Эпитафия Эдэль

      В помещении было холодно и тихо, как вдруг эту идиллию нарушил громкий, полный ужаса вопль, резко сменившийся невнятным мычанием, а после охрипшим кашлем. Раздался хлопок, фитиль на свечах, что стояли в канделябрах, висящих под сводом высокого потолка, вспыхнул огнём, наполняя актовый зал тёплым светом, ослепляя привыкшие к сумраку улицы глаза людей.       — Прошу минуту внимания. — достаточно громко, чтобы её слышали все, но не переходя на крик начала Шама.       Студенты и преподаватели ещё щурясь от яркости, обратили свой взор на говорившую — то была девушка в длинном темно-синем платье, волосами цвета ультрамарина, частично распущенными, частично собранными в небольшие рожки. Она приятно улыбнулась — очень осторожно, одними лишь уголками губ, едва прикрыла тёмные глаза, из-за чего взгляд её теперь казался немного ехидным. Ведьма чуть склонила голову, и длинные передние пряди волос, что до этого стекали по её плечам на спину, упали вперёд. Она приподняла подол платья, и едва присела в непринуждённом реверансе.       — Ору Гамма Эбуэ — вечная ведьма чудес. — точно промурлыкала она, смотря на замерших людей. — Будем знакомы. — выпрямившись, уже с совершенным безразличием добавила она, при этом внимательно следя за реакцией окружающих.       Студенты, всё ещё протирая немного слезящиеся глаза, смотрели на неё, в большей степени, с любопытством, разглядывая точно диковинку. Те из детей, кому ранее уже доводилось встречаться с ведьмой, лишь быстро обвели её взглядом, предпочтя изучить место в котором оказались: пол из серого, местами разбитого мрамора, на который, под окнами стрельчатой формы падал не яркий свет, проявляя узор алых роз, составленный из множества цветных стёкол; стены, что подпирали возвышенные своды потолка, расписанные давно потускневшими и почти осыпавшимися фресками; деревянные стулья с искусной, почти воздушной резьбой, стоящие у стен; камин в, котором не трещали дрова, и часы, стрелки которых замерли на половине пятого. Преподаватели, тоже, весьма быстро оглядели говорившую, скользнули взглядом по аудитории, и, поняв, что находятся в академии, вновь обратили взор на ведьму.       — Позвольте. — очень осторожно начала профессор Вергилия, медленно открывая глаза серо-зелёного цвета. — Вас, кажется, вчера убили? — максимально деликатным тоном уточнила она.       Шама, перевела взгляд на говорившую. Это была женщина лет сорока, очень милой наружности, но с поразительно ледяным и пронзающим взглядом совершенно безжизненных глаз, одетая в длинное чёрное платье с высокой горловиной и рукавами такими длинными, что под ними и кончиков пальцев видно не было.       — Полагаю вы желаете удостовериться в подлинности моей личности. — совершенно спокойно, глядя в лицо собеседнице, констатировала сей факт Шама.       — Если вас не затруднит. — одобрительно кивнув, ответила профессор Вергилия.       — Ничуть. Это разумное требование. — с пониманием, но не без тени горечи подтвердила Шама.       — Винсент. — неспешно поворачивая голову по направлению к выходу, начала женщина. — Будьте так любезны, принесите нам это. — очень учтиво, но в то же время с плохо скрываемой брезгливостью в голосе, попросила она, сквозь закрытые глаза смотря на преподавателя алхимии.       — Сыворотку правды, мадам? — смущённо уточнил профессор Нинель.       — Да, пожалуйста. — с некоторым отвращением ответила Вергилия, после, уже намного более мягко, добавив. — Винсент, вы давно не студент, вам пора перестать так волноваться.       Эти слова, кажется, добили молодого педагога, он покраснел до кончиков ушей, резко развернулся на каблуках и быстрым шагом, звонко цокая, направился к двери. Мужчина опустил ручку, потянул её на себя и замер, осознав, что было заперто. Винсент тот час почувствовал себя ещё более неловко, настолько, что ему казалось, будто стыд этот видно даже со спины. Примерно в этот же момент прозвучал звонкий щелчок пальцев, замок, лязгнув, отворился, чуть скрипнула дверь, и сгораемый со стыда молодой мужчина поспешно юркнул в коридор.       — Покуда мы ждём, я попрошу тишины. — всё тем же серьёзным тоном произнесла ведьма, заметя, что дети начали шептаться. — Эмилия, — подходя к девочке, что сидела на полу, начала Шама. — Как ты себя чувствуешь? — спросила она, аккуратно опускаясь рядом.       — Нормально. — почти ровным голосом произнесла девочка.       — Ты сможешь встать? — с максимальной серьёзностью спросила Шама, в ответ на что, Эми кивнула. — Осторожно, хорошо. — подавая ей руку, произнесла Шама, после, добавив. — Август, прошу вас, подстрахуйте её.       Эми осторожно, сначала лишь пальцами, коснулась ладони ведьмы, а после взяла её за руку. Шама выпрямилась неспешно, задавая темп, в котором Эми поднималась с колен. Профессор Август всё это время стоял за девочкой, готовый в любой момент подхватить её на руки.       — Нормально? — уточнила Шама, когда Эмилия полностью встала на ноги. — Голова не кружится, в глаза не темнеет?       — Нормально. — всё ещё несколько хриплым голосом ответила Эми, хотя, по правде, ей стало немного дурно — появилось лёгкое, но вполне ясное чувство тошноты.       — Хорошо. — с некоторым облегчением произнесла Шама, и, повернувшись к Никки добавила. — леди Айнжел, отведёте девочку в лазарет, дайте ей книгу, пусть читает в слух, и ей ни в коем случае нельзя спать, а я скоро к вам спущусь. — в ответ на это, Никки молча кивнула.       — Идём. — с этими словами, Никки едва коснулась плеча Эми, аккуратно увлекая её за собой к выходу под пристальое наблюдениее присутствующих.       Спустя пару минут вернулся профессор Нинель. Он подал ведьме небольшую рюмку на тонкой ножке, которую Шама взяла с некоторой неохотой. Винсент осторожно наполнил сосуд, что девушка держала в руке, примерно на половину, блестящей золотой жидкостью. Шама, невольно, судорожно сглотнула, вспоминая, что у неё и с двух-то капель не только язык развязался, но и, спустя некоторое время, мозги поплыли, и до комнаты своей она добралась не иначе как чудом.       — Не волнуйтесь, она сильно разбавлена. — верно подметя отобразившуюся тень испуга на лице ведьма, произнес профессор Нинель.       — Благодарю. — почти заупокойным тоном ответила Шама, поднося холодный хрусталь к губам.       Она сразу же уловила, пусть и очень лёгкий, но от того не менее гадкий запах чем-то отдаленно напоминающий спирт. Вероятнее всего сыворотку правды разбавили простой водой, а не чаем, приятный аромат которого в прошлый раз перебивал вонь. Не желая растягивать удовольствие, Шама залпом опрокинула рюмку, быстро проглатывая отвратительно горькую на вкус жидкость. Да, в этот момент тот чай, что три месяца назад подала ей завуч, казался Шаме просто прекрасным напитком.       Ощущения сильно отличались от прошлого опыта. В глазах девушки ненадолго стемнело. Тело бросило в дикий жар, от которого на лбу проступила испарина, а после в такой холод, что казалось, даже волосы встали дыбом. Шама зажмурилась, мотнула головой. Взор всё ещё казался мутным, ноги ощущались ватными и ей, откровенно говоря, хотелось куда-нибудь присесть.       — И так, ваше имя и титул? — пожалуй, даже с некоторым раздражением, смакуя чуть ли не каждое слово, спросила профессор Вергилия, пристально смотря на ведьму.       — Ору Гамма Эбуэ — вечная ведьма чудес. — с обыденным спокойствием произнесла Шама, развеивая все подозрения относительно своей личности. — Вас интересует что-то ещё? — уточнила она.       — Разумеется, но, полагаю, для начала, нам следует выслушать вас. — уже намного более ровным голосом, прикрыв глаза ответила женщина.       — Благодарю. — едва заметно кивнув, произнесла Шама, а после, чуть более громко, дабы все присутствующие, уж точно, начали её слушать, добавила. — Прошу внимания. — дети, окончательно смолкнув и прекратив всякую возню, посмотрели на неё. — То с чем вы столкнулись сегодня на кладбище — это мыльный пузырь. — подтверждая худшие опасения старших, произнесла Шама. — Венец творения магии лжи. Дыбы получить его, зачастую достаточно поменять одну деталь в прошлом, для книжника обладающего большим запасом маны, создать иллюзию такого изменения не проблема. Именно с этого начинается заклинание, что переписывает воспоминания тысяч людей, корректируя их в соответствии с новыми правилами. Меняется не мир, только память, иными словами мыльный пузырь не меняет прошлого — лишь воспоминания людей, не меняет настоящего — лишь создаёт иллюзию. Находящиеся под заклятием смотрят на мир сквозь призму обмана и не видят очевидных вещей. Даже люди вспомнившие