Сыновья Луны

       Гартхемская лечебница имела не самую хорошую славу: здешний воздух тяжестью оседал в лёгких, заносил в раны букеты инфекций, а недостаток врачей компенсировало обилие крыс. Но, будучи единственным шансом на исцеление для бедняков, получая гроши своего финансирования от призрачных экипажей Кужкора, как-никак заинтересованного в здоровье горожан, лечебница пока что сводила концы с концами.        Трёхэтажное старое здание с облупившимися стенами расположилось за городом, ниже по течению реки, где земля сладко пахла мертвечиной, а болотные испарения создавали тёплый душный смрад. Оплетённые плющом колонны и арки, мутные стёкла высоких окон и изъеденный временем купол отражала трясина запруды. Блик луны плыл между кувшинок, колеблясь, точно пьяный от медицинского полуспирта. К высокому крыльцу взбиралась дорожка, огибая ярусы заболоченных фонтанов с замшелыми скульптурами, обрушенными до неузнаваемости.        Тишину ночи нарушал скрип колёс экипажа. Четвёрка лошадей бесшумно опускала копыта в такт, от раздутых ноздрей поднимались вертлявые струйки дыма, под упряжью блестели алым глаза.        Луна всходила над ивами и вислыми берёзами, проливая холод в просторные операционные комнаты. Экипаж сделал на дворе крюк, со всех сторон осмотрев статую над фонтаном в гроздьях тины, остановившись напротив широкого крыльца главного входа.        — Приехали, — проговорил Виллиам, складывая пальцы на навершии трости.        — Я всё ещё не уверен, что хочу этого, — отозвался сидевший напротив Альберт, поглядывая на окна лечебницы сквозь мутное стекло кареты. — Он же просто человек.        — Я верю ему.        Мрак настороженно сверкнул алыми радужками. Скептически искривив губы, тот вышел из кареты и отряхнул плащ, разглаживая тяжёлую серую ткань. Следом, опустив крылья и расправляя затёкшие суставы, вышел Вилл, опираясь на трость. Затёртая рукоятка в виде головы змея в его руке скалилась на луну. Дверь открывалась неподатливо, со сводящим зубы скрипом, проливая полосу лунного света на смолистый мрак.        — Есть кто? — трость Вилла ударилась о кафель, разбив плитку.        В одной из дальних комнат зажёгся свет, послышались шаркающие шаги. После нескольких минут ожидания, в которые Альберт успел выдернуть пару волос и ниток, свет очертил уродливый силуэт, проворно ковыляющий в их сторону. Неестественно сгорбленный человек, глаз которого не было видно за толстыми очками, неуклюже поклонился, пряча грязные от чернил большие руки за спину.        — Государь Виллиам, милорд… Прошу, проходите. Второй этаж. Он уже там. Уже там…        Альберт покосился на Вилла, с неудовольствием проходя к лестнице и ступая на изъеденный медикаментами камень. Каблук вошёл во что-то липкое и без сомнения когда-то живое. Уродец поспешил указать им дорогу, шустро перебирая рахитическими ножками. Они прошли разрезанный лунный светом коридор, комнаты с гулким эхом и тесные прихожие, прежде чем оказаться в просторном зале, уставленном металлическими столами.        Хоть окна и были открыты нараспашку, проливая в помещение взор всевидящей Луны, воздух здесь пропитался запахами спирта и формалина, гноя и трупных газов. Стены с въевшимися пятнами крови и химикатов украшали пожелтевшие анатомические плакаты. С первого взгляда, на них изображались люди, но были и относительно новые, посвящённые оборотням и упырям, одна половина тела которых была человеческой, вторая — метаморфной.        Стену по правую руку занял стеллаж. Альберт пробежал глазами по полкам за стеклом: банкам с эмбрионами и младенцами, чьи жизни прервали врождённые пороки, у иных настолько сильные, что тела больше нельзя было назвать человеческими. На них не было этикеток. Государь Кужкора не страдал провалами в памяти, при желании в силах перечислить все имена.        — Теперь они здесь? — вздёрнул бровь Альберт, напряжённо высматривая в мимике Вилла малейший намёк на реакцию.        Его интересовало, зачем они покинули замок, зачем были перенесены в лечебницу, куда наверняка захаживали люди. Раньше Вилл считал их чем-то куда более… личным. Подозрение холодной змеёй свернулось внизу живота. Раньше Вилл не доверял их никому. Даже… Его взгляд метнулся к фигуре в лучах лунного света, стоящей у окна у дальней стены. Он прищурился. …даже Альберту.        Вилл приобнял его за плечи, подталкивая к полоске лунного света. Прикосновение вышло немного грубым, отчего мурашки страха пробежали по спине.        Уродец подбежал к фигуре у окна, что-то нашёптывая. Тот отложил скальпель и человеческую кисть с препарированными ладонными мышцами, оборачиваясь. Лунный свет обрисовал мягкий профиль. Это был парень студенческого возраста с вьющимися тёмными волосами, подстриженными до ушей, крупными чертами приятного лица, полными губами, изогнутыми в лёгкой усмешке. Он носил простую рубаху, заправленную в брюки, с рукавами, закатанными выше локтей и кожаным фартуком мясника поверх.        — Государь Виллиам, рад видеть вас в добром здравии и не-убийственном расположении духа, — широко заулыбался он. — И вас, милорд Альберт. Приятно наконец-то с вами встретиться.        Тот скрестил на груди руки, глядя на врача исподлобья. По упырю едва ли можно было понять, как давно тот был обращён. Кровь бессмертных фиксировала их возраст, не позволяя более изменяться. Сам он некогда держал парочку слуг, но только в мелочных корыстных целях вроде подчинения сознания, и отнюдь не был искушён в том, как поддерживать жизнь немёртвых тел длительное время так, как получалось это у мастера. Подозревал, что это одна из форм некромантии, что никогда не была ему доступна.       — Винсент Грэм, — представил его Вилл. — По окончании университета в Вене приехал на малую родину. Успел прослыть неплохим врачом, был посвящён в детали нашей миссии, избрал своей специальностью изучение явления обращения. Отныне работает только нощно.        Альберт усмехнулся про себя: интересно, при каких обстоятельствах Грэм получил кровь мастера. Для такой смазливой мордашки в этом преград было немного. Стало быть, ему не следовало сейчас терять бдительность. Люди слишком предсказуемы.        — Одна из причин моего добровольного заточения в Гартхеме, — усмехнулся Винсент. — Всё готово. Кыш, обработай операционное поле, и мы приступаем.        Названный уродец поспешил с тряпочкой к одному из столов. Проходя мимо Винсента, Альберт распробовал его запах, впрочем, не чувствуя в том достаточно крови Вилла для каких-либо опасений. Может, доктор не так уж был нужен мастеру, раз его способности остались на заурядном уровне. Он небрежно сбросил рубашку на спинку стула, позволяя луне очертить мышцы спины, какие могли оказаться у заложника бумаг и скальпеля лишь во снах.        Неторопливо вылезая из расшнурованных сапог, он оглядывал поверхность стола, испещрённую отметинами костной пилы, подпалинами антисептиков и затёртыми добела очертаниями вырывающегося тела. В одних брюках прошёл по ледяному кафелю под взглядом врача и его служки. Лёг, скидывая волосы подметать пол и открываясь холодному взору Луны. Глаза склонившегося над ним Грэма сверкнули алым. Где-то у стеллажа скрипнул стул, скребнули по полу когти крыльев. Альберт следил за малейшей переменой в лице упыря, читая на нём трепет и холодный интерес.        