***
С болот Альберт и Марку вернулись затемно. Илина уже клевала носом, сидя верхом на менгире, когда они вышли на луг. Уставший и мрачный, вожак преодолел обратный путь бегом, не сбив дыхания. Альберт же морщился от боли, что снова пришла в неподходящий момент. И нечего было сетовать на темп, когда далеко не каждый день он посвящал пробежкам. — Вас проводят до города, — буркнул Марку на последних каплях вежливости. — Ночь сегодня лунная, воздух чистый, лес сговорчивый. — Я понимаю, что ты устал от моего общества, — Альберт упал спиной на камень, сохранивший дневное тепло. Илина боязно подтянула ноги. — Но я не настолько здоров, чтобы бегать круглые сутки. Разреши мне подняться на холм, вожак, да выдели какой-нибудь коврик. Или вы спите на голой земле? Волчица фыркнула, явно готовая стоять до конца, только бы не осквернять логово вампирским духом. Марку проследил, как ветер поднимает спутавшиеся платиновые пряди. — Вы можете подняться, — протянул он. — Хороший альфа. — Только вы будете ночевать за пределами деревни... Альберт прищурился, радужки подсветились алым. — …и под конвоем. Он зашипел, Илина вскинула руку: — Разрешите заступить в конвой! Домик, который ему выделили, был невозможно пыльный и дряхлый. Под потолком роилось гнездо сенокосцев, а посреди небольшой комнаты бросили соломенный матрас и дощатый ящик, сходящий за прикроватный столик. За грязным стеклом на вершине холма мерцали огоньки деревни. Альберт накинул плащ на матрас и упал сверху, накрыв лицо шляпой. Боль свивалась в кольца под рёбрами, не давая забыться. На пороге переминались с ноги на ногу Илина и ещё один волк, так что о тишине не могло быть и речи. Он бы сказал, что думает о таком «конвое», но предпочитал не напоминать о бедственном положении Стаи. Ночь утекала песком сквозь пальцы, и даже пересчёт пауков на потолке не призывал сон. Альберт сокрушённо вздохнул, поднялся и сбил матрас в подобие лежащего тела, накрыл его плащом и шляпой. Затем просунул в щели два когтя и одним движением вытащил раму с гвоздями. Выбравшись наружу, вставил обратно и пошёл по единственному запаху, который знал. Домик вожака ничем не отличался от десятка других, стоя чуть поодаль от единственной улицы. Несколько волков только что отбыли на ночную охоту, и после них, мохнатых серых теней среди лиственниц, на улице не осталось ни души. Деревня спала в мирном жужжании светлячков, покачивании налитых колосков, шорохе лёгких шагов к последнему окну, в котором горел свет. Замерев под цветочным карнизом, Альберт прислушался: в комнате скрипело перо по бумаге. Он рассудил, что Марку просидит до утра над мемуарами, и обогнул дом, проделав похожий трюк уже с другим окном. Как и ожидалось, кровать вожака была стократ лучше — мягкая, в ворохе тёплых одеял, высоких подушек и шерстяных пледов, и даже не скрипела. А, судя по размеру, и вовсе могла служить обращённому волку, растянувшемуся во всю длину. Он устроился на дальней от дверей стороне, чуть не мурлыча. Сон подступал тяжёлыми волнами. Звуки дремлющей деревни снаружи убаюкивали и, несмотря на обилие незнакомых запахов, он чувствовал себя в безопасности. Почти как дома. Только здесь не было ни коварных демонов, ни проказливых кошек. За прикрытой дверью мерцал свет от тусклой масляной лампы, тень Марку колыхалась на стене коридора. Он и сам не заметил, как провалился в темноту. Сквозь забытье проступило чувство, будто кто-то раскачивает лодку и подкрадывается, ложится рядом. Альберт сморгнул дрёму и выглянул из-под пледа. Марку спал, веки едва подрагивали, под приоткрытыми губами виднелись небольшие клыки. Понаблюдав за его мерным дыханием, Альберт зевнул и притянул подушку, закрывая глаза и улыбаясь отступившей боли.***
Христина Раштейн, облачённая в строгое чёрное платье, вывела в центр комнаты девочку восьми лет, которая смущённо мяла кружевные оборки, задирая до лодыжек юбку. Бабушка легонько подтолкнула внучку: — Спой, милая. Спой, как тогда пела. Девочка обвела взглядом собравшихся людей, плотными рядами заполнивших комнату, жмущихся в дверях. Они беспокойно совещались вполголоса, но вот затаились, умолкли в ожидании, обратив на неё опасливые, полные затаённой тревоги взгляды. Девочка набрала воздуха в грудь. Когда она запела, то почувствовала, как уходит страх.Пасть Бездны откроет нам дочь Первородных, пустая молитва сорвёт голоса.
Нерóжденным гаснет Свет Белых пророков. Темна как Проклятие наша стезя.
