Эпитафия Эдэль

      После того как антидот был успешно опробован и не дал каких-либо побочных эффектов, леди Айнжел, профессор Ария и профессор Нинель, доктор Сапфир и сестра Дроздопетра наконец приступили к лечению детей. Что же касается миледи, то завхоз взялся проводить молодую женщину до её комнаты. Она находилась на четвертом этаже главной башни. Это было очень тихое и теплое помещение выдержанное в тех же темных, но в то же время очень приятных глазу тонах, впрочем, как и весь замок. Из-за специфического расположения в ней не было окон, но в такую непогоду — это было большим плюсом. За каменными стенами не было слышно шума дождя и едва-едва различались раскаты грома.       Впрочем, наверно даже если бы в спальню проникал грохот этой нескончаемой канонады капель, Милиса бы все равно уснула. Девушка была слишком слабой и уставшей, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Да что там шум, её не особо тревожило даже то, что предложенная постель была не такой мягкой и вызывала лёгкий дискомфорт в области позвоночника. Другое дело, что её сну могли помешать дурные мысли, но и от них Милиса довольно скоро избавилась. Она была в лазарете и просто не почувствовала среди больных детей айву своей племянницы. Этого молодой женщине было более чем достаточно, чтобы совершенно спокойно провалится в сон. Он захватил её разум мгновенно, погружая в сладкое небытие.       По ощущениям прошла вечность прежде чем, сквозь дремоту, Милиса отчётливо ощутила чье-то теплое прикосновение. На мгновенье ей даже показалось, что это вернулся Сапфир, но девушка не чувствовала его запах ни рядом с собой, ни в отдолении, его не было в этой комнате. Напротив, в помещении запахло чем-то приторно сладким. Спросонья Милиса даже не поняла чем именно, ибо запах был настолько невесомым, что определить кому он принадлежит было невозможно. Тем временем нечто пристроилась совсем рядом, теперь Милиса отчётливо слышала его дыхание. С трудом открыв глаза, в полной темноте она различила силуэт девочки. Её длинные прямые волосы во тьме комнаты буквально сияли своей белизной. Судорожно втянув воздух, пытаясь различить в нем аромат айвы, Милиса окончательно проснулась. Нет, пред ней совершенно точно было не виденье! От столь сильного сладкого запаха даже начало щипать горло, и девушка, закашлявшись, буквально вскочила с постели, попутно слегка хлопнув в ладоши, зажигая огонь на свечах люстры. Мрак комнаты в ту же секунду залил приятный, теплый свет. Незваная гостья зажмурилась, она явно была не готова к столь резкой смене освещения. Милиса, напротив, смотрела на неё совершенно спокойно и даже несколько пугающе, из-за того, что от яркого света зрачок её сузился до крохотной щёлки. Впрочем, взгляд её, действительно, лишь казался грозным. На несколько секунд, от резкой перемены положения тела, девушка и вовсе потеряла зрение, видя перед собой лишь черноту.       Нагая девочка, протирая болящие от яркого света глаза, поднялась с подушек, сев на колени. Она склонила хорошенькую головку на бок, и всё ещё слегка жмурясь, жадно уставилась исподлобья на Милису. Губки её, красные как кровь, растянулись в зловещей ухмылке, показывая острые клыки. Милиса стояла спокойно и неподвижно, будто не обращая внимания на то, какие рожи ей корчит Богиня, лишь сердце молодой женщины колотилось как бешеное, из-за чего её грудь вновь начала болеть.       — Боишься меня? — с явной издёвкой прошипела девочка, а после ещё более колко, почти с угрозой добавила. — Ты настолько ослабла, что смогла почувствовать меня только сейчас? Сейчас, когда я обрела плоть? А ведь до этого я всё время была рядом, я всё слышала, я всё знаю.       — Продолжай. — с неким безразличием произнесла Милиса, не спуская с Богини пронзительного взгляда.       