***
Двое старших Ланей, покинув своих юньмэньцев не смогли занять себя ничем лучше короткой прогулки и разговора. — Лань Чжань, тебе необязательно так напряжённо смотреть вдаль. Я уверен, на этот раз они точно смогут всё обсудить, — мягко начал старший. — Мгм. А ты? — после короткой паузы выдал Ванцзи, посмотрев уже на брата. — Ты о чём? — Вы не поговорили. — Мы… Ну, знаешь, всё сложно… — принялся невнятно объяснять Лань Хуань. По-честному, брату стоило рассказать, как всё было с самого начала. Ещё с той самой их первой встречи, поцелуя и свидания. Но было так неловко, что выдать что-то вразумительное удавалось с трудом. Всё же Ванцзи его младший брат. Что он будет думать о Сичэне после подобного? — Брат, — тем временем уверенно и непреклонно посмотрел на него Лань Чжань. — Тебя что-то гложет. Расскажи. Сичэнь знал его с самого его рождения и любил как единственного младшего брата. Но как он не старался, то ли из-за недостатка общения с матерью и отцом, то ли из-за чрезмерного влияния и участия строгого дядюшки, а может, и из-за собственного характера Лань Чжань всегда был таким. Молчаливым, упрямым и прямолинейным. Он никогда не был похож на беззаботного и милого ребёнка. Хотя в юности, когда он только осознавал свои чувства к Вэй Усяню, — да. Тогда он был поистине мил и даже беззащитен. Лань Хуань с теплом вспоминал это время. Сичэню всегда хотелось быть старшим братом, защитником. Но Лань Ванцзи это было не нужно. Он сам стремился к тому же. Единственное, что Хуань мог, — это наблюдать за младшим братом и замечать его редкие и мимолётные, едва заметные (вообще незаметные по мнению абсолютно всех окружающих) эмоции. Сейчас же он видел в глазах напротив решимость и желание помочь и поддержать. Похожий на тот, когда погиб Цзинь Гуанъяо… Но тогда в нём было больше сожаления и сочувствия. Сейчас же Ванцзи хотел помочь, чувствовал, что может поддержать, хотел узнать, хотел выслушать. И Лань Сичэнь, вздохнув, кивнул. Некоторое время они молча шли в укромное место недалеко от зала, где оставили своих возлюбленных. Поставив барьер от незваных гостей и желающих подслушать, они наконец расслабились. Тогда-то Первый Нефрит и смог раскрыть свой самый постыдный, забытый по какой-то причине секрет. И про первый поцелуй, и про свидание, и про второй поцелуй, украденный ненароком, и, наконец, про тот случайный перед самым приездом сюда. Сичэнь рассказывал сперва сбивчиво и неловко, затем, ободрённый молчаливыми кивками и тихими «мгм», продолжал всё свободнее, рассказывая про свои чувства и неразделённую тайную любовь, которую был готов уже раскрыть перед самым Цзян Чэном, но… Всё вышло странно. — …И теперь мы тут. Я не знаю, что он теперь думает после всего этого. Но я… Я должен, я… — Я понял, — кивнул Лань Чжань, невольно перебивая замявшегося брата. — Поговорите. — Но что если… — Он не сломает тебе ноги, — смеясь одними глазами, шутливо обронил Ванцзи. Что-то ему подсказывало, что Цзян Чэн вообще не станет вредить его брату. Но зная и понимая этих двоих, как никто другой, Лань Чжань был уверен, что разговор им жизненно необходим. Только так можно было решить их недопонимания. На этом он, развеяв заклятие, пошёл вперёд. Забирать своего, скорее всего, уже достаточно пьяного мужа в кровать. Лань Сичэнь улыбнулся в ответ на его шутку и какое-то время ещё посидел под шумом ветра, рек и прочих убаюкивающих ночных звуков. Но долго просидеть так не удалось. Внутри что-то ёрзало и скреблось, требуя ну вот прямо сейчас пойти и увидеть того, кто занимал сердце и мысли. Это было смешно и глупо. Время было слишком позднее, пора было спать. И вообще, Лань Сичэнь был не склонен поддаваться мимолётным эмоциям. Но вот он здесь, подходит не к своим