Её волосы разметал ветер, который задул свечи и смёл со стола салфетки и приборы. Она не видела источника пульсирующего холодного света, продолжая петь.Кровавая жатва серпом строк Закона посеет вновь хаос, вернутся Князья
На землю, впитавшую кровь небосвода. Дорогой Луны да возвысится Ад.
Голубое пламя плясало на стенах северным сиянием, проскакивали маленькие молнии, люди шарахались от вспышек. Она ждала его, разливавшегося холодом по нутру, схватывающего тело морозом, но встречала уже не испугом — объятиями. Они были друзьями. Голос набрал силу, стал низким, певучим и раскатистым. Девочка запрокинула голову, отпуская энергию во внешний мир, и потолок озарился вихрем света.О том пою я, глас властителей Бездны, напоен как мёдом я правдой для вас.
Мы станем сильнее на ваших руинах! Мы пленом земным взяли право на власть!
Всё прекратилось в мгновение ока, в комнате сомкнулся мрак. Картины выпали из треснувших рам, одна женщина повалилась без чувств, кто-то сбежал, кто-то сидел бледнее мёртвого. Девочка стояла, восстанавливая дыхание, без сил уронив руки на платье. Её плечо сжала сухая ладонь бабушки. — Вы всё видели, — проговорила Христина. — И слышали. Это слова Проклятия, что лежит на всём людском роду с тех времён, когда он был юн и несведущ. С тех времён, когда мы совершили фатальную ошибку, открыв портал, впустив зло в наш мир. Эти слова предупреждают нас, что, даже при действующем Ордене, тварей Ночи не истребили, что они выжили и существуют бок о бок с нами. И они стократ опаснее, чем мы привыкли думать. Здесь, в Гартхеме, есть гнездо. От века к веку оно полнится всё новыми тварями, каждая из которых присягает государю и становится проклятой. Кужкорский замок. Покуда он стоит, никто из нас не в безопасности. — Откуда они берутся? — вскрикнул бледный мужчина, обтирающий лицо платком и смотрящий на девочку как на средоточение зла. — Похоже, что те, кто остались, обращают людей, — невозмутимо ответила Христина. — Так что вполне может быть, что во главе Кужкора сидит одно из тех, изначальных созданий. — Чем занимается Орден?! Разве он не должен истреблять эту нечисть? — на эту реплику она поджала сухие губы, не находя ответа. — Так что ты предлагаешь? — подал голос её сын, не в первый раз наблюдавший подобную картину. Пока все в ужасе перешёптывались, поражённые явлением колдовства, он сохранял ледяное спокойствие. — Пойти и рассказать людям? — Это легко может обернуться против нас, — покачала Христина седой головой. — У многих тварей есть власть, обращённых специально ставили на влиятельные должности для контроля над городом. Нет, нам нужен план, самоотверженный и надёжный, как избавить народ Гартхема от гнёта Кужкора. — От Виллиама, — криво усмехнулась его старшая дочь, огладила языком передние зубы. София была самой отчаянной из них, и единственная не боялась называть хозяина замка с тех пор, как они подняли архивы. С тех пор, как сопоставили все его изображения и факты. Узнали его настоящее имя. — Нас достаточно, чтобы всё устроить в лучшем виде. — Верно. Но груз тайны ляжет на все без исключения плечи, и от каждого потребуется и ум, и сноровка. Медиум Гофран, до этого кусавший мундштук трубки у дальней стены, вдруг встрепенулся. Его виски были седыми, глаза бегали. Он пришёл на сеанс последним, впопыхах взбежав по лестнице на первых строках песни. Никто не ожидал, что он появится, но, видимо, что-то заставило его-таки поверить. — Христин, ты же предлагаешь пойти… в стан врага? Бабушка Раштейн прищурилась, свысока обвела взглядом собравшихся. — Не всем из нас. Но самым лучшим. Девочка опустила взгляд на подол платья. То, что говорило внутри неё перезвоном льдинок, колыхалось за сердцем, как будто увеличивалось, затапливая кровоток. Она выдохнула. И воротничок засверкал красивым инеем.***
Солнце дотянулось до сомкнутых век и коснулись ресниц, вытаскивая из тягучих утренних снов. В кронах лиственниц запели птицы, струйки дыма над крышами деревни стали плотнее от подкинутых дров. Марку открыл глаза, взъерошил волосы, принюхиваясь. Что-то на грани его обострённых звериных чувств изменилось. Мир как будто стал светлей и жизнерадостней, наполненным красками и отзвуками пробуждающегося дня. Невероятно, но он, кажется, выспался. — Когда-то же эти кошмары должны были кончиться, — вздохнул Марку, садясь на постели и откидывая одеяло. На другом краю кровати кто-то возмущённо шикнул. Волосы на загривке поднялись. Альберт проснулся от крика. — Уже утро? — потянулся