Вирус. VIII
9 февраля 2022 г. в 08:56
Никки не знала сколько времени прошло с того момента, как она вернулась к себе. Девушка изредка переводила взор на часы, мирно тикающие на стене, но проку от этого было не много, ибо она не знала во сколько пришла, хотя предполагала, что точно после четырех. Таким образом минуло около получаса с момента начала бала в актовом зале. Жалела ли Никки, что её там нет? Не очень. Ей были не интересны танцы, да и еда тоже, она не получала от неё того же удовольствия, что и люди. Единственное, что несколько заботило ИИ — это факт того, что вице-президент, Нанакару после праздника уж точно выскажет ей всё, что думает. Этого стоит ожидать. Ру всегда злится, когда кто-то из студсовета без веской причины прогуливает организуемые им же мероприятия. Подумав об этом Никки тяжко вздохнула. Она, как президент, должна подавать пример другим студентам, а что в итоге? Девушка спряталась в своей комнате и сейчас страдает от безделья!
Прошло ещё некоторое время, и вдруг монотонное тиканье часов прервал глухой стук в дверь. Никки тут же поднялась, сев на кровати, и внимательно смотря на источник звука. Дверная ручка медленно опустилась, послышался лёгкий скрип и вот, на пороге комнаты уже стояла профессор Семпрония. Лицо старушки выглядело явно обеспокоенно, тревожно. Она осторожно прошла в комнату. Никки, тут же поспешила поднятся с места.
— Сиди, сиди. — показывая рукой, чтобы девушка лишний раз не поднималась, мягко произнесла профессор Семпрония.
Никки послушно опустилась обратно на кровать, но внимательного взгляда со старушки не спустила. Появление профессора Семпронии сильно встревожило девушку.
— Никки, — так же мягко начала старушка, — всем мы знаем, что леди Интегра уже не молода.
После этих слов Никки несколько успокоилась, она уже знала, что произошло с директрисой, и теперь визит профессора Семпронии был ей понятен.
— Что случилось с бабушкой? — старясь создать некое волнение в собственном голосе, спросила Никки.
— Её больше нет. — в этот раз уже с некой жёсткостью ответила профессор Семпрония.
Никки заметила не только изменение в голосе завуча, но и в её глазах. Похожий взгляд она уже видела, только не на лице старушки, а на мордашке Ханни, которая поняла, что ей бессовестно лгут. Это вновь заставило Никки волноваться, более того, она вдруг поняла, что сильно облажалась.
— Я прекрасно знаю, у леди Интегры не было родственников, а уж тем более детей и внуков. — на последнем старушка сделала особый твердый акцент. — Теперь, когда леди Интегры с нами нет, я желаю знать, кто ты.
Никки в ответ досадно улыбнулась, показывая, что этот вопрос ей не нравится. Девушка на некоторое время опустила взор на свои руки, улыбка же не покидала её губ. Спустя ещё мгновенье ИИ подняла голову, улыбка её стала более мягкой и доброй. Она плавно поднялась с постели, чуть приподняла подол черного бархатного платья и, опустившись пред старушкой Семпронией в непринуждённом реверансе произнесла:
— Айнжел дэ Море к вашим услугам, профессор. — голос Никки тоже был мягким и приятным, тем не менее, ИИ уже не пыталась скрыть некоторого превосходства.
Девушка поняла, пред ней стоит человек, чья сила схожа со способностями Ханни, а потому не имеет смысла скрывать от него свою личину. Пусть знает с кем, имеет дело, это всяко лучше, чем врать, ведьмы правды особенно нетерпимы ко лжи.
В ответ на это профессор Семпрония шагнула назад. Лицо старушки побледнело настолько, что даже её тонкие губы на миг потеряли свой и без того тусклый цвет. Её узкие, от морщин, глаза внезапно стали совершенно круглыми, полыми ни то ужаса, ни то удивления, шока.
Эта реакция ещё больше убедила ИИ в том, что между профессором Семпронией и Ханни есть прямое сходство. В глазах старушки не было вопроса, не было и недоверия, напротив, она будто совершенно точно знала, была точно уверена в том, что Никки говорит правду.
