Как уходила боль...

      — …делать… — пришибленно пробормотал Цзян Чэн.       — Что? — тут же среагировал Лань Сичэнь.       — Что нам теперь делать? — поднял тот на него свои привычно нахмуренные глаза. Не особо, впрочем, ожидая ответа. Просто слишком привык решать всё сам, привык взваливать на себя ответственность, ведь его проблемы были только его проблемами. И сейчас тоже. Просто нужно было произнести эту проблему вслух, имитируя совместное решение с кем-то. Так уж он привык. Раньше этим кем-то был Вэй Усянь. А потом… Привычка — вторая натура. От этой ему не удалось избавиться. Хотя, не сказать чтобы он особо пытался. Ему даже нравилось, так как давало незримое ощущение, что он не один и кто-то ещё всегда может встать на его сторону и помочь. Только вот Цзян Чэн забыл кое-что.       — Всё просто. — Теперь рядом действительно кое-кто был. И этот кое-кто решительно не собирался дать своему наконец обретённому возлюбленному впасть в состояние отчаяния. — Я выйду отсюда.       — Отсюда? — повторил за ним глава Цзян. Затем гулко хохотнул и продолжил: — И как ты себе это представляешь? А как же ценные данные, документы, сопровождение? Это же попросту непостижимо, чтобы глава великого ордена появился хотя бы без двух адептов на совете!       Да. Недавно застигнувший врасплох двоих мужчин адепт клана Цзян сообщил своему главе и невольно главе Лань (в рабочем кабинете даже в такой час его глава обсуждал важные вопросы с другим главой. Цзян Чэн сильный, преданный ордену и его членам, полный самопожертвования и отваги! Вот почему все они гордились, что Цзян Чэн их глава!) весть о грядущем вскоре собрании кланов. Конечно, приготовления были, как и приказано, сделаны заранее, но его долг был доложить об очевидном. Такие уж были правила.       Сам по себе совет не нёс никакого особого вреда. Если бы глава Цзян о нём не забыл! И ещё никогда тот не был настолько не вовремя! Его любовь и жизнь наконец начали налаживаться, нужно было поговорить как следует с А-Лином и этим мелким Ланем, выяснить что между ними, так же раскопать, что к чему в клане Ланьлин Цзинь и кто хочет навредить Цзинь Лину, успокоить этого ненасытного чокнутого с его Нефритом-мужем, чтобы не оскверняли хотя бы публичные места Пристани и… Боги, счастья было так мало, оно было вот прямо тут, совсем близко, а теперь все проблемы вновь решили напомнить о себе, взывая к Цзян Чэну, вновь привлекая головную боль. Мужчина невольно обессилено облокотился о стену, прикрывая глаза ладонью.       — Цзян Чэн, — голос прозвучал ближе, чем прежде, — у меня прямо тут есть два адепта и Ванцзи, если ты не помнишь, за необходимыми документами мы можем отправить посланника в Облачные Глубины, я уверен, что пусть не к началу, но он успеет. А все дела своего ордена я и без бумаг прекрасно помню. У меня хорошая память.       Когда мужчина поднял глаза, над ним, закрывая тусклый свет свечей, стоял спокойно и умиротворённо улыбающийся Первый Нефрит. Так просто. Всё он по полочкам разложил! Интересно, а если ему выдать вот прямо все свои проблемы, он так же легко их решит? Отчего-то напоминание о собственной некомпетентности как главы кольнуло. Но сейчас были вопросы и поважнее.       — У меня складывается впечатление, что тебе нравится так нависать надо мной, — хмурился Цзян Чэн.       — Нравится. Потому что это с тобой. — Поцелуй в висок был неожиданным, но приятным, а улыбка стала лишь шире. Только глава Цзян был упрям и горд. С заалевшими щеками, он лишь сильнее нахмурился, готовый вот-вот разразиться бранью, но тут… Его глаза просияли, у него возникла идея получше.       — Сичэнь, — тихо и пронизывающе прошептал он, не сводя глаз с медово-коричневых напротив, после чего резко притянул его за уже слегка помятый ворот ханьфу. Затем в самое ухо, с лёгкой насмешкой, сказал: — Не слишком ли вы наглеете, Первый Нефрит?       