Эпитафия Эдэль

      Ещё спускаясь в фойе замка Милиса услышала весьма ожесточенный спор двух знакомых голосов. В коридоре было душно и стоял мягкий золотистый сумрак, ещё пахло остатками ужина — сладкой рыбой и горячим хлебом. Часть детей всё ещё сидела в столовой, часть уже разбрелась по комнатам и лишь не многие устроились рядом с профессорами, около стены, наблюдая как грызутся цепной пёс церкви — Акеан и один из главных котов ассоциации магов — Эрагон.       — Вы снова опаздываете, миледи! — резко разворачиваясь на каблуках, гневно прокричал Эрагон, смотря на замершую на лестнице Милису.       Девушка, медленно выдохнув, ничего не ответила. Оправдываться бесполезно, от этого маг придет в ещё большую ярость. Она просто сделала последние шаги, спустившись вниз и подошла ближе. Эрагон, презрительно цокнув, продолжил:       — А как вы будите оправдываться в том, что якшаетесь с псиной? — указывая на инквизитора уже откровенно взбешённо произнес Эрагон.       — Зачем мне оправдываться? — в этот раз, чуть склонив голову на бок, непонимающе спросила Милиса. — В нашем мире полезно иметь связи везде, а иметь друзей в церкви и того ценнее. Тем более, что глава сама, чуть ли не в ноги Вергилия целует. — с ноткой язвинки подметила она.       Её последние слова поразили всех, теперь совершенно точно ожидающих грандиозный скандал. И верно, лицо Эрагона буквально побагровело от злости, но очень скоро, тяжко вздохнув и опустив голову, пряча насмешливую улыбку за рукав плаща, он едва слышно рассмеялся.       — Вы правы. — опуская руку, что до этого прятала его лицо, начал Эрагон. — глава ведёт себя как дворовая девка, старая дворовая девка. — явно издеваясь и намекая, что меж Селеной и Вергилием что-то есть, и это не только политика, произнес маг. — Но это не значит, что вы можете делать то же самое. — уже сурово заметил он.       Милиса вновь промолчала, или просто не успела ответить из-за того, что Бругмансия, чуть усмехнувшись, почти невзначай, спросила:       — Так, этот пёс вам друг, враг или любовник? — переводя взгляд с Милисы на Акеана произнесла ведьма.       После этих слов уже лицо инквизитора искривилось ни то в отвращении, ни то в гневе. Он чуть крепче сжал рукоять меча, что покоился в ножнах, и этот жест верно напугал Бругмансию. Ведьма чуть отступила назад, при этом её светлое лицо стало ещё бледнее, хотя это и казалось невозможно. Она будто корила себя, поджимая губы, за неосторожно брошенные слова.       — У пса нет ни друзей, ни врагов, ни уж тем более любовницы. — чуть скалясь прошипел Акеан. — есть только партнёры, которые могут помочь в выполнении поставленной цели, и агрессоры, от которых необходимо избавиться, во благо всех живых.       — Пусть так. — пожав плечами и чуть искривив губы в улыбке произнесла Бругмансия, тем самым будто пытаясь скрыть свой мимолётный испуг.       — Я всё ещё надеюсь, что вы пятеро, сегодня, можете выступить моими партнёрами, ибо я ненавижу наблюдателей. — сурово произнес инквизитор.       — Нарушение Вето — это серьезный проступок. — заладил было старую шарманку Эрагон, но тут же, ещё более жёстко, был перебит.       — Мне плевать на Вето, если нарушив его можно предотвратить гибель сотен людей.       — Селена спустит с нас три шкуры. — вновь было начал маг.       Его баранья упёртость явно бесила инквизитора, от того лицо его всё больше и больше становилось похоже на безразличную маску, а глаза, напротив, загорались гневным изумрудно-зеленым огнем.       — Вся ответственность за этот ритуал ляжет на мои плечи. — уверенно-серьёзным тоном процедил Акеан.       