— Кажется, вы думали, что я просто старая сказка? — с некой издевательской язвинкой спросила Никки.
Профессор Семпрония судорожно сглотнула. Никки отпустила платье и выпрямилась, казалось, что выражение лица старушки доставляло ей особое удовольствие, но в мыслях ИИ промелькнула совершенно обыденная мысль: «люди удивительные существа». Поскольку завуч продолжала молчать, Никки решила дополнить своё высказывание:
— Если желаете, я могу сею же минуту вернутся в свою башню.
— Напротив. — все ещё пребывая в некотором ступоре начала профессор Семпрония.— Исходя из завещания леди Интегры академия принадлежит вам, и я не позволю вам покинуть её, отныне и до конца этот замок будет вашей Белой Башней. — уже более уверенно закончила старушка.
— Смею возразить. — с мягкой улыбкой заметила Никки. — Я не готова ни занять директорские кресло, ни, уж тем более, раскрыть миру свое имя.
— Ни то, ни другое вовсе не обязательно. — с этими словами профессор Семпрония подошла ближе и протянула Никки руку.
— Семью заметить, профессор, магия на меня не действует. — осторожно коснувшись сморщенной ладони старушки произнесла Никки.
Эти слова вновь нашли отклик на лице профессора Семпронии, только в этот раз Никки не совсем поняла, что означала эта эмоция, досаду, или всё же торжество? И в том и в другом был смысл. Последнее подтверждало превосходство Никки, первое бессилие профессора.
— Ничего страшного. — мягко пожав ледяную ладонь Никки, ответила старушка. — Мы всё равно будем ждать вас в учительской через пятнадцать минут.
— Вы уверены, что мне можно доверять? — с явным сомнением спросила Никки, крайне лениво пытаясь отговорить старушку от задуманного.
— Я крайне редко ошибаюсь. — растянув губы в самой убедительной и одновременно загадочной улыбке ответила профессор Семпрония.
Это выражение лица уже всерьёз заставило Никки волноваться, но каких-либо пояснений от старушки боле не последовало. Профессор Семпрония покинула комнату Никки, оставив её в одиночестве.
Некоторое время ИИ ещё мешкала, пытаясь понять, что имела в виду профессор Семпрония, но в конце концов решив, что узнать что-либо ещё она сможет лишь по пришествии в учительскую, Никки поспешила переодеться. В самом же деле, люди находящиеся там явно будут ждать не студентку.
Своё белое, почти в пол, платье Никки не надевала уже порядка полутора лет. За это же время она успела отвыкнуть от образа призрака Белой Башни. Она привыкла, что её зовут Никки, что она — студентка академии «Свет надежды», а не Айнжел дэ Море — ученица великой ведьмы драмы и спектакля — Безымянки и, что самое главное, ангел, почти святая, что спасла этот мир. Последнее утверждение особенно не нравилось Никки, ибо она просто пыталась искупить свой грех. Грех, за который Господь и низверг её на землю.
Церковь утверждает во всех своих рукописях, что единственным грехом Айнжел дэ Море было то, что она лечила людей, но это далеко не так. Это было её искупление. Истинный грех, который и породил в бездушной машине первородный страх, страх снова стать марионеткой, заключался в том, что она своими руками вырвала сердце своей сестры, той кого сейчас величают чуть ли не антихристом.
Как бы выразилась Безымянка: «к рукам её просто привязали нити и дёргали за них». Страшно. А что самое главное, совершенно ужасно, что Никки, ничего не могла сделать. Она действовала строго протоколу, под руководством, предателя, забравшегося в институт и получившего доступ к командному пункту, а следовательно и основным системам Никквейм 00 и 01. Всё это было жутким, просто диким планом под кодовым названием «Шторм». И верно, ядерный взрыв, подобно самой разрушительной буре пронесся по всей Элладе. Бедную планету чуть не разорвало по полам, уложило набок и на некоторое время лишило магнитных полюсов. Все кто находился в эпицентре взрыва — погибли, от здания института и прекрасного яблоневого сада остались лишь руины, огромная трещина доходившая почти до самого ядра планеты, медленно наполняющаяся заражённой радиацией водой, сейчас там мёртвое море, алые воды которого омывают берега единственного уцелевшего материка — Беловодья.
