Эпитафия Эдэль

      К тому времени, когда члены ордена Света прибыли в академию уже шёл обеденный час. Потому, было вполне ожидаемо, что после обрисовки сложившейся ситуации профессор Семпрония пригласила гостей, так сказать, на чай. Впрочем, это не особо спасло завуча от обязательства, показать ордену Света директрису. Вообще, Эрагон настаивал на её немедленном появлении, но старушка сослалась на плохое самочувствие леди Айнжел и предложила подождать полчасика, а чтобы время не пропадало в пустую, отправится с ней в столовую и перекусить.       По пути вниз, из зала заседаний, старушка, всё так же в сопровождении членов ордена Света, забежала в лазарет, мотивируя это тем, что ей необходимо проведать директрису. Профессор Семпрония не врала, да и не умела, она и правда заскочила в палату к Никки, ну, заскочила, это конечно, очень громко сказано. Остановившись подле двери, завуч осторожно постучавшись, вошла в комнату.       Никки сидела на полу, положив голову на перину и совершенно пустым взглядом смотря на неподвижно лежащую Шаму. Зрелище это было в высшей степени жалкое, да и дураку было бы уже давно понятно, что девушка, чью руку так бережно, но в то же время отчаянно сжимала Никки, была совершенно мертва. Никки и сама понимала это, но, да, сладкий запах гниющей айвы, не мог в полной мере заставить её смирится с потерей. Она не верила в то, что Шама могла вот так бросить её. Она ждала, когда ведьма сделает вдох, когда у неё снова появится пульс.       Появления профессора Семпронии Никки не заметила, или просто не захотела замечать, полностью утонув в собственной боли, вакуум которой буквально изолировал ИИ от внешнего мира. Так или иначе, на старушку она не обратила ни малейшего внимания, всё так же неподвижно сидя на полу и смотря только на Шаму. От этого зрелища у завуча у самой ком в горле застрял, до того происходящее было ужасно, больно. Несколько секунд профессор Семпрония медлила у входа, после осторожно, стараясь ступать как можно тише, опустилась рядом с Никки, ласково коснувшись её плеча. Девушка медленно перевела совершенно пустой взгляд на неё, вот только казалось, что Никки будто бы смотрела сквозь старушку или и вовсе не видела её.       — Никки, — тихим, деликатным тоном начала профессор Семпрония. — я понимаю, просить тебя сейчас о чём-то крайне некрасиво с моей стороны, но, пожалуйста, члены ордена Света хотят лично встретится с тобой.       Несколько секунд Никки молчала, всё так же безразлично глядя на завуча, а после, осторожно кивнула, точно кукла, которую потянули за ниточку, настолько неестественным было это движение. Впрочем, завучу этого было более чем достаточно, она, выдавив из себя подобие удовлетворённой улыбки, поспешила покинуть палату, возвращаясь к гостям.       В столовой царил ровный шёпот, звяканье посуды и шуршание салфеток. Студенты трапезничали, поглощая очаровательный ягодный суп, аромат которого разносился по всему первому этажу замка, перебивая собой даже запах свежевыпеченного, горячего хлеба. Дети уже успели успокоиться и замусолить до дыр произошедшее утром, а потому сейчас обсуждали совершенно нейтральные темы вроде на редкость чудесной погоды и приближающейся осени.       Девочки сидели за, уже ставшим родным, дальним столиком, медленно попивая суп. Правда, особого аппетита ни у кого не было, они ели просто потому что нужно. Ханни всё ещё чувствовала себя несколько нехорошо, потому ела медленно, тщательно пережёвывая гущу. Саломея вообще, казалось, просто водила ложкой по бульону. Ава выковыривала из супа гнёзда малиновок, что придавали ему сладковатый привкус и несколько желейную консистенцию. За полтора года обучения девушка так и не смогла привыкнуть к тому, что это можно есть. Викторика просто ждала, когда бульон чуть остынет, дабы не обжечься. В общем, за столом было отвратительно тихо.       