он, наблюдая, как альфа Стаи отползает на карачках, бледнея и краснея одновременно. — И зачем так орать? Мог бы и не будить до полудня, я никуда не спешу, а кровать у тебя замечательная. — Ч-что в-вы тут… — А-аа? — он широко зевнул, выкатывая две пары клыков. — Марку, может, хоть чаю заваришь, прежде чем вытаскивать меня из постели? Тот поднялся на ноги, по стенке пятясь к выходу. — Будь хорошим альфой, — Альберт упал обратно на подушки. — Положи мне кошачьей мяты. Дверь хлопнула, за ней послышалось тяжёлое дыхание и подвывания. Затем Марку взял себя в руки и сбежал. Альберт решил ещё пять минут вздремнуть, пока до него идёт разъяренная толпа с вилами и факелами. Но вот дверь снова скрипнула, и к кровати прошли осторожные шаги. Перед ним опустился поднос. — Вот это другое дело, — Альберт схватил у него дымящуюся кружку и принюхался к ромашковому чаю с листочками мяты. — Не то что вчера. Видишь, ты уже учишься базовому гостеприимству. — Илина и Седрик мертвы? — Марку не торопился приближаться. — Кто? Понятия не имею. Илинка вчера точно была жива. — Но как… — Марку, ты думаешь, что вампиры не умеют обращаться стаей летучих мышей и просачиваться в щели, словно туман? Напрасно. Тот тяжело вздохнул и выглянул в окно, удостоверяясь, что снаружи никого нет. — Так тебя мучали кошмары, — Альберт подул на чай в керамической кружке, раскрашенной узором из скачущих, словно кони, волков. — Вампиры ещё и мысли читают? — буркнул он. — Конечно. Марку смерил Альберта тяжёлым взглядом. — Тогда… Вы не злитесь? — А должен? — потянул горячий чай тот, поудобнее устраиваясь между подушек. — Да, чёрт возьми. Не знаю, как меня угораздило. Будет лучше, если мы… просто забудем об этом и продолжим расследование. Мои дела не должны быть помехой, когда на кону жизни Стаи. Простите меня. Альберт пожал плечами, поставил кружку на поднос. Конечно, вампиры не умели читать мысли, всего лишь распознавали запахи тех или иных эмоций, коих щедро распылялось вокруг вожака. У него были догадки. В кошмарах вожаку могли являться Кужкор, Вилл, загадочный призрак, волчата… Вот только судя по нездоровой красноте между веснушек, правда могла быть чуть более прозаична. Себя простить оказалось сложнее. Он не должен был отвлекаться на игру с иллюзиями, когда у него есть обязанности, а Стая на грани истребления. Как не должен был и забывать, что, отвлекаясь на боль, может упустить филигрань своей магии. Но Альберт не собирался занимать себя тем, что по деревне поползут слухи, как только вампир выйдет по утру из дома вожака. Мало ли о чём можно вести деловые беседы ночь напролёт. На крыльце свежий ветер взлохматил ему волосы, сея пёрышки с подушек и полоща ткань рубашки. Единственная улица, дюжина домов, давно проснулась. Грелись на солнышке с газетами старейшины Стаи, волчица несла от колодца вёдра, молодняк упражнялся с деревянными мечами. Такая жизнь, вдали от суеты цивилизации, отличала волков от прочих, более редких оборотней. Закрытые для чужаков общины на отшибе мира и в дремучих чащах, нелюдимые Стаи казалось бы далёких друг от друга людей... Он видел немного таких селений, но из всех них заложенное старой волчицей Урсулой, было самым процветающим. И именно здесь ещё дышалось тёплой и светлой стариной, какую никогда не найдёшь под многовековым слоем пыли в Кужкоре. — Даже не скажешь, что вас навещает призрак, — обернулся он на Марку, прислонившегося к дверному косяку и подвязывающего ремень с палашом на пояс. — Сегодня была спокойная ночь. На удивление. Молотков не слышно. Правильно, не все же доски на гробы пускать. Миновав дворик, они направились по тропе между менгиров к окраине деревни, где за рощей лиственниц потерялись старые покинутые домики. На деревьях ещё сохранились старые шаманские тотемы, но краска облупилась и выгорела на солнце. Между ветвей звенели и бросали солнечные зайчики бусы и цветные стекляшки. Альберт надеялся, что Илина не разорвала его плащ на клочки, чтобы замести следы своей невнимательности. — Марку! — вскинулась девушка, завидев вожака. Под глазами у неё залегли глубокие тени. Волк рядом с ней выглядел ещё более измученным. Бессонная ночь, похоже, далась им с трудом. — Конвой окончен. Всё спокойно, ни шороха, ни звука. Вожак неопределённо зарычал, и Альберт догнал его, вынырнув из-за поворота тропинки. Илина замерла, побледнела и распахнула двери, отшатнувшись от вошедшего в хижину вампира. Тот взял свои вещи. — Я возвращаюсь в Гартхем, — обернулся Альберт. — Будет лучше, если