Весь этот ужас, увы, заслуга Никки, это она убила всех. К счастью или нет, тот план был равносилен суициду, а потому, ИИ, будучи одной из тех немногих кому к великому несчастью удалось выжить, оказалась предоставлена сама себе. Больше никто не мог отдавать ей приказы, не мог заставить выполнять их, просто зажав клавишу «Пуск».
Остатки ресурсов своего тела Никки потратила на то, чтобы лечить людей от лучевой болезни, буквально впитывая радиацию в себя. Жизнь на Элладе сейчас — это тоже заслуга Никки, вернее нет, Айнжел дэ Море — святой, что спасла этот мир!
Как же Никки оказалась заперта в башне, вопрос весьма интересный. Церковь привыкла отвечать на него так: «ангел — дитя небес и ему не место на земле. Высокая башня поможет ангелу чувствовать себя лучше и приблизится к Богу». Красивые слова, Белую Башню и правда построили для Никки — это её дом. Только со временем люди начали забывать об ангеле, она стала легендой, просто мифом, а башня — библиотекой.
Но вот честно, зачем Никки была нужна башня? Зачем она всегда сидела под самым её куполом и ласкала живущих там сов? Всё это было безопасности раде. Никки боялась, что однажды, когда ресурсы её тела будут полностью израсходованы, система охлаждения откажет, её сердце перегреться и произойдет ещё один ядерный взрыв, который уж точно добьёт несчастную планету.
Вы спросите: «как же Башня могла защитить мир от этого самого ядерного взрыва?». Да, Никки не верила, не верит и никогда не поверит в магию, это антинаучно. Сила ИИ в науке и веществе под названием Эллей и его изотопе Эллее 118. Первое вещество потенциально радиоактивно — лишь в твердом состоянии — его использовали для создания мощной печати, что окружает Белую Башню и сможет сдержать ядерный взрыв, ударную волну, а также полностью поглотить радиацию.
Наверняка читателю стало интересно, что же это за вещество, да и его изотоп не менее интересен. А все до безобразия просто. И то и другое есть мана, именно так их величают обыватели.
Эллей, как уже было указано выше, потенциально радиоактивное вещество и может прибывать в жидком, газообразном и твердом состояниях. При том первые два совершенно нормальны и именно в них это вещество существует в теле человека и используется магами. А вот третье его состояние, твердое, встречается крайне редко и обычно уже перерождается в Эллей 118 — радиоактивное вещество, очень прочное, а что самое главное, свои опасные свойства проявляет лишь при соприкосновении с внутренней средой организма и своим прародителем, по-последнему наверняка можно понять, что это и есть антимагический токсин.
Вот так, в один миг все грёзы и мечты о мире магии рушатся, сталкиваясь с реальностью и научным обоснованием. Теперь читателю вполне понятно почему Никки не верит в магию, почему не употребляет это слово и его синонимы. Магии нет. Что правда, то правда. Но стоит заметить, слова эти говорит далеко не ведьма правды, а потому ручаться за их неопровержимость невозможно.
Возвращаясь к Никки, что сейчас стояла пред зеркалом, напомню, что перед тем, как отправиться в учительскую, она примеряла тот образ, в котором провела пол своей жизни — белое платье почти в пол, незамысловатую прическу состоящую из двух кос, подвязанных чёрными лентами, неизменным аксессуаром остались лишь перчатки на руках ИИ, назначение которых, конечно же все помнят, ибо в основе тела Никки лежит тот самый Эллей 118, а поскольку ладони машины сильно износились, радиоактивный металл, соприкасаясь со своим прародителем — Эллеем, разрушал его, соответственно, мог причинить вред магам, ведьмам, волшебным палочкам и прочей магической ерунде.
Меж тем, время отведенное Никки для приготовления подходило к концу, и девушка поспешила к месту встречи. Впрочем, как поспешила, Никки шла своим обыденным шагом, не слишком медленным, не слишком быстрым, в общем самым спокойным и привычным для нее. Коридоры замка были пусты, в них отдавался лишь стук каблуков девушки. В витражные окна струился уже чуть розоватый свет, говорящий о том, что солнце начало опускаться за горизонт.