Молчание прервал скрип открывшейся двери, тогда-то девочки, пусть и несколько вяло, но обернулись на звук, вместе с остальными детьми, а Саломея вполне бодро заметила, что теперь одной головной болью меньше, имея в виду, что больше не стоит беспокоиться о защите академии, дескать теперь, это уже не её забота.       Профессор Семпрония и делегация в составе семи человек прошла к преподавательскому столу. С места, за которым сидели девочки, его было особенно хорошо видно, так что членов ордена Света можно было разглядеть во всех деталях. Первым, разумеется после завуча, шёл высокий мужчина с длинными платиновыми волосами в чёрном плаще. За ним ещё двое волшебников и волшебница не менее пугающего вида. Замыкали группу не безвестные девочкам Милиса и доктор Сапфир, рядом с которым находилась совершенно не вписывающаяся в эту компанию, откровенно говоря черных магов, волшебница — невероятно нежная и хрупкая. Её Саломея тоже узнала, но в этот раз тактично промолчала, даже про себя не произнося её имени.       — Это и есть орден Света? — осторожно поинтересовалась Ханни.       — Да. — так же тихо отозвалась Саломея.       — Они меня пугают. — шёпотом добавила Ханни.       — Не удивительно. — с кривой усмешкой бросила Саломея. — Древние как сама жизнь, сильные, насколько вообще возможно — вечные, большинство из которых темные маги, только вон та, — легонько указав на волшебницу с пастельно-розовыми вьющимися волосами. — белая ведьма, если так можно сказать. — с усмешкой пояснила Саломея.       — Красивая. — протянула Ханни и втянула бульон из ложки.       Саломея в ответ лишь легонько посмеялась. Этот разговор слегка разрядил обстановку, девочки немного оживились, принявшись, как и многие другие студенты, рассматривать гостей. И чем больше дети за ними наблюдали, тем больше убеждались в скверных характерах членов ордена Света. Гордые, надменные и вне всяких сомнений жестокие, они хоть и вели себя сдержанно, но всячески показывали свою силу и превосходство языком тела, взглядом. Возможно поэтому любопытство к ним пропало довольно быстро, мало кому приятно наблюдать за такими людьми, другое дело знакомые детям, увы по весьма печальному событью, миледи и доктор. Первую студенты заметили лишь мельком и то немногие, второго видели все, но к обоим питали бесконечное уважение и благодарность за спасённые жизни. Ещё одним объектом, на который дети не уставали глядеть, была упомянутая Саломеей Шарлотта Ванилла. Ведьма, как бы то по мягче сказать, сидела совершенно зажавшись, будто одинаково то ли боясь, то ли брезгуя, своими соседками: Милисой и Бругмансией. Молодая женщина была точно изгоем в этой компании, не знавшем своего места. Она явно оказалась лишней в обществе напыщенных черных магов, и уж тем более не пыталась влезть меж миледи и её доктором. Так же, в отличие от прочих Лотти даже не притронулась к предложенной еде, лишь отпила чаю, запив его неизвестным зельем, рубиново-кросного цвета. Этот жест окончательно убедил Саломею в сущности той, что она видела. Но инквизитор не спешил думать о том как их зовут, а уж тем более как зовут конкретно её, будто боясь, что сама эта мысль может убить прекрасное создание.       Прошло минут десять, может пятнадцать, прежде чем двери столовой распахнулись вновь. В столовую тихо, точно тень вплыла директриса. Её появление настолько удивило детей, что они даже перестали есть и в столовой воцарилась настоящая тишина, ибо со дня, как профессор Семпрония представила им леди Айнжел, они её боле не видели. Но что-то не то было с ней. Она шла всё так же — спокойно и грациозно, её лицо по-прежнему было строгим, а взгляд безразличным. Вот только детям показалось, что помимо обычных эмоций, вернее их абсолютного отсутствия, лицо директрисы искажала немая боль, будто она была неизлечимо больна и сильно страдала. И с большей уверенностью об этом могли говорить именно девочки, ибо когда Никки подошла к преподавательскому столу, они смогли рассмотреть её во всех деталях, и было совершенно ясно, девушка пришла сюда