Как уходила боль...

      «Нет, нет, нет!» — судорожно думал Цзинь Лин, не в силах прийти к чему-либо более осмысленному. Его сейчас полностью захлёстывали противоречивые и смущающие мысли, большая часть которых так и норовила разорвать черепную коробку.       Мало того что он проснулся в весьма провокационном, компрометирующем и смущающем положении, так ещё и то, что произошло дальше…       — Умх! — закусил юноша губу и схватился за голову, мученически зажмурившись. Нет, он не жалел о поцелуе. Он его хотел и ему понравилось, но то, что это увидел Лань Цзинъи, а потом ещё и его слова — это было за гранью.       И самое мерзкое и ужасное во всей этой ситуации было то, что Цзинь Лин сам получил от этого удовольствие. Да, ему было за это стыдно. Но это уже мало что меняло.       Ситуация получалась неприятная и отвратная. Его довёл до…до…до этого Лань Цзинъи! Ещё и на глазах у Лань Сычжуя! А ему самому всё это ещё и нравилось! И то, как на него смотрели и трогали… Ну что за бред?! Ну почему с ним такое происходит? Ну почему он такое чувствует? Что это вообще значит? Он же не может быть ещё большим извращенцем, чем Вэй Усянь!       Юный Цзинь загнанным зверем метался из угла в угол, всё сильнее впадая в нечто среднее между отчаянием и паникой и всё сильнее коря себя. Он знал, что за привязанность к другому мужчине следуют последствия. А уж за связь с двумя — тут даже подумать было страшно. Но он-то уже что-то чувствовал!       Нет, Лань Цзинъи определённо его больше раздражал, чем возбуждал, но почему тогда его слова и действия вызывали у Цзинь Лина такую бурную реакцию? И в тот раз, когда он пригрозил поцелуем, Цзинь Лин не почувствовал ни отторжения, ни отвращения, а уж в тот раз, когда увидел Лань Цзиньи обнажённым, то и вовсе подумал бог весть что! Но сейчас, сейчас-то всё было куда как хуже. Ещё и перед Сычжуем! Он и до этого сказал что-то про то, что ему надо подумать и разобраться в себе. Теперь-то Юань уж точно не захочет быть с Цзинь Лином, с тем, кто так легко поддаётся чужим рукам.       Лань Цзинъи юноша тоже винил, но больше всё же проклинал себя. Ведь друг и раньше над ним подшучивал, ещё с самой первой встречи. Правда, никогда раньше так далеко не заходил. Хотя раньше-то они и не засыпали вместе! Но, тем не менее, Цзинь Лин никогда прежде не замечал за собой тяги к другим мужчинам. А тут он так отреагировал. А Лань Цзинъи ведь наверняка только опять подшутить хотел! Только почему-то потом не смеялся… И Лань Сычжуй тоже молчал. Хотя, если бы они что-то сказали, то Цзинь Лину, возможно, было бы только хуже. Но так тоже было хреново. Чёрт, почему же всё так сложно-то?!       Цзинь Лин понятия не имел, сколько ещё провозился со своими угрызениями совести и чувством стыда, но вроде бы не так уж много. Хотя по ощущениям уже прошёл целый день. Но, в конце концов, юноша сообразил, что надо что-то делать. И как он уже убедился, самым простым способом было поговорить. Ну, относительно простым. Как объяснить свою реакцию на всё произошедшее Сычжую и Цзинъи, он всё ещё понятия не имел. И не особо хотелось понимать. Но выбора не было. Один раз он уже пытался отмалчиваться, и в итоге всё решилось только после того самого разговора. В этот раз поговорить обо всём будет ещё тяжелее, но это необходимо. Он не хотел недопониманий.       То, что с Цзинъи тоже стоит поговорить, также было важно. Кроме того, что стоило ему дать понять, что такие шутки неправильные, глупые и дурацкие, было ещё какое-то ощущение, которое Цзинь Лин так до конца и не мог осознать, но твёрдо и мрачно он настраивался на разговор и со вторым Ланем.       Кое-как приведя себя в порядок и тяжело вздыхая, он угрюмо покинул комнату.