Он не пытался давить на советника, не пытался его запугать, инквизитор лишь хотел достучаться до старого, трусливого упрямца. Но Эрагон, верно расставляя приоритеты, а самое главное силы, больше опасался гнева главы ассоциации магов и вполне очевидно, за свою шкуру, нежели одного инквизитора, который, всё же, вряд ли сможет что-то противопоставить пятерым лучшим магам империи.       — Эрагон, это единственный шанс избежать больших жертв. — мягко, но в то же время невероятно настойчиво возразила первому советнику Милиса.       В этот момент лицо Эрагона изменилось. Он смерил молодую женщину снисходительным взглядом, будто её слова были пустым звуком, который потревожил покой мага. В этот момент Милиса едва прикрыла глаза, от чего они стали немного уже, а взгляд её сделался более пустым и жестоким. По спине Эрагона пробежал лёгкий холодок, и скатилась крупная капля пота, заставив советника вздрогнуть. Он судорожно сглотнул, но взор не отвел, продолжая всё так же властно взирать на Милису сверху вниз, будто тем самым пытаясь поставить её на место, показать, что последнее решение всё равно будет за ним и принято будет без её участия. Милиса чуть склонила голову на бок, её зрачки едва расширились, придавая глазам волшебницы глубокий-синий, почти черный цвет. В этот момент Эрагона явно передёрнуло, он даже чуть пошатнулся. В его темечко и виски точно вошли раскалённые иглы отдаваясь невыносимой, до слёз из глаз, пульсирующей болью в голове. Милиса вдруг тепло улыбнулась и потупила взор, опуская его в пол.       — Часики тикают, дождь обагряет землю кровью, возражая древних чудовищ из низших слоев Бездны. — с этими словами Лаудэн шагнул вперёд, навстречу Милисе. — Эрагон, если мы не придём к единому решению и продолжим играть в гляделки, три шкуры с нас пустят твари за этими воротами.       С этими словами Лаудэн сделал ещё один шаг вперёд и повернулся лицом к первому советнику главы ассоциации магов, решительно настроено смотря на него. Маг будто чувствовал ту слабость, оставшуюся после неожиданной острой боли, что теперь растекалась по телу Эрагона, а потому вполне очевидно решил надавить.       — Как бы это прискорбно не звучало, но я поддерживаю лорда Лаудэна. — несколько скучающим тоном, выходя вперёд, начал Гелиодор, и в этот момент Эрагон гневно поджал губы. — Ни в коем случае, я не поддерживаю затею с нарушением Вето, но я уверен, если мы не сделаем что-то сею же минуту, то совсем скоро пожалеем об этом. Я готов сразиться с этими тварями. Я устал давить жуков одним пальцем. Я хочу знать, не угасла ли моя сила спустя годы, но я точно знаю, в этом замке есть только двое, чья сила может убить тварей. — с этими словами молодой маг впер свой взгляд в советника. — Это вы, князь Эрагон. — а после повернувшись, добавил. — И вы, лорд Лаудэн. При чем первый из вас — калека. — язвительно заметил юноша вновь смотря на Эрагона. — Поэтому я соглашусь с миледи — призыв Грааля это меньшая из возможных жертв.       Он, как и прочие, не произносил имени Милисы, но та интонация, которой он выделил её прозвище в высшей степени показывала то, какое уважение Гелиодор питал к ней. Казалось, из всех членов ордена Света, помимо Лотти, которая вообще не открывала рта, он был единственным, кто считал Милису равной. При этом равной не только по отношению к себе, но и к другим, более старшим и опытным товарищам.       — Вы всё ещё в меньшинстве. — не сломлено ответил Эрагон, и его голос так и сквозил болью и слабостью.       