покоям, а к тому самому залу, где они с Ванцзи оставили двоих братьев. Издалека Сичэнь увидел, что его брат всё ещё там стоит какое-то время и смотрит через приоткрытую дверь, будто не решаясь войти. Затем Лань Чжань расслабился и кивнул, прежде чем закрыть дверь и уйти. Это было странно. Почему он не вошёл? Почему просто так стоял и заглядывал вовнутрь? И почему просто так ушёл, даже не забрав с собой Вэй Усяня (брат наверняка за ним и уходил, Сичэнь был уверен)? Всё это было странно. Первый Нефрит всегда полагал, что знает и понимает брата лучше, чем кто бы то ни было. И он сильно удивился, что тот ушёл в их спальню без долгожданного и желанного возлюбленного. Поэтому мужчина, терзаемый странными предчувствиями, осторожно подобрался поближе к двери, и не раздумывая принялся нарушать одно из правил собственного ордена. Только чтобы услышать, а желательно и увидеть, о чём же эти двое разговаривают, что даже Лань Чжань так покорно ушёл. И он ожидал услышать что угодно, но не это!Глава 62. Пристань Лотоса "изнутри". Разговор братьев Лань.
2 августа 2021 г. в 23:46
Пообедав со взрослыми, молодёжь, лишённая возможности беседовать за столом, (при двух Нефритах-то) слаженно и быстро покинули тех.
Теперь уже Юный глава Цзинь принялся с охоткой водить друзей уже по внутренним залам и коридорам. Те и не думали сопротивляться. После еды темп юношей немного замедлился и стал более неспешным. Лин всё так же улыбался и взволнованно и нетерпеливо рассказывал обо всём на повышенных тонах.
Внутреннее убранство Пристани Лотоса оказалось ничуть не хуже двора. Качественное дерево и ткани, редкие произведения искусства и статуи (пусть таковых и было не так уж много) производили впечатление. Отчего-то отовсюду веяло «мужской рукой», что, впрочем, было неудивительно. Нынешний глава Цзян вёл почти все дела самостоятельно, не имея ни матери, ни сестры, ни жены. А полагаться на мнение слуг считал неправильным. Откровенно говоря, ему, в общем-то, всегда было мало дела до того, как выглядело окружающее его пространство. И что в нём было, а чего не было. Во всяком случае так казалось со стороны.
На самом же деле Цзян Чэн убил немало времени и нервов, чтобы восстановить Пристань Лотоса и внутри, и снаружи. Он вернул всё, что изначально принадлежало его ордену и воссоздал заново, что получилось. Он многого не помнил, на многое раньше не обращал внимания, поэтому некоторые комнаты выглядели достаточно пустыми, но мужчина, тогда всё ещё юноша, старался как мог. Старался с того самого момента, когда вновь ступил на обожжённую пеплом войны и немыслимых потерь землю своих предков. Землю, что по праву была его и его семьи. И пусть не ради себя, но в память о них он должен был сделать всё возможное. И он делал невозможное.
Так считал всю свою жизнь Цзинь Лин, неизменно раздуваясь немыслимой гордостью и на людях, и наедине за то, что его дядя — сам великий Саньду Шэншоу, Цзян Чэн. Тот самый, что лично возродил свой клан их праха и воздвиг его на небывалые высоты. И всё это будучи самым юным главой почти полностью истреблённого ордена!
Сам же Цзян Чэн, хоть и никогда не признался бы на трезвую голову, но всегда, благодаря безразличию отца и нелестным комментариям матери, считал себя худшим, самым недостойным главой Цзян за всю его историю.
Цзинь Лин чувствовал что-то такое ещё с детства. Но никак не мог объяснить, что это за чувство, и тем более не видел для него никаких предпосылок. (Ведь Цзян Ваньинь никогда при нём не винил и не осуждал свою семью. Только с горечью что-то тихо рассказывал, когда Лин спрашивал либо в особенно тихие ночи. И ребёнок тогда с замиранием сердца слушал короткие истории или даже фразы о его давным-давно умерших бабушке, дедушке и матери.)
