***
Акеан, покинув башню, быстрыми, но тихими шагами, всё теми же темными пыльными коридорами и нехожеными лестницами, спустился на второй этаж, носком ботинка настойчиво постучал в дверь. Она открылась быстро, впуская позднего гостя в небольшую, но аккуратную комнату, залитую тёплым светом свечей. — Не вижу ужаса на вашем лице. — с некой злостью бросил инквизитор, осторожно укладывая Милису на кровать, а после повернувшись лицом к доктору и сверля его гневным взглядом добавил. — Я желаю знать, раде чего всё это было. Сапфир стоящий у открытой двери и правда выглядел более чем спокойно. Доктора будто совершенно не испугало то, что произошло с его возлюбленной, но возможно лишь потому, что он ожидал худшего. — Вы не сможете потерпеть до утра? — спросил Сапфир, при этом было в его вопросе что-то такое, что будто констатировало факт. — Не смогу. — всё тем же тоном ответил инквизитор. — Тогда, прошу, присядьте. — мягко отозвался доктор, указывая на кресло. Акеан послушно опустился на предложенное место, нетерпеливо ожидая объяснений. Сапфир тем временем присел на кровать, ласково проведя тыльной стороной ладони по теплой щеке Милисы, слегка испачканной кровавыми отпечатками детских пальчиков. — Миледи ясно дала вам понять, из этой битвы вы в любом случае выйдете проигравшими. — произнёс Сапфир, попутно сделав мягкое движение рукой и взяв, буквально из воздуха, влажный платок, что слегка пах спиртом. — Ну говорила, я не вижу в этом ответа на мой вопрос. — раздражённо отозвался инквизитор. Сапфир, не поворачиваясь к нему лицом, ядовито улыбнулся, но улыбка его была такой лёгкой, что едва искривила губы мужчины. Он осторожно провёл мягкой тканью по щеке девушки, стирая кровь. — Неужели сегодня вы не усвоили ни один урок? Признаюсь, я могу лишь догадываться о том, что там произошло, но неужели в этом не было проку для вас? — спокойно спросил доктор, опуская руку на живот Милисы и острожно, не касаясь раны, стал обтирать кровь. — Урок! — чуть ли не взревев от злости, воскликнул инквизитор, вскакивая с места. — Верно. — вздохнув, произнес Сапфир. — И урок очень важный. Вы видели Бога, этим похвастаться может не каждый. Вы видели его истинное лицо, этим похвастаться могут лишь единицы. Вы смогли пробить скорлупу беззаветной веры и преданности, вы переродились. Теперь вы должны ответить на один единственный вопрос, причем совершенно четко и уверено. Кому служите вы и ваш меч? Отвечать сейчас не обязательно, но помните, времени у вас немного. Осталось меньше полугода. Но так ли это? — загадочно спросил Сапфир, неспешно повернувшись к инквизитору. — Ибо вы должны были умереть сегодня. Почему вы здесь? Почему стоите предо мной? — тонко ухмыльнувшись добавил доктор. Акеан опустился обратно в кресло, вопрос ввел его в тупик. Его взор упёрся в пол, а в памяти стазу всплыл преобразовательный круг, в центре которого он очнулся. — Почему вы не убили леди Гамму? Вы должны были сделать это, хотя бы если мыслить здраво. — снова спросил Сапфир, при этом голос его приобрел несколько укоризненный тон. Акеан стиснул зубы не желая признавать правоту ненавистного доктора. Но Сапфир был прав. Инквизитор должен был убить чудовище, и не себя ради, а во благо людей. — Вот вам и второй урок. — с лёгкой усмешкой продолжил Сапфир. — Вы бессмертны, господин великий инквизитор. Вы умерли сегодня, но таково ваше проклятье. Вы умерли не сожалея о своей смерти, вы умерли без гнева на человека, что убил вас, а потому, проклятье не отпустило вас в новое тело. Теперь вы должны ответить на один единственный вопрос, причем совершенно четко и уверено. Вы сможете убить ведьму, что прокляла вас? — спрашивая это Сапфир вновь повернулся лицом к явно осунувшемуся инквизитору. — Не сможете. — с холодной жестокостью добавил он. — Это и не плохо и не хорошо. Но это многое меняет. Теперь вы, в первую очередь, видите в ней партнёра, а не врага. Отсечь голову человеку, которому доверяешь, и который доверяет тебе — очень сложно. В вашем положении легче заслужить её прощенье. — уже мягко пояснил доктор. — Прощение… Да, я хочу, чтобы она простила меня, но я убил её мать у неё же на глазах. Это не прощают. — сдавленно пробормотал Акеан, продолжая изучать пол. — Вы снова усложняете себе жизнь. А ведь всё очень