Маг всё ещё, но теперь уже в открытую, отказывался считаться с Милисой, ведь если бы он принял её за равную, голоса разделились поровну. Прошло несколько секунд и Шарлотта сделала осторожный, почти незаметный шаг вперёд. Девушка боязливо подняла взгляд на Милису, будто спрашивая, уверена ли та в том, что Грааль — это единственное решение проблемы, на что миледи слегка, незаметно для прочих, кивнула. Шарлотта уверенно шагнула вперёд. Эрагон, почти в ужасе, наблюдал, как волшебница присоединилась к Лаудэну и Гелиодору. Лицо советника исказилось в гримасе досады и гнева.       — Нам нужен шестой, для поддержания строя. — презрительно цокнув, произнёс Эрагон.       — Вы не берёте меня в расчёт? — нахмурившись спросил Акеан.       — Я не доверю свою спину инквизитору. — почти огрызнувшись, ответил Эрагон, а после уже обыденно серьёзно, добавил. — Если среди присутствующих профессоров есть сильный маг, я буду благодарен за помощь.       С этими словами мужчина оглядел стоящих у стены, и лицо его помрачнело: старуха, карлик и куча юнцов, по виду ещё моложе Гелиодора. Что с них взять?       — Я готова встать в один ряд с вами, но с условием, что моя голова не окажется на пике. — отделяясь от стены произнесла сестра Дроздопетра.       Её шаг вперёд был небольшим, неуверенным. Она совершенно точно боялась и не хотела снимать свою маску, но кто как не она? Профессор Семпрония? О, боги, она уже совсем стара и максимум сможет уложить двоих, при условии, что у неё не защемит спину раньше. Профессор Авалон? Но он и правда карлик! Его затоптать могут и сами маги. Профессор Нинель? Нет, никогда! Профессор Август? Сейчас он может сражаться лишь используя волшебную палочку, а это в условиях предстоящей битвы далеко не лучший вариант. Профессор Дарси? О, она вообще умёт в магию? При мысли о ней врач даже с иронией посмеялась про себя. Что же до других преподавателей, в этом мысли сестры Дроздопетры были солидарны думам Эрагон — они юнцы, которые простоят на пару минут дольше студентов, либо магические инвалиды, просто не способные к колдовству.       — Мы не в том положении, чтобы выбирать союзников, я уверяю вас, кем бы вы ни были орден Света клянётся пред всеми присутствующими в этом зале — вас не накажут за ваши прошлые грехи. — авторитетно заверил Эрагон.       После этих слов сестра Дроздопетра бросила быстрый, вопрошающий взгляд на Акеана, как бы спрашивая, может ли он гарантировать то же отношение, только со стороны церкви. В ответ на что, инквизитор утвердительно кивнул, так чтобы движение его не было тайной для кого-либо из присутствующих. Молодая женщина легонько улыбнулась, плюнула на ладонь и стёрла со лба пудру, скрывающую золотой полумесяц обращённый вверх.       — В таком случае я Ауреум Лилит Лилиум — вечная ведьма истоков к вашим услугам. — с этими словами девушка едва поклонилась, как бы показывая, она считается и с Экрагом и с Акеаном, но не настолько, чтобы ставить себя намного ниже.       По лицу Эрагона тут же скользнула гримаса ни то отвращения, ни то страха, казалось маг пожалел о сказанном, но взять слова назад было уже поздно, потому он ограничился лишь кивком и одним, скупым на эмоции словом:       — Идём. — произнеся это Эрагон развернулся, сделал пару быстрых шагов по направлению к дверям и отпер засов, открывая тяжёлые ворота замка.       В фойе тут же влетели холодный ветер, развевая подол чёрного плаща мага и трепля его светлые волосы, и, подхваченные порывами бури, алые капли дождя, обагряющие мраморный пол, одежды и лица людей точно свежая, только выпущенная из раны кровь. Мужчина, чуть щурясь, сделал уверенный шаг на улицу, твердо ступая на копошащихся в земле маленьких существ, похожих на красных скорпионов с таким же длинным ядовитым жалом. Остальные члены ордена Света, инквизитор и Лили последовали за ним. Как только все скрылись во мгле ночи, двери академии с грохотом захлопнулись, знаменуя, что для людей боле нет пути назад.       