***
В подвалах было как обычно прохладно и темно. Хотя в этот раз мне даже показалось, что температура вокруг была немного ниже обычного, но я быстро выбросил эти мысли из головы и, подняв палочку, хорошенько осмотрелся вокруг. Но ничего подозрительного так и не смог обнаружить. Тюрьмы с клетками были пусты, и, не считая редкого стука капель о каменный пол, никаких посторонних звуков не было. Но Ингрид была напугана, я никогда ещё не видел её в таком состоянии, да и призраки зачем-то начали давать о себе знать… но чёрт возьми, здесь ничего нет! Я обошёл все подвалы, включая два погреба, но так и не смог обнаружить опасную сущность — а Ингрид ни за что бы не испугалась обычного человека — а затем остановился перед запечатанным входом в катакомбы и, постояв немного, закрыл глаза. Один мудрец, с которым я имел счастье познакомиться в Азии, дал мне совет, который я запомнил на всю жизнь: если глаза чего-то не видят, то закрой их и не мешай другим чувствам пролить истинный свет. Этот совет не раз и не два выручал меня, и сейчас я решил воспользоваться им же. Когда лишаешься зрения, другие чувства обостряются как никогда. Теперь далёкий стук капель казался ближе, чем он был, а холод — сильнее. Да, непривычный холод действительно был, это не было моей фантазией. И он шёл прямо от запечатанного входа в катакомбы, лёгкой струёй обдавая меня. А шестое чувство, та самая интуиция, которая никогда до этого меня не подводила, кричала, что то, что я искал, пряталось именно там, в глубине катакомб. Но вход же был запечатан? Я сам, чёрт подери, запечатал его, причём очень сильными чарами! Как оттуда могло что-то вырваться? Или Ингрид сама спустилась, найдя лазейку? Нет, Ингрид была крайне благоразумным существом, и, напоровшись на что-то опасное один раз, ни за что не пойдёт в то место, где может встретить это второй. Но я так и не мог понять, что это был за ужас, что до дрожи напугал её и привидений. И почему он не показывался мне, разве я не был добычей поинтереснее? С большим трудом поборовшись с искушением снять печать и спуститься ещё глубже в одиночку, я решил оставить пока катакомбы и как следует осмотреть дом, чтобы оценить ущерб, причинённый привидениями. Может, Эмилия просто решила поиграть с Тессой в страшилки, а разбилась всего одна ваза и то от сквозняка? Но страх Ингрид всё равно не вписывался в общую картину и не давал покоя, как бы я ни хотел объяснить всё логично и рационально. — Вилли, — щёлкнув пальцами, властно проговорил я, и передо мной в холле тотчас появился домовой эльф в грязной наволочке, — ты видел, чтобы где-нибудь было что-то разбито или была испорчена картина? — Да, мастер, — склонив голову к груди, покорно сказал он. — И ты уже прибрал беспорядок? — Я убрал осколки на втором этаже в зале с роялем, но я не трогал картины и вазы на остальных этажах. — Покажи мне, где это, — отдал я приказ, и домовик поспешил к лестнице, ведущей на верхние этажи, а я широким шагом последовал за ним. Одна из картин была действительно порвана, причём в клочья. Я видел её пару раз, она была недалеко от нашей с Кейт спальни, хотя по сторонам в последнее время я редко смотрел, было не до того. Но я всё же помнил приятное лицо девушки в светлой одежде и лилией в золотистых волосах. Мне даже кажется, что я видел привидение этой самой девушки, но сейчас я смотрел перед собой и ничего, кроме обоев и обрывков, увидеть не мог. И я не мог понять, кому было нужно уничтожать картину? — Ты знаешь, кто это сделал? — не опуская взгляда, спросил я, и Вилли пропищал: — Нет, мастер. — В дом мог пробраться посторонний? — Нет, мастер, — дрожа от страха, повторил свой ответ домовик, и я отдал очередной приказ: — Покажи мне, где ещё что-то разорвано и разбито. Неподалёку в комнате на полу валялись осколки от двух массивных напольных ваз, а в комнате на третьем этаже восточного крыла был сломан шкаф, выбиты стёкла и порваны три картины, которых я уже припомнить не мог, так как комнаты были нежилыми. — Почему ты не рассказал мне об этом? — грозно спросил я, оглядывая