ты узнаешь и другие имена призраков. Похоже, что придётся связаться с людьми. Марку несколько мгновений следил за движением рук, справляющихся с застёжкой под горлом, выуживающих из-под воротника волосы и ведущих пальцы между прядями. — Разве вы убили не всех Раштейнов? — Этого-то я и боюсь, — вздохнул он, приподнимая поля шляпы, чтобы подойти ближе. Илина настороженно следила за ним, взвешивая каждое слово. Он перешёл на шёпот. — Раштейны — чумные крысы, Марку. Они способны принести чёрную смерть не только в Семью, но и в Стаю. Их предательская кровь должна быть искоренена из наших владений. Тот сосредоточенно кивнул. — Я буду ждать новостей. Чем скорее, тем меньшую жатву соберёт призрак. Найдёшь меня в последнем доме Ивы. — Сделаю всё, что в моих силах. — Славно, — он развернулся на каблуках и дождался, пока волки обступят его для сопровождения. — До встречи, Марку. С попутчиками Альберт распрощался у границы территории и спустя полчаса уже отворял калитку у дома. Его ждала кошка, лёжа на диване в гостиной с перевязанной полотенцем мокрой головой, скрестив ноги на журнальном столике и погрузившись в чтение бульварного романа. Потрёпанная книжица была изрядно поцарапана коготками и засалена потными пальчиками, что, несомненно, выдавало в ней хорошее чтиво. На девушке было чёрное платьице до лодыжек, с корсажем и широким вырезом в беленьких оборках. — Милорд Альберт вернулись с псарни? — поморщилась она, откладывая книгу и дотягиваясь до карманного зеркальца. — Или решили завести собаку назло бедной и несчастной кошке? — Ни то, ни другое, милая, — он опустился в кресло, когда Бах ушёл отстирывать плащ от соломы. — Я был в гостях у Стаи, точнее, у тех, кто от неё остался. Виллиам поручил помочь им с призраками, но, кажется, Раштейны замешаны и в этом деле. — Раштейны как мыши, — она критически осмотрела ногти. — Сколько ни лови, из соломы вылезут ещё. Уставившись перед собой, Альберт снова увидел, как падает с узкой горной тропы повозка. Вокруг горы бесновался буран, оказавшийся сильнее прочих, в котором не было слышно кожистых крыльев. Лошади его выдали, начали упираться ещё на пути к перевалу, когда ветер только поднимался, но животных не слушали, продолжая стегать по крупам. Остатки Раштейнов торопились, чуя на хвосте беду, но они не были дураками. Не все остались в повозке, что падала, кувыркаясь и обивая скалы, в ущелье. Ведь, когда он замер над пропастью, в него полетели пули. — Я поклялся, что предам смерти их род, — прошептал Альберт, встряхиваясь от озноба. — Я убил беглецов, но мне как-то не было дела до тех, кого не обратили… Без тайных знаний и доказательств они — просто фанатики, безвредные для Гартхема, сколько бы их ни было. Я не придал им значения. Людские жизни коротки, время должно было сделать за меня работу. К тому же мы никогда не знали их точного числа. Быть может, их семья даже носила не одну фамилию. — А какая фамилия у Виллиама? — кошка достала пилочку, которую использовала в качестве книжной закладки, и принялась за маникюр. — Милорд её тоже носит? — Гёдд, — перекатилось камешком на языке старое наречие. Одно слово, возвращающее в мир, в котором жил и сражался когда-то его мастер, последний ключ к той яви. — Не знаю, мне как-то не приходило на ум, что я имею такое право. Никто из Семьи не претендовал на его фамилию, насколько мне известно. — Но ведь вы уже так давно вместе… — Всё гораздо сложнее, милая. Та приподняла брови, с наигранной обидой царапая оборки платья, как будто он рассказывал ей мало сказок. — Я знаю… Дело снова не в том, в чём у людей. — Дело в обычаях бессмертных. В законах нашего вида. По ним, Виллиам не должен был оставлять меня в живых, зная, что когда-нибудь я составлю ему конкуренцию. — Но он оставил, — скромно улыбнулась кошка. — Милорд оказался не так прост. — Да, у моей луны своеобразная магия. Кто ещё, скажи, может так легко очаровывать, не оставляя ни следа своего искусства? Кошка замурчала, соглашаясь. Вернулся Бах с подносом, разворачивая его таким образом, чтобы деревянную чарочку местного pelin de mai, вина с полынью, достал только его хозяин и никак — уже тянущая руку к лакомству кошка. Альберт взял с благодарным кивком, дождался, пока демон уйдёт на кухню и протянул девушке. Та опрокинула чарку и блаженно выдохнула, криво ухмыляясь вернувшемуся демону. — Альберт Гёдд? — закинул он ногу на ногу. — А что, звучит. Ты толкаешь меня на неприличные мысли. — Что ещё делать кошке, — закатила та глаза. — А как вам такая неприличная мысль, милорд, совершить со мной променад до кафетерия? За окном пригожий денёк для прогулки.***