Цзинъи и Сычжуй внимательно слушали и осторожно ступали за другом, старательно запоминая всё. И «вон оттуда красивый вид на жёлтые лотосы», и «здесь меня учили читать», и даже «вот тут дядя Цзян учил меня главным техникам клана». И хоть казалось, что юноша слишком много говорит, это было не так. Потому что говорить он мог ещё больше!
Сейчас Цзинь Лин едва сдерживался, чтобы не рассказать случайно что-то из секретной информации о клане или, того хуже, что-то компрометирующее главу Цзян. Ведь он помнил, сколько раз дядя засыпал прямо за своим столом, как однажды в детстве решил заплести дяде волосы (и как потом трудно было это расплетать), как тот позволял сидеть рядом в кабинете и играть с древними артефактами. Как всегда, кричал, ворчал и ругался, но помогал.
Если для адептов Лань Пристань Лотоса была Цзинь Лином, то для самого юноши Пристань Лотоса была Цзян Чэном, самым родным и близким человеком.
Несколько раз юноша просто проходил мимо комнат и зданий (возле них чаще всего стояли стражи). Судя по всему, это могли быть библиотека, сокровищница или склад. Возле одной комнаты Цзинь Лин кивнул и пообещал вернуться к ней позже, хитро и радостно улыбнувшись почти так же, как рядом с рабочим кабинетом дяди. Отчего-то это место, к удивлению друзей, у Лина вызывало такую улыбку, что у них обоих не-произвольно что-то сжималось внутри…
Солнце уже почти скрылось за горизонтом, когда трое молодых людей пришли к слабо освещённому святилищу. Тут уже никому не было до улыбок. Но Цзинь Лин хотел показать и это место. Место, где почили его бабушка и дедушка, которых он видел лишь на картинах и знал лишь по рассказам дяди. Он не слишком часто приходил сюда. Дядя Цзян становился здесь ещё мрачнее обычного, оттого, наверное, юноша и по сей день даже немного недолюбливал этот склеп. Хотя и понимал всё. Но, как бы то ни было, это было единственным местом, где можно было «увидеться» с предками. А точнее с его бабушкой и дедушкой. Не то чтобы те ему когда-то отвечали, но всё же…
— Это…
— Да, — странно спокойно бросил Цзинь Лин. — Присядьте, — кивнул он.
Цзинъи и Сычжуй послушно сделали, как сказано. Юань немного помнил это место. Точнее дядя Вэнь ему рассказывал. Для его приёмного отца это, похоже, было важно. И, судя по А-Лину, ему и его дяде тоже.
Цзинъи же, чувствуя общую атмосферу и видя серьёзного, будто враз погрустневшего Цзинь Лина, так же замолк и помрачнел. Он чувствовал, что здесь принято скорбеть, вспоминая. Так было правильно. Так было нормально. Но ему всё равно здесь не нравилось.
«Чёрт! А-Лин ведь только что был таким светлым!» — сокрушался он, видя враз лишившееся прежней жизни и радости лицо.
— Здравствуйте, бабушка Юй, дедушка Цзян. Простите, что так редко к вам захожу. Спасибо, что оберегаете нас с дядей, — так же тихо обронил юноша, зажигая благовония и церемонно сев напротив портретов прошлого главы Цзян с женой.
У обоих Ланем в этот момент произошёл некоторый разрыв реальности. Цзинь Лин был здесь таким послушным, таким почтительным. Это было даже странно. Будто подменили. Но юноша продолжил, немного громче:
— Я бы хотел познакомить вас… — он сглотнул. Ему было немного неловко и даже страшно. — С моими первыми друзьями, — покраснев, закончил он.
Сычжуй рассчитывал на несколько другое представление (как то, что сделал Вэй Усянь), но тут же укорил себя. Он же сам просил подождать, а теперь… Но всё же даже быть первым другом А-Лина было отчего-то приятно-волнительным. Он тепло улыбался, невольно прижимая руку к груди и кланяясь табличка предков, мысленно благодаря за такого внука.