беспорядок, и эльф передо мной сразу упал на колени и склонил голову. — Я не хотел тревожить вас, мастер! Я сейчас же всё приберу! — Да, ты приберёшь здесь всё, восстановишь картины и впредь будешь сразу же сообщать мне, если где-нибудь опять будет что-то сломано, понятно? — Да, мастер, — раздался тоненький напуганный голосок, и я резко развернулся и направился к выходу, решив обдумать увиденное в своём кабинете. Итак, что-то, чего боялись привидения и Ингрид, засело в доме, а если быть точнее, в катакомбах. Раньше оно активности не проявляло, значит, это что-то… спало? Или просто выжидало момент? Но что ему было нужно? Почему оно не выходило к людям? Не причиняло вред эльфам, прислуге… мне? Если смотреть с практической точки зрения, то для любой неведомой сущности, питающейся магической силой, а иначе её бы не боялись призраки, сильный молодой волшебник будет лакомым куском. Или оно не настолько сильное, чтобы противостоять мне, потому и прячется? Тогда стоит ли его вообще опасаться? Голова гудела от бессонной, полной напряжения ночи, и в таком состоянии нужно было в первую очередь отдохнуть, а потом уже принимать какие-либо решения. Поэтому я дождался, когда ко мне придёт Тесса, отправил вместе с ней очередное письмо Кейт, а затем пошёл в спальню, чтобы хоть немного поспать и прийти в себя. И даже зелье сна пить не пришлось — сон поглотил меня сразу же, едва я коснулся головой подушки. Солнце… оно, казалось, было повсюду, но больше всего его было вокруг неё. Кафе «Гиппогриф» ближе к обеду полностью заполнялось людьми, но когда бы я ни приходил, всегда был небольшой пустой столик где-нибудь в отдалении, за который я мог сесть и следить за Кейт. А больше причин приходить сюда у меня и не было. — Добрый день, Том! Что будешь заказывать? Мне пришлось ждать аж пятнадцать минут, прежде чем Кейт поговорит со всеми посетителями, пришедшими вместе со мной и даже после меня, а затем, в самую последнюю очередь, будто нарочно, подойдёт ко мне. Но во мне не было ни капли злости, нет. Наоборот, я наслаждался ожиданием, незаметно следя, как хрупкая проворная официантка в ярко-зелёном платье до колена и белом фартучке поверх ловко собирает посуду со столиков, записывает заказы в маленький блокнотик и раздаёт меню. Кейт за это время ни разу не посмотрела в мою сторону, будто меня здесь и вовсе не было, а я, затаив дыхание, смотрел, как солнечный свет золотил её тёмные волосы, собранные на макушке в конский хвост. И в этот момент казалось, что свет шёл и откуда-то изнутри неё, и мне так хотелось хоть немного погреться в его лучах. — Добрый день, Кейт. Извини, я ещё не успел наизусть выучить ваше меню… — Да, конечно, прошу прощения, — мигом перебила меня она, выудив из-за пазухи тоненькую папку. — Как только определишься, дай мне знать, хорошо? Сегодня столько людей, не хотелось бы заставлять кого-то ждать! — Конечно, — безразлично протянул я, и Кейт тут же сорвалась к другому столику, к грузному мужчине, помахавшему ей рукой. Не скажу, что я часто приходил сюда, но и вовсе забыть про это место я не мог. Меня тянуло сюда, тянуло к ней, и я просто не мог сопротивляться этой тяге. Вот и сегодня я опять пришёл, хотя не был голоден, только чтобы увидеться с Кейт, потому что не видел её чуть больше недели, а в приюте мы больше не пересекались. И моей маленькой помощнице было совершенно невдомёк, что она имела возможность сбегать сюда с утра пораньше только потому, что я дал определённое количество денег охраннику и миссис Коул. Хотя я знал, что недавно в её комнате устроили обыск, правда, ничего так и не нашли, Кейт не так глупа, чтобы держать ценные вещи на видном месте. Мне же сотрудники приюта были уже не указ, и трудотерапией заниматься я больше не собирался, но вот её приплести могли. А ещё могли запереть в комнате или наказать за побеги, если бы не моя забота… и вот благодарность — Кейт старательно делает вид, что меня просто не существует. Я знал, почему она так делала — всё из-за недавнего разговора про мою родню и её судьбу, но… я не мог не рассказать ей