Глаза привыкли к мраку не сразу, но даже тогда различить что-то боле менее внятное было почти невозможно. Эрагон просто отошёл метров на шесть — семь от здания, а когда все волшебники заняли свои позиции вокруг Милисы, мужчина и Лаудэн, почти синхронно, чуть выставили правые ноги вперёд, ударяя каблуками туфель размякшую почву. В этот же миг огненное кольцо взвилось вокруг всех восьмерых, заключая их в защитный купол, излучающий мягкий золотистый свет, достаточно яркий и обжигающий, чтобы напугать созданий тьмы. Скорпионы начали стремительно разбегаться в стороны, а те, коим не посчастливилось оказаться под печатью, растаяли превратившись в густую, почти запёкшуюся кровь, влажная часть которой неохотно впитывалась и в без того сырую землю.       Несмотря на то, что доверять своим защитникам миледи могла с большой натяжкой, за исключением, пожалуй, только инквизитора, она чувствовала себя вполне уверенно, будто помимо этих семерых было ещё что-то, никому кроме неё не ведомое, что могло её защитить.       Милиса, чуть вытянув руки, точно уже держа в ладонях некий незримый предмет закрыла глаза, шепча слова на известном, кажется, только ей языке. Единственное, что сквозь шум дождя и вой ветра, могли разобрать маги и инквизитор это «Вена». Этим словом Милиса заканчивала все без исключения предложения, от чего казалось, что она читает некую молитву. Лишь Лили могла в полной мере понять суть этих стихов, ибо муртский — был её родным языком. Милиса взывала к богине любви, прося у той прощения за людские грехи и их искупленье, моля подарить им спасенье в столь скверный час. Лили просила Вену о том же, шестнадцать лет назад, дабы спасти Марс, но к тому моменту когда Богиня вняла мольбам своей рабыни, от красной планеты уже давно ничего не осталось, а потому, ведьма подарила Грааль жителям Земли. Вот и сейчас, Вена молчала, не откликаясь на молитву миледи, и молчание это было хуже любого из ответов. Лили знала, если Вена молчит слишком долго, ответ её может быть страшнее того, что грядёт сейчас, ибо если армию тьмы способен убить огонь, то личинок, что хлынут из явившейся чаши не остановит ничто. Они облепят тело и съедят его без остатка. Так чёрные душою маги платят за свою дерзость, попытку вызвать светлый и чистый Грааль. А назвать миледи праведником у Лили язык не поворачивался. И от того, что всё это время, ровным счётом не происходило ничего, ведьме было страшно. Молчание Вены пугало Лили немного больше, чем скорпионы, что начали сползаться в кучи, приобретая более внушительные размеры, становясь едиными огромными организмами, что уже не боялись света и тепла защитной печати, а что-то невнятно шипя, бросались в атаку. И тварей этих становилось всё больше. И дабы зашить уже печать, магам и инквизитору пришлось вступить в неравный бой с темной ордой. Лишь Эрагон остался стоять на месте, продолжая держать печать, это единственное на что был способен маг с обожжённой антимагическим токсином ведущей рукой.       Заклинания, даже самые мощные, выпускаемые из рук магов, немногим вредили монстрам, и даже копья богини смерти, что призвала Лили, были недостаточно сильны. От ударов чудища лишь рассыпались на тысячи крохотных скорпионов, что разбегались в разные стороны, но меньше чем через минуту, вновь стремились собраться в немыслимых размеров тварь. Лишь удары разящего лезвия Санктора и огненные плети Лаудэна превращали чудовищ в прах. Но их двоих явно было мало, дабы сразить нарастающую армию, что теснила свои ряды вокруг горящей печати, она будто манила их как мёд манит ос. И желание их стало ещё больше, когда влажную траву под ногами волшебников точно погладил ласковый поток теплой энергии. Она волнами растекалась