правду, порой просто не способны узреть реальность внутри мыльного пузыря. Вы вспомнили, что Эмилия умерла, и осознание вами этого, дало трещину в заклинании, именно так забытая вами реальность, начала просачиваться в ваш разум. — продолжила Шама. — В этот момент вы очень уязвимы, ибо в вашей голове смешивается быль и небыль, происходит принятие того, что мир окружавший вас до сего момента был не более чем фальшивкой. — очень кратко, но в то же время весьма доходчиво начала пояснять она, и студенты и профессора слушали молча, внимательно глядя на ведьму. — Все вы сейчас вспомнили лишь один осколок из миллионов, что окружают всех нас, и кровь, что шла из носа — это просто реакция организма на брешь в заклинании. — при этих слова, напряжение и страх людей, вызванные незнанием ситуации, почти улетучились. — Одни осколок, пять минут паники и носовое кровотечение длящееся от силы минуту — звучит не страшно, ведь так? — с несколько ядовитой ухмылкой спросила Шама, смотря на только-только повеселевшие лица детей, которые, от этих слов, вновь притихли. — Пока мы не представим, что произойдёт если мыльный пузырь просто рухнет. Не нужно долго думать, дабы понять, что ранее упомянутым вы не отделаетесь. — подходя к самой важной части, уже куда более серьёзным тоном, произнесла Шама. — Это вспоминание не одного события, а всей вашей жизни, переписанной буквально с нуля. Не каждый человек способен пережить такое, но даже если предположить, что у вас крепкая психика, и вы каким-то чудом сумели переварить всю ту бурю эмоций и поток информации, то нужно вспомнить про тело. Носовое кровотечение не смертельно, а вот кровоизлияние в мозг уже может вас убить, и в этом случае избежать этого не выйдет. Весьма не радужные перспективы. — заметила Шама, и слова эти окончательно омрачили лица студентов. — Потому, сейчас, для вас самое главное — не ковырять эту трещину, не пытаться вспомнить более того, что показал вам ваш разум. Распространяться о произошедшем тоже не стоит, ибо главная опасность в том, что если исток заклинания, вдруг, вспомнит слишком много людей, оно просто потеряет смысл и лопнет, обрушившись дождём из осколков, тогда все кто находился под чарами вспомнят правду в сей же миг. — после этих слов Шама выждала недолгую паузу, дабы все могли осмыслить ею сказанное. — Я предложуивам два варианта. — произнесла она это осторожно-мрачным голосом, разрывая воцарившуюся на несколько секунд тишину. — Первый — мне он не нравится совершенно, ибо пособничество бесу в мои планы не входит, но он очень прост и совершенно безболезнен для вас — я сотру вам память об этом событии. — предложила она, после добавив. — Второй — мы принесём клятву о неразглашении всей той информации, что вспомнили и узнали. Выбор за вами. — закончила она, пристально отслеживая реакцию, не сколько из внимательности, сколько раде того дабы занять взор слипающихся от сонливости глаз.       Девушке хотелось быстрее закончить всё это, ибо она чувствовала как медленно, но верно мутнеть начинает уже её сознание. Шама всё ещё могла контролировать то, что говорит, подбирать более корректные или обтекаемые выражения в рамках достоверной информации, но ведьма прекрасно понимала, что сейчас на это она затрачивает больше усилий, чем обычно.       — Но разве этого достаточно дабы обезопасить наших студентов? — медленно, растягивая слова, спросила профессор Вергилия. — Волшебник создавший мыльный пузырь наверняка уже знает, что его творение дало трещину, а следуя из сказанных ранее вами слов — самый простой способ залатать дыру — стереть память всем кто вспомнил, но разве не проще всех нас просто убить? — полностью открыв безжизненные глаза, произнесла она. — Насколько мне известно, дважды одна и та же ложь работает лишь при условии, что человек искренне согласен в неё поверить.       