Судьба. XXIX
17 августа 2021 г. в 20:13
После того как жидкая смерть попала в кровь Мари, её сознание почти полностью отключилось. Некоторое время дева ещё осознавала себя, отдавала трезвый отчёт своим действиям. Но с каждой секундой её рассудок затуманивался всё сильнее, а разум всё глубже погружался в беспросветный мрак. Но это не было страшно. Напротив. Мари ощущала невероятную лёгкость, будто с её плеч сняли весь тяжкий груз. Деву больше не заботило её прошлое, настоящее и будущее. Она забыла голос отца и тепло рук матери. Ей больше не хотелось к ним, ей было хорошо здесь, в месте бескрайнего, тёплого света и сладостной неги. Она больше не злилась на Милису, не хотела убить Джем. Всё это казалось деве молочным, незначительным. Даже больше! Сейчас Мари откровенно не понимала, откуда в ней было столько боли и негатива. Сейчас её будто настигло прозрение и величайшее блаженство. Нет. Так на неё подействовал не препарат. Это кукловод спустил невидимые нити, что настолько плотно опутали тело и разум девы, что она больше не могла думать и чувствовать. Тело больше не принадлежало Мари, впрочем, как и она сама отныне была не своей. Каждая клеточка её плоти, каждая частица её души сейчас принадлежали кукловоду и повиновались его приказу.
Свои первые шаги новоиспечённая кукла сделала слегка неуверенно, будто боясь упасть, но ей нечего было опасаться, она идёт по ниточке, а потому не способна даже споткнуться. Каждый её шаг был любезно прописан Илларией, и Мари безукоризненно следовала этому плану. Дева покинула старый луч, неспешно отправившись в южный. Сейчас она уже шла уверенно и ничто не могло помешать ей. Впрочем, в этот час академия была пуста, все студенты сидели в столовой, поэтому на своём пути Мари не встретила ни души. Дева спокойно поднялась по лестнице, сейчас освящённой лишь тусклым сиянием крыльев плакальщиков, ибо света уходящего солнца уже было не достаточно даже для того, чтобы сохранить голубое небо. Закат окрасил его в янтарно-рыжий цвет, постепенно смешивающийся, с ещё светлой фиалковой ночью.
В свою комнату Мари вошла обыденно просто, без спешки и раздумий, отложила белые подушки на другую сторону кровати, приподняла перину у изголовья, достав из-под неё древний гримуар в красной бархатной обложке расшитой серебряными нитями. Эту книгу Мари нашла очень давно, ещё за долго до того дня как появилась академия «Свет надежды». Много, много лет назад это было. Тогда Мари было тринадцать, а разум её был одурманен гневом и жаждой мести — за мать, тепло рук которой она больше никогда не сможет ощутить; за отца, чьего родного голоса она больше не услышит; за старшую сестру, которая больше никогда не… Не что? Не разрушит семьёю своей проклятой влюблённостью в князя? Нет. В тот день дева ещё не успела осознать этот факт. В тот день она всё так же любила Джем и желала отомстить за её смерть. Но причиной этих сильных эмоций была не только Милиса, второй не менее ненавистной персоной была Джинерва. Джинни! Да как она могла! Как она могла предать семью, отказаться от них и боготворить миледи, после того что сделало это чудовище! В тот день Мари пожелала убить сестру, как только расправится с Милисой.
И надо же, это оказалось так просто! Сбежать из монастыря было труднее чем попасть в дом миледи! А надо то было всего пару дней поголодать да поваляться в грязи. Это чудовище оказалось таким милосердным, аж тошно от того, что оно приютило и обогрело бедную девочку, как только её худое, искалеченное тельце оказалось на пороге. Мари хорошо отыграла свою роль. В ней, вонючей оборванке, не только не распознали дочь недавно казнённого графа Наутиш, даже аристократку! Правда, служанку она отыгрывала не так долго как больную. Дверь в кабинет Милисы ей открыла Омега, она же помогла ей вкусить запретный плод — прочесть один из дневников миледи… С того самого далёкого дня книга была с Мари. Но сейчас для девы эта книга ничего особо не значила, кукла была готова с лёгкостью расстаться с тем, чем безмерно дорожила долгие века. Мари держала её в руках совершенно спокойно, да и смотрела уже без особого трепета, возможно именно это напрягло Омегу, а потому, бабочка, доселе дремавшая на стуле у рабочего стола, поднялась с места, с тяжёлым звоном распахнула перламутрово-чёрные крылья и поспешила вслед за своим мастером.
