Как уходила боль...

      Трое юношей выглядели достаточно близкими друзьями. Это было видно почти каждому в Пристани Лотоса. И все втайне радовались, что юный племянник их главы (пусть уже и сам ставший главой клана) наконец нашёл настоящих друзей. Хотя им, конечно, поневоле всё равно приходилось за ним приглядывать. Многие знали Цзинь Лина с детства, если не с рождения, и забыть привычку постоянной необходимости приглядывать за непоседой (а иначе уже самому главе Цзян придётся за это браться) было трудно. Но адепты Лань постоянно окружали Цзинь Лина, то поддерживая, когда он спотыкался, то прикрывая, когда его могли задеть. Но в то же время и сами могли хлопнуть его по плечу, дружески пихнуть или рассмеяться, если вдруг тот в чём-то казался им нелепым. И потому что всё это юный глава Цзинь принимал как должное и отвечал тем же, можно было легко догадаться, что он их принимает обоих.       Только никто на Пристани Лотоса даже не догадывался, в каком именно смысле теперь Цзинь Лину приходилось их принимать.       Это было так трудно, смотреть на них таких разных и таких похожих и понимать, как в груди сердце начинает биться чаще. Как от их касаний хочется отвернуться, чтобы те не видели, как пламенеют щеки. Не столько от самих касаний, сколько от предчувствия того, что за ними может последовать. А если уж совсем точно, то от желания того, чтобы за ними что-то последовало.       После того случая в комнате и после их с Лань Цзинъи драки они больше не касались друг друга так откровенно и не пересекали черту. Всё было почти как раньше. Кроме разве что поцелуев. Таких, от которых хотелось большего. Больше касаний знакомых пальцев, больше теплого дыхания на коже, больше… всего.       Порочные желания захлёстывали, но отсутствие опыта Цзинь Лина, его дикая смесь из осознания своей значимости для клана и рода, своей гордости и собственного одиночества и комплексов по этому поводу — всё это было, как оказалось, лишь одним из барьеров. Пусть и одним из самых сильных. Не позволяя троим творить всё что вздумается и где вздумается.       Лань Цзинъи же чувствовал трепет, когда осознавал, как легко ведется на его провокации Юная Госпожа Цзинь, как мило тот злится, как приятно его неожиданно обездвижить и, пока тот слабо (явно не знавши ланьских тренировок и наказаний) пытается сопротивляться, краснеет и отворачивается, с удовольствием целовать. И даже его отчаянные укусы больше напоминали укусы дикого котёнка, нежели приносили существенную боль. Лань Цзинъи видел, что тот не хочет ему причинить боль, что так же, как и он сам, боится, что его поймут неправильно. И сама эта, пусть и не озвученная, мысль окрыляла, делая счастливым. Цзинь Лин хмурился и отдалялся, но потом всё равно разворачивался и говорил что-то грубое, скрывая смущение. И всегда ждал их, даже когда выглядел довольно злым или обиженным.       Лань Цзинъи было трудно. Он всегда считал, что его любовь нежная и трепетная. Что он не способен причинить боль, или сделать что-то против воли любимого человека. Что он всегда сможет лишь тихо надеяться на взаимность. Ему всегда казалось, что любовь именно и только такая. Но его чувства к Цзинь Лину были чем-то другим. Это тоже была любовь. В чём ему ещё трудно было даже себе признаться. Но тем не менее. Его так же хотелось обнимать, беречь и ласкать, но… Как же приятно было его нервировать, выводить из себя и каждый раз видеть искренний и ярый отклик. В такие моменты он чувствовал себя как никогда живым. Настоящим. Нужным. Ведь Цзинь Лин был хоть и грубым, но поразительно искренним. Иногда его злость и упрямство, высокомерие и хвастовство жутко бесили, но когда его не было рядом, то всё уже было не таким. И то, что ему нравилось злить и вводить в краску того же человека, которого хотелось целовать и любить, наверняка сломало бы мальчишку, если бы не сам Цзинь Жулань, который сам того не понимая влюблял в себя Ланя всё сильнее.       