***

      Лань Сычжуй молчал. Молчал и Лань Цзинъи.       — Ну? — нетерпеливо подтолкнул друга к разговору последний. Да, ругаться и оставаться без друга категорически не хотелось, но и тянуть с этим разговором было невыносимо. А друг всё молчал!       — Да, — отрешённо и невпопад откликнулся Юань.       — Да что «да»? Мы уже в уединённом месте. И мы стоим тут уже десять минут как минимум, так о чём ты хотел поговорить? — нервно вырвалось у Цзинъи.       Сычжуй только обречённо кивнул. Он и сам понимал, что нет смысла и дальше тянуть. Не только сегодня, он и так долго откладывал момент истины, но это не облегчало задачу.       Что бы не говорил по этому поводу мастер Вэй или Лань Ванцзи, юноша так и не сумел окончательно разобраться в себе. Точнее для этого ему нужно было узнать мнение «другой» стороны. И он уже всё решил и почти настроился. Насколько это вообще было возможно. Но сказать всего несколько простых фраз, как оказалось, совсем непросто. Сомнения и страх были сильнее, чем перед лицом тех же гулей и призраков. Там-то он знал, чего ожидать и как действовать. Да и урон, по большей части, мог быть исключительно физическим. Здесь же всё было с точностью да наоборот. Он не знал, как друг отреагирует на его слова, и не знал, как справится с душевной болью.       Но Лань Цзинъи был прав, он уже решился на это. А значит, должен довести дело до конца. Так что Лань Сычжуй сглотнул и, внутренне подобравшись, словно перед прыжком в воду, начал говорить. Неуверенно, тихо и отчего-то немного печально.       — Цзинъи, ты ведь знаешь, что я с самого детства был воспитанником Ханьгуан-цзюня?       — Да, но как это…       — Ты уже слышал, что я не урождённый Лань?       — Да, слышал, но какая разница? — по-прежнему непонимающе отвечал Лань Цзинъи.       — А тебе известно, как я оказался у Лань Ванцзи? — таким же тихим и упавшим голосом, не отвечая, задал следующий вопрос Сычжуй.       — Н-нет, — предчувствуя нечто однозначно нехорошее, с заминкой ответил тот.       — Это известно было только главе Лань и Лань Цижэню. Лань Ванцзи подобрал меня едва живого от лихорадки на сожжённых развалинах Илин. Я был единственным выжившим. И он принёс меня в Гусу, — Лань Юаню показалось, что этого достаточно, и он замолчал, с замиранием сердца наблюдая за реакцией друга. Тот же застыл на какое-то время, затем нахмурился, раздумывая, а затем с подозрением кинул:       — Так ты об этом хотел поговорить?       — Ты ведь понимаешь, что это значит? — уточнил Сычжуй, вновь отводя взгляд.       — Ну да, — невозмутимо ответили ему.       — Я из клана Вэнь, — тяжело обронил он.       — Да понял я, не дурак! Зная тебя, это даже не шутка. Но я одного не понимаю, почему ты раньше ничего мне не рассказал? Я думал, что мы друзья и что я заслуживаю твоего доверия, — насупившись, горько закончил юноша, пытаясь справиться с чувством обиды.       — Я и сам забыл после лихорадки. Вспомнил только после того дня в храме Гуаньинь.       — И всё равно столько молчал? — немного мягче, но также обиженно вопрошал товарищ.       — Клан Вэнь натворил много ужасных вещей. Каждый ныне живущий клан по-прежнему их презирает. И у них есть на то причины. А я…       — А ты тут совершенно не причём! Ты вообще был тогда ещё совсем ребёнком и ни в чём не виноват, — жарко возразил Лань Цзинъи.       — Ты разве не злишься на меня? — осторожно уточнил Лань Сычжуй.       — Злюсь! За то, что не доверился мне раньше, и за то, что винишь себя за чужие ошибки и чужую неправильную жизнь.       — Но я ведь Вэнь, — беспомощно и всё ещё не веря в происходящее добавил Сычжуй.       — Ты мой друг. И, сам знаешь, что не только, — скомкано добавил Цзинъи. — А то, Вэнь ты или нет, не имеет никакого значения. А если уж говорить о поступках и поведении, то ты и сам помнишь, кого у нас считают самым прилежным адептом Лань. Хах, так получается, что лучший адепт Лань, даже не Лань. Вот Лань Цижэню неловко-то небось. Хотя, сам подумай, он ведь тоже гордится тобой, как внуком. Своих-то ему, поди, пока глава Лань не женится, и не светит, — уже живее и энергичнее продолжил Лань Цзинъи, перескакивая с темы на тему.       