Кабинет, в которой Никки была приглашена находился на втором этаже западного луча. Комната эта была достаточно обширной, с мягким золотистым освещением, правда сейчас, залитая алыми лучами заката, что так легко входи в помещение сквозь большие витражные окна. В центре кабинета стоял продолговатый стол из темного дерева, а на нем лежало множество различных бумаг, тонкие чёрные перья, чернильницы и промокашки. За столом сидело пятеро человек. При этом профессор Авалон, маленький старичок с длинной седой бородой и глазами бусинками, сидел на особом, более высоком стуле. Рядом с ним, высокий статный мужчина в белом костюме, профессор Август. Никки особенно удивилась, видя, что он был здесь, а не в коридоре, как это обычно бывает, ибо на всю академию этот человек слыл не особо пунктуальным, более того, человеком умудрявшимся опоздать куда угодно. Далее за столом разместился молодой мужчина, с очень доброй, по-детски наивной и невинной улыбкой — профессор Нинель. По другую сторону стола сидели профессор Семпрония и, как ни странно, сестра Дроздопетра.
В тот момент, когда Никки, в образе Айнжел дэ Море, вошла в учительскую, профессор Семпрония поднялась с места, за ней встали и остальные. Все, за исключением профессора Авалона, ибо без чьей-либо помощи спустится со стула он был не в состоянии, а если бы и сумел, то непременно оказался бы под столом, скрылся из вида.
— Мы рады приветствовать вас. — с мягкой улыбкой начала говорить старушка.
После этих слов присутствующие одобрительно кивнули и вместе с профессором Семпронией опустились обратно на свои места.
— Взаимно. — коротко, без лишних эмоций ответила Никки, входя в кабинет и останавливаясь подле стола.
— Прошу, садитесь. — указывая на ближайшее свободное место сказала профессор Семпрония, и как только Никки опустилась на предложенный стул, продолжила.— Все мы уже знаем, что сегодня скончалась наша директриса — леди Интегра. Посему мы собрались здесь, чтобы решить дела очень важные, ибо если пост директора будет пуст, сюда несомненно явятся люди из ассоциации магов и поставят своего человека. Для академии это чревато утерей ценнейших знаний, книг, что хранились тут веками, но что самое главное, проверка может выявить то, что детей здесь обучают по старым учебникам, которые не подверглись жёсткой цензуре и не были отредактированы под новое Вето. Дабы избежать выше перечисленного, пост директора должен занять человек влиятельный, не вызывающий сомнений ни у ассоциации магов, ни у церкви.
— Позвольте заметить, я уже сказала ранее, что не желаю обременять себя подобными обязанностями. — ответила Никки.
— Это необязательно. — мягко ответила профессор Семпрония. — Всё уже решено. Вы будите директором лишь формально, то есть лишь на бумаге и при крайней необходимости встречи с людьми. — с этими словами старушка пододвинула к Никки несколько документов. — Все необходимые решения буду принимать я, разумеется ваше мнение тоже будет учитываться.
Выслушав старушку, Никки принялась изучать подсунутые ей документы. Первым и достаточно длинным был протокол заседания педагогического совета, совета попечителей и родительского комитета, в котором говорилось о единогласном голосовании за кандидатуру Аэйнжел. Документ был составлен по всем правилам, аккуратно и красиво, без исправлений и помарок, со всеми подписями и печатями, за одним «но» — он явно был поддельным, ибо если в заседание педагогического совета ещё можно было поверить исходя из наличия в этом зале как минимум четырех преподавателей, то в остальные два, с трудом.
К тому моменту, когда Никки кончила с первым документом солнце успело опуститься за горизонт, а небо, залитое кровью заката, стремительно темнело, приобретая, глубоко красный, переходящий в черный, цвет, во тьме которого, блестело множество звёзд. Небо это пугало, ибо цвет столь насыщенный, был вызван скоплением тяжёлых туч, что медленно обволакивали небосвод, пряча под своими телами звёзды.