Его быстрые и отрывистые поцелуи в щеку и тут же нахмуренные брови, его сосредоточенный взгляд, когда он думал о своём, то, как он молча сжимал пальцы, когда они держались за руки, и тут же бубнил что-то нечленораздельное. В такие моменты Лань Цзинъи обычно нравилось переключать взгляд на Лань Сычжуя и обратно. Тот так же умилённо глядел на этого нахала. И Лань Цзинъи порой встречаясь с ним взглядами чувствовал дрожь в коленях. Ведь его чувства были поняты. Его чувства были взаимны. Его любили так же, как и он. И не было ощущения лишнего в паре.       Всё это просто сводило с ума. Но хотелось продлить это ещё немного.       Только интересно, когда Юная Госпожа уже созреет для чего-то большего?       Лань Сычжуй же просто наслаждался происходящим. Он мог только умиляться детским выходкам Лань Цзинъи (неудивительно, что ему нравится Цзинь Лин, он никогда прежде ни с кем себя так не вёл), милые замашки и грубость, скрывающая стеснение Цзинь Лина. Но больше всего ему нравилось то, как они чувствовали себя друг с другом. Им всем троим было комфортно и хорошо. Ну, по большей части. Стоило Лань Юаню только отвернутся, как эти двое тут же успевали сцепится из-за чего-то. То ли это им нравилось, а может, то, как их усмирял Лань Сычжуй (обычно ласково касаясь плеч друзей и попросту целуя и удерживая их руки, если рядом никого не было), тот не знал. Но не это было важным.       Он уже знал и осознал свои чувства, так что самыми трудными оказались мысли «А что дальше?»       Как первый, кто всё это начал, как самый старший из них и как воспитанник Ханьгуан-цзюня, он считал, что должен взять на себя ответственность. И как бы не хотелось просто отдаться этим чувствам радости и безмятежности, а главное, этим людям, что его окружали, решить этот вопрос было слишком важно. Он не мог позволить, чтобы то, что окончательно погубило весь его клан и всю семью, уничтожило то, что ему дорого и в этот раз. Общественное мнение.       Как будет выглядеть их союз со стороны? Что подумают остальные кланы и заклинатели? И как отреагируют, когда узнают? То, что их отношения стоило скрывать, было понятно каждому из них, но только Лань Сычжуй задавался вопросом, а надолго ли это? Как долго им удастся скрывать то, что между ними? И что случится, если вдруг кто-то всё узнает? Уже по реакции главы Цзян можно было понять, что отношения между двумя мужчинами мало кого приведут в восторг, даже мало для кого будут нормальными. Ханьгуан-цзюнь и Мастер Вэй не в счёт, они гении и всегда, насколько он понял, слишком отличались от остальных. Пусть каждый и по-своему. Хотелось верить, что дядя Цзинь Лина просто слишком бурно отреагировал, но… Что-то подсказывало, что это было совсем не так. Да, он так и не переломал ему ноги и даже ни разу не ударил, но продолжал мрачно и хмуро смотреть, словно разглядывая и оценивая, каждый раз сталкиваясь взглядом. Но почему-то не предлагал даже поговорить, что, откровенно говоря, пугало ещё сильнее, чем его агрессия. Но, возможно, у него просто слишком много дел и ему просто некогда разбираться с возлюбленным племянника? Или он не воспринимает это больше всерьёз? Эта мысль уже задевала самолюбие юноши. Точнее, его задевало то, что Цзян Чэн не осознаёт, что у Лань Сычжуя серьёзные намерения и отпускать Цзинь Лина он не намерен.       