***
— Цзинь Лин, будь осторожнее, — вдруг обронил настороженный Цзэу-цзюнь. — Я помню про покушение… — хмуро буркнул юноша в ответ. — Я не об этом. Ты ведь знаешь, что Вэй Усянь и Лань Ванцзи отправились сюда не просто так. Мало того, что обычные люди пострадали, так ещё и заклинатели. Притом из именитых кланов. Такое событие уже нельзя было оставить без внимания или поручить адептам кланов. Лин слушал, глотая каждое слово и понимая, что это та самая информация, которой не хотел делиться этот пройдоха Вэй Усянь. — Так вот, пока мы не найдём главу Цзян, не отходи далеко. Твой дядя мне не простит, если с тобой что-то случится. Ни один из них. — Думаете, дяде Цзинь и вправду это было важно? — вдруг замедлившись, тихо обронил Цзинь Лин. — После его смерти мне все твердят, что он был негодяем, да и когда он приставил мне струны к горлу, а всё ещё не мог поверить, что он мог… Он мог… — Цзинь Лин, — уверенно произнёс Лань Сичэнь, плавно разворачиваясь к юноше и глядя ему в глаза, — после смерти Цзинь Гуанъяо я и сам не мог понять, что было правдой, а что нет. Я верил ему, — последние слова прозвучали ломко, как крошево едва замороженной поверхности озера ранней зимой. В любой момент сломается. Тем не менее заклинатель глубоко вздохнул и, будто отгоняя какую-то мысль, тряхнул головой. — Но даже после всего, что произошло, я не могу его ненавидеть. Он был мне верным другом. И пусть весь мир заклинателей его будет ненавидеть, но я знаю, сколько сил он тратил и на добрые дела для людей и тебя. В отличие от того, что о нём говорят, я знаю, что он не был злодеем. Ни для обычных людей, ни для меня. Сейчас не время говорить об этом, но я не хочу жалеть о несказанном. Я и так уже жалею, что не успел вовремя сказать кое-что важному для меня человеку. Поэтому скажу тебе прямо. Мы с твоим дядей были близки. Пожалуй, я общался с ним не меньше, чем с Лань Ванцзи. И о тебе мы тоже нередко говорили. Он переживал за тебя. Переживал о твоём безрассудстве, переживал о том, что ты не ладил с людьми, особенно со сверстниками, переживал, что ты всё чаще берёшь пример со своего дяди Цзян, и часто старался тебя научить тому, что знал сам. Он верил, что тебе это пригодится. Если ты спросишь меня, то мне кажется, что, будь у него выбор, он бы предпочёл навсегда остаться в твоей памяти как мудрый и обходительный глава Цзинь и твой дядя. Но… По мере того, как глава Лань говорил, Цзинь Лин не мог не вспоминать тихий и мерный голос: «Не беги так быстро! Ты же опять упадешь… Ох, ну не плачь». «Улыбайся. Даже если человек тебе не нравится, не показывай этого откровенно. Ищи компромиссы. Позднее ты сможешь придумать, как действовать продуманнее, но не иди так легко на конфликт». «Ну почему ты опять с ними подрался? Что значит: "Дядя Цзян бы им тоже ноги сломал?" Ну ты же не дядя Цзян. Ты и мой племянник тоже. И разве я так сделал бы? Ох, А-Лин…» Цзинь Лину и самому хотелось верить, что его дядя, Цзинь Гуанъяо, любил его. Но следом за этими воспоминаниями шло то, где холодная нить впивалась ему в горло, а тихий, уже совсем не тёплый голос, говорил с другими старшими и угрожал убить Фею. Всё было так сложно. Только стоило Лину подумать, что его сейчас начнут убеждать в том, что дядя не хотел ничего плохого, как Лань Сичэнь закончил: — Но только ты сам можешь решить, что думать о нём. Не слушай посторонних, прислушивайся к старшим и близким. Но решай сам, — закончив, Лань Хуань вздохнул и, немного неловко улыбнувшись, снова заговорил, уже более мягким голосом: — Но, так или иначе, я говорил о главе Цзян и Вэй Усяне. Да и, кроме них, если так подумать, то и я, и глава Не тоже твои дяди, так как являемся братьями Ланфань-цзюня, — с тихим смешком закончил он. — А? — заморгал юноша, понимая, что изначально просто неправильно понял главу Лань. Он тут же покраснел от своей оплошности, коря себя. Но так как его, кажется, никто и не думал осуждать или высмеивать, он и сам быстро успокоился. А потом и вовсе решил, что так даже лучше. Кто ещё мог ему сказать эти слова? Цзинь Лину стало спокойнее. — Я понял. Давайте быстрее найдём дядю! — уже с горящими глазами, полными ещё большего энтузиазма, произнёс Лин. Дядю Цзян теперь хотелось найти и увидеть ещё сильнее. И поговорить. Да хотя бы просто услышать голос. Цзинь Лин точно знал, что тот хоть и будет ворчать или даже угрожать, но никогда не поднимет на него руку и, что бы ни случилось, сумеет принять его как есть. Лин объяснит ему всё, убедит, что Сычжуй ему нужен, что они не какие-то там обрезанные рукава, а вполне серьёзно любят друг друга! «Любим?!» — шокировано подумал Цзинь Лин, по инерции делая ещё несколько шагов следом за главой Лань, прежде чем снова застыть на месте.***
