они планировали вместе «свести» Цзян Чэна с кем-то. Вэй Усянь тщательно выбирал самую красивую и хорошую девушку для своего шиди. Он слишком беспокоился о том, что тот в итоге останется вообще один. И решил взять дело в свои руки. И Не Хуайсан, как друг, поддерживал его, хотя на самом деле в голове уже построил совсем другой план, где он сумеет получить то, чего так жаждал.       Не Хуайсан был согласен с первой частью плана. Три свидания, где последнее — решающее. Идеальное. Где Цзян Чэн влюбляется и, встречая чудесную и милую красавицу, понимает, что находит свою суженую.       На первую встречу пошёл сам Вэй Ин, разукрасив и надушив себя до безобразия. Цзян Чэн негодовал. В то время как его шисюн едва сдерживался, чтобы не рассмеяться и не проболтаться, что помнит свидание и подробности ни к чему. На второе было решено отправить самого Не Хуайсана (естественно, специально проигравшего Вэй Ину в Го на желание). Ему было сказано вести себя как можно хуже. Глупо, грубо или попросту нелепо. Отвратно, если одним словом.       Не Хуайсан же старался вести себя безупречно на их свидании. Но было непривычно, когда на него смотрели вот так и вели себя осторожно. Цзян Чэн рядом с ним будто боялся нагрубить или обидеть, с трудом сдерживаясь, когда Не Хуайсан в очередной раз едва не падал или оступался, потому что нервничал. В итоге из-за своих же ошибок и нервов он, кажется, всё только испортил.       Но это была не помеха. Это не слишком мешало его планам.       Главным по-прежнему было третье свидание.