Как бы то ни было, глава Цзян не выглядел так, словно одобрил их отношения, как отношения между двумя парнями. Что бы он сказал, узнав, что это перерастает в отношения между тремя?! Если не уже переросло…       Лань Сычжуй видел, как двое друзей смотрят друг на друга, подначивают и реагируют. Ему нравилось наблюдать за их «флиртом», пусть и весьма странным, но никак иначе он бы это не назвал. Что-то в нём самом довольно урчало в такие моменты и на лицо неумолимо появлялась улыбка. Но стоило одному из них поднять свои глаза на него (что так или иначе случалось, словно они проверяли, наблюдает ли он), как его пронизывало молнией. Это было остро, ярко и жарко. Простые взгляды, которые прежде не значили ничего особенного, теперь приобретали совсем другой смысл. Именно в такие моменты, когда они смотрели друг на друга, касались, говорили, шутили и даже дрались, он чувствовал, что именно так, именно с ними в его душе есть не только покой, но и счастье. Именно так ему хорошо.       Только… Лань Цзинъи выглядит дорвавшейся до курятника лисицей, а вот Цзинь Лин своенравным и свободолюбивым котом. Один совершенно доволен, кажется, их положением, а второй то злится, то отдаляется. Но в то же время никогда не уходит от общения. О чём же он думает? Может, ему не понравился прошлый раз? И что делать, если нет?       Как же трудно его понять…       «Да ну блин!» — в который раз думал про себя Цзинь Лин, закрыв дверь за двумя Ланями и падая на свою постель.       Всё было сложно. Точнее, всё вроде бы было как прежде. Но на самом деле было намного сложнее! Лань Цзинъи всегда его выводил из себя, а сейчас словно с цепи сорвался и игнорировать его, как назло, не получалось. А тот бы и рад! Мало того что раздражает, ухмыляется, так потом ещё и целует. Нет, сначала хватает, показывая, насколько он сильнее и заставляя чувствовать собственную слабость рук, а затем целует! И проблема даже не в том, что его принуждают и бесят, а в том, что ему самому это нравится. Так же бесит и унижает его мужскую силу, но нравится. И вот это уже действительно злило, огорчало и обижало. В какой-то степени он был даже разочарован в себе. Но Лань Цзинъи не давал скучать! Этот нахальный придурок! Ещё и его эти намеки, и шутки! Извращенец!       Так ещё и Лань Сычжуй, вместо того чтобы останавливать их, просто смотрит!       И опять же самым худшим было не то, что Лань не останавливал их, а то, что самому Цзинь Лину нравилось, как тот смотрит. И совсем уж ужасное — хотелось, чтобы и не только смотрел. Но сама эта мысль заставляла его краснеть и ругать себя последними словами. Ну как же он может думать о чём-то таком… таком… таком пошлом! Это ведь ненормально! Только кто-то вроде Ханьгуан-цзюня и Вэй Усяня способен на такое. И то, даже они не дошли до желания быть сразу с двумя. Насколько же он жаден и извращен. Похоже, люди были правы, говоря, что он похож на деда.       Но ведь он не собирается бросать их! И какой бы исход их не ждал, он готов был пройти его, оставаясь вместе с ними. Нет, он не его дед! И не дядя Яо. А может, и зря… Ему бы сейчас очень помог его совет.       В любом случае, Лани больше ни разу не пытались сделать чего-то большего. Это потому что они поняли, насколько он извращён? Тогда почему рядом, провоцируют, целуют и всё?! Что это, черт возьми, такое?!       На утро Цзинь Лин окончательно всё решил. Сегодня всё будет иначе. Всё будет не так. Сегодня…       — Доброе утро, Юная Госпожа, — ехидно и счастливо улыбаясь, поприветствовали его.       «Держи себя в руках. В руках».       — Доброе утро, Цзинъи.       Улыбка на лице юноши слегка поблекла, но не исчезла.       — О, неужели кто-то великий сегодня проснулся в плохом настроении?       «Держись!»       — Нет, — коротко покачал Цзинь Лин головой и поздоровался с Лань Сычжуем. — Пора есть уже, верно?       Лани переглянулись. Цзинь Лин был спокоен и безмятежен. Такое поведение, мягко говоря, было на него не похоже. Сперва они решили, что, возможно, тот просто не выспался, но уже к обеду Лань Цзинъи окончательно сник, а к вечеру готов был взвыть. Юная Госпожа абсолютно не реагировала на него. Юноша был спокоен и сдержан, будто его подменили!       Лань Юань и сам попытался подойти поближе и как-то разузнать, в чём дело, но тот лишь осторожно отодвинулся от него, тихо прогудев, что всё в порядке.       