Как уходила боль...

      В комнате царила тишина. Лишь тихий шорох одежд при смене поз издавал хоть какой-то звук, но юноши старались и его не допускать.       — Нужно раздеться.       Тишина стала почти осязаемой.       Лань Сычжуй нервничал ничуть не меньше своих друзей. И пусть собственный голос и подводил, но, похоже, без него эти двое так бы и оставались в одеждах, кусая губы и невольно морщась, исподволь потирая отшибленные и кровоточащие места. Они так и не решались посмотреть ни на друг друга, ни на Лань Юаня после того довольно пылкого, пусть и спонтанного поцелуя.       — Если вы не готовы, то мы можем поговорить обо всём позже, но, пожалуйста, давайте обработаем ваши раны, мне больно на них смотреть, — решительно выдал свои болезненные чувства Лань Сычжуй, вынуждая двоих смутиться своего упрямства.       Отказались выходить в таком виде за едой? Пожалуйста, Лань Юань сам сходил и всё принёс. Не хотели говорить ни до, ни после еды? Тоже пожалуйста. Не хотели идти к лекарю, чтобы главы Лань и Цзян не узнали? Понимающий друг, конечно же, вошёл в положение и лично, с небольшими трудностями, нашёл лекаря и попросил «помочь пополнить запасы», которые планировал тут же использовать на двоих драчунах. Но теперь эти двое сидели, насупившись, и снова молчали, ничего не делая. Ну вот и как быть в таком положении?       Совестью, к счастью, обладали оба. А также куда более интересными чувствами к юноше. Поэтому проигнорировать ни слова, ни то, с какими чувствами они были сказаны, не могли.       Наконец кинув вороватый взгляд друг на друга и синхронно отвернувшись спинами, они принялись неловко и дергано стягивать с себя ханьфу.       Едва облегчённо вздохнув про себя такому на удивление лёгкому решению одной проблемы, перед Лань Сычжуем встала уже другая. Кого первого лечить? Оба выглядели приблизительно равно потрёпанными, равно обиженными и так же равно насупленными. Но как лечить одного, если второй будет вот так смотреть и вдруг начнёт ревновать, и тогда…       Но всё решилось само собой. Если не считать рану на виске Лань Цзинъи, Цзинь Лин выглядел хуже. Дело было не в том, что юноша дрался хуже, но сила рук последнего была действительно ощутимо ниже, чем у Лань Цзинъи, и без того вечно стоящего на руках за свои проделки в Гусу. Так что он обеспокоено и аккуратно попросил того потерпеть и принялся за дело, попытавшись виновато объяснить всё второму Ланю хотя бы взглядом. Но повернувшись, он внезапно понял, что всё лучше, чем он рассчитывал, поэтому просто обстоятельно принялся за дело, про себя выдохнув с облегчением.       Цзинь Лин тоже настороженно кинул взгляд на Лань Цзинъи, ожидая услышать от него какие-то шутки и издёвки по поводу слабости или даже ущербности. (Не то чтобы он плохо думал о друге, но другие бы точно не преминули его, как главу ордена, и попрекнули бы подобным. А Лань Цзинъи ещё и любил подшучивать и нарываться!) Но их не последовало. Даже наоборот.       От того, каким взглядом на него смотрел Лань Цзинъи, Цзинь Лину стало не по себе.       Лань Цзинъи побледнел и закусил губу, а в глубине серых глаз плескалась что-то такое, отчего ему самому становилось ещё более неловко и едва не больнее, чем сейчас физически. В какой-то момент, юному господину Цзинь вдруг показалось, что тот вот-вот выпалит что-то обиженное или просто сникнет и уйдёт как можно быстрее, стараясь не смотреть в его сторону. «Мало того, что подрался со мной, так его ещё и первого Сычжуй решил вытереть и помазать мазью!» — или что-то в этом роде.       Но тот лишь помрачнел ещё больше и, упрямо сжав губы, отвернулся, принимаясь стирать влажной тканью кровь и пыль с тела.       «Это я. Это сделал я. Вот эти синяки и ссадины, которые уже изрядно потемнели и продолжают расползаться по его подтянутому, красивому, но, пожалуй, слишком худощавому телу. Наверное, еда из Облачных Глубин действительно недостаточно сытная для него. Боже, о чём я думаю?! Я только что с ним подрался! И, вообще-то, он сам нарывался! И он тоже меня неплохо побил! Хотя, нет, не то чтобы сильно, я… Чёрт. Да что же это такое?! Либо я чувствую себя слабым, либо виноватым! Ну и что мне теперь делать? Не извиняться же, я ведь за дело ему врезал!» — безуспешно пытался себя переубедить Лань Цзинъи, усиленно растирая грязь, вместо того, чтобы её попросту убрать.       — Тебе помочь? — вроде бы с насмешкой, но в то же время пристально разглядывая хмурого в кои-то веки Ланя, спросил Цзинь Лин.       — А? — неверяще уставился Лань Цзинъи на юношу, за спиной которого теперь стоял Лань Сычжуй. Если бы его спросил кто-то другой, то он, вероятно, легкомысленно отмахнулся или нехотя согласился, но это спросил он. И юноша не стал противиться своим привычкам и желаниям.       — А помоги! — нагло заявил он. Если уж Юная Госпожа сама предложила, то кто он такой, чтобы отказываться? А если тот так хотел подшутить, то пусть теперь попробует пойти на попятную! Чёрта с два он откажется посмотреть на реакцию друга в любом из этих случаев!       Цзинь Лин оправдал его ожидания. Он смутился, отвернулся и… Тихо попросил Лань Сычжуя передать ему часть мази.       «Он наверняка так нервничает из-за того, что Лань Юань занят со мной, и чувствует себя лишним. И в руки взять себя не может, наверняка поэтому же», — решил Цзинь Лин. Но когда на его предложение о помощи согласились, ещё и с такой готовностью, всё же на миг он засомневался. Преодолевая неловкость, он всё же взял немного лекарства и подошёл к Лань Цзинъи, забирая почти чистую тряпку у того из рук.       Лань Сычжуй же, продолжая орудовать влажной тканью, обезболивающей и заживляющей мазями, осторожно поглядывал то на одного, то на другого.       Ситуация становилась всё более странной. Неловкость вновь начинала приобретать почти осязаемый характер. Трое друзей уже не в первый раз были так близко друг к другу, но в первый, когда любое их действие неминуемо влекло совсем иные мысли и ассоциации у двоих других и их самих.       «Я и раньше знал, что у него бледная кожа, но только сейчас вижу насколько, на фоне этого безобразия… А-Лин ведь так красив и грациозен. Только вот если бы он меньше сцеплялся с Цзинъи, для них обоих было бы лучше. Только вот что это было в саду? Драка, поцелуй, их слова… Как же всё запутанно. А теперь лечить этих двоих. Но пусть повод мне и не по душе, я рад, что Жулань позволяет так просто и беспрепятственно прикасаться к нему. Попроси я его о подобном, он бы вряд ли так легко согласился», — невольно позволяя себе оглаживать даже совершенно чистую бархатистую кожу там, где она была совершенно чиста, думал Лань Сычжуй.       «И всё же было бы лучше, если бы этих отметин не было. Пусть бы А-Лин смущался, но так бы касаться его было бы намного приятнее. Так бы я был уверен, что вздрагивает и морщится он не от боли… Интересно, а что чувствует Цзинъи сейчас? Ему тоже больно, а Цзинь Лин пытается ему помочь и касается его своими фарфоровыми ладонями. О чём он думает? Ему тоже это нравится? Погодите. А о чём думаю я? Нет, нужно просто продолжать промывать и мазать эти синяки и кровоподтёки. Сколько же тут их. А вот этот, что уходит в сторону левой ягодицы… Боги, ну почему всё так?» — неминуемо вопрошал Лань Сычжуй, с переменным успехом сдерживающий свои сожаления и желания.       «Только посмотрите, как он стирает грязь и пытается мазь наносить! Ха, я же не нефритовая статуэтка. Он вообще когда-нибудь ухаживал за кем-то кроме Феи? Судя по всему, нет. И про друзей он сам сказал, что мы у него первые. Мм, такой нежный. А если бы мы были сейчас в том моём сне… Так, стоп! Он же пытается мне помочь, ну о чём я вообще думаю?! Он, конечно, та ещё заноза и головная боль, но он мой друг. Да. Только я его хочу. И, возможно, дело не только в этом. Как же всё сложно-то! Да-а, вот там ещё. Ещё немного ниже. Нет! Не думать! А ведь его сейчас сзади так же оглаживает Сычжуй, вон как шипит, когда по больным местам трогают. Я помню, какие у него руки, и, что Цзинь Лину всё равно приятно, тоже знаю. Какое же у тебя красивое лицо. И честное. Глаза так точно. Эта твоя непокорность всегда меня привлекала, но и такой ты мне тоже нравишься. Интересно, а что сейчас чувствует Сычжуй? Каково оно, беспрепятственно ласкать эту Юную Госпожу?» — думал Цзинъи.       