Взгляд женщины несколько взбодрил Шаму, от вида этих совершенно безразличных глаз у девушки по спине пробежали мурашки. Она понимала, женщина эта не представляет совершенно никакой опасности, мадам Вергилия чисто физически не способна к магии, Шама, да и другие внимательные студенты могли видеть её руки, и те совершенно ужасные перекрёстные шрамы на ладонях профессора. Только это успокаивало не сильно, Шама буквально всем нутром чувствовала, что пред ней стоит ведьма во много раз превосходящая её и по знаниям и, когда-то, по мастерству. Сидя за партой на уроке это ощущалось не так, женщина редко открывала глаза, обычно тогда, когда что-то шло не по плану, либо очень сильно тревожило её или её студентов. Вряд ли мадам Вергилия хотела запугивать девушку демонстрацией силы, которую по определению не могла использовать. Скорее всего она сама была очень встревожена, а созерцание человека, с коим она говорила, хоть немного, но успокаивало, по крайней мере женщина видела, визуальное спокойствие леди Гаммы.       — Демон знает, что его заклинание трещит по швам, но он не может знать, кто вспомнил правду. — начала Шама. — Можно лишь предполагать, кто помнит истину, а это весьма ограниченный круг волшебников, большинство из которых уже мертвы. — ответила она.       — Хотите сказать, он даже не подумает на детей? — прищурив один глаз, с явным недоверием спросила Вергилия, хотя, внутренне и понимала, что собеседница, находясь под действием сыворотки правды, просто не способна ошибаться и врать.       — Только если кто-нибудь ему не скажет, или если он сам этого не видел. — ппоизнесла Шама, в ответ на что профессор прикрыла глаза. — Ещё вопросы? — оглядывая зал уточнила Шама.       — Я верно понимаю, что второй раз вспоминать правду будет куда болезненный? — смотря почти что в глаза ведьме спросила Нанакару. — Ибо это всё равно, что резать едва зажившую рану. — добавила она.       Шама быстро перевела взор на вице-президента студсовета. Девушка-альбинос с волосами собранными в тугие косы спокойно стояла в первом ряду, внимательно слушая и наблюдая за происходящим в зале.       — Верно. — кивнув, подтвердила Шама.       После этих слов, те не многие, что мысленно уже согласились на стирание памяти, опустили глаза разглядывая ни то трещины в полу, ни то свои туфли. Повторять опыт пережитого на кладбище никому не хотелось, но испытать эти же ощущения, только помноженные на несколько раз уж точно не желал ни кто.       — Полагаю ваш выбор единогласен? — с некоторым довольством, уточнила Шама, видя как помрачнели дети после её ответа.       Шама оглядела зал, выжидая примерно минуту, окружающие кивнули в ответ: кто-то быстро и решительно, кто-то не сразу и медленно, точно сомневаясь.       — В таком случае, прошу вас, каждый, по очереди произнесите чётко и разборчиво, следующие слова: «я, ваша фамилия, имя и отчество, если таковое имеется, искренне и добровольно клянусь хранить в тайне всё, что произошло со мной сегодня на кладбище и после, здесь, в актовом зале». — попросила ведьма.       — А что будет если кто-то из нас нарушит клятву? — очень осторожно спросила Сесилия.       Знакомый, приторно-сладкий голосок резал уши. Шама невольно нахмурились, резко переведя взор на девушку с волосами цвета спелой вишни. Сеси, съёжившись, отступила назад. Пусть и на краткий миг, но девушка увидела то сколько отвращения и презрения было во взгляде ведьмы.       — Ничего не будет, ибо вы не сможете этого сделать, даже если очень сильно захотите. — совершенно спокойно ответила Шама.       — Тогда зачем вам наше согласие, если выбора у нас, по сути, всё равно нет? — стараясь держать своё негодование в рамках приличия, чуть сдвинув брови, спросила девушка.       — Применить магию намного легче к человеку, что согласен на это, всё просто. — не без доли цинизма начала пояснять Шама. — Получив ваше согласие я просто потрачу меньше маны. Что же касается выбора, я вам его предоставила. Не моя вина, что тебе оба варианта не по нраву. — напоследок, не сумев сдержать ядовитой ухмылки, что едва тронула её губы, закончила она.       — Что в первом, что во втором варианте, вы собираетесь наложить на нас определённые чары, тем самым подавив нашу волю и ограничив свободу действий. Это всё равно, что выбирать меж дыбой и костром! — уже с явным раздражением, воскликнула Сесилия. — Неужели вас всех устраивает перспектива быть заколдованными? — обращаясь уже к присутствующим в зале, с жаром добавила она.       — Сравнение ты, конечно, привела просто потрясающее. — в этот раз уже не скрывая эмоций, закатив глаза и едко усмехнувшись, заметила Шама, выжидая, когда кто-нибудь решит высказаться в ответ на замечание Сесилии.       — Разумеется нет. — спокойно произнесла профессор Вергилия, и Сесили с надеждой взглянула на неё. — Если я правильно понимаю то эти чары будут больше похожи на печать вето, нежели на непреложный обет. — проговаривая это, женщина чуть приоткрыла глаза, внимательно смотря на ведьму, Шама медленно кивнула. — Разница в том, что во-втором варианте человек не лишён возможности сделать или не сделать что-либо, просто за нарушение обета последуют неприятные последствия. — как бы намекая, что лучше не иметь выбора вообще, чем случайно не выполнить условия и умереть, произнесла Вергилия. — В первом же случае человек чисто физически не способен сделать или не сделать что-либо. Выбора просто нет, за тебя уже всё решили и ничего тут не поделаешь. Но ты верно сказала, у нас изначально не было никаких вариантов. — открыв глаза, и сменив Сесилию пронзительным взглядом, произнесла она. — Обычно в таких случаях, даже не спрашивая, просто стирают память. И всем плевать, что эти люди будут переживать сей неприятный опыт повторно и с куда большим дискомфортом, когда с мыльным пузырём будет покончено. Разумеется, если тебе что-то не нравится, полагаю, ты можешь попробовать отстоять свои права, но я бы настоятельно не рекомендовала делать этого, если, разумеется, ты не желаешь вляпаться в большие неприятности. — одновременно очень тонко, но в то же время весьма доходчиво намекая девушке, что ей лучше заткнуться, произнесла женщина.       Сеси, явно хотела сказать что-то ещё, но, после секунды раздумий, плотно поджала губки и покорно опустила взор.       — Я рада, что ты оказалась благоразумна. — мягко добавила профессор Вергилия. — если ни у кого, возражений более нет. — растягивая слова, как бы потягивая время, дабы все окончательно пришли к осознанию, что это последний момент высказать своё мнение, начала она. — нет, полагаю. — заметила женщина. — тогда, леди Гамма, думаю мы готовы, в ответ на эти слова ведьма кивнула.       — Начнём с детей, закончим взрослыми. — произнесла Шама. — Все кто произнёс клятву — могут быть свободны. Кто самый смелый. — с лёгкой, едва земельной ухмылкой начала она. — может подходить ко мне.       После этих слов потребовалось ещё несколько секунд, прежде, чем первый из ребят ступил вперёд, подойдя к ведьме. Ирису было до тошноты противно, что на него все смотрят, но в этот раз он не боялся: не боялся быть первым, не боялся подойти, — ибо он, наверно лучше всех присутствующих в этом зале, знал говорившую.       Юноша ненадолго замер пред ведьмой, она выглядела ровно так, как в тот вечер, стоя у окна в лучах закатного солнца: причёска, платье, украшения, и глаза, вроде, тоже её. Только взгляд отличался, Ирис видел в нём не только усталость, но и совершенно несвойственные подруге страх и смятение, точно её загнали в угол.       Ирис очень осторожно улыбнулся, неловко, и ведьма, до этого отстранённая, так же тепло улыбнулась в ответ, от чего уши парнишки тот час нестерпимо запылали. Ему не нужна была сыворотка правды дабы понять, он, к великому счастью, ошибся. Пред ним действительно была знакомая с детства Шама, она, а не оборотень, что натянул на себя её кожу.       — Я, Ветае Ирис, искренне и добровольно клянусь хранить в тайне всё, что произошло со мной сегодня на кладбище и после, здесь, в актовом зале. — на удивление чётко и разборчиво произнес он, не забыв ни слова, от того, что в этот раз был совершенно спокоен.       — Да будет так. — с этими словами Шама едва коснулась указательным пальцем его губ, ставя печать безмолвия.       — И в этот раз я буду рядом. — всё так же уверенно смотря Шаме в глаза, но теперь совсем тихо, так, чтобы услышать это могла лишь она одна, добавил Ирис.       Что ощутила Шама в этот момент? Сложно сказать, быть может, в её животе вспорхнули бабочки? Это было нечто большее чем радость или восторг, нечто, что просто невозможно описать словами, нечто что, девушка до сего момента просто не испытывала. Ирис, вновь, неловко улыбнулся, в этот раз поджав губы. Он опустил голову и поклонился, как бы в прощании, но на деле лишь пытался подавить и скрыть краску, выступившую на лице. Напоследок, ещё раз, взглянув Шаме в глаза, он больше не увидел в их того отчаяния, напротив, он узрел знакомую искру уверенности. Ирис слегка мотнул головой, развернулся на каблуках и вышел вон…