От его повеселевшего голоса и тона Лань Юаню становилось всё легче. Он не жалел, что отпустил себя, не жалел, что доверился. Теперь он чувствовал облегчение. Пусть ему ещё предстояло объясниться с Цзинь Лином, рассказав ему о том же, и пусть это будет даже тяжелее, но теперь он во всяком случае мог быть уверен, что Лань Цзинъи будет на его стороне. И это согревало душу.       — Спасибо, — обронил он с улыбкой.       — Э? За что это?       — За то, что ты мой друг.       — Да пожалуйста. Только тогда и тебе спасибо, — с открытой улыбкой без задней мысли ответил тот. — Без тебя я бы точно не выбрался и из половины неприятностей. Да и наказания на двоих веселее выходят.       Затем двое Ланей рассмеялись. Напряжение спало, и обоим стало ощутимо легче.       «Ну, пусть это и неожиданно, но если это всё, тогда я доволен. Я, конечно, всё же хотел бы поговорить с ним о случае в комнате, но, пожалуй, в другой раз. Он, похоже, не обижается. Интересно, а что насчёт Юной Госпожи? Ух, чувствую, он точно обиделся. Или зол. Или и то, и другое».       И что-то подсказывало Цзинъи, что на этот раз его неудачная шутка зашла слишком далеко. Да и сознаться, сказав, что ему самому просто хотелось этого, — тоже было сравни самоубийству. И как теперь быть?       Но прервав поток противоречивых мыслей друга, Лань Юань вновь отвернулся, смутился и сказал:       — И есть ещё кое-то, — раз уж Лань Цзинъи не против того, что его друг — Вэнь, то его дальнейший ответ будет зависеть только от его личных чувств. — Я много думал об этом. Особенно после твоего признания. И, знаешь, прости, я…       «Ах, вот почему у меня было дурное предчувствие. Что ж, можно было и догадаться. По крайней мере, мы можем остаться друзьями. И на что я вообще мог надеяться? Нет, держи себя в руках! Цзинъи, не смей заплакать! Потом. Потом, когда будешь один. Если Сычжуй увидит, что довёл меня до слёз, он будет чувствовать себя ещё более виноватым. Я догадывался о таком исходе, даже представлял его. Но, чёрт. Не думал, что это будет настолько больно. Быстрее бы уже остаться одному. Потом поговорю с Цзинь Лином. Думаю, после того, что я услышу, я ещё некоторое время не смогу смотреть им в лицо», — угрюмо думал мрачнеющий Лань Цзинъи, едва не пропустив окончания фразы.       — Прости, я люблю тебя тоже, — безжизненным голосом закончил Лань Сычжуй.       — Да, я так и понял, что лишний, я… Погоди, что?! — шокировано вырвалось у юноши. Возможно, он как-то не так понял его? Или как это вообще можно было понять?!       — Ты мне нравился. И я понял, что если мы продолжим те наши тренировки, то я захочу большего. Но я был уверен, что наша дружба не выдержит подобного, поэтому посчитал необходимым прекратить, пока это не повлияло на нашу связь. А после того, как появился Цзинь Лин, я влюбился. Я боялся кому-либо рассказать об этом и постоянно искал что-то в книгах и прислушивался к себе. Я долго отрицал это и не знал, как быть дальше. И всё больше загонял себя в тупик. А потом… Ты помнишь, — смущённо запнулся он. И, кашлянув, продолжил: — Когда у нас всё наладилось, я всё больше замечал, что чего-то всё же не хватает. И как бы мне не было хорошо с Цзинь Лином, я продолжал это чувствовать. Где-то там, в глубине души. Но был слишком счастлив, что мои чувства оказались взаимны, чтобы понять, в чём дело. После твоего признания и того поцелуя у оврага, я был сбит с толку. Меня терзало отвращение к себе. Я точно знал о своих чувствах к А-Лину, но и к тебе не был безразличен. И когда я понял, что в моём сердце есть не только Цзинь Лин, но и ты, всё стало лишь запутаннее. Но я должен был всё тебе рассказать. Я люблю его и не могу отпустить или разлюбить, но также люблю и тебя. Я чувствую себя мерзким и отвратительным, и ты тоже в праве злится на меня, — всё опускающимся, попеременно сбивающимся голосом говорил Лань Юань. — Но всё же, скажу ещё раз… Прости.       