Тот докоснулся прохладной кожи, уверенно сминая живот и массирующими движениями добираясь до органов.        — Большой сальник почти полностью отсутствует, — прощупал он рядом со швом. Кыш записывал, брызгая чернилами на документацию. — Прямая мышца повреждена на уровне поясничного первого — третьего, белая линия иссечена до верхней трети. Кишечник не пальпируется. Вам не больно вот здесь?        — Адски больно, — спокойно проговорил Альберт.        — Края рваные, обожжённые, не инфицированы. Кто накладывал вам швы?        — Я сам.        — Оно и видно, — вздохнул Грэм, отходя и принимаясь вращать в пальцах скальпель с задумчивым видом.        Альберт сжал зубы, выпуская-втягивая когти и представляя, как те рвут лицо Грэма на мелкие клочки. Впервые он был не согласен с Виллом в вопросе доверия. Уголки губ дрогнули от мысли, что он может найти какие-нибудь завалящие доказательства его связи с Раштейнами. А уж если Винсенту доводилось принимать в их семье роды или спасать кому-то жизнь… Он немного успокоился, мечтая об отложенном убийстве.        — Если бы я имел дело с человеком, то заключил бы, что функция поднятия тела из положения лёжа будет необратимо нарушена, — Грэм сделал пару шагов к стеллажу, но коготь крыла скребнул по плитке, и доктор развернулся на пятках. Немного теряя уверенную тональность голоса. — К тому же, учитывая его телосложение, потеря такого количества жировой ткани могла привести к осложнениям вплоть до некроза тонкого кишечника. И это не считая риска заражения. Но, учитывая резервы его второго облика, смею диагностировать неполную потерю мышечной ткани.        — Он не регенерирует, где его ранили, — сообщил Вилл, смотря одновременно и на отражение комнаты, и на банки за стеклом. — Это из-за того, что серебро изменяет конфигурацию плоти. Видимо, оно ещё осталось в ране.        — Верно, но, с другой стороны, если бы ткани не были прижжены, он бы мог скончаться от кровопотери. Повреждены крупные вены. Похоже, что прошло достаточно времени, чтобы сформировались анастомозы. Если кровообращение восстановилось, то регенеративная функция ещё не до конца утеряна. Я бы предложил наложить более гуманный шов, но насчёт наркоза… Доза для вампиров рассчитана исходя из других весовых категорий.        Альберт навострил уши: для каких таких вампиров Винсент рассчитывал дозы, не выезжая из Залесья… Так Вилл тоже побывал на операционном столе?.. Это следовало обдумать детальнее, а заодно найти нужный подход к мастеру по этому вопросу.        — Я его подержу, — поднялся Вилл. — Так что насчёт самих тканей?        — Можно попытаться пропитать их электролитной эссенцией, чтобы связать частицы серебра. Но я не могу гарантировать, что они после этого не некротизируются с исходом в сухую гангрену.        — Пропитывай, — процедил Альберт. — Всё лучше, чем ходить с серебром в кишках.        — Если ткани не омертвеют, то восстановление регенеративной функции не заставит себя ждать. Правда, это будет первый такой случай на моей практике, — Грэм со вздохом растёр в ладонях спирт. — Держите, начнём.        Вилл мог и не держать его, Альберт прекрасно владел собой и мог оставаться неподвижным даже если бы его препарировали стоя, но всё же не стал возражать, когда руки накрыли его плечи. Ножницы аккуратно надрезали нити, и он поморщился от влажного звука размыкающейся плоти. Кожа отпустила шовный материал, последовала очередь вязкого ледяного раствора. Спустя несколько минут пытки иглой, мучения были закончены. Вилл поднял Альберта над столом для облегчения перевязки.        — На день-два, не больше, — выпрямился Грэм. — Если почувствуете себя хуже, немедленно приезжайте. Никаких обращений, физических нагрузок… хотя вы, должно быть, и сами были с этим аккуратны, учитывая такой выраженный болевой синдром.        