через силу, её движения были вымученными, а голос так и сквозил опустошающей тоской. Жалкое зрелище. Впрочем, полностью оправдывающее слова профессор Семпронии. На этом моменте, даже Эрагон сделал пометку, плюсик в копилку искренности старушки, ибо не каждая умелая актриса могла сыграть то, что ему продемонстрировала леди Айнжел. Волшебнику даже стало несколько совестно, за своё настойчивое желание, как можно скорее увидится с директрисой. Но эмоция эта была настолько мимолётна, что Эрагон не успел даже в полной мере вкусить её. Мужчина, поднявшись с места, подошёл к Никки, протягивая ей руку.       — Рад встрече с вами. — холодно улыбнувшись произнёс он.       — Взаимно. — так же отстранённо сказала Никки собираясь ответить на рукопожатие.       — Прошу, снимите перчатки. — искривив губы в гаденькой улыбке и чуть отстраняя руку, добавил Эрагон.       В этот момент на лице Никки появилась искреннее удивление, но явно не сулящее ничего хорошего. Девушка смотрела на мужчину как на последнего идиота, и не заметить это было просто невозможно, от чего по залу, среди детей, побежали лёгкие смешки в адрес волшебника, в ответ на что Эрагон презрительно цокнул.       — Чего вы медлите? — вопрос его прозвучал намного жёстче, с оттенками властности, будто этим Эрагон пытался надавить на директрису.       Впрочем, ни его слова, ни интонация не произвели на Никки совершенно никакого положительно эффекта. Девушка будто убедилась в откровенной тупости своего собеседника и, всё ещё вопрошающе смотря на гневающееся лицо мага, стянула с правой руки черную перчатку. А после с видом, лёгкого замешательства, что будто говорил всем: «ну если вы так хотите, то, пожалуйста, — коснулась ледяными пальцами ладони волшебника. В этот момент руку Эрагона пронзила адская боль, он резко вырвал ладонь из едва задевающих её пальцев Никки. Если бы не неимоверная стойкость и чувство собственного достоинства, Эрагона бы уже давно корчило в судорогах на полу. Но мужчина лишь мертвой хваткой вцепился в горящую руку, с которой слазила пузырящаяся, точно после ожога кислотой, кожа, перемещённая с мерзкой желтоватой жижей и кровью. Его лицо искажал не просто страх, ужас. Он не мог поднять взор, был не в состоянии заставить себя посмотреть в глаза великой ведьме.       — Петра, — вяло поворачивая голову по направлению к врачу, самым уважительным, но в то же время холодным тоном, начала Никки. — будьте так любезны, обработайте рану этого господина, иначе руку придется ампутировать.       Сестра Дроздопетра покорно кивнула и, поспешно поднимаясь с места, поспешила к Эрагону. Никки, спокойно вытерев испачканную кровью и гноем ладонь о ткань белого платья, надела перчатку.       — Если это было всё, раде чего мне пришлось спуститься сюда, то, с вашего позволения я пойду, оставив вас на попечение профессора Семпронии. — смотря на жалкое лицо Эрагона, без тени уязвления, совершенно спокойно произнесла Никки.       — Да, конечно. — уважительно, но при этом не скрывая гнева и досады бросил Эрагон.       Никки, кивнув старушке, уже было собиралась развернуться, направившись к выходу, как вдруг её остановил знакомый голос. Девушка, сдвинувшись с места, обратила свой измученный взор на Милису.       — Я вижу, вам невыносимо больно, но могу ли я надеяться, что сегодня мы ещё свидимся, хотя бы ненадолго? — максимально учтиво, с долей сочувствия и мольбы, спросила Милиса.       — Да, конечно. — едва искривив губы в подобии улыбки ответила Никки, как бы намекая, она придёт сама.       Первыми зал столовой покинули сестра Дроздопетра и Эрагон, оставляя за собой след из капель крови. Следом, распрощавшись с присутствующими, вышла директриса. А ещё спустя не продолжительное время, со своего места поднялась профессор Ария. Сделав вид, что наелась и больше не намерена оставаться за столом, молодая женщина неспешно удалилась, а уже после, буквально пустилась вдогонку за Никки. Она была настолько поражена состоянием ИИ, что просто не могла оставить её одну.       