Но тяжелее всего приходилось юному главе Цзинь.       «Да что ж такое?! Мало того, что я вынужден под пристальным и какого-то чёрта таким прожигающим взглядом Цзинъи глади… лечить его! Так ещё и тот молчит! Если есть что сказать — говори!» — думал он, но продолжал неусыпно выискивать, оттирать и накладывать лекарство.       «Сычжуй, можно и погрубее. Я ведь не развалина какая и не ребёнок!» — думал он, раздражённо на второго Ланя. Но проблема на самом деле была вовсе не в том, что оба молча стояли и делали, что, по идее, и должны были, а в том, как чувствовал себя при этом Цзинь Лин. Когда его тела касались нежные и тёплые руки Лань Юаня, а его собственные в это же время находились на разгорячённой и широкой груди или прессе Лань Цзинъи, во рту неумолимо становилось слишком сухо, а телу — жарко. Про грядущую тесноту в штанах и вовсе было страшно думать. А ведь ещё немного, и ему придётся коснуться живота Лань Цзинъи чуть ниже пупка, пытаясь замазать дурацкое наливающееся кровью пятно. В то время как второй Лань вот-вот залезет своими лечащими ладонями ему прямиком под штаны! Юноша не сомневался, что исключительно в благих и благородных целях помощи, но всё равно было жутко стыдно и неуютно. Даже руки немного подрагивали.       Оказалось, может быть и хуже.       — Цзинь Лин, я действительно люблю Сычжуя, — прозвучало осторожным, но непреклонным голосом, в то время, как Лань Цзинъи одновременно с этим крепко сжал ладонь юноши.       Он не поднял на него взгляда в ответ, но рука на животе дрогнула. Будто не замечая этого, Лань Цзинъи продолжил. Он чувствовал, что если не скажет всё самое важное сейчас, то потом его мысли и действия могут быть поняты неправильно. А действовать уже хотелось! Но сделать что-то и при этом не сказать всего было неправильно. Он чувствовал, что Цзинь Лин смягчился. И к нему, и к Сычжую, но теперь ему предстояло объяснить все их запутанные чувства. Хотя бы попытаться это сделать со своей точки зрения. Затем выслушать самого Цзинь Лина, и будь что будет. Но он уж точно постарается его убедить… В чём? Он и сам до конца не понимал. Просто чувствовал, что не хочет отпускать ни эту руку, ни вообще этого человека от себя. А почему именно — не так важно.       — …И он меня тоже, — продолжал он, не отводя взгляда и пытаясь подметить, как меняется выражение лица напротив. Ну, по крайней мере, он не вырывался и не пытался сбежать. А это уже хоть что-то!       — И я знаю, что вы чувствуете друг к другу. Я не знаю, что… То есть не знаю, как… Я… Ты мне тоже нравишься, это я тоже точно знаю. Но не спрашивай пока откуда, ладно? Я расскажу, но немного позже.       — Цзинъи, — перебил уже начинающего запинаться друга Цзинь Лин. Настолько внезапно спокойным голосом, что обоим Ланям стало не по себе. — Если вы двое были вместе всё это время, то как ты позволил мне приблизиться к Сычжую?       Ну вот, он задал вопрос, которого так боялся. Он много думал о том, что чувствуют эти двое друг к другу. С самой их первой встречи они всегда были вдвоём, не подумать чего-то было просто невозможно. Но если прежде он даже помыслить не мог, что между двумя парнями может быть что-либо, кроме просто крепкой дружбы, то после свадьбы Вэй Усяня и Второго Нефрита — даже слегка сменив свои взгляды, Цзинь Лин не мог подумать такого непотребства о собственных уже друзьях. А потом уже было поздно, он и сам влюбился в одного из них. Так что он только тогда в саду ещё раз посмотрел на них и их отношения со стороны уже всего, что знал, видел и слышал. И пришёл к единственному вероятному и обидному выводу. Они уже любили друг друга. До его появления. И если задавать этот вопрос Лань Сычжую сейчас не хотелось, то с Лань Цзинъи ему всегда было проще. И тот ответит, не жалея его чувства. Но это и не нужно. Лучше уж честно и сейчас.       — Ты сдурел?!       — А-Лин!       