Почти сразу же он, не обращая внимания на пунцовые уши и щёки последнего и в целом крайне ошарашенное лицо, слитным молниеносным движением поменялся с мужчиной местами, подпирая того у стены и довольно хмыкая.       — Ну а теперь как? — Он ждал реакции, только что не облизываясь в душе. Ему было интересно посмотреть, как возмущается этот Лань. Или смущается? Почему бы и нет! Но Лань Хуань не оправдал надежд.       Он долго вглядывался в лицо напротив, не произнося ни слова, затем провёл самыми кончиками пальцев по щеке Цзян Чэна, убрал чёлку за ухо и невыносимо тепло улыбнулся. Было в его взгляде что-то такое, отчего сердце у Цзян Чэна сжалось и закололо. Слишком нежно, слишком открыто, слишком любя. Никто и никогда прежде на него так не смотрел. Это было слишком для него!       Только вот Лань Хуаню было что и сказать.       — И теперь нравится. Потому что это с тобой. Я уже говорил, — просто и легко выдал он.       — Ты… — словно обжегшись, отпустил того Цзян Чэн. Но отстраниться ему уже не дали. Лань Сичэнь уверенно удерживал его за талию одной рукой, пока вторая мгновенно схватила его за запястье, не позволяя отдалиться.       — Не отводи глаз. Не уходи от моих прикосновений.       Глава Цзян против воли сглотнул, сердце забилось где-то в горле, и по ощущениям лицо начинало гореть. Мало того, Лань Хуань, продолжая удерживать его одной рукой, второй медленно и осторожно гладил чужую ладонь, вызывая толпу мурашек. Хотя у Цзян Чэна и без этого уже пересохло в горле, а голова закипала противоречивыми мыслями и желаниями. Было и приятно, и стыдно, хотелось, чтобы эти нежные пальцы никогда не останавливались, но и хотелось одёрнуть руку и убраться куда подальше, чтобы его никто не трогал ни своими руками, ни чувствами. Хотелось прижаться самому, почувствовать, а какова же на ощупь кожа Первого Нефрита? А какова на вкус?       «Чёрт возьми, нет!» — отчаянно застонал Цзян Ваньинь у себя в голове. Гордость и желание всё продолжали борьбу. Благоразумие и безумие старательно не вмешивались, оставляя мужчину самого мирится со своими демонами.       Но проблема была в том, что сейчас самым беспощадным и безжалостным демоном в его жизни был тот, кого считали чистейшим и непорочнейшим из заклинателей. Ведь самым страшным оружием для кого-то, вроде него, была именно нежность. А глава Лань, к счастью или сожалению, выражал её так непринуждённо и естественно, что хотелось утонуть в этой проклятой нежности. Позволяя ему любить себя. А потом просто умереть за то, что позволил себе это сделать. И такой сильный, сияющий, открытый, мягкий мужчина… жаждал его души и тела. Жаждал касаться, гладить и целовать его. И одна мысль об этом вызывала приступ неконтролируемого желания. Но нет, нельзя было, чтобы Лань Хуань заметил, как Цзян Чэн возбуждён просто от таких касаний, просто от поцелуев и взглядов!       Во всяком случае так он думал, прежде чем его не притянули вплотную к себе, давая ясно понять, что не он один тут на взводе. Лань Хуань ещё слаще улыбался в поцелуе, понимая, что этот хмурый, резкий и упрямый мужчина тоже хочет его.       «Боги…» — едва сдерживал он себя от того, чтобы не взять этого невозможного мужчину прямо здесь и сейчас. Интересно, он специально то смотрит на него хмуро и смущённо отводит взгляд, то без предисловий хватает за ворот и целует? Не человек, а сущее пламя. Непредсказуемое, жаркое, неумолимо влекущее к себе. И Лань Сичэнь, не чувствуя боли, с удовольствием запускал руки в этот огонь, что жёг не кожу, а что-то внутри, не обжигал, а грел, зажигал, распалял нечто внутри, о чём он прежде не имел и понятия. Это было совсем не то, что было в его снах, в воспоминаниях из прошлого или тех случаев, когда тот был без сознания. Это было острее, стремительнее, это почти невозможно было контролировать. Руки сами тянулись развязать пурпурный пояс на талии мужчины. Их мелко потряхивало от того, что сам глава Цзян, даже чувствуя и осознавая, что с ним делают, не пытался сопротивляться, а лишь подставлялся ещё больше. Лань Хуань едва ли не стонал в голос от него такого.       