Альберт усмехнулся, накидывая на плечи рубашку и застёгивая пуговицы. Он не мог не признать, что новый шов был в разы аккуратнее, но говорить это вслух, конечно, не собирался.        — Если я буду умирать после твоих рук, Винсент, — обернулся он, перехватывая волосы лентой. — Я заберу тебя с собой.        — Он хотел сказать, что благодарен, — Вилл накинул ему на плечи дорожный плащ, отвешивая Грэму кивок.        — Жду вас снова, — поклонился в ответ тот.        Альберт решил не уточнять, имеет он в виду их обоих, или кого-то конкретного, скорым шагом покидая операционную. Как он уже успел не раз убедиться, даже обращённые, прожившие не одну сотню лет под крылом государя Кужкора, не изменяли человеческих привычек. Однажды его чуть не отравила бывшая любовница Виллиама, что уж говорить о столь молодом хирурге, под скальпель к которому он пошёл почти добровольно.        — Как ты? — отозвался Вилл, когда они спускались по лестнице в мрачный холл.        — Отвратительно, — поморщился тот. — Как будто что-то понятное и привычное начало изменяться.        Желание выспросить напрямую так и возилось на корне языка, но он был уже научен горьким опытом, что хорошее настроение мастера легко спугнуть. После его приезда важен был каждый день.        — Винсент уже успел набраться опыта в обращении с бессмертными? — всё же попытался Альберт, сжимая рукой каменные перила и оставляя тонкие царапины.        — Я тоже в каком-то смысле сохраняю лучшие экземпляры, — как всегда угадал его мысли Вилл.        — Приму за комплимент, — отходчиво улыбнулся он, опасаясь того, как сверкнули багровым радужки.        Стороннему наблюдателю Вилл мог показаться мягким и покладистым, даже в какой-то степени человечным. Альберт же ни на минуту не забывал, кем он был на заре Кужкора. Следовало избрать лучшей стратегией не отсвечивать, когда не просят. По крайней мере, пока живо Проклятие, набирающее силу рядом с древним вампиром почти до физически ощутимого тяжёлого мрака.        На крыльце их поджидала сухонькая старушка в платье прислуги. Лунный свет позволил различить опущенную на землю винтовку. Хоть её одежда и была безупречно чистой, от неё пахло кровью. От неё всегда пахло кровью.        — Доброй ночи, Белая кошка, — произнёс Виллиам. — Ты пришла за нашими головами?        — Не в этот раз, государь, — тихо произнесла она. — Я пришла сообщить, что наша общая подруга, Чёрная кошка, пропала.        — Пропала? — замер Альберт. — Она часто пропадала и раньше, но, если это говоришь ты, стало быть, на этот раз всё гораздо серьёзнее. У её исчезновения была какая-то причина?        — Это та девочка, которая отвлекала тебя от уроков?        — Эта девушка стала мне близкой подругой.        — Поэтому я и надеялась, что вы не откажете в помощи в её поисках, — склонила голову Белая кошка. — Прошу, государь Виллиам, милорд Альберт, кошки не обладают достаточными способностями в магическом искусстве, а наша подруга как-то заполучила их. Иначе у нас нет объяснения, как она смогла так ловко замести след.        — Оборотница с усиленным магическим даром, — Вилл пристукнул тростью, переводя взгляд на Альберта. — Кто бы тут мог быть при делах… Наверняка один из нас, верно, Белая? Поэтому ты и пришла сюда.        Старушка скупо поклонилась, как всегда не позволяя платью издать ни шороха.        — Я найду её, — вздохнул Альберт, чувствуя на себе взгляд и передёргивая плечами. — Она не могла уйти за пределы территории. Уж след своей-то магии я способен отследить в любом состоянии. А мастера Виллиама ждут в Кужкоре. Семье нужна утренняя порция крови.        — Надеюсь, в замке уже позабыли, как я выгляжу, и мне удастся проскользнуть мимо стражи, — хмыкнул тот. — Постарайся не влипать в неприятности до снятия бинтов. Побереги себя хотя бы сейчас.        — Разумеется, — кивнул тот, сходя со ступеней крыльца. — Белая, ты идёшь со мной. Расскажешь, из-за чего моя кошка сбежала от вас.        — Да, милорд, — та подняла и повесила на плечо винтовку. Бесшумной тенью скользнула следом.        — До встречи, — вздохнул Вилл, провожая их взглядом. Щёлкнул пальцами, и из мрака, вытягивая вослед извитые щупальца Проклятия, выехал призрачный экипаж.

***

       — Она делала это ради вас, — проговорила Белая кошка, хромая через залитый лунным светом луг. — Мы сожгли книги, убили хозяев, но, похоже, один успел несерьёзно ранить её. Рыжая застрелила подонка, но не смогла остановить Чёрную от побега. Из того, что я поняла, Рыжая говорила с ней. О чём — одной Луне известно, эту вертихвостку так просто не расколоть.        — Меньше всего я бы хотел узнать, что у кошки есть от меня тайны, — Альберт ещё прижимал руку к бинтам, другой ведя по колосьям. — Она мне как сестра.        — Хотелось бы мне верить, что хоть с кем-то она была честной.        След они взяли у южной оконечности города, близ разгромленного поместья. Под луной не осталось ни снующих по округе сыщиков, ни рудиментарной городской полиции. Лишь туфли кого-то не в меру отчаянного украшали покорёженный водосток, нарушая идиллию пара и мрачных особняков. Потому, бродить по ночному Гартхему — дело не столько нелюдское, сколько непредсказуемое.        Лабиринт извитых улочек играл с путником, заводя его в странные места, выводя к нему не менее странных прохожих. Среди сплетения улочек, наводнённых туманом и паром стоков, озарённых тусклым призрачным светом фонарей и мерцающими огнями окон немудрено было забрести на усеянный надгробиями церковный дворик, или столкнуться с ужасающе высоким человеком с увесистым посохом и холстяным мешком за сгорбленной спиной. Тут подворотни тяжело дышали в спины, взгляды девичьих и ангельских статуй впивались в затылок, размыкали белый мрамор с острыми зубами, и бродили призрачные фигуры в тени облетевших садов, наполняя ночь мелодией музыкальной шкатулки. Узревший всё это прохожий, подняв взгляд к двускатным крышам, может обезуметь от одной мысли, что с небес на него смотрит не луна, но бледный чуткий глаз огромной твари.        Альберт сунул нос за решётку первого этажа, принюхиваясь к облупившейся раме, где застряла чёрная шерстинка. Дом не пустовал, вместе со слугами дежурили полицейские, накрепко запершиеся в подвале. Если бы не поиски кошки, он бы позволил себе выманить одного из них, чтобы хоть как-то скрасить голод.        — Порох, — насторожился Альберт, продолжая обнюхивать решётку и форточку. — Твой, Рыжей и Чертополоха.        — Орден? — Белая была одной из теней, неотделимая от мрака. — Охотники в Гартхеме?        Альберт улыбнулся, поворачиваясь по направлению следа двух пар ног. Так кошку ждали, и он знал, кто это мог быть. Пока что на его памяти Марку пожаловал ружье только одной волчице.        Замести следы она не смогла, ведь магическим даром было мало владеть, — он требовал искусного обращения и уж тем более не мог оставаться незамеченным. Остаточные заклинания долго парили в воздухе над местами сотворения магии. Большого мастерства стоило так вплести их в реальность, чтобы это выглядело естественно. Что, по сути, и было основой его иллюзий. Кошка раньше уже получала кровь, но практики у неё недоставало.        