Когда Мелисса открыла дверь палаты, за которой скрылась Никки, ей предстало самое тяжёлое зрелище. Никки, бессильно сидела на полу, положив голову на перину кровати, сжимая в ладони запястье Шамы. Смотреть на это было до невозможности больно, возможно именно от того, что профессор ещё не могла свыкнуться с осознанием того, что некогда пустая машина, сейчас всё чувствует, и сейчас сама, точно медленно умирает.       Плотно закрыв дверь палаты, отчётливо пахшей сладким медом, профессор Ария вошла внутрь, вдыхая запах смерти. Глубоко внутри она, впрочем, как и Никки, совершенно ясно понимала — всё кончено. Если айва начала гнить, шанс, что она оправится, ничтожно мал, сколько бы её не питали кровью.       Молодая женщина осторожно опустилась рядом с Никки, успокаивающе коснувшись её плеча. ИИ неохотно повернула голову, бессильно смотря на профессора. Мелисса мягко приобняла девушку, Никки, почти на автомате ответила на этот жест, прижавшись к ней.       — Скажите, как, вы, люди, живёте с этой нестерпимой болью. — дрожащим шёпотом произнесла Никки.       Профессор Ария молчала, лишь ещё более нежно прижав девушку к себе и ласково гладя её по голове. Что она могла сказать? Что люди топят свою боль в алкоголе, душат горьким дымом сигарет или вливают в себя через иглу отраву? Так поступают только слабые, так поступала она, когда очередная девочка, к которой профессор успела привязаться за месяцы терапии, переставала дышать. Она продолжает делать это и сейчас, но уже просто от того, что не может иначе.       — Я не знаю. — опустошенным голосом отозвалась Мелисса. — Не знаю.       Никки закрыла глаза, окончательно опуская голову на грудь профессора, на её глазах вновь появились слёзы.       — Возможно, не стоит так убиваться. — ласково поднимая лицо Никки, смотря ей в глаз и вытирая слёзы с её щёк, осторожно начала профессор. — возможно, это не конец. Возможно, тебе станет легче, когда ты узнаешь всё?       — Узнаю всё? — дрожащим голосом переспросила Никки, в ответ на что, Мелисса кивнула.       — Ведь ты ничего не знаешь Никки. Ни о том, что такое айва, ни о том кто такие ангелы. — без капли осуждения, скорее с жалостью произнесла Мелисса.       — Я думала, я знаю достаточно. — несколько шокировано произнесла Никки.       — Не многим больше рядовых сотрудников института. — покачав головой ответила Мелисса.       Молодая женщина быстро подметила, что смена темы, а во многом именно содержание этой темы, немного отвлекла Никки от боли потери, а потому профессор решила, что будет действительно лучше раскрыть ИИ если не все карты, то хотя бы их большую часть, дабы машина видела этот мир так, как его видели высшие мира прошлого, как его видит она.       — У истоков нашего мира стоит небольшая планета, не многим отличающаяся от Эллады. Ты знаешь её как Гекату, мурты же зовут свой дом Юсь. — начала Мелисса, Никки устроившись поудобнее, так, чтобы видеть лицо профессора, внимательно слушала. — Её земли дали начало четырём расам: первым боги даровали крылья, вторым рог и магию, третьим рыбий хвост, четвертым не досталось ничего и даже луна в их лбу к совершеннолетию теряла свой цвет. Зависть питала их души, они отделялись от своих сородичей. Их язык, культура и верования — они создали их с чистого листа. Обделённые богами, они мечтали о звёздах, и лишь тогда поняли, что в отличие от собратьев им достался ум. Они предали богов, забыв их имена, предали дом и материнскую звезду, выковав из металла свои крылья и через тернии вырвались к звёздам, к прекрасной мечте. Единственному, что сполна отчищало их души от зависти. Их путь в поисках Рая пролегал через весь Млечный путь. Первой планетой, на которую ступила нога человека стал ближайший сосед Гекаты, ныне покойный, Марс. Но это было лишь начало их путешествия. Эра устремилась дальше, в глубины нашей галактики, опускаясь на поверхности заранее отмеченных