просто. — неодобрительно покачав головой, произнес Сапфир. — Просто? — вяло переведя помутневший взор на доктора спросил инквизитор. — Вопрос с которого мы начали наш разговор. Кому служите вы и ваш меч? — Вы намекаете на то, что я должен принести ей присягу? — с кривой усмешкой спросил инквизитор. — Верно. Но времени у вас немного, и не только по той причине, что жить вам осталось меньше полугода, а по тому, что леди Гамма ещё почти дитя. Ей всего семнадцать. У неё нет большого багажа знаний и достаточного количества жизненного опыта, она может принять вашу присягу и даже не понять, что вы обвели её во круг пальца. Хотя, я бы не питал таких надежд. Она очень умна. — ответил Сапфир. — Вот именно за это, граф, я вас и ненавижу. — с явным презрением прошептал инквизитор. — но всё равно, спасибо. — с этими словами он поднялся с кресла, явно намереваясь уйти, удовлетворённый ответом. — Вам стоит помнить вот ещё о чём. — добавил Сапфир. — Ава и Шама очень похожи в своей проблеме. Вот только если первая забыла прошлое потому, что была в отчаянии, то вторая — имея неимоверную силу жить дальше. Скажем так, она его и не забыла, она просто отказалась от той части себя, что не подходит этому миру. Если она дорога вам как партнёр, то постарайтесь не допустить, чтобы это переросло в токсин, что убивает айву. Если она не помнит, того что произошло сегодня, значит не надо ей об этом говорить, неподготовленный разум, может отвергнуть то, что ему не нравится. — Вы это сейчас серьёзно? — в тихом ужасе прошептал Акеан, замерев в полном ступоре подле двери. — К несчастью да. Она полностью отвергает свою истинную сущность, возможно для себя оправдывая это тем, что так у неё больше возможностей как у ведьмы, это правда. Но этим она лишь пытается прикрыть факт того, что ей неприятна она сама. Люди сломали её, внушили что её истинная сущность — зло, от которого необходимо избавиться. Я не берусь утверждать, что все мои слова чистейшая правда, я тоже могу ошибаться, но вам стоит иметь это ввиду. Её психика тоже довольно хрупка. И если произойдет что-то из ряда вон выходящее есть два варианта развития событий и оба они ужасны: она либо умрет, либо превратится в чудовище. Третьего не дано. — пояснил Сапфир. — Ей можно как-то помочь? — с необычной для себя живостью спросил Акеан. — Только если постепенно готовить её разум к этому. Вот только, я сомневаюсь, что она потерпит хоть какую-то помощь, а уж тем более признает, что у неё есть определенные проблемы. Я просто хочу, чтобы вы были готовы к худшему и не забывали раде чего искали её последнюю тысячу лет. Вы должны быть готовы отсечь ей голову, силы вашего меча более чем хватит, дабы убить простого ангела. — эти слова вновь прозвучали крайне жестоко, но Сапфир умело предавал своему холодному голосу такую мягкую интонацию, что хоть немного, но смягчала впечатление от сказанного. Только у Акеана вновь намокли ладони, а по спине покатился холодный пот. Инквизитор искренне надеялся, что сегодня его пытка была окончена. Он примирился с тем, что через пол года умрет, забудет всё: эту жизнь и свои теплые чувства к ведьме, — и если повезёт, сможет найти её, убить, а потом умереть сам. Жизнь уже настолько сильно осточертела ему, что всё чего он хотел — разорвать круг и с миром уйти на покой. Да и вряд ли он смог бы жить, зная что раде эгоистичного желания убил близкого человека. Вот только у жизни были иные планы на него. Судьба злодейка вновь играла злые шутки, вынуждая инквизитора держать на готове меч. В свою комнату Саломея вернулась полностью морально выжатой. Обычно в таких случаях девушка брала в руки молитвенник и забывалась перебиранием чёток, бормотанием стихов. Но сейчас вернувшись к себе она отчётливо понимала — её тошнит от святых книг! Заперев дверь и зажгя свет Саломея, почти с яростью, откинула подушку, схватила старую, потрёпанную временем и любовью к Богу книгу. Её глаза вновь наполнили слезы, но теперь вызванные злостью. Ей, правда, очень хотелось кричать, но девушка стиснув зубы и приложив все силы которые таились в её руках, разорвала в клочья проклятую книжонку. Её переплёт буквально трещал по швам, воздух в комнате наполнился пылью и мелкими кусочками старой бумаги. Тяжело дыша и крепко сжимая в ладонях половинки