Зрение уже вернулось к ней, и она могла разглядеть гостью во всех деталях. За многие века материальная оболочка Богини не претерпела некоих изменений, она точно сошла с церковной фрески. Прелестное, хрупкое создание с сияющей кожей, что на плечиках девочки, её кончиках пальцев и под глазами имела лёгкий коралловый оттенок. Её серые глаза были по-детски большими и обрамлены алыми ресничками. Лишь на губах был совсем недетский, жуткий оскал, от которого в страхе сводило живот. Хорошенькую, белокурую головку Айвы венчал колючий венок из алых роз и колючего терновника.       — До меня доходили слухи, будто ты вернулась. — скучающе начала она. — Признаюсь, я была беспечна, ибо не верила, что ты настоящая. Знаешь, много людей было, что прикрывались твоим именем. Но вот, судьба злодейка, свела нас вместе вновь. И что вижу! Это и правда ты! — оживлённо воскликнула девочка. — До этого мгновенья послезавтрашний день не входил в мои планы, но теперь я ещё пуще не желаю встречаться с Бэттой! — скривившись в наигранном испуге произнесла она. — Ты знаешь, я никогда не нападаю первой… А если и нападаю, то никогда не делаю это своими руками. — начала рассуждать девочка. — Поэтому, я не трону ни твоего любимого доктора, ни твою племянницу. — на последнем слове гостья противно улыбнулась, и, широко раскрыв глаза, уставилась на Милису, будто ожидая, что сейчас лицо её исказиться в гримасе ужаса.       Но нет, на лице Милисы по-прежнему не дрогнул ни один мускул, лишь её сердце начало стучать ещё чаще, отдаваясь острой болью в груди, всякий раз, как молодая женщина пыталась дышать. Она умело скрывала свой страх, но увы только внешне… Её дыхание стало реже, поверхностнее, дабы теперь ненароком не показать боль.       — Молчишь? — выждав с полминуты спросила Айва. — Тогда я продолжу. Ты помнишь наш уговор. Этот мир невероятно тесен для двух Богов, мой дорогой ангел, возомнивший себя равным мне… — сладко пролепетала Богиня. — Ты была низвергнута в пучины Ада, но вот, ты снова ходишь по земле, и надо же, какое несчастье, встречаешь меня… Я не вру, мне очень симпатична твоя племянница, более того, похоже она одна из нас… От этого особенно печально… И ты любишь её, не отрицай, это бесполезно… — тут голос гостьи вновь приобрел явно скучающие нотки. — Но речь не о ней. Я обещала помочь кое-кому. Проблема только в том, что вы путайте мне все карты. Ты, и этот дьявол. — с особым отвращением прошипев последнее слово, вновь наполняя свой голос оживлением, начала она. — Как я уже говорила ранее, в мои планы не входил послезавтрашний день. Но знаешь, затея эта мне изначально не нравилась. Признаюсь, Бэтту я и сама боюсь. А потому позволю вам вершить судьбу. Я буду ждать вас завтра в полночь, в месте о котором знает только черная кошка. Я хочу, чтобы вы убили меня. Если сможете, я отдам это тебе. — с этими словами девочка сняла с головы колючий венок и немного повертела его в нежных руках, а после оскалившись продолжила. — Если же я останусь жива, но проиграю, молись всем известным богам, ибо я буду зла, и гнев мой будет страшен. Я завершу то, что начала тысячу лет назад, и никто мне уже не помешает. Я сломаю тебя и снова сделаю своей верной собачкой. Ты будешь лежать у моего трона и целовать мои ноги. Ты будешь любить и боготворить меня, только меня и никого боле! А сейчас, мне пора. — неожиданно по-детски беспечным тоном объявила гостья. — Ни то это тело превратится в кучу мяса и костей. — с этими словами девочка прощально улыбнулась и оболочка её рассыпалась сотней, сверкающих в свете свечей, серебристых нитей, что медленно гасли, до тех про, пока полностью не растворились в пространстве, знаменуя, что существо это покинуло спальню столь же неожиданно, как и появилось в ней. Милиса больше не ощущала запаха Богини, с другой стороны, быть может от того, что она была слишком слаба?       