— Думаешь, глава Цзян сам ушёл? — Цзинъи, — вздохнул Сычжуй, — во всяком случае, я с трудом представляю, чтобы кто-то его мог увести за собой силой. — Ну да, пожалуй. На этом друзья снова принялись рыскать по ночному городу, время от времени спрашивая прохожих о высоком и хмуром мужчине в фиолетовых одеждах. Лань Цзинъи, пытаясь сгладить некоторую неловкость, когда они оставались одни, старался завести разговор на отвлечённые темы. Но получалось у него как всегда. Либо глупо и ни о чём, либо вот так: — Так что между вами и Цзинь Лином? Ну не мог он дольше держаться. Он и так терпел и старался не думать, не говорить и не спрашивать ни о чём довольно долго. Но сегодняшний день сорвал все предохранитель. Лань Цзинъи был измучен безответной любовью, ненужностью и одиночеством. Его съедали чувства потери и неизвестности. Что эти двое решили? Как они втроём будут дальше? Друзьями? Парой и другом? Что же?! На его заставший врасплох вопрос Лань Юань, вспоминая на чём друг прервал их с Цзинь Лином, не поворачиваясь немного раздражённо и упрямо кинул: — Я люблю его и признался в этом. Он ещё не ответил, но я не отступлюсь. Я чувствую, что тоже нравлюсь ему, и так просто его никому не отдам. Даже если его дядя против. Каждое слово острыми иглами впивалось в сердце Цзинъи. Он уже пожалел, что задал этот вопрос. Да, ясность была замечательна. Даже слишком. В глазах, к его удивлению, стояли слёзы. Может, поэтому или по какой-то другой причине он не заметил небольшой валун, когда отшатнулся в сторону, чтобы смахнуть лишнюю влагу с глаз. Следующим, что он помнил, был крик Сычжуя и свободное падение. — Цзинъи! Кажется, он угодил в какую-то яму. Неглубокую, но скопившую в себе влагу от дождей, что шли здесь, судя по всему, пару дней назад, так что Цзинъи умудрился изваляться в грязи едва ли не по макушку, пытаясь быстро выкарабкаться. Конечно же, Лань Юань вскоре помог ему, не побоявшись того, что и сам испачкается, но от этого юному адепту Лань было не менее стыдно. Ведь по своей глупости и несдержанности он свалился в какую-то попросту большую лужу, из которой его пришлось вытаскивать. Ещё и возможно, что это был последний раз, когда рядом был хоть кто-то, готовый его спасать, ведь Сычжуй и сам говорил, что хочет быть с Цзинь Лином, а значит, для него, для Цзинъи, в его сердце больше не будет места. Теперь сдержать слёзы было уже едва ли возможно. Тем сильнее было удивление Лань Юаня, когда он увидел, как друг плачет. Он с детства за ним такого не помнил! — Л-лань Цзинъи? Что случилось? Ты поранился, когда упал? У тебя что-то болит? — обеспокоенно спрашивал он, оглядывая юношу взглядом и пытаясь прикоснуться. «Ну почему ты так?!» — Не будь таким внимательным, если тебе всё равно! — несдержанно вскричал Цзинъи. — Не будь таким нежным и заботливым! Мне не нужна такая жалость! Ты будешь с Цзинь Лином, а я?! А что со мной?! — слова, которые вырывались из его рта, которые он сдерживал даже в мыслях, лились сейчас как из ведра. Это неожиданная неприятность совсем его измотала. Нервы были и без того на пределе, и измученный переживаниями и терзаниями разум наконец просто сдал позиции. А Сычжуй просто стоял истуканом, пытаясь переварить то, что услышал. Он смотрел, как плачет его всегда весёлый и задиристый друг, и не знал, что сказать. Что сделать. Он не до конца понимал, что Лань Цзинъи имеет в виду. Но у Юаня было такое чувство, что его другу было… одиноко. Кое-как придя к такому выводу, он медленно подошёл ближе и, невзирая на слабое сопротивление, просто обнял юношу. Цзинъи продолжал сопротивляться, всхлипывать и ронять свои слёзы. Сычжуй почти отчаялся, немного отстранился и аккуратно начал: — Цзинъи, даже после того, как мы будем вместе с Цзинь Лином, ты всё равно останешься нашим другом. Понимаешь? — он ожидал, что такие слова успокоят, но в глазах напротив лишь увидел новый всплеск боли и закушенную губу, что сдерживала поток новых всхлипов. Сычжуй совсем растерялся. — Лань Юань, ты любишь Цзинь Лина, — тихо и сбивчиво сказал Цзинъи. — А что я? А как же я? Ты меня не видишь? Вы оба не видите, что я тоже… — на последних словах он снова закусил губу, не в силах продолжить. Он уже жалел о сказанном. Он так долго сдерживал себя и осознавал, что чувствует, что не смог больше терпеть и вывалил всё вот так на Сычжуя. Но, как бы там ни было, Цзинъи уже было немного легче. Было страшно, что ответит Сычжуй, но это было нужно. Наконец он сделал что-то настолько эгоистичное, что на сердце было уже не так больно. Юань же, глядя на грязного и потрёпанного Цзинъи, с заплаканными глазами и непередаваемой скорбью на лице, вдруг осознал, насколько был невнимателен прежде. Что он упустил. Сычжуй аккуратно стирал грязь с лица друга и пытался снова заглянуть в его глаза. И когда у него наконец получилось, и он как раз хотел сказать: «Прости», — то вдруг понял, что придвинулся почти вплотную к Цзинъи, а дыхание одного попадало на губы второго. Они оба хотели отстраниться. Хотели. Правда. Но ни один не мог сказать наверняка, кто первым и почему подался вперёд, накрывая чужие губы. В голове у обоих была настоящая неразбериха, но одно они оба знали точно — этот поцелуй был им необходим. А немного позднее Сычжую придётся признать кое-что новое для себя.