об этом. И она прекрасно это понимала. А я прекрасно понимал, насколько нелегко давались ей подобные разговоры. Наверное, на месте Кейт я бы тоже не захотел себя видеть… что ж, мне было достаточно того, что почти час в неделю я мог наблюдать за ней со стороны, попивая кофе, и следить, как она искренне улыбалась посетителям, смеялась шуткам недотёпы повара, кружила по кафе в лёгких платьях и довольно метко отвечала на ворчание хозяина кафе. В такие минуты она была сама собой, настоящей, и я нет-нет, да вдруг видел за хрупкой девочкой взрослую женщину в таком же лёгком летнем платье. И мне так хотелось, чтобы мои мимолётные видения стали правдой, жить стало бы намного проще… Но не успел я пропитаться теплом от погожего летнего дня и беззаботной Кейт, как вокруг неожиданно стало темно. Столики с посетителями исчезли, вместо них вокруг были картины и до боли знакомые вазы, а стены неожиданно сузились до коридора четвёртого этажа… моего дома. Я оглянулся по сторонам и зацепился взглядом за тот самый портрет, который Вилли показал мне с утра… и он опять был порван в клочья. Но его должны были восстановить, разве нет? Резкий звук заставил меня повернуться, и я увидел, как маленькая девочка с двумя косичками и в старомодном платье толкнула со столика неподалёку от меня вазу с цветами, и та разбилась вдребезги. Эмилия посмотрела на меня совершенно безумным взглядом и вдруг прокричала: — Убирайтесь отсюда! Забирай её и уходи прочь из этого дома! Быстрее! От неожиданности я даже рот открыл, ведь впервые привидение говорило со мной, и тут на меня пахнуло холодом… а душу сковал страх. А за Эмилией медленно появился чёрный силуэт. Чем ближе была тень, тем лучше я мог её рассмотреть, а призрак замер, словно его парализовало. Наконец, неизвестный подошёл совсем близко к Эмилии, и в неверном лунном свете я смог как следует разглядеть его. Это был высокий мужчина в накинутой на плечи плотной чёрной накидке наподобие мантии, но не совсем. Его кожа была синевато-голубой и невероятно гладкой, а из головы торчали два чёрных рога длиной сантиметров пятнадцать-двадцать, делая неполный завиток кзади. Он пристально посмотрел на меня ярко-красными глазами, в которых будто полыхало адское пламя, а затем обнажил белоснежные острые клыки в оскале и закрыл когтистой рукой рот девочки. Та, не шевелясь, полным страха взглядом смотрела на меня, а демон за ней ещё шире оскалился и приложил указательный палец второй руки к своим губам, словно призывая к тишине. Резко выпрямившись в кровати, я делал один глубокий вдох за другим, а сердце так и колотилось в грудной клетке, грозя и вовсе оттуда выскочить, настолько эмоции от увиденного захлестнули меня. Я даже и не думал, что когда-нибудь испытаю настолько сильный страх, и что самое странное, я не мог объяснить себе, откуда он взялся. Меня испугала вовсе не внешность того существа, я видел вещи и похуже… что-то зловещее было внутри него, и именно от этого мне и стало не по себе. Солнце за окном уже клонилось к горизонту, проталкивая свой тусклый свет сквозь плотные тёмные тучи, а это значило, что я проспал не меньше трёх часов, а то и все четыре. Но отдыха мне это нисколько не дало, наоборот, голова разрывалась от мыслей, что это всё-таки было: моя больная фантазия или предупреждение? Быстро одевшись, я вышел из спальни и первым делом подошёл к той самой несчастной картине. Она была целой, а девушка на ней всё так же печально смотрела на случайного наблюдателя. Почему именно она? Потому что это самый ближний портрет к моей спальне? Или дело в самой девушке? Вопросов было много, но и ответы теперь есть где искать. — Тесса! Тесса! Ты не видела Эмилию? Сломя голову спустившись по лестнице на второй этаж, я заметил в конце коридора два женских силуэта, и моя дочь тут же повернулась ко мне и растерянно ответила: — Нет, папа, я не видела её сегодня… — Ты сказала, что она вчера написала тебе что-то?.. — делая глубокие вдохи, спросил я, и Тесса ещё более встревоженно посмотрела на меня. — Да, но больше я её не видела… что-то