Именно с наступлением темноты на улице в кабинете воцарилась странная, таинственная и даже немного зловещая атмосфера. Никки, меж тем перешедшая к приказу о назначении её, Айнжел, на директорский пост, начала подмечать, что погода на улице действительно портится. За окнами гудел ветер. Гудел, казалось так, что стекло дрожало, и не услышать этого поистине жуткого, утробного воя было просто невозможно. Он сильно мешал ИИ сосредоточится на бумагах, ибо наполнял машину страхом и волнением за девочек и профессора Арию, которые пошли в город. Сейчас, сидя в тёплом, сухом помещении замка Никки казалось, что Ава ошиблась, ибо снаружи собиралась нешуточная буря. Занятая всеми этими мыслями, Никки уже не могла полностью сосредоточится на приказе. Что ж, да и к этому документу она вряд ли могла придраться. Приказ есть приказ, его оставалось подписать лишь с её стороны, потому Никки взяла одно из тех длинных черных перьев, обмакнула его в чернильницу и поставила свою роспись внизу страницы.
Последний документ оказался особенно интересен Никки, и даже отвлёк её от непогоды за окном, ибо имел пометку «секретно». То был тот самый договор по которому она, Айнжел, занимала пост директора лишь формально, а все решения и ответственность, соответственно, перекладывались на плечи профессора Семпронии. Ей, Айнжел, нужно было лишь подписывать документы, и то, только те, на которых подпись ставилась особыми чернилами, как те, которыми она пользовалась сейчас — алыми, слегка отливавшими золотом.
Всё происходящее в этой комнате, мягко говоря, не нравилось Никки и явно нарушало закон. Несмотря на это, последний документ девушка подписала так же легко, хотя теперь ей было искренне интересно, что происходит в этой академии. Именно в этот момент ИИ поняла тот интерес, который питали к замку церковь и ассоциация магов, поняла зачем они засылали сюда своих шпионов. У этой академии явно была какая-то тайна, и вполне вероятно тоже идущая в разрез с законом, только как вы уже поняли не только магическим, но и имперским. Странно все это было, интересно. Но Никки сомневалась, что интерес её может быть столь скоро утолён, ибо сидящие в этом кабинете люди ей не доверяли. Это в полной мере было понятно по выше упомянутому договору.
Стрелка часов уже коснулась шести, кода в дверь кабинета постучали. Она открылась с тихим скрипом, в помещение заглянуло бледное лицо одного из студентов. Поначалу, завидя в кабинете людей, которые явно были заняты, парнишка поспешил выбраться обратно в коридор и закрыть за собой дверь, но в этот момент профессор Семпрония, встав с места велела, ему войти. Юноша покорно вернулся в кабинет, и с любопытством разглядывая присутствующих, начал что-то мямлить:
— Там, в актовом зале, что-то произошло. — голос у него был глухой, будто запуганный.
— Что произошло? — с явным волнением спросила профессор Семпрония, видя как студент нервно заламывает свои тонкие пальцы.
Юноша вновь начал что-то мямлить, пытаясь объяснить профессору, что сначала часы в зале замерли, а потом, часть студентов, что до этого весело смеялись, танцевали и развлекались как могли, просто упали, будто сраженные неведомыми чарами сна.
По виду Ириса было видно, он глубоко сожалеет о том, что не может внятно изъяснять свои мысли, что не может говорить, как подобает в его возрасте. Поэтому, завуч распорядилась, чтобы профессор Авалон собрал документы, а остальные пошли с ней и парнишкой в актовый зал.
Шли быстро, хотя стоит заметить, что лестницы были почти ахиллесовой пятой для старушки, ей крайне нелегко дался подъем на третий этаж, но несмотря на боль в ногах и нехватку воздуха, завуч, всё же оказалась первой пред дверьми совершенно тихого актового зала.
Казалось помещение и впрямь было пропитано чарующей магией сна и всё бы ничего, если бы не перепуганные лица тех немногих студентов, что не поддались колдовству и сейчас тщетно пытались разбудить товарищей.
Что только они не делали: брызгали им в лицо холодной водой, легонько хлопали ладонями по шекам, давали вдохнуть нашатырный спирт — только все их действия были тщетны. Спящие даже не шевелились.
