***
— Приятного аппетита и хорошего вам дня! — бодро и даже слишком жизнерадостно говорит Тэхён своему последнему клиенту, после чего бежит в комнату «для персонала» и, переодевшись, также быстро выскакивает из кафе, несясь в сторону автобусной остановки. Сидя в автобусе, Тэхён подёргивал ногой и закусывал губы в предвкушении. Время для него текло слишком медленно, а автобус ехал с черепашьей скоростью. Он нервно и жадно ждал своей остановки, а когда автобус наконец приехал, Тэхён как бешеный выскочил из общественного транспорта, несясь на всех ногах. Забегает в здание, бежит к лестнице и молнией летит по этажам, потому что лифт для него сейчас кажется чем-то запредельно-медленным. Выбегает с лестничной площадки и ищет нужный номер. Взгляд бегает по двум сторонам, разыскивая те самые цифры, и вдруг… — Нашёл! — улыбается Тэхён, дергая за ручку двери, чтобы зайти внутрь, и сразу же видит счастливую улыбку своей матери. Она точно так же ждала их встречи, как и сам Тэхён. Он подбегает к ней и крепко-крепко обнимает, вдыхая родной запах. — Мама, я так соскучился! — Я тоже, сынок, — смеётся женщина, похлопывая сына по спине. — Ты чего так торопился-то? Мог же упасть! — Но не упал же! — хмыкает Тэхён, медленно отстраняясь. Он смотрит в её глаза и впервые за всё это время не видит той боли, что присутствовала при последней их встрече. — Тебе уже лучше? — Да. Врачи сказали, что я начинаю восстанавливаться, поэтому можешь не волноваться за меня, — мягко произнесла мать, беря руки сына в свои. — Вот когда полностью вылечишься, тогда и успокоюсь, а пока, — Тэхён достаёт из чёрной сумки фрукты, — нужно вкусно и полезно питаться, — подмигивает. — Спасибо, Тэхён-и, — женщина берет фрукты и кладёт их в тарелочку на столик. — Сына, как у тебя работа? Стажировка? Рассказывай, а то по телефону ничего не слышно! — Женщина кидает злобный взгляд на сотовый телефон 2012-го года. — Ох, точно, тебе нужно купить новый телефон… — задумывается парень, начиная прокручивать в голове варианты моделей смартфонов. — Ничего мне не нужно! Лучше чаще навещай меня. — Хорошо, мам. Теперь, когда ты в Сеуле, мне намного спокойнее, — Тэхён облегчённо выдыхает, в очередной раз убеждаясь в том, что перевести маму в Сеул было отличным решением. Но новый смартфон лишним не будет. — Ну, чего интересного скажешь? — Так, всё как обычно. Работаю в кафе два через два в разные смены, потом в агентство на занятия. Ничего интересного, — пожимает плечами Тэхён. — Что, прям совсем-совсем? — Тэхён кивает. — А как там с отношениями? — женщина внимательно присматривается к сыну. — Какие ещё отношение, мам? Ты же знаешь, что для звёзд отношения в запрете, к тому же меня это пока что не интересует. — Да? А мне кажется, у тебя кто-то появился! — она прищуривается. — Светишься весь от счастья! — Ма-а-ам, — Тэхён снова смеётся. — Это я по тебе так скучал. — И лезет обниматься. — Ну, так уж и быть, на этот раз поверю! — Что значит «на этот раз», мам? Я и правда не собираюсь ни с кем встречаться ближайшие лет семь, если не больше. — Он отрывается от матери и обиженно надувает губу. — Ладно, ладно, делай, что хочешь, — она махнула на него рукой, мол, это твоё дело, а позже снова засияла. Видимо, опять что-то вспомнила. — А как там с твоими друзьями? Ну, помнишь, ты как-то рассказывал о том, что кого-то нашёл. — Ах, да. — Уголки тэхёновых губ невольно поднялись. — Его зовут Чонгук, он мой сомбэ. — Сомбэ? — Ага, это он учит меня вокалу и игре на гитаре. А ещё он очень красивый и поёт тоже