Мари не обращала на невидимую спутницу никакого внимания, прикрыв дверь своей комнаты, дева направилась в западный луч. Она шла неспешно, поэтому Омега, сложив крылья, опустилась на ноги и так же тихо пошла в след за ней. Бабочку не покидало странное чувство, она не понимала что происходит с её мастером, а самое главное куда и зачем они идут. Омега не помнила, чтобы мастер выносила гримуар из своей комнаты, ну разве что в тех случаях, когда меняла тело. Может мастер нашла более подходящее тело? Эта мысль не особо успокаивала Омегу, но сейчас сделать что-либо она не могла, так как была не в состоянии повлиять на материальный мир в таком обличии. Её неосязаемая форма была довольно бесполезной, по сути могла только говорить и то только с мастером, а Мари её не слышала или просто не хотела слышать. А обретать плоть, раде того, чтобы сказать мастеру пару слов, Омега считала не нужным.
Коридоры академии по-прежнему были абсолютно тихи, лишь на первом этаже можно было услышать приглушённый шум, что доносился из столовой. Мари меж тем ступила на лестницу, что вела в западный луч, сейчас залитый янтарным заревом заката. Последние яркие лучи солнца играли с витражами, вырисовывая на сером полу их стеклянные розы. Мари шла неспешно, всё так же безразлично держа книгу в руке. И в этом совершенном безмолвии учебного луча шаги девы отдавались звонким эхом. На мгновенье Мари замерла пред кабинетом завуча, потом постучав, потянула на себя ручку и перешагнула порог небольшой немного темной коморки, это ощущение создавали плотные алые шторы, что почти полностью закрывали высокие витражные окна. От сумрака не спасали даже зажжённые свечи, напротив, их мягкий, золотистый свет в добавок создавал ощущение тесноты. Мари, не произнося ни слова, вошла и прикрыла дверь. Дева стояла смирно молча смотря на старушку. Профессор Семпрония, до этого момента заполнявшая журнал, подняла взгляд на студентку. То была среднего роста девушка с длинными платиновыми волосами, заплетёнными в тугие косы, стекающие по её плечам подобно двум тоненьким змейкам с блестящей в свете свечей чешуёй. Старушка ещё некоторое время рассматривала деву, в странном, несколько тупом молчании отметив, что взгляд серых глаз студентки совершенно пуст и бессмысленен. Девушка смотрит не на неё, как могло показаться из-за наклона головы, а куда-то сквозь, будто профессора Семпронии не существует.
— Что привело вас ко мне в столь поздний час? — поправив, немного сползшие на кончик длинного носа очки, с некоторым любопытством, спросила старушка.
— Я должна кое-что рассказать вам. — отрешённым тоном ответила Мари, всё так же продолжая смотреть куда-то за профессора.
— Тогда, прошу, присаживайтесь. — указав худой сморщенной рукой на стул рядом со своим столом начала завуч. — Я слушаю вас.
После этих слов профессор Семпрония ещё внимательнее уставилась на студентку, буквально улавливая каждое, даже самое незначительное её движение. Мари, подобрав подол форменного платья, присела на предложенное место и начала с того, что положила потрёпанный временем гримуар на стол, перед профессором Семпроней. Старушка сразу обратила внимание на книгу, и судя то тому как забегали её глаза, она знала, что это и кому принадлежит.
— Я начну, если вы не против. — опустив взгляд на сложенные на коленях ладони произнесла Мари, старушка кивнула, всё ещё кося взор на книгу. — Этот гримуар — один из дневников Белой розы, последний, просвещённый душе. — после этих слов дева сделала небольшую паузу, как бы разделяя свою речь на две части. — Меня зовут Маримьяна Наутиш, это я убила Эмилию Велоришь и Коломбину Сальватор, подставила Ириду Дорал и сейчас заняла тело Катарэи Рушь.