случилось? — Нет, — выдохнул я, изо всех сил стараясь обуздать нахлынувшие эмоции. — Нет, Тесса, не случилось, тебе нечего бояться. Я просто хочу поговорить с Эмилией, у меня появились кое-какие вопросы к ней… — Но она всё равно не ответит тебе на них, — озадаченно проговорила Тесса, и я опустился на колено и взял её за руки. — Может, и не ответит. Но мне всё равно нужно спросить. Где она больше всего любит появляться? — На чердаке… или в моей комнате… или в коридоре третьего этажа… Папа, ты узнал, кто разбил вазы и картины? — Это просто чья-то неудачная шутка, ничего страшного не случилось. Я обязательно поговорю с привидениями, и они больше не будут вредить нам. Тебе не снятся кошмары в последнее время? Она медленно покачала головой в стороны, а в серых глазах всё заметнее проступал страх. Тяжело выдохнув, я обнял Тессу и прошептал: — Всё хорошо, принцесса, я обязательно со всем разберусь. И никому и никогда не дам тебя в обиду, клянусь, — а затем выпрямился и более громко добавил: — У тебя сейчас урок музыки? Тесса кивнула и посмотрела на мадам Пруэтт, и та легко улыбнулась ей и взглядом показала на двери зала с роялем. А когда моя дочь вошла внутрь, я грубо схватил мадам Пруэтт за локоть и прошептал ей на ухо: — Не отходите от неё ни на шаг и передайте то же самое Элизе. Старайтесь не гулять по дому одной, позовите домовика на крайний случай. И если заметите что-то странное, немедленно сообщите мне. Она растерянно кивнула мне, поняв, что мои слова дочери немного расходились с действительностью, а когда я разжал ладонь, то мадам Пруэтт сразу же поспешила в зал, чтобы не оставлять без присмотра свою подопечную. А я направился к себе в кабинет… для раздумий. Предатель среди моих слуг, который сливал врагам важную информацию, а теперь ещё и нечто, представлявшее угрозу… Тессе. Да, вот чего я испугался после пробуждения. Я не боялся, что что-то неведомое может причинить вред мне, моя жизнь была под угрозой столько раз, что я уже перестал ощущать страх за неё. Я боялся именно за Тессу, потому что она была для меня более важна, чем даже моя жизнь. И я прекрасно понимал, что если с ней что-то случится, особенно у меня под боком, я никогда себе этого не прощу. В итоге на смену страху пришла злость. Это мой дом, моя дочь и мой мир, чёрт возьми, и никто не посмеет приходить ко мне во сне и угрожать! А если это что-то засело в катакомбах, то надо перевернуть их и найти гада, чем бы оно ни было. И я даже знал, кто мне поможет с обыском. Как раз в пятницу все мракоборцы должны будут покинуть Хогвартс, а значит, в субботу с утра Долохов и остальные мои министерские друзья будут вполне свободны, чтобы спуститься со мной в катакомбы дома, а они были достаточно большими для обыска одному. А там мы уже найдём то, что засело внутри и не давало покоя ни мне, ни моим близким.* * *
— Мы ищем что-то конкретное, милорд? Долохов никогда не был трусом, но даже ему стало не по себе, когда мы спустились в подвалы и остановились перед запечатанным входом в катакомбы. Тот самый леденящий душу холод опять струёй обдавал нас, а темнота вокруг была особенно зловещей. — Живых людей там нет, — тихо проговорил я, хотя в могильной тишине меня было отлично слышно и всем остальным. — Но это не значит, что там нет никого другого. Нужно обыскать каждый угол и найти то, что там прячется, чем бы оно ни было. Будьте внимательны, — а затем взмахнул волшебной палочкой и разрушил печать. Ледяной поток резко усилился, отчего некоторые за моей спиной сделали шаг назад. Но я не собирался отступать. Немного привыкнув к холоду, я вновь взмахнул палочкой, и в тёмном сыром коридоре передо мной, ведущем вниз, загорелись факелы в стене, освещая путь в темноту. — Если что-то найдёте — сразу же дайте мне знать, — напоследок сказал я, прежде чем первым переступить порог катакомб. Они были явно древнее, чем дом наверху. Причём не на одну сотню лет, а может, даже и тысячу. Длинный коридор немного расширился спустя метров двести, а затем и вовсе разделился на два равноценных, одинаково холодных и ведущих ещё