Кужкорский замок снаружи казался нагромождением обращённого в камень мрака, утроба же его была лабиринтом коридоров и потайных комнат, точно хозяин что-то спрятал в чернокаменных стенах. Что-то, чему страшен солнечный свет. Когда тринадцать пошли через главный вход, преклонять колени перед одним монстром, она стояла перед вторым. На них обеих были льняные платья прислуги. Девочка крутила головой, рассматривая горгулий. Иногда кривила им гримаски, и не то чтобы Христина не верила, что каменные стражи ей не отвечают. — Запомни, Адель, — взяла бабушка её ладонь. — Ничего не бойся, ты меня поняла? С тобой, — она положила руку на грудь. — Ты знаешь, как его позвать. — Знаю, ба, — закивала Адель, но, когда вновь открыла глаза, её зрачки поглотили радужки, губы заиндевели от дыхания. Христина вздрогнула, отнимая руку от ладошки холоднее льда, потому что знала, кому может принадлежать этот голос и на что он был способен. Демон улыбнулся детским лицом. Низкий, звенящий льдинками голос заставлял колебаться густой сумрак. — Ты правда отправишь её на верную смерть, старуха? Её будто схватили за горло. Христина в который раз прокляла свою прабабку, связавшую их род с этой скверной, перешедшей на сторону Тьмы и продавшей их всех за гроши. Черти бы забрали эту Луизу. — Что тебе нужно? — прошептала Христина, глядя, как от нахлынувшей темноты начинают колыхаться тени горгулий. Будто твари и правда могли ожить. — То же, что и всему моему роду, ведьмовская кровь, — рассмеялся демон, дыхание опадало кружевными снежинками. — Покуда я здесь, я буду брать всё без остатка. Я буду пожинать ваши сомнения и страх, агонию и вожделение, а после выпью ваши души. — Посмотрим, — прищурилась Христина. — Ты, должно быть, хочешь свободы?.. — Я хочу того же, что и она, — демон провёл рукой по шее к ключицам Адель, наслаждаясь ощущением живой плоти. — А ты знаешь, что она выросла на твоих сказках… в которых были храбрые охотники, огонь и кровь, демоны и монстры… и смерть… Она желает смерти. Она хочет видеть замок в огне. Я покажу ей, как огонь пожирает дотла весь этот мир. Христина сглотнула, отступая от него, чьё дыхание ползло инеем по коже. Она не подозревала, что Адель впитает истину в таком чудовищном виде. В её сказках добро всегда побеждало, уничтожая зло, воплощённое в монстрах и людях. Но ведь это были всего лишь истории. Или они были чересчур яркими для впечатлительной Адель?.. — В замке есть книга, — нехотя проговорила Христина. — Сил Адель достаточно, чтобы облечь тебя в плоть с помощью её заклинаний. Это всё, что может прятать Кужкор… всё, что нам нужно. Помоги найти её, и тебя освободят. Демон склонил голову набок, внимая, от слова к слову вытягивая шею, подаваясь вперёд, словно танцующая кобра. Христина мелко дрожала. Она уже знала, что слова имеют силу, соразмерную последствиям, особенно сказанные существам, пришедшим из иного мира. Знала, на что обрекла тринадцать. Но ей хотелось верить, что её жертва не напрасна. Что они откроют миру правду о его тёмной стороне, даже примкнув к ней. Что Адель, одна из сильнейших медиумов в их роду, сможет избавить их от демона. Пускай и такой ценой. — Это сделка, смертная. Когда книга будет у вас, девчонка получит жертву для ритуала. Иначе, — демон провёл большим пальцем по горлу и тоненько захихикал. Зрачки сузились, девочка утёрла глаза. Спрыгнув со стула, Адель помотала головой, оправила юбки. Это снова была она, её девочка. — Зна-аю, ба. Выскочив из комнаты, Адель побежала в сплетение тёмных коридоров. Христина стояла бледнее мёртвого, смотря ей вслед. Наверху не было слышно звуков резни, а значит, Виллиам заглотил наживку, значит, у них было время окрепнуть, чтобы порвать с гнётом Кужкора раз и навсегда.***