Но для Ланей всё не было в порядке. Такого Цзинь Лина было страшно обнимать, страшно целовать. Ведь что, если тот решил, что ему ни один из них не нужен? Да, Лань Цзинъи и сам хотел когда-то такого, но не теперь же! Он ведь уже привык, понял, что ему нужны оба и теперь просто отпустить этого несносного задаваку?!       Пока оба адепта ордена Лань всё больше впадали в отчаяние, мрачнея на глазах, Цзинь Лин уже и сам разочаровался в своём плане.       «Что я делаю не так?! Почему мне не легче? Почему им только хуже? Что происходит? Цзинъи не за что мне язвить, я ведь, как того и хотел дядя Яо, теперь не реагирую на его обидные слова. А Лань Сычжуй больше не берёт меня за руку. Неужели они оба передумали, и теперь я им больше не нужен?» — он и сам впадал в отчаяние, не замечая, как бредёт куда глаза глядят.       Только шорох и шум голосов прервали его мысли. Он совсем не хотел прерывать чьё-то уединение, но вероятность того, что это могут быть Лань Цзинъи и Лань Сычжуй, взбудоражила его слишком сильно. Он аккуратно раздвинул кусты и заглянул за них.       — Что за… — хрипло начал юноша.       Но не успел Цзинь Лин договорить, как кто-то уверенно и почти бесшумно закрыл ему рот ладонью. Обычно тот бы взбесился от подобного. Но он был слишком шокирован и просто остался стоять неподвижно.       Лань Цзинъи, что решил поговорить с Цзинь Лином и едва его нашел, также видел то же, что и юноша. Он тоже был крайне удивлён, но от состояния друга даже забеспокоился. Но руку не убрал. Личная жизнь главы Лань его не особо волновала. Отчего-то он даже чувствовал с ним некое родство теперь. Первому Нефриту, похоже, тоже нравятся хмурые и шумные воспитанники родом из Юньмэна. Ну или почти. Пусть он не знал матери и отца Цзинь Лина, но уж точно мог сказать, что на своего старшего дядю он был похож гораздо больше, нежели на младшего. Порой это жутко бесило, но и выводить из себя эту Юную Госпожу доставляло ни с чем несравнимое удовольствие. Которого его вдруг за что-то лишили! И только он собирался прояснить этот момент, спросив прямо, как тот стал свидетельством вот этого!       Его немного раздражало то, что ему помешали объясниться с Цзинь Лином, и мешало то, что тот перестал на что-либо реагировать. Совсем. Но также он догадывался, что для друга это наверняка был удар. Его дядя Цзян, самый большой ненавистник «обрезанных рукавов»… целовался с мужчиной. Это, конечно же, было шоком для него. Он ведь никогда даже не проявлял к ним безразличия (не говоря уж о лояльности или симпатии). Да что там! Он вообще ни к кому и никогда не проявлял особых эмоций! А тут…       Осторожно, не убирая руку ото рта друга, второй Лань Цзинъи взял Цзинь Лина за руку и медленно повёл прочь. Когда они были уже достаточно далеко, он как раз собирался спросить хоть что-то, выводя Цзинь Лина из странного состояния.       — Лин! Цзинъи!       — Сычжуй, погоди, тут…       — Что-то случилось?       — Эм, знаешь, Цзинь Лин и я, мы… В общем…       — Опять подрались? Или наговорили друг другу что-то? Это поэтому ты такой безучастным весь день? — взволнованно тараторил Лань Сычжуй, не в силах сдержать накопленных эмоций.       — Да нет. Мы увидели кое-что. Давай зайдём к Цзинь Лину, сейчас объясню, — ответил вместо юноши Лань Цзинъи, неловко почесав затылок.       Лань Сычжуй кивнул и взял вторую, совершенно безвольную руку Цзинь Лина. Лани нервничали всё сильнее. Сперва друг был холоден и безразличен к ним, а теперь вообще словно призрак. Даже бледный такой же!       В комнате Лань Сычжуй сперва выжидательно уставился на Цзинь Лина, но, так ничего и не добившись, уже готов был слушать Лань Цзинъи. Неопределённость и неизвестность убивали.       — Так что случилось?       — Мы…       — Дядя. Дядя и глава Лань целовались.