Когда с поясом было покончено, наконец стала видна кожа на груди мужчины. И шрамы.       Проследив за его взглядом, Цзян Чэн устыдился и хотел было прикрыть грудь, браня себя за то, что позволил увидеть тому свой провал и позор, шрамы от дисциплинарного кнута… Тем более Лань Сичэню наверняка неприятно видеть его шрамы.       — Можно коснуться?       Из-за хриплого и дрожащего голоса, Цзян Чэн сперва решил, что тот вот-вот заплачет. Отчего стало и вовсе тошно. Лучше бы ему было просто противно, чем жаль его. От этого, казалось, даже во рту появился мерзкий привкус. И всё же, не изменяя своему упрямству, он поднял глаза, чтобы убедиться, уже предчувствуя какие эмоции он увидит и как болезненно для него это будет.       Но он не успел.       То, что он увидел, совершенно точно не было брезгливостью или жалостью. То выражение лица, что предстало его взору… Его трудно было описать. Самым ближайшим известным ему было «детский восторг». Именно так А-Лин смотрел на что-то, когда действительно это хотел, а потом с очень похожим выражением поворачивался к нему и говорил…       — Можно?       Не тот голос, не та ситуация и не тот человек. Глубокий голос заставлял напрягаться и сглатывать, человек же будоражил одним своим видом, не говоря уже о всех своих теперешних словах и действиях. А уж ситуация! О, от неё шумело в ушах, заволакивало стыдом и желанием глаза, а разум отказывался принимать хоть какие-либо решения вообще, не говоря уж о логических.       «С А-Лином было проще, — мельком подумал он, вспоминая, что просто давал мальчишке то, что он захочет, и тот был счастлив. — Хотя…»       — Можно, — кивнул он, вновь отводя взгляд, уверенно не желая признаваться даже самому себе, насколько ему стыдно сейчас. Просто дать то, что другой хочет, было не так-то просто, когда человек хотел тебя. Но немного проще, учитывая, что ты тоже этого хочешь. Так что как бы Цзян Чэн себя не корил сейчас, ему хотелось этого сильнее. Самобичеванию он привычно сможет отдаться позже, наедине с собой. Но вот когда ещё возникнет возможность попасть под длинные нежные пальцы Лань Сичэня?       Схожая мысль посетила и главу Лань. Лишь с тем различием, что коснуться хотели не его, а он этого желал.       Белоснежные гладкие пальцы легко коснулись разгорячённой кожи, отчего вздрогнули оба. Но это было только начало. Затаив дыхание, мужчины отдавались своим ощущениям. Пальцы Первого Нефрита проводили по груди, задевая то шрамы, то соски и неумолимо наслаждаясь производимой реакцией. Цзян Чэн уже закусил губу и мелко дрожал. Но Лань Сичэню было мало.       — Аах! — вырвалось у главы Цзян, когда влажный и тёплый язык совершенно неожиданно и без грамма сомнения и тени смущения провёл по его груди. Лань Сичэнь же к своему стыду понял только, что ему нравятся как вкус кожи Цзян Чэна, так и его стоны. Но оторваться не было ни повода, ни желания.       — С-Сичэнь… — сдавленно бормотал заклинатель, хватая того за волосы. Когда на удивление юркий язык мужчины лизнул его сосок, это было почти так же ярко, как и первое прикосновение сменившего пальцы языка. Но то, что Лань Хуань делал дальше, не укладывалось в голове. Он быстро двигался, то обводя языком алые полукружия, то прикусывая их. Цзян Чэн выгибался и прикрывал рот рукой, кусал костяшки пальцев, продолжая тянуть мужчину за волосы, но что бы он ни делал, это не останавливало того. И как бы Цзян Чэн не выворачивался, ему нравилось происходящее. Не нравилось только то, что, как ему казалось, удовольствие получал тут только он.       