Некоторое время Милиса ещё стояла на месте, после осторожно присела на край кровати. Её сердце ещё стучало так сильно и громко, что отдавалось в ушах и жгло грудь, во рту вновь ощущался сладковатый привкус крови. Молодая женщина тщетно пыталась успокоиться, прекрасно осознавая, что её страх лишь усугубляет и без того весьма незавидное положение. Из-за боли в груди было трудно дышать. Вдохи девушки были осторожными и неглубокими, а выдохи медленными и дрожащими, ей не хватало воздуха. Так, в мучительных попытках успокоится прошло минут пять. Сердце стало биться тише, но дышать всё ещё было сложно. Пред глазами Милисы начала появляется лёгкая мутная дымка и чёрные пятна. Проглотив сладковатый комок — смесь слюны и крови, девушка аккуратно легла на бок, буквально свернувшись калачиком у самого края постели, слабо хлопнула в ладоши и прикрыла глаза. Сейчас Милиса была слишком слаба что бы что-то делать, а уж тем более пытаться мешать существу, что удостоило её своим визитом. Девушке оставалось только надеяться, что Айва сказала правду, что до полуночи следующего дня они могут быть спокойны. Верила ли в это Милиса? Совершенно нет. Девушку лишь успокаивало то, что сказала Богиня о её племяннице: «похоже она одна из нас». Эти слова были для Милисы буквально спасительной соломинкой, верой в то, что если девочка задумает навредить Аве, то последняя узнает об этом замысле раньше, чем эта мысль окончательно оформится в голове Богини. Вторым лучиком надежды был Сапфир. Его Айва боялась буквально до дрожи в коленях. Причину этого страха Милиса не знала, хотя догадывалась. Доктор Сапфир был из тех магов, что могли тягаться в силе с ангелами и даже победить… Так, думая об этом, и все ещё пытаясь успокоится, Милиса вновь проволилась в сон.       Только дурные мысли и страх, что всё же погрузили уставший разум девушки в бессознательность, разбудили прячущиеся в самых дальних уголках её разума воспоминания. Те, о которых Милиса старательно пыталась забыть. Она желала стереть их из памяти. Сделать так, будто их и вовсе не существовало, ибо воспоминания эти были первопричиной её страха пред этой девочкой, которую церковь именует Богиней.       Это произошло давно. Сколько лет назад уже и не вспомнить, но кажется тогда Милиса была совсем молода. Ей было не больше двадцати трёх, она только научилась жить среди людей, понимать их чувства, но несмотря на это, моральная сторона ши всё ещё была чужда девушке. Она брала то, что хотела, так как ей это было удобно: красивыми речами, обворожительной улыбкой и блеском коварных, но таких чарующих глаз. У неё было всё! Любовь, признание людей, богатство и привлекательная внешность, она была сильна и умна. Но правда была в том, что всё из выше перечисленного было фальшивым, и спустя время перестало приносить Милисе удовольствие. Напротив, вызывало лишь отвращение к самой себе. А между тем она была уже в том возрасте, когда подавляющее большинство дам либо вышло замуж, либо в ближайшее время собиралось сделать это. У Милисы же не было человека, которого бы она любила, и который бы любил её, разумеется не за красивые глазки, сладкие речи и прелестную улыбку. А между тем подавляющее большинство дам в этом возрасте уже нянчили малюток. Ох, не высказать словами, какая чёрная зависть грызла душу Милисы, когда она видела молоденькую мамочку с красивым, пухленьким малышом.       По правде говоря, Милисе было вовсе ни к чему высшее общество и богатство. Она хотела жить где-нибудь подальше от столичной суеты, в аккуратненьком домике с розовым садом, в уютном тихом гнёздышке и растить свою малышку. Но её мечта разбилась в дребезги дважды. Для рожденья ребенка нужны двое: мужчина и женщина, а она была одна и делить постель с нелюбимым откровенно говоря не хотела. Что же касается настоятельницы сиротского дома, старушка мягко намекнула ей, что отдаст на воспитание малютку тоже, лишь в том случае, если у девушки будет муж. И никакие деньги, увы, не смогли вымолить у пожилой монахини дитя. Так, отчаявшись получить желаемое известными путями, Милиса начала изучать те науки, что позволили бы ей осуществить её мечту без второй половинки. Так на свет появилось знаменитое яблоко раздора — три дневника Белой розы! Но что же стало дальше? А дальше было вот что…       Над городом Белых Башен, в черном небе уже давно блестели огоньки звёзд. Была глубокая ночь. В небольшом доме, где жила Милиса было тихо. Дворецкий, мужчина преклонного возраста, уже давно спал, молоденькие служанки — тоже, и лишь хозяйка, спустившись в подвал, обустроенный под библиотеку — лабораторию, готовилась к долгожданному таинству. Её переполняли смешанные чувства — радость и трепет, и в то же время лёгкий страх. Пламя свечей, освещающих тёплым светом этот зал, взволнованно дрожало, будто вместе с Милисой предвкушая этот миг.       — Что ты делаешь? — с любопытством спросила Айва присев на стол.       На вид ей было лет одиннадцать, может двенадцать. Она была совершенно нага, лишь длинные пряди белоснежных волос едва прикрывали её ещё несформированную грудь. Её голову венчал колючий венок из крупных свежих бутонов алых роз.       — Сейчас увидишь. — возбуждённо, но в то же время сдержанно произнесла Милиса.       Девушка встала в центр преобразовательного круга, нанесенного мелом на деревянный пол, состоящего из трёх слоев: первого внешнего, наносимого один раз по часовой стрелке, для тела; первого внутреннего, наносимого два раза раз против часовой стрелки, для разума; второго внутреннего, наносимого три раза против часовой стрелки, для души.       Милиса осторожно опустилась на колени, закрыла глаза. В этот момент пламя в свечах, что окружали кольцо жизни, начало танцевать и искрится. Девушка поднесла руки к груди и начала медленно отводить их вперёд. Комната наполнилась сладким ароматом мёда и тёплым светом, нет, уже не свечей. Тонкие точно паутинка нити стали сплетаться в живое волокно, образовывая сияющий мягкий белый комок из которого, точно из податливой глины, разум Милисы вылепил маленькое подобие человека. Открыв глаза, Милиса нежно улыбнулась, смотря на прелестную кроху, что держала на руках. Малышка была теплой, с красивым округлым личиком: носик кнопочкой, пухленькие розовые губки и темные реснички на плотно закрытых глазах. Кроха мирно сопела, сжимая в кулачки аккуратные пальчики с маленькими ноготками. Милиса долго рассматривала ребёнка. На губах её появилась самая теплая и ласковая улыбка, а глаза заблестели счастьем. Она бережно прижала малышку к себе — мягкую, теплую — теперь она могла слышать её дыхание и биение сердца.       Айва изумлённо смотрела на Милису, и постепенно её шокированные личико искажал гнев. Прикусив губу девочка с силой сжала пальцы в кулаки, да так что ноготки её вонзились в ладони. Её буквально трясло от злости! Богиня топнув ножкой и вздёрнув носик резко отвернулась, тряхнув длинными белоснежными волосами. Но Милиса кажется не обратила никакого внимания на это, на что девочка разозлилась лишь сильнее.       — Если ты так хотела ребёнка, то могла просто затащить любого мужика в пастель, они бы с превеликим удовольствием сделали тебе эту пакость! — в отвращении указывая пальцем на кроху закричала Айва.       Милиса в ответ подняла на неё взор, буквально кричащий, что она ни за что и никогда не легла бы в одну постель с человеком которого не любит.       — Зачем тебе вообще эта дрянь! — резко подавшись вперёд и схватив Милису за волосы, подтягивая к себе, ещё громче прикрикнула Айва.       Милиса вновь смерила её осуждающим взглядом. Любой нормальный человек, а уж тем более ребенок, уловив на себе такой взор тот час бы смутился: опустил голову; завел руки за спину, заламывая пальцы, и извинился. Но кажется Богине было чуждо чувство стыда.       — Да кем ты себя возомнила! — неожиданно ударив Милису по щеке с ещё большей яростью закричала Айва.       Милиса стиснув губы крепче прижала к себе малыша и согнулась, как бы прикрывая его, пряча под собой. Да, ей было больно. Её лицо буквально горело, да так сильно, что слезы были готовы выступить из глаз. Только девушка была ещё слишком молода и глупа, наивна и безгранично преданна Богине. В происходящем она винила себя, пытаясь понять, что сделала не так. В её голове не было даже помыслов, что можно защищаться, что нужно это делать! Она просто не могла дать отпор человеку, в котором видела безоговорочный авторитет, человеку, который буквально стал её учителем!       — Кем ты себя возомнила? Неужто решила поставить себя выше меня?! Ты даже не человек, а уже решила стать чуть ли не творцом! — продолжила свою гневную тираду Богиня. — Ничего, я спущу тебя с небес на землю…       В этот момент Милису окончательно переполнило негодование, непонимание происходящего. Девушка не знала, что она сделала не так, чем заслужила гнев Богини. Все её нутро буквально кричало: нужно либо бежать, либо защищаться. Бежать было бесполезно Айва бы везде нашла её, другое дело — защищать свои интересы. Да, Милиса хоть и была безгранично преданна Богине, но прощаться с ребенком явно не хотела. Эта кроха была её мечтой, а Айва явно не собиралась объяснять, почему эта мечта неправильная. Это злило Милису. Но только девушка собралась оскалиться, как тонкие, но прочные точно сталь, белые паутинки айвы, крепко сдавили её. Да так сильно и крепко, что из горла Милисы вырвался сдавленный хрип. Она едва могла вдохнуть, а о том чтобы пошевелится речи и вовсе не шло! Айва подошла ближе, буквально вырвав из рук Милисы малышку. Именно в этот момент девушка совершенно ясно поняла, если она ничего не сделает, произойдет то, о чем она будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Но Богиня, будто поняв этот порыв ещё пуще стянула свои оковы, так что те врезались в плоть, пуская струйки крови. Милиса больше не могла сделать даже самый жалкий, незначительный вдох. Богиня с ухмылкой облизала губы и провела острым ноготком по нежному животику младенца, с некой брезгливостью коснулась мягкой кожи его тоненькой шейки и вдруг, послышался пронзительный хруст. Богиня, медленно сворачивая шею крохи, внимательно уставилась на Милису, смотря как неистовый ужас изменял лицо девушки, как её глаза наполнялись слезами. От боли Милиса не могла произнести и слова, хотя ей хотелось кричать!       Только в реальности оков на ней не было, а потому она распахнула полные ужаса глаза, проснувшись от собственного вскрика. Её трясло. Сердце вновь стучало как бешеное, от чего грудь буквально горела, мешая дышать. Милиса отчётливо понимала, всё это лишь кошмар, он уже кончился, кончился давно, но по её щекам всё равно текли слезы. Да, к этой крохе она не успела привязаться, но осознание «это моё» пришло к ней довольно четко, а потому потеря эта даже спустя века вспоминалась очень болезненно. Более того, она стала напутствием на всю оставшуюся жизнь.       Милиса очень трепетно относилась к воспитанию Авы, буквально берегла её настолько насколько это вообще было возможно, но всё равно десять лет назад допустила ужасную ошибку. Но что же теперь? Богиня даже не Мари, увы в ещё более отрицательном ключе. Айва этого существа куда более сильная, Милиса даже при большом желании не сможет дать девчонке отпор, особенно сейчас. От осознания этого страх девушки стал более навязчивым, не позволяя успокоиться, а уж тем более уснуть.       Хотя, вот правда, что она могла сделать? Ей едва ли хватит сил, чтобы подняться. Она настолько слаба, что больше не в состоянии ощутить присутствие более сильной айвы, что уж тут говорить о том, чтобы пытаться защитить кто-то? Сейчас ей самой был нужен хоть кто-нибудь, кто мог бы укрыть её от опасности, или хотя бы от страха. Но сейчас этот человек был далеко.       Прошло минут пять, сердце девушки сбавило темп, оставляя после себя лишь жгучую боль в области грудной клетки, что всё ещё мешала дышать. Теперь оставалось лишь унять слезы, которые, казалось нескончаемым ручьём катились из глаз. Милиса вновь свернулась клубочком у края кровати, что казалась ещё более неудобной, чем прежде, ни то обнимая сама себя, ни то впиваясь ноготками в кожу, от безысходности и отчаяния, царапая свою спину. Она больше не смогла уснуть, вслушиваясь в каждый шорох, различая, как за каменными стенами шумит дождь, и издко грохочет гром.