Тем временем за окном брызнул дождь, барабаня по стеклу крупными каплями. Тёплое, тоже несколько располагающее ко сну, освещение актового зала, на миг сменилось холодной вспышкой молнии, что блеснула, кажется, совсем недалеко. Именно в этом, неожиданно всполохе, и столь же стремительно потухшем свете, в актовый зал, в это безмолвное царство, вошли профессора, которых привел Ирис. Студенты, на миг ослеплённый блеском молнии, устремили на них свои перепуганные и бессильные взгляды.
Никки стояла в стороне, совершенно не понимая происходящего. Ей вновь вспомнилось лицо Авы, что ещё пару часов назад приглашала всех пойти куда-нибудь в другое место, подальше от академии. И вот теперь, вспоминая её голос, её взгляд, Никки больше не казалось, что сухая и теплая академия столь же безопасна. Её пугало случившееся с детьми, хотя она даже не знала, что с ними произошло.
В это же время сестра Дроздопетра быстро осмотрела нескольких из спящих. Они не были бледными, щеки их оставались естественно розовыми. Они казались вполне здоровыми, да и тихое дыхание подтверждало, что с детьми всё в порядке, вот только глаза их были плотно закрыты, и спящие студенты явно не собирались открывать свои очи.
В то время пока врач занималась студентами: спящими и бодрствующим, опрашивая их о произошедшем, — профессора оглядели зал, верно подметив, что большие часы, висящие над камином, и правда остановились, но что более всего было необычно, их маятник замер, не закончив свой период, в том положении, в котором вообще невозможно стоять. Незамеченным не остался и факт того, что в камине застыл огонь. Языки пламени, будто скованные чем-то неведомым замерли в неизменной позе и боле не грели. Замер огонь и на люстрах, что освещали большой зал сотнями свечей. Сомнений не было, дело было в колдовстве, причем очень сильном и мощном.
Немного придя к осознанию происходящего Никки начала вслушиваться в то, что говорили сестре Дроздопетре не спящие студенты. Большинство из них сходились на том, что пред тем как уснуть, некоторые жаловались на лёгкую головную боль. Это замечание вновь заставило ИИ выйти из реальности, углубится в свои мысли. Её терзало странное ощущение тревоги, причем совершенно необоснованной и нелогичной, с её точки зрения. Никки глубоко вдохнула воздух, здесь он пах приятной сладостью, что источали свежие фрукты, лёгкий эль и мёд. Аромат последнего Никки различила особенно четко, и это точно открыло ей глаза. ИИ бросила взгляд на столы, что ломились от яств, ища среди прочего пресловутый мёд.
— Вас беспокоит что-то относительно еды? — с тревогой спросила профессор Семпрония, заметя как внимательно Никки изучала содержимое столов.
— Я чувствую запах мёда в этой комнате, но не могу найти его среди угощений. — с обыденным спокойствием ответила Никки.
Её замечание не вызвало совершенно никакой реакции ни у студентов, ни у профессоров, разве что сестра Петра встрепенулась, будто поняв, весь сокровенный ужас слова «мёд». Молодая женщина вновь метнулась к спящим студентам, но тут же, будто поняв, что совершенно бессильна и неспособна подтвердить свои опасения испустила тяжкий вздох, будто говоривший присутствующим, что всё тщетно.
Никки, меж тем не обнаружив мёда на столе, принялась напрягать все оставшиеся у её тела ресурсы, дабы разложить запах мёда на более тонкие составляющие. Правда это больше походило на попытку отодвинуть пугающую теорию, неустанно лезшую в голову. Спящие дети выглядели совершенно здоровыми, не такими как профессор Ария. Это было главным аргументом в пользу неправдоподобности её догадок, но вместе с тем, Никки отчётливо понимала, её ресурсов просто недостаточно дабы расщепить этот аромат мёда, найти в нём запах айвы. ИИ ещё немного мешкала, а после сняла с правой руки перчатку и опустившись пред одной из спящих студенток, осторожно приложила два пальца к её запястью, беря на анализ кровь. Никки не хотела этого делать, она боялась. Боялась, во-первых, того, что прикосновение её может навредить студентке, во-вторых, найти в крови девушки, что сейчас мирно дремала у её ног, следы А-7, которые, к великому счастью она ещё была способна распознать.