планет. Так, от людей со звёзд, земляне узнали, что живут на Земле, так появились Венера, Титан и Эллада, я не стану перечеслять все. Они давали планетам, названия в честь своих богов, которых хоть и не любили изначально, но признали потом. Низшие цивилизации внимали словам гостей из космоса, перенимали их знания и веру, а жаждущие звёзд пришельцы отправлялись в новый полет в поисках Рая. Но не вечен их путь, и началом конца его стала Тихея — планета на самой окраине, от куда волей случая путники увидели её — красивую звезду, что так маняще блестела из туманности Андромеды. Роковое решение было принято быстро, у далёкой звёзды, была планета, прекрасная, точно эдемский сад. Наши предки даровали ей имя Пандора. Она была чуть больше Эллады, находилась в том небольшом обитаемом пространстве вокруг материнской звезды, имела пару очаровательных лун. Эра отправилась в свой последний полет. Пандора встретила пришельцев со звёзд как дорогих гостей. Вот только угощением, что могло быть подано к столу, ежели бы обитавшее там существо имело человеческий облик, могла оказаться сама команда Эры. Их взор сразу пленил очаровательный белоснежный цветок, похожих на которой, во всём известном им пространстве не нашлось. Дивная лиана очень любила свет, а потому обвивала деревья и кусты, забираясь повыше к солнцу. А на Пандоре близилась зима. Температура медленно, но верно стремилась к нулю. Теплолюбивая лиана быстро облюбовала, нагревающийся под лучами солнца металл звездолёта, скрыв его тенью лоз. Её белые цветочки начали превращаться в небольшие, ярко-алые плоды. Грянули первые морозы, стебли растения покрыл иней, а шершавые шарики цвета крови, высохнув превратились в небольшие семечки, не боле пары миллиметров, обрамлённые, на первый взгляд пушистым мехом. Прошло ещё совсем немного времени, первый снег, пуховым одеялом окутал землю Пандоры, а семена лианы, окончательно созрев обзавелись хрящевым отростком, а то, что на первый взгляд было пушком выросло в полноценные нервные окончания. В полностью сформированном виде они походили на крошечных медуз, которых легко переносили по небу потоки ветра. Айва — с древнемуртского переводится как: «ай» посланник и «ваа» небо, посланник небес — ангел. — уточнила Мелисса, а взгляд Никки всё больше наполнялся тревогой и непониманием. — Незабываемо прекрасное зрелище, вот только биологи гостей со звёзд не понимали, почему семена растения созревают к зиме, тогда как у всей остальной флоры Пандоры, они готовы уже к середине осени. Ответ, увы нашелся быстро. Столь необычной, и с виду абсурдный способ размножения был более чем эффективным. В холодную зиму, семена без труда находили тепло — живых существ и через нос или рот забирались в нутро жертвы, паразитируя в теле животного: обогреваемое его теплом и питаемое кровью семя быстро росло. Так изучая заражённых животных учёные сделали необычайное открытие, существует как минимум два вида данного растения, у каждого из которых есть по два подвида, что делятся на, предположительно, девять классов, в зависимости от силы. В светлые умы учёных вдруг взбрела невообразимая идея, первая лишённая всяких этических и моральных норм. Отправившись на поиски ещё не обзаведшихся носителями семян, они подсадили их нескольким членам команды. Разумеется, на борту были противники эксперимента, но кто их будет слушать? Особенно когда исследования показали, что паразит в большей степени выполняет функции симбиота, поддерживая жизнь заражённого животного, наделяя его невероятной живучестью, равной условному бессмертию. Не важно насколько смертельными были раны, они затягивались быстро и без следа. Не важно, сколько крови теряло животное, растение делилось с телом собственной, заполняя сосуды млечным соком, по своему составу удивительно похожим на кровь. Не важно, какие органы и части тела удалили, животное весьма быстро регенерировало их. А что самое главное, животное могло спокойно обходится без