Солнце ещё не коснулось крыш на маленькой площади с фонтаном, где за полосатыми тентами расположились столики кафетерия. Из открытых нараспашку окон слышались голоса хозяек и звон посуды. Улочку орошали брызги стираного белья. Смеялись и проливали кофе на конспекты студенты, крутили усы старики с газетами, между бездельников притаились двое в широкополых шляпах — чёрной и цвета моли. Альберт и кошка распивали холодный сидр. Оборотница отвлеклась от ленивой слежки за голубями из-под фетровых полей и отставила фужер с соломинкой. — Милорд, вы всё-таки завели собаку, — надула она губки. Альберт проследил за её взглядом и заметил нырнувшую в подворотню тень. — Он серьёзно думает, что может следить за мной и остаться безнаказанным? Ему повезло, что сегодня слишком яркое солнце. — И слишком много тёмных, отчего-то перешедших на дневной образ жизни. — Я примерно настолько хотел бы избежать встречи с Семьёй, — вздохнул он. — Даже Вилл, похоже, спит по ночам. — Государя Виллиама все достали, — подняла кошка верхнюю губу, яростно перемешивая сидр соломинкой. — Как я его понимаю, я тоже рассорилась с другими кошками. Только Рыжая осталась на моей стороне… ну ничего. Чёрная кошка ещё всем покажет, где раки зимуют! — Маленькая разбойница, — улыбнулся Альберт. Та замурчала. На другие два стула они сложили сумки с новыми туфельками для кошки — чёрными лаковыми, с жёлтыми, в цвет глазам, бантиками, и несколькими парами чулок, взятых на размер больше. «На вырост», — улыбалась девушка, отсчитывая купюры барышне за прилавком, скептически поднимающей бровь. — Если бы я знала, что придётся влезать во все эти интрижки, то не стала бы кошкой, — наморщила она нос. — Теперь я должна Фошрелли. Такие мои мелочные кошачьи дела. Альберт вздохнул, переводя взгляд с её поджатых губ на голубей. Брызги от фонтана намочили их тент, спугнули компашку студентов. Он раньше не задумывался, где кошка получала деньги во время его отлучек; закономерно, что она брала кредиты у кошачьей alma mater. Когда-то дом Фошрелли предлагал ему работу, но Альберт не хотел влезать в людские разборки. Не каждое казино нанимает убийц. Не каждым казино заправляют оборотницы, слишком тесно соприкасающиеся с человеческой половиной Гартхема. Интересно, прими он предложение сейчас, сколько веков потребуется, чтобы отработать долг подруги… — Ты могла попросить и раньше, я бы ни за что тебе не отказал. Скажем, я мог бы продать всё, что привёз из Китая, — откинулся он на спинку плетёного кресла. — Или ограбить Северный Полюс. Казна господина Мороза даже не заметит твоих долгов. — В прошлый раз ведь не вышло! — заупрямилась кошка. — Нет, оставьте меня с моими долгами. Мне уже двести двадцать лет как восемнадцать. Я справлюсь. — Может, получится договориться с Фошрелли, — взял он её запястье. — Уж меня-то они должны выслушать. Попросим сбавить хоть половину суммы. Под шляпкой у той расцвёл румянец, она панически оскалила маленькие клыки. — У меня есть методы, милорд! — Как бы мне после твоих методов не пришлось доставать город из-под земли, — прыснул он и подхватил сумки в одну руку, а девушку под локоть в другую. — Ты же не думаешь, что я забыл про инцидент с бродячим цирком? Пошли, напомним Фошрелли, кому они обязаны открытием своей конторы. Та не протестовала, только сцапала со стола фужер с сидром и сунула в губы соломинку. Так они завернули за угол, успешно отыгрывая парочку. Тень пересекла урывками площадь и пошла следом, держась на расстоянии. Альберт и кошка миновали аллею акаций и попали в хитросплетение улочек западного квартала, где над крышами высился купол гартхемской библиотеки, а чуть дальше втыкались в кучерявые тучки кипарисы Фошрелли. — Марку, ты можешь выходить, — не оборачиваясь, закатил глаза Альберт. — Прятаться в акации было не лучшей идеей. Оборотень выбрался из кустарника, с трудом отцепляя колючие ветки от рукавов рубашки цвета хаки. Он не только нарядился: солнце больше не подсвечивало щетину, запахи деревни и волчьей шерсти сошли на нет. Похоже, что в сапогах с загнутыми носками он чувствовал себя несколько неловко. Альберт ухмылялся, разглядывая проступивший на обветренной коже румянец. Где-то между веснушек. — Это не то, чем могло показаться, — кашлянул оборотень. — Я видел, что за вами кто-то следил, вот и решил держаться поблизости. А ждал я вас на улице Ивы. — Если за мной кто-то следил, то это его проблемы. — Послушайте, — тот попытался напустить на себя серьёзный вид, разбившийся о звонкий смешок кошки. Он гневно сверкнул глазами в её сторону. — Мы узнали, где могут быть оставшиеся Раштейны. За год до трагических событий правнучка Христины вышла за господина по фамилии Ракоци. Ранее этой фамилии не было в Гартхеме, они якобы приехали сюда из Мерельвании. Похоже, что эта семья — и есть Раштейны под прикрытием, а вышла она за одного из своих кузенов. — Ракоци — это семья учёных-историков, очень известная в университетских кругах, — заметила кошка, потягивая сидр. — Весомое обвинение, господин Мареш! Тот посмотрел на неё так, будто девушка была как минимум невестой Альберта, а то и угрожала принести