Всё это дева говорила с невероятным спокойствием и безразличием, так будто знает об этом завуч или нет не имеет никакого смысла и ничего не изменит. Лицо старушки напротив побледнело и как-то сузилось, отчего очки её опять сползли на кончик длинного носа. В выцветших, болотно зелёных глазах профессора Семпронии отчётливо читался ужас. Мари подняла взор, в этот раз уставившись на завуча пронзительно холодным взглядом. Старушка, молча сглотнув и поправив очки, тихо произнесла:
— Вы Маримьяна Наутиш. Вы убили Эмилию Велоришь и Коломбину Сальватор, подставили Ириду Дорал и сейчас заняли тело Катарэи Рушь.
Мари кивнула. Но старушка говорила это не для неё, а чисто для себя, чтобы ещё раз убедиться в том, что только что услышанное правда, а не её собственное желание поскорее разобраться в загадочных смертях, спихнув всё на первую попавшуюся студентку. Профессор Семпрония опустила голову, теперь её глаза смотрели в стол. Старушка начала массировать вески.
— И что же заставило вас признаться. — несколько рассеянным тоном произнесла завуч.
В ответ на это Мари молчала. Она не знала ответа на этот вопрос. Да и должна ли кукла знать что, и зачем она делает? Кукла просто делает то, что ей велит кукловод, она идёт строго по ниточке, не отклоняясь и не отступая. Профессор Семпрония подняла на студентку взор, Мари сидела неестественно неподвижно. Тяжко выдохнув и оперевшись о стол, старушка неспешно поднялась с места, годы всё же давали о себе знать болью в спине и усталостью в ногах. Обогнув свой стол, она встала перед Мари, студентка повернулась в её сторону, теперь не сводя взгляда с завуча. Профессор Семпрония сделала ещё несколько шагов подходя ближе. Мари это нисколько не насторожило, она продолжила спокойно сидеть на своём месте. Тогда старушка, возвышающаяся над ней точно скала, сделала мягкое движение над головой девы, будто проверяя не держат ли её невидимые нити. И ведь правда, её дряблые пальцы натолкнулись на едва уловимое препятствие. Кукловод связавший Мари явно был сильнее старушки, а потому профессор Семпрония не могла видеть нитей, да и ясно почувствовать их тоже. Но она была уверена, её пальцы почувствовали ту самую нить.
В этот момент по кабинету разнёсся тихий, но такой тяжёлый перезвон — это дрогнули крылья Омеги, что только сейчас поняла, в какую ловушку угодил её мастер. От неожиданности профессор Семпрония слегка вздрогнула, оглядывая свою коморку. В ней было сумрачно и тесно. Высокие окна, были слегка прикрыты плотными шторами. На стол из темного дерева падал мягкий свет свечей, освещающая чернильницу и перо, бумаги и старый бархат гримуара, принесенного Мари. Взгляд старушки метнулся к двери, она была закрыта, но не заперта. Впрочем, кабинет завуча был не тем местом, где можно незаметно спрятаться. Может это был запоздалый звонок? Или дежурные просто решили побаловаться? Несмотря на эти мысли старушку не покидало стойкое ощущение, что в этой комнате они с Мари не одни. Ей казалось, что на них кто-то смотрит. Старушка буквально чувствовала этот настойчивый, полный чистого ужаса взгляд, но найти его владельца завуч не могла.
— Я сейчас вернусь, подождите меня здесь. — с этими словами, произнесенными явно сдавленным тоном, старушка буквально метнулась к двери, до того ей было неприятно находиться в собственном кабинете.
Вдруг её слух вновь уловил тяжёлый, но в этот раз невероятно быстрый звон. Будто нечто, что находилось в кабинете, вылетело вон как только она приоткрыла дверь. Профессор Семпрония, сейчас уже сама бледная от страха, напрочь позабыв о боли в спине выскочила из кабинета, заперев дверь на ключ. Но этого ей отчего-то показалось мало. Старушка приложила ладонь к двери и тихо, но быстро прошептала: «войти и выйти можно только через дверь. Дверь могу открыть только я и только тем ключом, которым дверь была заперта». Что ж, этих слов Омега уже не слышала. Зажмурив тёмные, точно бездна глаза бабочка ухватилась за незримую нить, что должна была привести её к кукловоду. Её сила, достаточно близкая к чуду, в полной мере позволяла ей найти неизвестно что и неизвестно где.