по земле, заставляя сиять рубиново-красым светом ещё не впитавшиеся капли дождя. Весь двор академии точно превратился в поляну, усыпанную самоцветами, что горели яснее солнца, освещая тьму ночи ярким алым светом. Это богиня любви услышала мольбы и сейчас от того, что она вложит в явившуюся в руках Милисы чашу, зависел исход этой битвы. В этот же момент напор чудовищ стал ещё более яростным. Будто завидя в руках волшебницы Грааль в них проснулась ещё большая сила. Они теснили магов всё ближе и ближе к краю защитной печати, лишая их сил бесконечными атаками, не давая продыха, собираясь в единое целое меньше чем за пару секунд. Тут стало очевидно — орден Света не протянет дольше пары минут. От сотен укусов немели ноги и руки. Яд медленно растекающийся по жилам мутил разум, туманил взор, ослабляя удары, делая их более рассеянными, а что самое главное — кончалась мана и силы. Инквизитору даже казалось, что это и есть последняя битва. Слабое девичье тело не могло справиться с ударной дозой яда. По лбу и спине градом катился липкий холодный пот, в ушах стоял звон, а силуэты тварей смазывались в одно темное месиво. Лишь за кожаные перчатки Акеан благодарил этот миг, ибо держать меч дрожащими, да ещё и мокрыми руками было бы и вовсе не возможно. Но даже так, ему приходилось изо всех сил сжимать пальцы на рукояти Санктора, дабы нанести действительно точный и сильный удар.       Меж тем теплый золотистый свет, исходящий от ещё полупрозрачной чаши, полностью объял Милису, превращая её лишь в сияющий силуэт. Ноги волшебницы больше не задевали грешной земли, пропитанной кровью. Она отчётливо чувствовала, как её ладоней касается тепло, исходящее от священного металла. И в тот миг, когда золотая чаша опустилась в её руки, яркий свет, точно от рассветного солнца, озарил всё, растворяя в себе остатки мрака ночи, армию тьмы, что рассыпалась пеплом, и рубиновый блеск крови. Он казался лишь лёгким огоньком, застывшим на земле небольшими каплями, на фоне сияния Грааля.       Казалось, что всё позади, что победа близка, но в этот момент густой, белый туман, пахнущий опьяняюще сладко окутал землю, и в этой дымке, различить что-то дальше носа было просто невозможно. И если ещё пару секунд назад маги изнывали от тьмы и орды чудищ, то сейчас от света и едкой дымки. Было совершенно не ясно, что происходит. В ней не работала никакая магия и разогнать её нельзя было ничем. В ней тонули голоса, создавая ощущение полного одиночества. Лишь нежное сладостное пение наполняло этот вакуум совершенно белой пустоты. От голоса клонило в сон, веки слипались сами собой, но каждый будто подсознательно знал — закрыв глаза, он не проснется боле никогда. Только пение становилось всё настойчивей и звонче, заставляя расслабиться каждую клетку тела. Стойкости ни магов, ни инквизитора не хватило на долго. Они упали на колени точно подкошенные. Перед глазами стоял только этот нескончаемый туман, а в ушах самая ласковая колыбельная. Им бы заткнуть ту ведьму, что поет её, но нет, казалось, поет сама дымка, казалось, коварное зло растворилось прямо в ней.       Последним наземь упал Эрагон, а вместе с ним пал и барьер. Тело слабело, немело. Веки больше не слушались, медленно накрывая глаза. Сидеть на коленях больше не было сил. Мягкая сырая земля сейчас была подобна лучшей перине из лебяжьего пуха. Туман, точно самое легчайшее одеяло, окутал тела сдавшихся в объятия сна людей. В этот же миг, померк и свет. Черные как смоль перья могучих крыльев неведомого существа скрыли ото всех глаз и Милису и Грааль в её руках. Во мраке ночи, как мелкая россыпь алмазов, сейчас блестели лишь звёзды. Их тусклый свет освещал собой изящный силуэт девы, что пела последние куплеты своей колыбельной. Голос Аталеи становился всё тише и глуше. И будто вторя её песне, по земле, точно молоко, стелился опустившийся туман.       — Почему ваше пение не убило эту тварь? — подняв вопрошающе-гневный взгляд на умолкшую женщину спросила девочка.       — Даже мой голос не в состоянии погрузить в сон дьявола. — снисходительно ответила Аталея.       Гордый взгляд её был обращён ввысь, на огромного черного дракона, чьи могучие крылья, точно непроницаемый щит, скрывали собой и Милису и Грааль. Существо зависло в воздухе, точно положив узкую голову, увенчанную одним единственным рогом, что рос изо лба, на основания крыльев и обвив хвостом кончики перьев. Своим силуэтом, сейчас, он напоминал шар, немного сияющий из-за ультрамариновой эфирной гривы с призрачным синим обрамлением. Глаза его, с бирюзовыми белками, сапфирово-сининей радужкой и узкими зрачками, смотрели вниз, буквально впиваясь в Аталею и тех, кто стоял подле неё. Он внимательно изучал двух прекрасных фей с перламутровыми крыльями и парой небольших рожек, отчего они походили на демонов — Тау и Йю. Первая — фея невероятной красоты, тонкая и хрупкая точно веточка, с фарфорово-белой, точно сияющей кожей и длинными чёрными волосами, а глазами красными как рубин. Она та, чья армия пала пред сиянием Грааля, демон чревоугодия. Вторая — фея с немногого более пышными формами, но от того не менее прекрасная. Её волосы походили на трепещущее пламя костра — рыжие, чуть вьющиеся, а полуприкрытые, апатичные глазки её имели нежный голубой цвет. То была демон лени. Она несколько затравленно, будто боясь дракона, жалась к Тау. Рядом с ними стояли мальчик и девочка — Климент и Клэр. Обоим лет пятнадцать, не больше. У обоих волосы светло-русые, глаза как изумруды — зелёные, а лицами они похожи как две капли воды — близнецы. И, судя по всему мастера Тау и Йю.       — Так сделайте же что-нибудь. — вновь возмутилась Клэр, уже обращаясь к Тау. — Нам преподнесли Грааль, точно на золотом блюде, а мы его даже взять не можем.       — Если мой мастер способен убить человека, я проглочу эту тварь с потрохами. — ядовито улыбнувшись и прищурив глаза, промурлыкала Тау.       — Так сделай это, не пускай слова на ветер. — спокойно произнесла девочка, переводя взор на дракона.       Было видно, Тау прячет страх за игривой маской, она не ожидала встретить здесь, за много световых лет от Юсь, лунного демона. Сейчас её интересовал уже не сколько Грааль в руках волшебницы, сколько эта крылатая тварь. Вернее, Грааль Тау конечно заботил, ибо она не имела возможности его взять, что могло вылиться в её полное поражение. Но дракон беспокоил её не меньше, а во многом больше, ибо в силе он не многим уступал бабочкам.       Тау, расправила крылья, оттолкнула от себя Йю, что тот час безвольно упала к ногам своего мастера. Климент, присев на колени и погладив фею по мягким волосом, тихо прошептал:       — Помоги ей, она одна не справится.       Йю лениво взмахнула тонкими крыльями, приближаясь к Тау, что уже готовилась к атаке. Дракон, явно понимая, что сейчас произойдет, поднял голову с крыльев, его черный рог объял холодный серебристо-синий свет. В этот же миг, на земле, разгоняя липкий туман, проявился преобразовательный круг. Потоки искрящегося, белого пламени поднимались с земли, создавая прозрачный, слепящий своим светом глаза барьер вокруг дракона. Он явно не собирался атаковать, и теперь лишь надменно смотрел на безуспешные попытки демонов пробить его защиту.       