ему котят. — Кошка права, Марку, — проговорил вампир, смотря на купол библиотеки. — Если твоя версия подтвердится, это будет значить, что состоятельная семья, владеющая поместьем в черте города, окажется вне закона в связи со своим происхождением. Что я буду вынужден предъявить им обвинение о нелицензированном колдовстве. И что эти люди попадут под наш суд и будут судимы по нашему Закону. Оборотень опустил взгляд, ослабив воротник. — Вы говорили, что Раштейны опасны. — Так и есть. — Проверяйте, если не верите, — махнул он на купол библиотеки. — Мы как раз оттуда. То есть, ребят я в лес отпустил, а сам шёл к вам рассказать. — А вы сгрызли не все книги? — ахнула кошка. Марку нервно покосился в её сторону. — Думаю, у нас есть час на то, чтобы ты показал нам свои находки, — согласился Альберт. — А потом извини, мы идём в казино. — Развлечения богатых. Не думал, что вы таким занимаетесь. — Ой, Марку, чем я только не занимаюсь, — продемонстрировал он одну из своих обаятельных улыбок, ещё сильнее вгоняя оборотня в краску. Марку отвернулся и нарочито скорым шагом повёл их в сторону библиотеки. Кошка посеменила следом, хихикая под нос. — Будем ловить Раштейнов в их естественной среде обитания? — вскинулась она. — Книжным крысам от нас не спрятаться! Альберт улыбнулся в тени полей шляпы. Закипающее под кожей чувство азарта, что оставило его на заснеженном перевале, возвращалось, только напоенное болью под рёбрами. К тому же, если они сменили фамилию, им было известно о вендетте, быть может, даже о гибели беглецов. А когда мыши знают, что на них открыта охота, в цене каждая сработавшая мышеловка. Библиотека Гартхема имела множество потайных залов, неочевидных для гостей, но совершенно привычных для завсегдатаев: своротки в сумрачные ниши, раздвижные полки, бутафорские стеллажи, — всё, что веками подкармливало мнительность хозяев, охраняя книги от растущего списка запрещённой литературы. Иногда Альберт задумывался, питался молодняк Раштейнов материнским молоком или же сосал корешки всех этих книг. То, что им были знакомы арки подземного этажа, мерцающие лампы спиральных коридоров, закладки-рычаги, открывающие дополнительные полки, лязг цепей старинных томов… не вызывало сомнений. Когда Марку повёл их в наиочевиднейший из залов, где плитку в виде переплетённых звёзд не разглядывал на предмет тайников только ленивый, Альберт подавил вздох отчаяния. — С каких пор книги по оборотничеству хранятся на втором уровне? — прошипел он, поднимая «Основы ритуальной разделки туш» и присаживаясь на круглый стол, где среди бумаг угадывались очертания глобуса. — Этот замок взламывали столько раз, что он уже не закрывается. Тот стушевался, пряча взгляд в страницах. — Чтобы обратиться, не обязательно читать книжки, — пожала плечами кошка. — Я вообще не умела читать на вашем языке, когда обратилась. А тот, кто в этом не понимает, даже с книжкой не разберётся, что к чему. — Ну да, где бы ты нашла книги? Сама же жаловалась, что в вашем гетто не было ничего кроме церковной литературы, — хмыкнул Альберт. Марку покосился на кошку со странным выражением. — Поэтому у моего ритуала были неудачные попытки, — та высунула язык. – Я могла быть ласточкой, чёрной лошадкой или лисой, пойманной в курятнике. — Столько жертв, а кончилось всё на бедной кошке. Тебе ведь помогли, в конце концов? — Какой-то из залётных оборотней сжалился над животинкой, но к тому времени у меня осталась только моя любимая кошка. Он сказал, что сила будет тем больше, чем большую я отдам жертву. Брехал как пёс, потом уж стало ясно. Но обратиться помог, за что ему спасибо. Больше того оборотня я не видела. Марку передёрнул плечами, отворачиваясь. Конечно, кошка приносила эти жертвы не просто так. Альберт видел, как она промышляла на улице, бегая по подворотням в мальчишеской одежде, не закрывающей синяков и шрамов. Она почти не бывала в своём гетто, только когда её ловила стража. Там эти шрамы она и получила. От мудреца синагоги, от понукаемых им людей, даже от родной матери. В кошке всегда жила жестокость, но после знания о возможности побега из этого ада, в ней поселилась ещё и надежда. Тогда-то они и встретились. Кошка, ещё котёнок, пыталась ограбить странного мальчика в богатой одежде, который завернул в ночную подворотню. Мальчик не испугался заточки, приставленной к горлу, и показал клыки. Надо было отдать котёнку должное, она не закричала и не убежала. Она смекнула, что он тоже другой, тоже сбежал от своих, и что может скрасить