ниже. Я кивнул паре человек, и они пошли по правому коридору, а остальные пошли со мной влево, но нас опять ждала развилка дальше. Остановившись перед ней, я понял, что под домом был настоящий лабиринт, и плутать в нём целую вечность очень не хотелось. А потому вместо приказа разделиться я вернулся к предыдущей развилке и сделал пометку, из какого прохода мы пришли и куда направились, а после проделал то же самое и на другой. — Помечайте коридоры, иначе мы заблудимся, — сказал я Эйвери, и он, кивнув, взял несколько человек и направился в другой проход. Развилок было много, и на каждой приходилось разделяться, чтобы охватить все катакомбы целиком. К тому времени, когда я остался один, коридоры становились всё ниже и ниже, и приходилось немного наклонять голову, чтобы не задевать сырой потолок. Но ни одного зала, ни одной пещеры, грота, потайной комнаты мне так и не попалось. Лишь сплошной лабиринт из тёмных коридоров, который почему-то вселял ужас, хотя ничего здесь не было. Или это сами стены давили на психику, заставляя придумывать то, чего не было в действительности? Остановившись перед очередной развилкой, я задумчиво всмотрелся сначала в один коридор, потом в другой, и никак не мог определиться, куда же свернуть, потому как они были совершенно одинаковы. Даже факелы чередовались примерно на одном расстоянии и с одной и той же стороны, что не давало никакой зацепки для глаз и шанса запомнить путь. Наверное, в этом в конечном счёте и был замысел того, кто создавал эти катакомбы, но я всё равно не мог увидеть его цели. Зачем кому-то было нужно всё это? Чтобы враги заблудились и не нашли выход? А как они вообще найдут вход, если он внутри дома? Или это был особый род пыток, чтобы жертва медленно сходила с ума, тщетно ища выход в сотне одинаковых коридоров? Или это подобие дворца на острове Крит, где в центре лабиринта обречённых путников ждало голодное чудовище? Но где же тогда центр у этого лабиринта? И ждал ли там кто-то вообще? Но только я собрался сделать шаг в один из проходов, как в другом показалась тень. Замерев, я приготовился к атаке, но сразу вслед за тенью послышалась тихая ругань, и я мигом расслабился и опустил палочку. — Эти чёртовы коридоры то сходятся, то расходятся, я намотал круга три, прежде чем выйти сюда! — наконец проворчал Долохов, подойдя ближе ко мне. — Остальные тоже уже не раз встретились, хорошо, что вы додумались оставлять метки, отсюда не так легко выбраться. — Ты нашёл что-нибудь? Комнату или?.. — Нет, только одни чёртовы тоннели, — сплюнул он и полез во внутренний карман мантии за пачкой сигарет. — От остальных я тоже не слышал, чтобы кто-то нашёл какое-то помещение. Но… Тут Долохов замолчал и прикурил сигарету, а я напрягся. Выпустив облачко табачного дыма, он задумчиво посмотрел в коридор, в который я чуть не ушёл, и тише добавил: — Я нашёл знак на стене. Другие про него не упоминали, но я видел его два или три раза в разных коридорах. — Что за знак? — Бык, — помолчав немного, ответил Долохов. — Пентаграмма, в которую вписана голова быка. Красного цвета. Хотите посмотреть сами? Я кивнул, и он кинул окурок в сторону и повёл меня в тоннель, из которого появился пару минут назад. Коридоры действительно сходились, это было заметно по меткам, оставленным на стене лично мной и другими, а совсем скоро мы пришли к стене, на которой действительно была изображена голова быка в красной пентаграмме. Знак сам по себе ничего не говорил. Катакомбы были явно очень древней постройкой, а в разные времена разные народы придавали совершенно различное значение пентаграмме. Единственное, в чём сходилось большинство, так это в том, что она была символом магии. И это заставляло задуматься. — Ты проверял, за этой стеной что-нибудь есть? — спросил я Долохова, и тот кивнул, но тут слева послышался другой голос: — Я тоже видел этот знак, милорд. И за стеной простукивается пустота. — Где, Гидеон? — Недалеко отсюда, — ответил Розье и повёл нас дальше по лабиринту. Второй знак был точно таким же, как и первый, но наш проводник постучал