Возможно, поэтому он, наплевав на сковывающее его смущение, он решительно опустил руку на естество мужчины напротив, с удовольствием услышав, как тот выпускает из губ его сосок и стонет. Даже удивление от того, насколько великим и горячим было то, что он ласкал, отошло на второй план в тот момент, уступая ехидному довольству. Цзян Чэн тоже умеет делать приятно.       На волне этой уверенности и триумфа он обхватил плоть Лань Сичэня плотнее через ткань штанов, внутренне поражаясь длине и величине в целом, и принялся двигать рукой.       — Акх… Ха… Хах. А-Чэн…       В сравнении с теплым, даже горячим лбом, которым мужчина уткнулся в главу Цзян, лента ощущалась даже прохладной. Цзян Чэн слышал, что прикосновение к ней значит для Ланей, но понимает ли это сейчас Лань Сичэнь?       «Нет, наверняка не понимает! О чём он вообще думает?! Что за идиотские мысли в голове? Сейчас ему, должно быть, слишком приятно, вот он неосознанно и коснулся меня лбом, забыв, что там его лента. Вот и всё! Не надумывай себе лишнего, Цзян Чэн!» — увещевал себя мужчина, продолжая активно работать рукой и не замечая, как реагирует на это Лань Сичэнь и что говорит.       — А-Чэн… А-Чэн, прошу помедленней. Нет, остановись. Остановись же!       «Что… Что происходит? Почему он это делает? Почему он так уверенно и беззастенчиво ласкает меня там? Неужели он делал это прежде?! Нет, не может быть. Он ведь прежде был влюблён в Вэй Усяня, но я знаю, что между ними ничего не было. А потом… Он полюбил меня? Ты наверняка даже не заметишь, что моя лента касается твоей кожи. Или не догадаешься, что это значит для меня. Но это неважно. Я покажу тебе. Я столько раз прикасался к тебе, даже не осознавая, что влюбляюсь сам, представлял себе, как это будет с тобой, как трогаю тебя, как ласкаю, беру. Но я даже подумать не мог, что ты сам захочешь меня ласкать. Чёрт, нет, думал. Но даже в моих мыслях это было не так ярко, не настолько приятно, не настолько пронизывающе. А-Чэн, что же ты делаешь? Как же ты…»       «Может… попробовать иначе?» — промелькнула дикая мысль у Цзян Чэна в голове, и, не дав себе передумать, он ослабил узел на штанах мужчины, спуская их вниз и прежде, чем Первый Нефрит сообразил, что он собирается сделать, опустился вниз. Дико, просто немыслимо. Но ведь Вэй Усянь делал это с Лань Ванцзи, так чем он хуже?!       Но как бы это не звучало глупо, тот, кто не боялся ни мертвецов, ни войны, ни смерти, боялся делать это. Да что там! Он боялся даже смотреть! В ушах шумело, хотя Лань Хуань говорил что-то.       — Нет, подожди. Стой!       Но его не было слышно. Смотреть он также был по-прежнему не в силах. Возможно, поэтому он зажмурился. Так, удерживая слишком большую плоть Лань Хуаня, Цзян Чэн осторожно её лизнул. Он не успел разобрать вкуса, только понять, что ему не противно.       — Аах!       Сичэнь едва успел оттолкнуть Цзян Чэна, но часть его семени всё равно оказалась на его лице. Он невольно раскрыл глаза и недоуменно захлопал ими.       «Что?»       — Цзян Чэн, прости. Я не хотел. Почему же ты не останавливался? Цзян Чэн…       Тут же возникло на его уровне обеспокоенное лицо мужчины. Он аккуратно вытирал рукавом своего ханьфу белёсые следы на чужой щеке, а уж каким виноватым при это выглядел! Словно лично съел как минимум троих людей. Живьём.       Цзян Ваньинь против воли рассмеялся. Он не думал о том, как выглядит со стороны и как это можно интерпретировать, просто такой Лань Сичэнь был слишком забавным и милым.       — Всё в порядке, — легко хмыкнул он обескураженному мужчине, отсмеявшись.       «Чёрт».       — Не совсем, — вскоре после небольшой паузы ответил тот. Лань Хуань пытался сдерживаться, пытался остановить и остановиться, но теперь он сделает то, чего хотелось уже давно.       — Ты что делаешь?! — вскричал Цзян Чэн, когда его бесцеремонно подняли на руки, с сосредоточенным и целеустремлённым видом опустили на стол и методично принялись оголять его тело и снимать штаны.       — Теперь твоя очередь.