У самого же Цзинь Лина сердце билось где-то в горле, и он, вдруг словно опомнившись, тут же выпалил.
— После Феи!
Это было слишком.
— Пха! — прыснул со смеху Цзинъи. Если после первых слов у него перехватило дыхание (он бы и сам себе не признался, что с тревогой и дрожью ждал немного другого представления), но даже так знать, что он был первым другом у этой Юной Госпожи, было волнительно. По-настоящему волнительно. Но самое приятное было в том, что Лин сам это признал и произнёс вслух. Но сказать такое в конце концов? Цзинъи просто не смог сдержать смешка, несмотря ни на что.
Цзинь Лин резко повернулся к другу и состроил ему суровую, но больно смущённую мордочку, краем глаза замечая, что Лань Юань так же улыбается, хоть и пытается скрыть улыбку за длинным широким рукавом. Впрочем, безуспешно. Такая искренняя и безотчётно забавная оговорка не могла и его не насмешить.
«Такой милый», — подумали оба Ланя, так же синхронно прося прощение у предков юноши за все мысли и слова, что уже были в их голове.
Цзинь Лин немного надулся, но, вздохнув, взял себя в руки и принялся тихо молиться. Друзья тоже вскоре успокоились. Осторожно поставив палочки с благовониями, они по примеру друга стали молиться этим двоим.
Если Цзинъи лишь видел в них бывших главу Цзян с женой из исторических хроник и, самое главное, бабушку с дедушкой Цзинь Лина, потому только об этом и мог думать, то у Сычжуя всё было гораздо сложнее.
Он был Вэнем. Таким же, как и те, кто убили их, разрушив здесь всё. И находиться здесь сейчас перед ними было не так просто. Пусть не он их убил, но он был из того же рода. И это громоздким и неподъёмным камнем ложилось на его совесть. Скорее всего, Лань Юань бы даже не смог сюда войти прежде. Ведь чувство вины было бы слишком сильным. И ничего больше. Но теперь он был влюблён в А-Лина, их наследника и внука. И тот был так же влюблён в него. И потому он должен был с ними «встретиться».
Да, Сычжуй не понимал, что чувствует к Цзинъи, а потому не хотел сейчас слишком беспокоить Лина, но он отчётливо знал, что любит и ни за что его не отпустит. Это Юань и «сказал» перед святилищем, обещая беречь их внука.
И напоследок поблагодарил. За Вэй Усяня. За то, что когда-то спасли его и вырастили. За то, что воспитали таким добрым и отзывчивым. Если бы не Вэй Ин, его самого ещё ребёнком бы убили те, кто жаждал мести всем Вэням. И не было бы никаких «после».
Поклонившись на том в последний раз, он встал, выходя следом за Цзинъи, которому было намного меньше что сказать.
Цзинь Лин ещё посидел молча какое-то время, погрузившись в себя и мысленно общаясь с предками, затем так же беззвучно поклонился и вышел вслед за друзьями.
Никто из Ланей даже не подумал торопить его, хотя время было уже около девяти.
Так же никто из юношей не воспротивился, когда Цзинь Лин провёл их не в свои спальни, а в ту самую комнату, которую обещал показать позже.
— Зайдёте? — всё ещё тихо, будто был в том же тусклом святилище, уронил А-Лин.
Друзья, что тоже всю дорогу были погружены в себя, вдруг обратили внимание на самого юношу. Тот выглядел невозмутимо, если не обращать внимание на едва заметный румянец на щеках, который оба Ланя, конечно же, даже при таком освещении не пропустили.
Уже было довольно поздно, по правилам им уже положено было спать, Цзинь Лину бы тоже было неплохо не задерживаться долго и хорошенько выспаться. Кто знает, что ждёт их дальше? Заговор, нападения или и того хуже — разговор с главой Цзян?!
Нужно было быть готовыми. Не время развлекаться и заниматься всякой ерундой.
— Конечно, — одновременно произнесли оба юноши, удивлённо повернувшись друг к другу. Жулань прыснул.
— Тогда вперёд. Это моя комната, — произнёс он, открывая дверь и пропуская друзей внутрь. Он нервничал, но был уверен в своём решении…