очень-очень классно. Представляешь, он — продюсер! Столько клёвых песен написал! Я даже слышал одну, — мягко улыбается. — Ты дружишь с продюсером? — женщина немного удивилась. — Да, так уж получилось, — смущается Тэхён. — Правильно, нужно с самого начала искать связи! — она подняла указательный палец, показывая всю важность нового друга. — Мам, Чонгук очень хороший, я смотрю на него как на друга, а не как на какую-то важную шишку! — возразил Тэхён, хмуря брови. Женщина внимательно посмотрела на сына, о чём-то задумалась и спросила: — Он важен для тебя? — Очень. Он стал для меня очень дорогим человеком, — чуть ли не прошептал Тэхён. — Тогда приводи его как-нибудь, познакомимся, — улыбнулась она, погладив тыльную сторону ладони сына. — Хорошо, мам. — Глаза Тэхёна засветились от представления, как он ведёт Чонгука к палате матери и знакомит двух родных для него людей. Представляет, как Чонгук начинает рассказывать маме о музыкальной индустрии и как та, ничего не понимая, внимательно слушает, а потом они начинают играть в хвату*, предварительно заказав чаджанмён*. Тэхён уже начал задумываться о том, как бы пригласить Чонгука к маме, однако женщина тычет пальцем в живот, намеренно отвлекая. — Тэхён-а, ты в облаках летаешь, что ли? — Тэхён посмотрел на хитро улыбающуюся маму и немного смутился. — Сыграем в хвату? Я с собой принёс! — Тэхён достаёт из кармана новую пачку карт и, распаковав, раскладывает их под всё ещё подозрительный взгляд мамы. — Кстати, мама… — неуверенно начал Тэхён. — Да? — Мне… — голос начал подрагивать, — мне предложили стажироваться за границей со следующего года, — тяжело сглатывает. — Ну, точнее, в середине января, и я хотел спросить… — закусывает губу. — Ты не будешь против, если я полечу в Америку?.. Если ты против… — Ты полетишь за границу?! — Её глаза округлились, и она даже немного придвинулась к сыну. — Да… — Тэхён весь сжался, боясь услышать ответ. — Это же замечательно, сынок, я так горжусь тобой! — Она похлопала сына по плечу в знак одобрения, показывая самую счастливую улыбку. — Спасибо, мам! — выдохнул всё напряжение, что накопилось за дико короткий срок. — За что ты благодаришь меня? Это я должна сказать тебе спасибо! Ты у меня такой замечательный! — Она потянулась к сыну и поцеловала его в лоб, погладив по голове. — А у тебя есть деньги на проживание? — заволновалась она. — Директор сказал, что они позаботятся об этом, так как они сами предложили мне лететь туда, — пожал он плечами в знак «как сказали, так, наверное, и будет». — Ну, тогда хорошо, — кивнула мать и потянулась за игральными картами.***
«Здравствуйте, Хосок, присаживайтесь, пожалуйста!» Хосок, развалившись на диване в привычной ему позе, покуривает сигарету, изредка приоткрывая глаза. Серый едкий дым наполняет лёгкие приятным ядом, опьяняющим до безумия. Он лежит, чувствуя себя совершенно опустошённым, ненужным и жалким. Настолько херово он не чувствовал себя никогда. «Скажите, это вы были на видео?» Да. «Вы принимали наркотические вещества?» Что-то вроде того. «Вы понимаете, для чего мы созвали комиссию?» Конечно. — И что я сделал в этой жизни не так? — шепчет он себе под нос, а потом истерически смеётся, хрипло откашливаясь от мокроты. «Чон Хосок, мы могли бы принять экстренные меры, но решили не усугублять ситуацию, так как вы проработали с нами достаточно долго…» Верно, стаж работы один из самых высоких среди всех работников агентства. «И что же вы там решили? Копам сдадите? В лечебницу?» Хосок вновь затягивается, вдыхая отраву всей