Лань Цзинъи долго смотрел на друга, пытаясь вникнуть в суть его слов, но всё равно теряя здравую нить снова и снова. Его любят, любят в ответ. Он так долго об этом мечтал, мечтал быть нужным, быть не лишним, и вот оно. Сомневался он! Уж лучше бы в чём-то другом сомневался. Ну любишь ты и Цзинь Лина — ну и люби.       — Всё в порядке. Не кори себя. Если тебе нужен и Цзинь Лин и я, то я не против. Я ведь тоже тебя люблю, ты знаешь, — спокойно и тихо произнёс он, кладя руку Сычжую на плечо, но тот чуть было не отпрянул и с горечью запротестовал:       — Но ведь я вас обоих…       — Я знал, что у тебя большое сердце. И я просто рад, что в нём хватило места и для меня, — уверенно перебил его Лань Цзинъи, заглядывая в глаза. Только боги знали, насколько у юного адепта Лань сейчас было спокойно и хорошо на душе. И он был совершенно не намерен слушать, как тот, кого он любил, отравляет свою душу бессмысленными мыслями и эмоциями.       — Цзинъи…       — Сычжуй. — И без промедления, пока тот опять не напридумывал чего-либо или не сказал, Цзинъи поцеловал его в губы. Просто касание губ, которое и длилось-то не больше нескольких секунд, но их хватило, чтобы Сычжуй выдохнул про себя с облегчением и уже сам углубил поцелуй, привычно положив руки на талию Цзинъи.       И в этот момент им обоим казалось, что всё наконец на своих местах. Они оба впервые раскрыли то, что так долго скрывали ото всех, что внутри чуть было не образовалась пропасть между ними и всеми остальными. Холодная, тёмная и безликая пропасть, от которой веяло жутью и одиночеством. Но теперь всё было в порядке. Наконец-то, впервые за долгое время.       Возможно, поэтому ни один из них так и не заметил тихих приближающихся шагов. И они слишком поздно услышали голос:       — Какого чёрта?!       Оба Ланя синхронно вздрогнули и повернулись лицами к тому, кому меньше всего стоило видеть эту сцену. Лицо Цзинь Лина сейчас выражало злость, обиду и страдание, что укололо совесть обоих адептов Лань. Но они так и не успели ничего сказать, лишь невольно отпрянуть друг от друга, безуспешно пытаясь в своей голове отыскать объясняющие, искренние и при этом успокаивающие слова. Цзинь Лин же тем временем, лишь распалялся:       — Я считал вас своими друзьями. Я тебя, — крикнул он, уставившись на Сычжуя: — считал… Чёрт! Почему вы двое? Почему именно вы?! — уязвлённо кричал юноша, и отзвуки отдавались в ушах у двоих других.       — Цзинь Лин, я… — начал было Сычжуй, решаясь принять удар на себя, как зачинщик и главный виновник всего этого.       — А я думал, в вашем ордене запрещено лгать. Но для меня ты решил сделать исключение? Ну что, весело было наблюдать, как я в тебя влюбляюсь? Весело было насмехаться надо мной? А я, идиот, просто поверил, что может быть просто. Ха! — тем временем желчно разливался Цзинь Лин, неизвестно кому делая больнее — себе, Сычжую или Цзинъи, потому что больно стало всем.       Последний и не выдержал, понимая, что Сычжуй, как всегда, примет вину на себя, со всем согласится. Но это неправильно! Он хотел же поговорить с Цзинь Лином? Ну вот тебе и шанс. А что не так хотелось, а уж как получилось. И либо сейчас, либо никогда. Потому что эта Юная Госпожа сейчас им всем сердца изорвёт в клочья своими несдержанными словами.       — Цзинь Лин, хватит! Дай нам объяснить. Сычжуй не врал тебе. Послушай нас.       — Ха! Теперь я, значит, Цзинь Лин, да? А что не «Юная Госпожа»?       — Ну, вообще-то, я хотел по-хорошему объясниться с тобой, но ты и сейчас ведёшь себя как Юная Госпожа! — не выдержал Лань Цзинъи.       — Подождите… — попытался вмешаться Сычжуй, но было слишком поздно, двое юношей уже преодолели разделяющее их расстояние каждый со своей стороны, с каждой репликой толкая оппонента всё с большей силой.       — Сегодня ты поплатишься и за эти слова, и за всю ложь!       — Мы тебе никогда не лгали!       — Врун!       Сычжуй видел, что они переходят грань обычных своих препирательств, но не успел вмешаться. Первым ударил взвинченный Лань Цзинъи. Дальше с пеленой ярости на глазах и с ещё большей силой ему ответил Цзинь Лин. И началось.