её существование из пряток и побегов. Но Марку она этого, конечно, никогда не расскажет. — Скажешь, сам не приносил в жертву волка, чтобы влезть в его шкуру? – Альберт прищурился, любуясь тем, как свет из кристальных светильников преломляется на стенах и красит волосы оборотня в алый. — Это случилось со мной в детстве, — глухо ответил тот. – Отец обратил меня, не заставляя убивать того волчонка. Я просидел ночь обращения, плача над его распоротым трупом. Сам бы я никогда такое не сделал. Кошка опустила ресницы, наверное, вспоминая свою ночь обращения. Оборотни редко рассказывали об этом таинстве, должно быть, потому что ничего сакрального в нём не было. Человек надевал шкуру зверя, над ним читали заклинания, связывающие два духа, два обличия. Едва ли кошка плакала хоть когда-то. Альберт не видел её слёз, не вызванных злостью или обидой. Кошка была маленьким острым камешком, который, скорее, заставил бы лить слёзы других. — Надо отвезти это в замок, — обвёл взглядом он верхние полки. — Пусть приходят к нам, прежде чем обращаться. Будет меньше самодеятельности. Марку, что ты хотел показать? — Вот, — раскрыл перед ним книгу оборотень. Альберт узнал на иллюстрации женщину, ещё не затронутую старостью. Треугольное лицо, тонкие черты, подведённые дуги бровей. Рисунок получился до странного знакомым, отчего он прищурился. — Тут приводится краткая биография Христины Раштейн, перечисляются её дети и внуки, а вот здесь, — Марку перелистнул страницу, — всё о Софии Раштейн, старшей внучке, без вести пропавшей за три года до трагических событий. — И сдохшей от рук Виллиама в процессе, — зевнул Альберт. — Скажешь, у неё были детёныши? — Похоже, что да, потому что её рано выдали замуж, за одного из впоследствии бежавших. Видимо, он скрывал детей, фамилия всплывает снова, уже вот здесь, — Марку открыл последнюю страницу. — Некая Роза Раштейн выходит замуж за Бена Ракоци. Если проверить, кто это, то окажется, что он — сирота из Марельвании. Но фамилия звучит уж больно похоже. Да и выглядит это… подозрительно. — Выглядит так, будто их не учили заметать следы и верить в сказки. И жениться на родственниках. Кошка притихла, скрестив ноги и подпирая ладошкой подбородок, уставившись на книгу огромными янтарными глазами. — Когда мы это нашли, я даже не поверил, — хохотнул оборотень. — Так, извините, просто оказалось вас заинтересовать. Я здесь по другому поводу. — Вот как, — с наигранным удивлением поднял брови Альберт. — Вы, должно быть, знаете, что дом у нас переходит от вожака к вожаку. И… когда вы сегодня утром попросили положить вам мяты в чай, я нашёл кое-что в погребе, — он протянул свёрнутую вдвое бумажку с неаккуратными буквами и кляксами чернил. — Это почерк Асу. Он пытался уговорить Сизера Серогрива не идти на болота. Простите, но, по моему скромному мнению, даже Раштейны не так опасны, как то, что угрожает Стае. Похоже, что это совсем не призрак. Альберт забрал у него письмо, задержался на паутине символов, которыми шаман заменял слова. — «…хоть каплю рассудка не заключать с ними союзов. Ни с этим, ни с каким иным. Ты знаешь, чем это кончится для нас всех», — зачитал он, с невозмутимым лицом разорвал бумагу. — И что это должно мне сказать? Здесь никакой конкретики. — То, что с призраками не пытаются договориться. А прошлый вожак попытался. — Милорд, не в обиду будет сказано, но этот Асу прав, — медленно отстранилась кошка. — Союзы с ними чреваты… — Милая, — ласково улыбнулся тот, отчего девушка обратилась и юркнула под стол. — Уж это к делу не относится. — Так вы знаете, о ком речь? Он помолчал, проводя языком по длине клыка, раздумывая, стоит ли говорить это впечатлительному оборотню. Как скоро это дойдёт до Вилла, как долго ему это будут припоминать… привычка тащить в дом всё что попало, наконец, сыграла с ним злую шутку. — Союзы и сделки обычно заключают только с одним видом существ, Марку. В силу того, что только они расценивают смертных не как сугубо пищу, но как развлечение, в числе прочего. Хм, — он поднялся, прохаживаясь по зале и собирая на волосы парящие пылинки. — Так Раштейны прикормили демона. Это может объяснить, почему ваши старейшины с ним не совладали. — Демона?! — Тише, — украдкой обернулся он на дверь, наслаждаясь запахом страха. — Тише, Марку. Ты ведь не хочешь потерять свой единственный шанс избавиться от «призрака»? — У вас есть план?.. — Разумеется, — усмехнулся Альберт, уже прикидывая, как далеко пошлёт его Виллиам после того, что он предложит.