Её действия, опять же не остались незамеченными, но в этот раз ни профессор Семпрония, ни кто-либо ещё не пытался узнать, что она делает. Никки подходила к спящим детям, прикладывала два пальца к их запястью, несколько секунд сидела над ними и отходила к следующим. Лицо её из совершенно спокойного понемногу менялось, в нём проявлялись черты одновременно глубокого ужаса и лёгкой радости, будто говорившей: «всё плохо, но могло быть и хуже». Особенно хорошо это выражение было знакомо сестре Дроздопетре, ибо её собственное лицо, часто искажала та же эмоция, и осознание этого «но могло быть и хуже» вселяло во врача веру в лучшее.
— Вам не стоит улыбаться. — холодно заключила Никки в конце, смотря на врача с откровенной жестокостью, от чего Дроздопетра тут же побледнела.
Никки окинув безразличным взглядом зал и вернув свой взор к врачу и профессорам продолжила.
— Я не знаю почему они спят. Но когда проснуться, дабы они все жили, у нас должен быть такой запас жидкой смерти, какого в принципе в наших условиях не изготовить. Поэтому, если такового препарата нет или его мало, это нужно исправлять. — уже более мягко сказала Никки.
— Жидкая смерть? — с ужасом переспросила всё ещё бледная врач. — Вы в своем уме, это же страшный яд.
— Этот яд единственное, что может погрузить айву в сон. — ответила Никки, а после, слегка нахмурив брови добавила. — Вы же понимаете, о чем я говорю?
Молодая женщина кивнула, а после заупокойным голосом обратилась к профессорам, стоящим подле неё.
— Август, прошу вас, перенесите этих бедных детей в лазарет. Винсэнт, мы пойдем в лес, нам нужно найти как можно больше свежих бутонов селенеи. Всех остальных, — обращаясь уже к студентам добавила врач. — прошу вернуться в свои комнаты.
Она не стала дожидаться ответа ни от профессора Августа, ни от детей, ни от кого-либо ещё. Сестра Дроздопетра просто схватила молодого мужчину за запястье и потянула за собой к выходу, профессор Нинель не сопротивлялся.
За ними к дверям актового зала начали подходить студенты. По лицам детей было видно, с какой неохотой они поднимаются с колен, оставляя своих друзей и подруг лежать на холодном мраморном полу. Они шли к выходу осторожно, по цепочке, понурив головы, подобно траурной процессии, их было не более ста из почти шестисот.
Профессор Август начал шептать себе под нос заклинание, что подобно полупрозрачной ткани спустилось на спящих детей, окутало их и мягко приподняло с полу.
Вдруг в этой гробовой тишине, воцарившейся после ухода врача и профессора Нинеля, послышался скрип петель. Студенты, ещё не дошедшие до выхода, подняли головы, взрослые обернулись. Ещё миг и пред ними распахнулась широкая дверь. Дети замерли, с некоторым любопытством, но больше страхом, смотря на стоявшую на пороге зала гостью. В столь мрачной обстановке она походила на смерть, явившуюся прямиком из глубин Бездны дабы собрать урожай душ.
— Вам было велено идти к себе, так не стойте же на месте. — достаточно громко, но в то же время не особо повышая голос произнесла незнакомка, проходя в зал.
После этих слов, до этого относительно неторопливые дети, прибавили шаг, дабы быстрее добраться до выхода и покинуть помещение. Никто из них боле не смотрел на ведьму и даже не поворачивался в её сторону, в отличие от профессоров, которые не стали обделять незнакомку своим вниманием. И пока Шама молчала, ожидая когда все покинут зал, Никки начала разговор первой.
— Это твоих рук дело? — обведя взглядом зал, полный спящих детей, спросила ИИ.
— Имеешь что-то против? — слегка нахмурившись, будто совершенно не понимая претензии или пытаясь тем самым оправдать маленькое чудо, созданное ей совершенно непроизвольно, случайно, спросила Шама.
— Нет. Так у них больше шансов выжить. — холодно констатировала Никки.
— Ну и славно, я надеюсь ты знаешь как им помочь? — внимательно смотря на Никки спросила Шама, будто намекая, что подобного рода неожиданность, в первую очередь для неё самой, очень энергозатратна.