Дорожка магии вела через луг, петляла между прогалинами примятой травы и прозрачными запрудами, на илистых берегах которых смешались следы босых ног, следы волчьи и кошачьи. Нехотя поворачивая к лесу, выводила к границе земель оборотней.        — Она решила смешать запахи на чужой территории, — тихо предположила Белая кошка, хромая по склону холма. — У Стаи есть все основания казнить её. Как и нас, если мы вторгнемся в их владения.        — Тебя, — поправил её Альберт. — Но я бы тоже не хотел портить отношения со Стаей. Мы подождём патруль и попросим сопроводить нас. К утру они уж точно должны появиться.        — Мы потеряем время, — не оспаривая, но констатируя факт, заметила кошка, присаживаясь в высокую траву. Ногу с деревяшкой она вытянула, на вторую оперлась, принявшись начищать приклад винтовки кружевной салфеткой. Достала с пояса фляжку. — Вы не хотите домашнего сидра?        — Не откажусь, — опустился рядом тот на плащ. — Как тебе иная жизнь, кошка?        — Лучшее, что случалось с моими костями, — отпила та, поморщившись. — Хотя я порой и жалею, что не прошла обращение на пару десятков лет раньше. Вам, бессмертным, хорошо — вы не играете со смертью в рулетку, где в девятикаморном барабане ждёт последний патрон.        — У нас немного дроби в каждой каморе, — улыбнулся тот.        Не пришлось луне касаться верхушек лиственниц, как среди подлеска сверкнули две пары глаз. Незнакомые волки уставились на них, разбивших пикник посреди луга. Альберт осторожно поднялся, подал кошке руку.        — Нам нужно пройти по следу, — сообщил он, предварительно представившись волкам. — Всё обговорено с государём и не может расцениваться как вторжение.        — Вы пойдёте с нами, — прищурился старший волк, переводя взгляд то на него, то на кошку. — Всё обговорено с вожаком и может расцениваться как взятие в заложники.        Альберт и Белая переглянулись.        — Когда я сказал ему, что положено исполнять обязанности вожака, то не имел в виду установление диктатуры, — оправдывался он под нос, пока волки вели их скорым шагом по тропе. Белая тяжело хромала, шипела, но сторожа даже не думали замедлить шаг. — Что он там опять учудил…        У подножия холма скосили траву. Их провожали взглядами около двух десятков волков в человеческом облике, и у каждого на поясе висело по шашке или сабле, каждый взгляд был налит тяжёлой медью. Белая настороженно переводила взгляд от одного к другому, явно чувствуя себя неуютно у всех на виду. Она всё-таки привыкла быть одной из теней, чуть более убийственной. Народу в Стае ощутимо прибавилось с его прошлого визита.        Над лесом, окрашенным в осень, поднимался золотой рассвет, проливая свет на соломенные крыши деревни. На воротах висел большой кабаний череп, знак недавней удачной охоты. Тянулись длинные синие тени. К их конвою присоединились ещё волки, и скоро Альберт перестал считать головы. За эти несколько дней Стая увеличилась по меньшей мере втрое. Неизвестно, как, но Марку удалось привлечь к оборотничеству людей.        Их повели на окраину, где расположилась приземистая широкая хата. Стояла зябкая давящая утренняя тишина, в безветрии облетали багряные листья. Двери покрасили в алый, стены сохранили следы от пуль. На дворе стояли изрубленные чучела и свиные туши. Было слишком холодно для запахов, над поднимающимся с травы туманом волки двигались бесшумно, как духи.        Белая проковыляла по доскам настила, морщась и оглядываясь на рослых волков, чинно смыкающих строй. Она неслышно бранилась. За ними на засов закрыли двери.        — Марку, — прошёл в полумрак комнаты один из волков, пока Альберт и кошка брели по истоптанному ковру в коридоре. — Мы привели его. С ним наёмная убийца.        