грудной клеткой, что почернела уже давно, и улыбается. Искренне так, можно было бы даже сказать по-доброму, но точно не в этой ситуации. Тут будет уместнее сказать: — Сумасшедший, — кривит губы в гадкой ухмылке. «Хосок, вам повезло, вы отделались одним лишь увольнением…» — Повезло, значит? — Он жмурит глаза в попытке остановить влагу глаз, появившуюся слишком резко и нежелаемо. — Повезло… — Встаёт с помятого дивана, наклоняется за выпитой бутылкой соджу и что есть силы разбивает её о стену своей гостиной. Та с треском бьётся о бетонную поверхность и валится на пол осколками. По щеке наконец катится первая слеза. «У меня совсем нет шанса?» Зря надеялся, зря верил, зря… Вообще всё зря. То, что так долго и упорно выстраивал, взлетая ввысь только на малую часть… То, что так долго отрабатывал и чистил, стирая колени в кровь, до костей… То, что пытался не уронить, вздрагивая от малейшего лишнего движения… Всё это в прах, необратимый пепел обернулось. И не осталось ничего. «Мы вторых шансов не даём…» Точно, а Хосок уже и забыл, хотя сам такое не раз говорил каждому бедному стажёру, который допустил непростительную ошибку. А может, стоило им его дать, этот шанс? Но по сценарию — поздно. Однако в голове не перестаёт крутится эта фраза. И как он мог забыть то, что слетало с его губ чуть ли не ежедневно? Вторых шансов не дают. У Хосока из головы напрочь вылетели эти идиотски строгие правила, чистая репутация и доброжелательные сотрудники, которые раньше были коллегами. Раньше он всему этому поклонялся и свято верил, а сейчас… Сейчас не осталось ничего. Деньги? Власть? А может, должность? Это является точкой невозврата к обычной, правильной жизни? Той жизни, где деньги носят понятие «выжить», власть не распространяется на тебя в качестве болезни, а должность имеет пустой звук. Это и есть правильная жизнь, которой лишаются все, кто хоть раз становился богатым, властным или авторитетным. Хотя всё это достаётся людям сразу комплектом. И этот дорогостоящий комплект превращает разумных личностей в неадекватных, жадных тугодумов, жаждущих заполучить всё и сразу. Так было, есть и будет всегда. Только вот есть те, кому эта сраная власть, грязные деньги и ебаная должность в принципе не нужны и никогда не будут. Для этих людей важен либо результат, либо путь их цели. И это, наверное, самое драгоценное для таких личностей. Хосок знает, поскольку сам является таким. Таким — это каким? Тем, кому важны не деньги, а путь, кто делает всё не ради своей выгоды, а ради выгоды других, кто не привык к всеми желаемой власти, а привык к любимому, до боли родному делу, которому готов посвятить всю жизнь. Таким является Хосок. Для него нет ничего важнее работы, которой он лишился сегодня по своей же глупости. Обида и смятение прожигают в нём огромную дыру, да вот только что сделано — то не воротить. Слишком поздно задумываться о том, что было для него похотью и развлечением, поздно решать такие проблемы. Надо было думать об этом раньше, а сейчас… Сейчас у Хосока больше ничего нет, кроме бутылок спиртного и нескольких пачек сигар. И он определённо знает, чем восполнит горе от утраты любимой работы.***