молитвенника, Саломея упала на кровать. В первые секунды она чувствовала лёгкое удовлетворение, но не более того, на душе всё ещё было мерзко, а грудь давил серебряный крестик. Совершенно не долго думая двушка выпустила из правой руки страницы, что в ту же секунду с шелестом полетели на пол, сжала в кулак ранее столь ценный предмет и одним рывком, порвав тонкую серебряную цепочку, выбросила распятие. Оно с глухим звоном отскочило от противоположной стены, ударилось об пол и точно исчезло, затерявшись под соседней кроватью. Стало легче, будто с девушки сняли ошейник и поводок. Да, она больше не цепной пёс, она больше не служит ни Богу, ни церкви. Она сама по себе. Прошла минута, другая дыхание Саломеи окончательно выровнялось, а вот чувство облегчения вновь сошло на нет. Неохотно поднявшись с кровати девушка нагнулась к прикроватной тумбочке, доставая из самого дальнего угла бутылку крепкого эля. Ничто не успокаивает мозги так, как хороший алкоголь, хотя, дешёвое пойло ей бы тоже подошло. В этот раз Саломея пила без какого-либо удовольствия, буквально даже не понимая вкуса. Ей просто хотелось как можно быстрее напиться, да так, чтобы в хлам. И было совершенно плевать, что её могут найти в таком состоянии. Каждый большой глоток медленно, но верно мутил рассудок, размывал зрение и лишал сил. В конечном итоге бросив пустую бутылку на пол девушка вновь упала на кровать, всё так же тупо и бессмысленно смотря в потолок, который будто кружился, вызывая тошноту. В голове было уже совершенно пусто. Лениво зевнув и вяло хлопнув в ладоши Саломея погасила свечи, закрыла глаза.Вирус. XVI
4 апреля 2022 г. в 08:21
Первая мысль, пришедшая в голову Саломеи, была вполне обыденной для человека, что провел Новый Год опустошив не одну бутылку крепкого эля. Башка болела страшно, а положение, в котором находилось тело, казалось дико неудобным. С большим трудом разлепив тяжёлые веки девушка, к большому удивлению, увидела не потолок своей спальни, а куполообразный свод башни, залитый теплым светом свечей.
Осознание происходящего приходило медленно. Осторожно повернув ватную голову на бок, Саломея увидела, что рядом с ней лежит Шама. Только за спиной у неё больше не было больших черных крыльев, а на руках — страшных когтей. Её волосы вновь имени привычный тёмно-синий цвет.
На мгновенье, произошедшее показалось Саломее просто кошмаром, страшным сном ведь вот же Шама, и не чудовище вовсе. Только вот зал пах мёдом, причем таким удушающе-липким и приторным, что от него пересохло в горле.
С трудом приняв сидячее положение девушка огляделась, попутно нащупывая рукоять меча, что должен был находиться где-то рядом. Стены, пол, местами даже потолок, вообще всё было в мелких брызгах крови и тонких, иссохшихся нитях айвы, что поблёскивали серебром в мягком свете свечей, подобно паутинкам. По среди зала всё так же стояла инвалидная коляска принцессы. Рядом с ней, на полу, лежали тела профессоров, а чуть поодаль Милиса. В отличие от остальных девушка не казалась мёртвой, она будто просто спала, особенно если упустить из внимания страшную руну на её животе, которая, впрочем, уже не кровоточила и почти затянулась. Это слегка успокоило Саломею, хотя, чего она волновалась, знала же, миледи так просто не убить. Вспомнив о том, что произошло с молодой женщиной, Саломея тут же принялась искать взглядом тело и голову Богини, но на том месте, где вроде как должны были находится эти части, не было ничего, кроме больших луж подсохшей крови.
Сознание Саломеи всё отчётливее продолжало яснеть, медленно накатывая на девушку волной пережитого ужаса. Наконец её пальцы коснулись рукояти незримого меча, длинное лезвие которого было слегка испачкано в крови. По спине инквизитора пробежали мурашки, этим мечём, своими руками, буквально совсем недавно он обезглавил ту, кому молился на протяжении всей жизни, кого считал добродетелем. Мир Акеана буквально рухнул в несколько секунд, как карточный домик от дуновения ветра.
Продолжая осматриваться Акеан вдруг понял — они с Шамой лежат в центре преобразовательного круга, при этом кровь, коей он был очерчен, не пахла мёдом, а значит, точно не была ангельской. В животе от чего-то вновь стало холодно. Это его кровь? Если да, то как это произошло, но что ещё более важно, почему он жив?