Трудно было сказать, чего больше было в восклицаниях Ланей — удивления или негодования.       — Да бросьте, я же всё слышал, да и вы сами говорите, что любите, но тогда зачем вы… зачем вам я? — сглатывая ком в горле, закончил Цзинь Лин. Это было глупо. Глупо и по-детски. Он понимал, правда. Но ничего не мог поделать с собой. Ему не понравится ответ. Жалость, любопытство… Неважно что, ему всё равно будет больно. Но узнать ответ было хуже навязчивой идеи. Он должен был просто услышать это от них. Лань Юаню было что на это ответить, но Цзинъи традиционно вспыльчиво влез в спор раньше, выплёскивая давно накопленные и разъедающие душу эмоции.       — Ты просто идиот! Зачем нам ты? Да это я вам зачем?! Я сколько смотрел на вас и думал, что лишний, что Сычжую со своей любовью не сдался, и тебя ещё и хочу, как дурак! Ну зачем я вам?! Почему это я такой ненормальный? А ты «зачем я вам»! Не тебе такие вопросы задавать вообще!       — Но вы же любите друг друга! И были вместе задолго, до того, как я…       — Были да не были! Мы дружили! Я вообще не знал, что это любовь, пока вас вместе уже не увидел!       — И теперь я вам не нужен, раз вы разобрались? — едко закончил по-своему логическую цепочку Цзинь Лин, больше царапая свою душу, чем пытаясь задеть кого-то.       — Да ты издеваешься! Ты же тоже любишь Сычжуя! — потрясённо и гневно указал пальцем на юношу Лань Цзинъи.       — Я — да. Но что если он любит тебя сильнее? — нехотя выдавил Цзинь Лин.       Лань Сычжуй поперхнулся воздухом. Лань Цзинъи сильнее сжал руку на запястье парня, а вторую сжал в кулак. Ему как никогда сильно хотелось ударить Цзинь Лина. Как можно быть таким непонимающим? Что за слепота? Но вспомнил, что они ещё даже не вылечились от предыдущей драки. А ведь тело друга выглядело всё ещё неприглядно. Хотя с какой стороны посмотреть. На его вкус — он бы ещё как пригляделся и не только. Хотя почему «бы»? Внезапно ему подумалось, что донести свою мысль до этого упрямца можно не только кулаками.       Глаза главы Цзинь широко раскрылись, а губы так и не успели сжаться, когда наглые чужие губы коснулись его собственных и не менее наглый язык уже орудовал в его рту. Жадно хватая воздух, он пытался сопротивляться, но в то же время боялся задеть и причинить боль Лань Цзинъи, чем тот, похоже, и пользовался, ничуть не сдерживаясь и наконец опуская руки на притягательное тело перед собой.       «В прошлый раз всё равно этим и закончилось. И оказалось куда более доходчиво для нашей Юной Госпожи», — думал на краю сознания Лань Цзинъи, получая удовольствие от слабого сопротивления главы Цзинь и от гладкости его кожи под пальцами, незаметно даже для себя сменив значение слова «наша», на несколько более интимное. Руки невольно время от времени сталкивались с руками Лань Юаня. Но ни один адепт из Гусу и не думал отпускать юношу между ними. Тот извивался, нелепо и странно, то ли пытаясь уйти от всех прикосновений, то ли наоборот.       — А-Лин…       — Госпожа Цзинь…       — Мм! Дурак! — наконец сумел проговорить через поцелуй юноша. У него покраснели щёки, уши и даже шея. Его ласкали вчетверо рук, и самое страшное было в том, что ему это нравилось.       Ошибкой Цзинь Лина было опрометчиво размахивать руками. Снова попав ладонью на твёрдый и влажный живот Лань Цзинъи, он затих. Тот же лишь хмыкнул.       — Вообще-то, ты меня обещал и там коснуться? — поглядывая чуть ниже, хитро заметил он, ухмыляясь. — Или Юная Госпожа не умеет сдерживать обещания?       — Ты… — на это больше не нашлось что ответить, кроме как продолжать грозно смотреть и краснеть ещё гуще.       — Ладно-ладно, в следующий раз, — нагло хмыкнули в ответ. — Но теперь-то ты понимаешь, зачем? Мы оба любим Лань Юаня. И оба ответно. А что между тобой и мной? Если тебе нравится целоваться со мной, может, стоит попытаться узнать это? Если, конечно, Юная Госпожа не боится.       — Ещё чего! — провокация сыграла отменно. Первый поцелуй, что подарил Лань Цзинъи Цзинь Лину был опять жёстким, запальчивым, но всё равно очень желанным.