Вдруг Тау показалось, что барьер стал будто мягче, в это же время дракон начал раскрывать крылья, из-под перьев которых пробились лучи тёплого золотого света, стремительно заполняя собой всё пространство. Тау резко зажмурила глаза, которые этот свет буквально сжигал, и взывала от боли. Йю безразлично опустилась на землю, упав на траву. Казалось фее совершенно не было дела до того, что свет жжет её кожу, превращает в пепел её крылья. Она просто сидела, смотря как обугливается и рассыпаются золой её нежные руки.       Ночная мгла, вновь стала яснее белого дня. Остатки тумана и сон сгинули точно наваждение. Акеан открыл глаза. Его тело больше не ныло от боли сотен укусов, сознание боле не мутил яд. Инквизитор чётко видел своих союзников, также отходящих от чар дремоты. Волна тёплой энергии вновь раскатилась во все стороны от Грааля, испепеляя остатки скверны, алого дождя, что был вызван Тау. В этот момент, Акеан ненадолго зажмурил глаза, от ослепительного света, что последней, самой яркой вспышкой, озарил небо. Резко обернувшись, смотря чуть вверх он увидел как на землю, бережно держа на руках Милису, опустился Сапфир. За его спиной всё ещё были большие черные крылья, волосы доктора всё ещё имели непривычный для человека эфирный вид, а во лбу сияла чёрная луна обращённая вниз, на месте которой ранее был рог.       Акеан поспешно вскочил с земли, крепко сжимая рукоять меча. Члены ордена Света и Лили тоже поспешили подняться и собраться, дабы при необходимости продолжить бой. Но леди Аталея стояла неподвижно, совершенно безразлично смотря на волшебников. Разве что дети начали нервно переминается с ноги на ногу. Вот только если мальчик уже смирился с поражением, девочка была готова стоять до конца, за что в итоге получила от графини лёгкий подзатыльник, коим женщина будто велела ей не рыпаться.       — Леди Аталея, — едва кивнув начал Сапфир, тем самым разряжая гнетущую атмосферу. — У вас всё такой же очаровательный голос. — обыденно мягко произнес он.       — Благодарю за льстивые слова. — чуть искривив губы в фальшивой улыбке ответила графиня. — Только, боюсь, вы единственный, кто оценил мою песню. Вашим союзникам она явно пришлась не по душе. — ядовито заметила она.       — Леди Аталея Дарк, если вы и эти дети не будите оказывать сопротивления, орден Света будет более снисходителен к вашим злодеяниям. — самым серьезным тоном объявил Эрагон.       — Разве вы видите, чтобы я пыталась что-то сделать? — выровняв осанку и прищурив глаза спросила Аталея.       — Не вижу, но опасаюсь. — ответил Эрагон.       — Я готова понести наказание за всё, что совершила сегодня. — вновь фальшиво улыбнувшись произнесла Аталея.       — Приговор оглашу я. — неожиданно вмешавшись в диалог, произнес инквизитор.       Голос его звучал сейчас особенно жестоко и угрожающе, явно предвещая, что ничего хорошего дальше не произойдет. Эрагон в ужасе содрогнулся, переводя взор на Акеана, отчётливо понимая этому человеку плевать не только на Вето, но и на все прочие имперские законы, если они мешают ему выполнять работу. Он не обременяет себя какими-либо правилами, а потому сегодня его меч напоит землю не только кровью чудовищ. Инквизитор, будто заметя этот страх, исказивший лицо первого советника произнес:       — Не мешайте мне исполнять мою работу, князь, ибо я волен убить любого, во благо империи. — с этими словами Акеан хищно улыбнулся, намекая, что если Эрагон не засунет свою порядочность куда подальше, инквизитор засунет свой меч в его тело.       И почему-то именно сейчас, смотря в горящие зеленью глаза инквизитора, Эрагон вдруг сломался. Он снова почувствовал обжигающую боль в висках, что растекалась слабостью по всему телу. Мужчина покорно замер, не принимая боле никаких попыток возразить словам Акеана, будто исполняя чей-то приказ. Он осознавал это, понимал, что молчит не по собственной воле, но ничего поделать с собой не мог.       