кислорода, дыхание таким организмам было не нужно. Да, чудесная лиана была не до конца изучена, но бессмертие настолько опьянило разумы учёных, что поистине бесчеловечный эксперимент вступил в силу. Впрочем, венцом науки был не сколько он сам, сколько дети, рождённые от таких особей. Они росли намного быстрее. Развитие плода занимало всего три месяца, из девяти необходимых. Они быстрее учились, опережая в развитии обычных детей года на три точно. Но что самое главное, имели полный контроль над паразитом, используя его силу. Был лишь один изъян у нового поколения, от паразита они переняли и его диету состоящую из крови и сырого мяса. Путем проб и ошибок учёные поняли, лучшим кормом для детей была именно человечина, ибо в природе айва нередко поедала себе подобных, в борьбе за место под солнцем. На Пандоре подходящей еды не было, а потому, выбрав наиболее приятную по условиям планету, населенную людьми, гости со звёзд отправились в обратный путь. Их Раем стала Эллада. Они ступили на земли планы, в этот раз, по хозяйский, заложив свой город там, где бы им не мешал никто. По началу они отлавливали местных, разводя их на человеческих фермах, меж тем пытаясь создать искусственный аналог — синтетическое человеческое мясо и кровь. Но как показала практика, натуральные продукты были лучше. Со временем местные дикари начали нападать на окрестности города, пытаясь освободить своих соплеменников. Тогда был заключен, так называемый, мясной мир. Местным было предложено самим выбирать и сдавать в фермы сородичей. Дикари схватили всё довольно быстро, найдя в этом выгоду для себя. На съеденье ангелам они отдавали тех, кого считали отбросами. Так человеческие фермы превратились в тюрьмы, где содержали преступников со всей Эллады. Условия, ты знаешь, были на редкость хорошие. Заключённых кормили лучшей едой, они жили как в раю, дабы в конце попасть на стол.       — Я… Так и не поняла, кто они, ангелы? — осторожно спросила Никки, и голос её так и сочился ужасом.       — Паразиты, управляющие телами людей. — довольно прямолинейно и жестоко ответила Мелисса. — Айва была есть и будет паразитом. Это растение — зоофит — форма жизни, имеющая характеристики одновременно и растений, и животных, она обладает зачатками нервной системы, что дает ей некий «органический разум». Она использует интеллект для удовлетворения базовых потребностей: найди еду, укрытие и пару для размножения. Слившись с телом человека, паразит заменил ему мозг. Слившись с душой человека, паразит научился чувствовать. Существо, получившееся на выходе, намного выносливее своих родителей, в этом ученые не просчитались. Но, они ошиблись в том, что существо это человек. Нет в нем ничего человеческого. Если удалить из такого тела айву, а душу оставить — человек, как бы то странно не звучало, жить не будет. Правда в том, что все дети ангелов мертвые, их мозг мёртв, без мозга тело жить не будет. Ангелы — это иллюзия жизни. Они дышат, их сердце бьётся, они теплые, но они мертвые. Айве не нужен кислород, сердцебиение нужно только для того, чтобы поддерживать тело в надлежащем виде, а вот тепло. Для разных видов этот пункт переменчив. Одним оно необходимо — альбам, для нигрумов напротив — необязательно и даже губительно. То что Шама не дышит, от что её сердце не бьётся, то что она холодная как лёд — это нормально. Её айву сильно повредили, у неё нет сил, дабы поддерживать тело, сейчас ей важно сохранить только корни. Единственно, что должно нас тревожить, это запах гнили. Я буду честна, она слабая, а потому может не выжить и помочь ей мы никак не можем. Не в условиях этой цивилизации.       — Неужели совсем, совсем ни чем? — в отчаянии спросила Никки.       — Совсем ни чем. У меня нет ни препаратов, ни оборудования. Это неоправданный риск, если она действительно ведьма чудес, тогда она покажет нам величайшее чудо — жизнь.       Никки вновь опустила голову, её взгляд скользнул по бездыханному телу любимой.       — Ни-ни, скажи, с тобой всё в порядке. — взяв девушку за руки серьезно спросила Мелисса.       Обычному человеку её вопрос показался бы глупым, и так видно Никки чувствовала себя просто отвратительно, но вопрос профессора заключался в другом, в том, что понять могла только ИИ.       — Думаю, эмоции — это величайшее зло… — опуская взор в пол начала Никки. — Нет, я не жалею, что получила душу, но я совершенно точно не была готова получить её. Я не знала чего прошу, вернее я не понимала цены своего желания. Я очень привязалась к ней. — подняв взгляд на Шаму призналась Никки. — Я не могу представить мира без неё. Мне больно и эта боль, последнее чего хотело бы мое изрядно износившееся тело. Страх, он всегда заставлял моё сердце стучать чаще, поднимая температуру с которой, едва справлялась моя система охлаждения. Возможно, если бы я могла дышать всегда, не думая об этом, мне было бы легче, но я забываю. Если бы я могла отрегулировать эту функцию, сделав её обязательной, меня бы хватило на дольше, ведь я должна дышать — это часть моей системы. Но всё, что я могу сделать сейчас, дабы хоть немного продлить свою жизнь, звучит жалко, я как человек, цепляюсь за последнюю возможность продлить свою боль. — горько усмехнувшись произнесла Никки. — Всё что я могу сделать сейчас — работать в энергосберегающем режиме. От вас ничего не укроется. Поэтому мои движения стали медленней. Но это не надолго, день два и мне придется выключиться. Профессор, я не хочу жить, если она не откроет глаза. Я буду ждать до последнего, но потом. — Никки вновь подняла голову, смотря в глаза Мелиссы. — прошу вас, уничтожьте меня, как последнее напоминание института. Я не хочу жить в мире без неё.       — А если она всё же откроет глаза? — строго произнесла Мелисса, Никки в ответ молчала. — Я понимаю, надо ожидать худшего, но верить то стоит в лучшее, тем более надежда, пусть и слабая ещё есть.       Никки опустила взор, по её щекам вновь скатились струйки слёз. Она продолжала молчать. Она не верила, что Шама ещё когда-нибудь откроет глаза, но, и в самом деле, как жалкий человек, она продолжала цепляться за жизнь, стараясь провести как можно больше стремительно утекающего времени рядом с тем, что приносит самую страшную боль — с тем, что станет её погибелью.       — Я знала, что рано или поздно это произойдет. — вздохнув начала Мелисса, Никки, чуть дрогнув, подняла взор на неё. — Знаешь, институт вовсе не мёртв. — весьма цинично произнесла она. — Две недели назад я была в Новом Свете. Это место очень похоже на прошлую Элладанскую Империю, только подверженную ещё большей цензуре и тотальному надзору.       После этих слов взгляд Никки стал более осознанным, она четко смотрела на профессора с плохо скрываемым ужасом на лице.       — Мне кажется жители этого мира сами не понимают кто они, и что едят. Институт Нерв переименовали в Нейрон, программа Никквейм — теперь зовётся Алисой. Кстати, её начинка, пусть и сильно уступает твоей, но очень схожа. — всё так же серьезно произнесла Мелисса.       — Профессор, где вы были? — стараясь предать своему голосу спокойную интонацию, настороженно спросила Никки.       — В магазине электроники, при институте робототехники. Попросила изготовить кое-какую запчасть. — тут Мелисса ласково провела пальцами вдоль левого глаза Никки. — 410 сказала, что должно подойти. Не идеально, но функции восстановятся. А ещё мне предложили взять криогенн, вещество хорошо помогает при перегреве электроники и очень удобно в использовании. Никки, стереть тебя можно всегда, впрочем, как и окончательно угробить тело, а вот вернуть как было, уже не получится. Решать нужно быстро.       — Я понимаю… Но сейчас я ничего не хочу… — с прежним безразличием, опуская голову, отозвалась Никки.       — Тогда, я принесу тебе и новый глаз и препарат. Может, ты всё же решишь. — с этими словами Мелисса вновь обняла Никки и напоследок поцеловав девушку в макушку, покинула палату.