В этот момент из неприятных дум инквизитора вывела лёгкая возня внизу. Он опустил глаза на Шаму, что, неуверенно поднимаясь, протирала сонные глаза. Вроде мелочь, которой до этого Акеан не стал бы радоваться, но сейчас пред ним была знакомая ему ведьма.
— Что произошло? — сонным голосом, но обыденно требовательным и строгим тоном произнесла Шама, удобнее устраиваясь на коленях.
В этот момент инквизитор понял, девушка всё ещё совершено голая, и сейчас лишь спутанные тёмные волосы прикрывают её прелести. Так, поспешно отвернувгись Акеан ответил:
— Ты потеряла сознание и твоё платье превратилась в пепел, а потом я отсек этой твари голову.
— Потеряла сознание… — как бы спрашивая сама себя прошептала Шама, при этом совершенно безразлично оглядываясь по сторонам.
— Неужто ты ничего не помнишь? — удивленно, но в то же время с тайной радостью спросил Акеан.
— Совершенно ничего. — с некой досадой отозвалась Шама, поднимаясь на ноги и звонко щёлкая пальцами.
В этот же миг ей вернулся её полноценный образ: синие волосы, собранные в затейливую прическу, отдаленно напоминающую рога демона, длинное платье цвета ультрамарина и пара тонких перламутровых крыльев за спиной.
— Ну, ладно, чего-то важного ты не пропустила. — с лёгкой, иронической усмешкой бросил инквизитор, поднимаясь на ноги. — Теперь остаётся только убраться здесь, это я оставлю на тебя, а мне, нужно кое с кем, кое о чем переговорить. — при этих словах голос Акеана приобрел отчётливые негодующие злые нотки.
Он сделал пару уверенных шагов, по залитому кровью мрамору, присел около Милисы и осторожно взял её на руки. Молодая женщина была такой лёгкой и хрупкой, что казалось одно неосторожное движение способно причинить ей боль, а тут ещё и разорванный живот. Да, рана конечно затянулась и выглядела более чем прилично, но где-то глубоко внутри, инквизитор боялся, что сделав хоть что-то не так, может навредить ей.
Шама не стала спрашивать с кем и о чем хочет поговорить инквизитор. Ведьма примерно догадывалась, кому будут адресованы его негодование и злость. Она просто проводила взглядом его исчезающую за дверью зала фигуру.
Оставшись одна Шама опустила взор на пол, буквально себе под ноги, изучая смазанные кровавые очертания волшебного круга. Девушку очень сильно тревожило то, что она совершенно ничего не помнит. Буквально, её последнее воспоминание — её слова, подтверждающие невозможность осуществления мечты профессоров. Только, что же было дальше? Как умерли профессора? Что произошло с миледи и самое главное, о какой твари говорила Саломея? В голове ведьмы кружились эти и ещё неимоверное множество вопросов. Она всем нутром чувствовала, здесь произошло нечто ужасное, но что?
В конце концов, тяжко вздохнув, Шама подняла к потолку правую руку и вновь щёлкнула пальцами, на миг погружая зал в Бездну, позволяя ей поглотить тела, кровь, осколки мензурок и прочую разруху, оставшуюся после сражения. Когда сквозь тьму прорезался блеск свечей, озаряющий помещение тёплым светом, комната была уже совершенно чистой и абсолютно ничто не могло дать намек на то, что произошло в ней некоторое время назад. Тем не менее Шама ещё раз лично прошлась по всем закоулкам, заглянула в маленькую коморку, и лишь убедившись, что нигде не осталось следов, покинула башню. Она сделала это всё так же, щёлкнув пальцами, переместившись в свою комнату.
В ней было относительно тихо, разве что мелкий дождь мерно барабанил по стеклу. Шама, спрятав правый глаз под повязку, упала на кровать. Из её головы всё никак не выходила тревога и один единственный вопрос: «что там произошло?». Она лежала совершенно тихо, бессмысленно глядя в потолок и тщетно пытаясь найти ответ. Только монотонный стук капель вводил сознание девушки в лёгкую сонливость. Совершенно неожиданно мысли из её головы куда-то пропали, погрузив разум в тишину, нарушаемую лишь дождем. Дремота медленно, но верно окутывала сознание и тело. Шама больше не пыталась о чем-то думать, её веки стали необычайно тяжёлыми, а глаза сухими, настолько, что было сложно понять когда именно боль наиболее явная: когда они открыты или когда закрыты. В конце концов девушка отдалась желанию сомкнуть ресницы. Неприятное ощущение ещё какое-то время жгло глаза. Вообще, Шама даже не поняла прекратился этот дискомфорт или нет, ибо провалилась в сон.