Клэр, ясно осознавая всю печальность, а самое главное неотвратимость сложившейся ситуации, попятились назад, точно хотя сбежать. Взгляд её, полный истинного ужаса, впился в тонкую, едва заметную полоску фантомного блеска, которым сиял меч инквизитора.       — Графиню и девчонку схватить! — направляя острее меча в сторону людей властно объявил Акеан.       В этот момент, Эрагон, буквально на миг повернувшись к Бругмансии, чуть кивнул. Внутри у мага всё сжалось, настолько отвратно он себя ещё не чувствовал. Убивать монстров, злодеев и прочую гниль, да ту же графиню Дарк — не страшно, но девочку! Она же ещё совсем дитя, вполне вероятно одурманенное чарами коварной Леи! Все эти мысли вызывали в голове Эрагона новые всплески боли, его разум отчаянно противился, навязанной идее, но переступить через неё не мог. Он мог лишь смотреть как из земли вырвались корни и повинуясь движению рук Бругмансии крепко обвились вокруг Аталеи и девочки, полностью обездвиживая пленниц.       — Прошу, не надо! — отчаянно завопил Климент, пытаясь вырвать задыхающуюся от боли и нехватки воздуха сестру, из прочных корней.       И крик его, долгий, надрывный полный ужаса, пробирал до мозга костей. Эрагон судорожно сглотнул, его голову вновь пронзила раскалённая игла, когда он захотел двинуться с места.       Инквизитор, не обращая ни малейшего внимания на сопли и слюни подходил ближе, что-то шепча, и меч его вдруг стал виден глазу — длинный, всё так же сияющий неземным светом, сделанный и вовсе будто не из стали — жемчужно-белый.       Акеан, несколько грубо схватил паренька за руку, оттаскивая его от сестры, от чего Климент завопил ещё громче и отчаяннее, начал брыкаться. Инквизитор, вновь, весьма жёстко, посадил его на колени, схватив вторую руку — это было не сложно, ибо запястья мальчика были тонкими и хрупкими — забрал печать лени, а после прошёлся лезвием меча по ладоням. Острая, обжигающая до костей боль сковала Климента. На несколько секунд, за которые инквизитор успел шагнуть к его сестре, мальчишка замер на месте, в ужасе смотря на перекрестные раны с которых сочилась кровь.       Инквизитор, стряхнул меч, с серебряным звоном разрезая воздух, который, объяв лезвие, вновь сделал его неуловимым глазу. Клэр больше не брыкалась, по её перекошенному от страха лицу катились слезы. Она, молящим о пощаде взглядом, смотрела в лицо своего палача, на котором была лишь бесстрастная маска. Инквизитор занёс меч, в этот же миг паренёк, чуть отошедший от боли, обернулся на свист. Глаза его расширились от ужаса, а дыхание перехватило, когда Акеан одним уверенным ударом снёс голову девчонке, что даже не успела пикнуть. Казалась Клэр и боли не успела почувствовать, а в её глазах навсегда отпечатался силуэт точно окаменевшего от ужаса брата. Грянул долгий, полный отчаяния и боли вопль. Мальчишка сорвался с места, на миг показалось, что он хочет отомстить за сестру, но нет, ноги его подкосились, он упал наземь, к обуви инквизитора и, дрожащими руками, поднял с окровавленной земли голову своей сестры, бережно прижимая её к трясущемуся от всхлипов телу. Тишина ночи содрогалась лишь от слез. Тем временем инквизитор взял обмякшую тонкую руку тела девочки и забрал печать чревоугодия, а после направился к графине.       — Вы же знаете, ваш меч меня не убьет. — наклоняя голову, с лёгкой усмешкой прошептала Аталея, да так тихо, что слышать её уж точно мог только Акеан.       — Так пусть хотя бы боль будет вам наградой. — с этими словами Акеан схватил женщину за волосы, поднимая её голову, и стараясь не выказывать жестокой ухмылки медленно отрезал ей голову, выпуская наружу черную липкую кровь.