«Динь-дон». Мужчина стоит под чужой дверью, долбясь в неё и пытаясь дозвониться до хозяина. — Чёрт бы его побрал, — цокает он, нажимая на звонок у двери ещё раз. «Динь-дон». Дверь спустя сто и одну попытку подаёт признаки жизни, отворяясь с противным скрипом, от которого мужчина содрогается. Из-за деревянной глыбы выглядывает бледное лицо с полузакрытыми глазами, севшим голосом мыча: — Чего тебе? — Боже мой, Юнги, что с тобой? — округляет глаза Пак Донсик, заходя в квартиру без разрешения. Его и просить не надо, всё равно бы Пак вломился, иначе какого дьявола этот «хороший менеджер» не тащит свой зад на работу уже какую неделю подряд? — Приболел немного, — шипит тот, когда его трясут за плечи, проверяя на живность. — Приболел? Ты выглядишь как мертвец какой-то, даже смотреть на тебя больно! — ругается мужчина. — Ну так не смотрите… — Умничаешь ещё? — скалится Пак, крутя головой в знак недовольства, а потом смотрит за спину парня, в комнату, не пойми какую, потому что и вещи валялись мятые, и упаковки от чипсов, и бутылки, и даже кроссовок там вроде лежал… — Господи, милый мой, ты что за беспорядок тут навёл? — выпятил огромные от шока глаза мужчина. — Не ваше дело… — промямлил тот, облизывая пересохшие губы. — Ещё и огрызаешься? — Пак приложил ладонь ко лбу менеджера и, ужаснувшись, отдёрнул её назад. — У тебя грипп, что ли? — Какой, к чёрту, грипп? Обычная простуда. — Юнги прошёл к кровати и, аккуратно взбираясь на ту, лёг поперёк. — Тебе в больницу надо, совсем дохлым выглядишь, — нахмурился Донсик, доставая смартфон, на котором сразу же набирает знакомые цифры. — Алло, здравствуйте, тут больному плохо, приезжайте скорее… — Какого хуя ты творишь?! — разозлился Юнги, привстав с кровати, после чего ухватился за голову, мучительно шипя. — Да, да, дом пятнадцатый, — заканчивает разговор Пак, одновременно поглядывая на Юнги. Положив трубку, он снова осматривает больного и, вздыхая, отвечает: — Забочусь о тебе, кто, если не я? — Забота, — хмыкнул Юнги. — Как же… — В любом случае собирайся, скоро приедут врачи! — оповестил Пак Донсик, принимаясь расхаживать по квартире.***
— Я хочу перевестись, — твёрдо и решительно сообщает Пак Чимин, смотря в глаза директору. — Как это хочешь перевестись? Ты же согласился работать с этой группой, почему теперь отказываешься? Тебя что-то не устраивает? — не понимает директор. — Нет, всё отлично, директор, просто… — «Просто дело в Хосоке». — Я хочу вернуться к своим ребятам и продолжать заниматься с ними, мне так будет удобнее и легче. Мне больше нравится работать с каждым отдельно, а не с целой группой… — Ох, раз так… — Директор немного задумался, но после одобрительно покивал головой, показывая мягкую улыбку, на которую Чимин в знак благодарности тоже улыбнулся, проговорив тихое «спасибо». Всё-таки директор у них хороший, добрый и понимающий, на все твои прихоти сможет найти выгодное для обеих сторон решение. Кстати об этом… — Директор, — обратился к нему Пак. Тот сразу же внимательно посмотрел на работника, как бы говоря: «Я слушаю». — Дело с Чон Хосоком… Вы решили, что будете делать?.. — Чон Хосок. — Лицо директора сразу стало серьёзным: уголки губ опустились, брови нахмурились. — Его уволили. — У… уволили? — Впервые за всю свою жизнь Пак Чимин испытывает такой страх из-за чьего-то увольнения… Что-то новенькое. Хотя с Хосоком только так. — Но… он хороший сотрудник! Никогда не опаздывает, выполняет все свои задачи и, конечно, он превосходный танцор! Не могли бы вы простить его разочек? — молился Пак. — Наркотики — дело серьёзное. Я и так прикрыл его, считай, уберёг от решётки, потому что давно его знаю, и мне его жаль, но оставлять на работе больше не собираюсь. Не хватало, чтоб поползли слухи об этом… — мрачным тоном высказался директор. Чимин коротко кивнул, встал, сделал поклон и ушёл. Всё-таки Хосок снова оказался прав. Ничего уже с этим не поделаешь.