Перед Альбертом раздвинули занавески, выводя в просторную залу, утопающую во мраке и неверном свете очага за чугунной решёткой. Чад коптил стены и звериные черепа на них, амулеты и старинные инкрустированные камнями сабли. У дальней стены громоздилось возвышение, накрытое коврами и шкурами, где сидел, широко расставив ноги в восточных сапогах с загнутыми носками, Марку собственной персоной. Воротник кафтана он расстегнул, и широкие плечи расступились над подогнутыми рукавами и расшитой рубахой. Он склонился над палашом, загорелые руки любовно обтачивали кривое лезвие, стирая недавние зарубки. Когда Альберта и Белую вывели в центр залы, оборотень нехотя поднял взгляд горящих в темноте глаз, усмехнулся в отросшую бороду.        — Свяжите их.        — Что ты творишь? — прошипел Альберт, когда кошку поставили спиной к нему и начали обхватывать верёвкой обоих, проворно завязывая петли. — Ты не понимаешь, что ссоришь наши семьи?        Тот поднялся с ковра, рука провернула палаш в воздухе как пушинку и ловко заткнула в ножны, враскачку прошёл к связанным и выдернул из-за пояса кривой нож. Альберт отшатнулся, едва не наступая на пятки кошке, когда его легонько полоснули по шее. Выдохнул, смотря на падение срезанной пряди. Порез обожгло болью, капли набухли и стекли по прохладной коже.        Марку схватил его за волосы и оттянул, приложился губами к ране, высасывая кровь. Альберт выпустил когти, но, на его удивление, верёвка не поддалась. Он в оторопи похлопал ресницами, понимая, что в камышовый канат вплетены стальные нити. Их ему не разорвать. Судя по чертыхнувшейся за его спиной кошке, та обнаружила то же самое. Пары глотков Марку хватило, чтобы прочувствовать на корне языка свет розовой луны. Отстраняясь, оборотень утёр рот тыльной стороной ладони.        — Сойдёт, — кивнул он состайникам. — Только не увлекайтесь. Иначе его магия сломит вашу волю.        — Что ты задумал? — прошипел Альберт, скаля клыки на первого добровольца до своей крови. Тот не решался подходить ближе.        — А как же, — криво усмехнулся Марку. — Стать достойным вожаком. Вот и посмотрим завтра, кто построит замок, а кто станет вторым на чужой земле.        — Я тебя умоляю, — выдохнул тот, закатывая глаза. — Это же просто ребячество. Неужели ты хочешь послать Стаю на верную смерть и развязать войну с Виллиамом?.. За землю?        — Я не настолько безрассуден, — тот подошёл, упирая острие ножа ему под кадык. Кивнул другому оборотню, и тот приник к ране, слизывая кровь. Альберт поморщился. — Мы забираем с чужих земель богатство, людей… Мы растём и крепнем без помощи государя Кужкора. Но никогда ещё не превосходили его, вечно первого из двух вожаков. Завтра я намерен покончить с этим.        — Ты рехнулся, — заметила Белая.        Альберт отшатнулся от следующего оборотня, прошедшегося по надрезу шершавым языком. В глазах Марку залегла тень.        — Ошибаешься, бабушка. Я лишь добиваюсь благополучия своей Стаи, — он наклонился ниже, опаляя его лицо дыханием. — Как и положено вожаку.        Альберт тихо зашипел ему в губы, за зрачками народились холодные искры. Кошка взяла его за руку, вкладывая в ладонь маленький ножик. Первой мыслью было вонзить его в сердце волка. Но, будучи связанным, он мог дотянуться разве что до паха. Не решившись лишать вожака волчат, Альберт бросил ножик на пол. Кошка обречённо выдохнула.        — Как же ты собираешься разбогатеть? — вскинул брови Альберт. — Сомневаюсь, что Орден останется в стороне после такого.        — Вот и зря, — он обернулся на своих состайников. — Девочки, расскажите-ка наш план.        