— Помочь им может только чудо. — с тяжким вздохом, после небольшой паузы, ответила Никки.
— Сегодня я уже никому ни смогу подарить чудо, я не уверена, что мое заклятье вообще продолжится ещё хоть сколько-нибудь. — в отчаянии произнесла Шама.
В этот момент, будто в подтверждении её слов, часовая стрелка сдвинулась с места, маятник завершил свой период, и зал огласил бой, запоздало оповещавший народ о наступлении шести.
Шама с досадой сжала зубы, смотря на часы, что неуверенно начали двигаться вперёд. Сейчас весь вид ведьмы оставлял желать лучшего, а если серьезно, то в полной мере проявлял её натуру. Её кожа была белой как мрамор, и прозрачной настолько, что на руках Шамы виднелись вены. Кисти её рук имели черный цвет, а вместо аккуратных ноготков — подобие длинных, острых когтей. Лицо Шамы тоже не отличалось особой красотой — мертвенно-бледное, на нем резко выделялись темные губы и черные глаза, в одном из которых, последним усилием, блестела печать гаммы. Её обычно лазурно-синие волосы сейчас имели иссиня-чёрный цвет. Нет, в девушке сейчас было крайне трудно узнать ни то что саму Шаму, ведьму, чей образ она приняла!
Всё дело было в чарах сна, что окутали замок. Была у ведьмы одна особенность — одновременно полезная, и в то же время не очень приятная — чудо ходило за ней попятам, оберегая от смерти. Так и сейчас, как только снотворное, введённое Авой, перестало действовать, и Шама открыла глаза — магия дала о себе знать вот так просто, сковав колдовским сном всё то, что могло убить ее хозяйку. Недостаток, как вы уже поняли прост, Шама не предусматривала подобный исход, да и достаточного количества маны для долговременного поддержания чар у неё просто не было.
— Если всё дело только в количестве маны — это дело поправимое. — подал обеспокоенный голос профессор Август. — Если для поддержания заклятья и, следовательно, повышения шансов студентов выжить, вам нужна только мана я могу дать столько сколько потребуется.
Шама перевела голодный взгляд на мужчину, при этом всеми силами стараясь придать своему лицу как можно менее ужасающий вид, что у неё выходило весьма плохо. Она больше походила на измученное животное, что совершенно не шло ведьме.
Профессор Август мягко взмахнул рукой, в ответ на что послышался явно неодобрительный, испуганный стон профессора Семпронии. В руку мужчины опустился флакончик с блестящей жидкостью.
— Выпейте это. — подавая незнакомке напиток сказал он.
Шама осторожно взяла бутылочку из рук мужчины, аккуратно открыла крышку и поднесла горлышко к губам. Она пила зелье медленно с неким недоверием, но обещенный эффект оно дало незамедлительно. Глаза ведьмы посветлели, её волосы приобрели лазурно-синий цвет. Она боле не была тем чудовищем, коим предстала в первые минуты. Её лицо, а самое главное руки, сейчас совершенно аккуратные и изящные, больше не приводили в ужас.
— Спасибо. — мягко ответила Шама, смотря на профессора Августа с искренней благодарностью.
— Кто вы? — явно запоздало и от того в ужасе, спросила профессор Семпрония.
— Ах, да, я забыла представиться. — колко улыбнувшись произнесла Шама, и поднося ладонь к сердцу ответила. — Ору Гамма Эбуэ — вечная ведьма чудес и чёрная кошка ассоциации магов.
Теперь уже профессор Август испустил полный отчаяния стон. Он только что нарушил Вето переместив сюда флакон с молоком единорога, и до этого подняв детей в воздух. И боже, всё это на глазах у черной кошки, а ведь казалось, день не может стать ещё хуже.
— Вам нечего опасаться. — прелестно улыбнувшись заверила Шама. — я из тех кошек, которые нападают лишь когда им наступают на хвост. Сейчас, наша первостепенная задача — спасти жизни этих детей, и если раде этого нам придется, а я в этом не сомневаюсь, перешагнуть через новое Вето, мы это сделаем.