Коридор учебного луча, всё ещё залитый светом закатного солнца, быстро сменился лестницей, ведущей вниз, затем другим, более тёмным коридором, плакальщики не слышали тяжелого звона крыльев Омеги. Быстро миновав круговой коридор, бабочка вновь устремилась вверх, по лестнице южного луча. Она пролетела совсем немного, буквально до третьего этажа. Сложив крылья, Омега опустилась на ноги, замерев на нижней ступени. Её горящие яростью глаза смотрели в спину неспешно поднимающейся на верх девушки. Она шла медленно, крепко держась за перила длинными костлявыми пальцами. Омега, спокойно выдохнув, закрыла глаза. Её крылья слегка завибрировали, издавая всё тот же тяжёлый звон. Бабочка мягко взмахнула изящной, мертвенно-бледной ручкой. В её ладонь тут же легла рукоять магического полупрозрачного меча, перламутрово-чёрного цвета. Стиснув зубы, Омега резко распахнула ресницы. Лёгкая вспышка серебристого света прокатилась волной по её телу от макушки до пят, даруя ей плоть. Крылья Омеги вновь развернулись, её ноги оторвались от земли, и она стремительной, карающей стрелой ринулась вверх по лестнице.
Иллария даже не успела обернуться на звук, как её живот пронзил, пропитанный яростью клинок. Ведьма лишь изумлённо воскликнула. В её голосе не было боли или ужаса, лишь непонимание и шок. Пальцы Илларии сами собой разжали перила, а тело, поддавшись рывку Омеги, которым она вынула меч из её живота, полетело в низ. Несколько мгновений, бабочка, на лице которой застыло выражение чистого торжества, могла созерцать фонтан крови, вырвавшийся из нутра ведьмы, а потом… Потом, когда тело Илларии ударилось о мраморный пол, тишину нарушил не глухой шлепок, а пронзительный звон бьющегося, об пол, на тысячи осколков фарфора. Омега замерла. От торжества на её лице не осталось и следа, лишь тупой ступор, медленно сменяющийся волной страха, ужаса, а быть может истерики! Пред ней на мраморном полу лежало множество белоснежных осколков: крупных, почти с ладонь, и мелких, точно пыль, и ни капли крови и плоти. Крылья Омеги вновь дрогнули издав тяжёлый звон, рука держащаяся меч, перепачканный в мелу, опустилась, и бабочка сделала шаг назад, прижимаясь к холодному стеклу витражных окон. Она не помнила, что она только что сделала. Что она вообще здесь делает? Откуда здесь разбившаяся статуэтка, и почему на её мече мел? Это она разрубила её? Зачем? Для чего? Омега не помнила ничего от слова «совсем»! И правда, что она делает здесь, на лестнице ведущей в южный луч? Зачем пришла сюда? Зачем держит меч в руке? И чем была эта фарфоровая статуэтка? Человеком? Ведьмой? А может ничего этого не было? Омега сделала ещё один шаг назад, теперь уже всем телом ощущая холод стекла. Бабочка впервые за многие века испытывала такие сильные эмоции. Она впервые так часто и прерывисто дышала. Её сердце впервые билось так сильно, что давило грудь. Судорожно сглотнув и тщетно пытаясь успокоится, Омега вонзила волшебный меч в мрамор и опираясь о него, упала на колени бессмысленно смотря в пол, белый от множества крошечных осколков, широко распахнутыми глазами. Бабочка тщетно пыталась вспомнить последние секунды, разглядывая разбившуюся статуэтку. Её отломившиеся ноги, тонкие руки и длинные пальцы, что валялись по всему лестничному пролёту мелкими и средними осколками. Её разлетевшиеся от удара об пол на несколько крупных кусков тело. Её проломленную сзади голову, которая почти раскололась на две части. И много, много мела, который буквально окрасил в белый серый мрамор пола. Что же всё-таки здесь произошло?
Прошла добрая минута, прежде чем Омега, опираясь о свой меч, поднялась с колен. Её чёрные глаза всё ещё были безумно широко распахнуты, тупо смотря в пол. Она так и не смогла осмыслить произошедшее, но вспомнила, что её мастер сейчас в беде, и если она не поторопиться, ей придётся искать нового, дабы обессилев не помереть с голоду.