Стая потеснилась, расступаясь. Из-за спин волков вышла Илина в зелёной бандане, на её бёдрах был повязан расшитый платок и перевязь с саблей, босые ноги украшали звенящие браслеты. За ней шла невысокая девушка в алой косынке над смоляными кудрями и цыганских шароварах, с оголёнными до плеч руками, яркими бусами поверх небольшой повязки на грудь.        — Чёрная, — прошипела кошка за его спиной. — С этими бандитами…        Девушки остановились по обе стороны от Марку, тот заткнул нож за пояс и взял их под руки.        — Как солнце поднимется в зенит, так выпадет герцогу проезжать по нашему тракту, — заявила Илина, оборачиваясь к вожаку и оглаживая мышцы за рукавом.        — У него обоз богатый с самой Мерельвании, — мяукнула Чёрная, посылая Марку воздушный поцелуй. — Много денежек он повезёт с собой.        — И много товара, — вильнула бёдрами Илина. — Такого, что Стае хватит до зимы.        — И будет дело шито-крыто! — прильнула к вожаку Чёрная.        Альберт прищурился, смотря на них из-за головы очередного охочего до магии. Что-то произошло с кошкой, что заставило её сбежать сюда. Он, конечно, подозревал, что девушка испытывает симпатию к Марку, но привык думать о любовных похождениях кошки как о части её игр. Так или иначе, она выглядела другой, и даже не из-за обилия размазанной сурьмы на веках.        — Девочки правду говорят, — приобнял их за талии Марку, прижимая к себе. Илина расцвела румянцем, кошка замурчала, прикусывая губу. — Эй, ребята, шустрей! Кровь не бесконечная!        Очередного присосавшегося к его шее Альберт укусил за ухо, вырывая крик и сплёвывая ошмётки кожи. Оборотень отшатнулся, воя и прижимая руку к ране. Белая кошка усмехнулась.        — Виллиам этого так просто не оставит, — имя государя заставило некоторых волков отступить. — Своей выходкой ты рискуешь подставить нас всех        — Посмотрим, что он сможет сделать, если его пёс будет на моей цепи, — повалился Марку обратно на свой трон, роняя рядом с собой девушек. Те прильнули к его груди, играя с пуговицами и кладя головы на плечи. — Этой крови хватит. Уведите их, заприте. Охраняйте как зеницу ока.        Их вытолкали из залы, под конвоем провели к хижине на окраине деревни.        Темницей им послужил сырой погреб, откуда забрали и лестницу, закрыли дверцу на стальной засов. Сторожа обосновались в комнате наверху, сотрясая потолок шагами и осыпая пыль и землю им на головы. Альберт натянул плащ, прислоняясь к стене. Белая устало опустилась прямо на пол, растирая ногу над деревяшкой.        — Мы могли бы перебить этих ублюдков, — заметила она.        — И развязать войну впервые за тысячу лет. Нет, ты не хуже меня знаешь, как Виллиаму дорога Стая, и как долго он терпел самодурство вожаков только ради того, чтобы оборотни не стали забытой сказкой. Ему дорога каждая жизнь. Ради памяти Урсулы он стерпит и это, если Марку хватит ума не раскрыться перед Орденом.        Он понимал, что давно умершая волчица была той, из-за кого ещё жила Стая на территории древнего. Что, хоть он и не знает, где её могила, та не заросла бурьяном и не замшела от времени. И вряд ли ему позволят её найти.        — Мальчишка думает не той головой.        Альберт кивнул, растирая шею. Он потерял не много крови, но слабость отданной магии всё равно была ощутимой. Новый шов саднило, кожу холодил сочащийся из раны раствор. Сползая по стене на голую землю, он позволил себе закрыть глаза. Выдохнул, с облегчением проваливаясь в забытье, в котором не было сырого подвала и боли.        — Милорд? — обеспокоенно вскинулась кошка, оказываясь рядом и щупая пульс на бескровном тяжёлом запястье. Её рука коснулась промокшей насквозь рубахи и в страхе отпрянула. — Держитесь, милорд. Эй там, наверху! Врача, мать вашу! Врача!