по кирпичам тростью, и отчётливо послышался звонкий звук, не оставляя сомнениям шанса. Причём полость была довольно большой, судя по эхо. Но вот одного я понять никак не мог… — Почему ты не разрушил стену? — подняв бровь, обратился я к Розье, и тот, замешкавшись, ответил: — Там… там чары, милорд. Сильные. Я попробовал пару заклинаний, но они отскочили, и более мощные чары я применять не стал, боясь обвала. «Значит, проход закрыт, — подумал я, осмотревшись, чтобы оценить вероятность разрушения тоннеля. А она определённо была. — Магическим образом. Но зачем создавать комнату, в которую нельзя войти?» Хорошенько присмотревшись к стене, я заметил едва различимую щель в кирпичах сразу под пентаграммой. Подойдя поближе, я наклонился и всмотрелся в неё, а после провёл по шершавым камням пальцами, чтобы окончательно убедиться, что это была замочная скважина. — А у вас есть ключ, милорд? Долохов тоже заинтересовался моей находкой и буквально через пару секунд озвучил вопрос, который появился и в моей голове. Но вот ответить мне было нечего: я до этого и не подозревал, что катакомбы под домом настолько путанные и длинные, не то, что здесь есть комнаты. — Думаете, он где-то в доме? — Может быть, — наконец тихо протянул я, ещё раз осмотрев стену и лично проверив её на Разрушающее заклинание. Но оно отскочило, а сверху посыпалась кирпичная крошка, так что второй раз пытаться было опасно. — Антонин, покажи мне остальные знаки, все, что ты успел найти. Гидеон, пометь стену и путь к ней, я вернусь сюда позже. Розье сразу принялся выполнять мой приказ, а я пошёл за Долоховым в очередной коридор, и совсем скоро наткнулся на ещё один знак неподалёку. В этот раз я лично проверил стену на предмет потайной двери, но за каждым кирпичом, которого я касался, неизменно раздавался глухой звук. Правда, один, прямо под пентаграммой, чуть шевельнулся, и я, взмахнув палочкой, вынул его из стены. Полостью небольшой тайник было назвать слишком громко, но всё же за кирпичом кое-что лежало. Небольшая деревянная шкатулка с причудливым замком, полностью умещавшаяся на двух ладонях. Но несмотря на неказистый вид, на ней были такие же мощные чары, как и на проходе в потайной зал, и я не смог открыть её, как бы ни старался. Осмотрев остальные знаки и ничего в них не найдя, как в предыдущих двух, я дал команду подниматься на первый этаж, и все с нескрываемым облегчением поспешили к выходу из катакомб, видимо, пребывание в продуваемых ледяным сквозняком тоннелях мало кому понравилось. Но вот что точно не понравилось мне — так это то, что мы так ничего и не нашли, кроме шкатулки и странных знаков, значение которых я пока понять не мог. И закрытой двери, которую никак не мог открыть. — Эдвард, Антонин, ко мне в кабинет. С остальными я поговорю позже на рабочих местах. Можете идти, — отдал я короткий приказ, и люди в чёрных одеждах развернулись к выходу, а двое направились за мной на второй этаж. Но не успел я коснуться ручки двери своего кабинета, как в конце коридора, у музыкального зала, заметил серебристую тень ребёнка… тень, которую я не видел уже давно, хотя в последнее время очень тщательно её искал. — Подержи-ка, — сказал я, всучив Долохову шкатулку, а сам побежал по коридору. Призрак не сразу заметил меня, только уже тогда, когда между нами осталось два метра, и, выпучив глаза, со страхом уставился на меня, а я крикнул: — Эмилия! Эмилия, стой, я ничего тебе не сделаю! Но ужас в её глазах только усилился, и она попятилась к окну, а после напоролась на столик с вазой. Ещё один предмет старины разбился вдребезги, но только я взмахнул палочкой, чтобы удержать привидение, как она растворилась в воздухе, будто её и вовсе не было. А я растерянно смотрел перед собой и делал глубокие вдохи, пытаясь понять, в чём была причина страха подружки Тессы. Лично во мне или в чём-то другом? Но надолго впадать в раздумья было некогда — за моей спиной ждали Эйвери и Долохов, и им моя небольшая пробежка за малявкой-призраком точно показалась как минимум странной. Поэтому я быстро взял себя в руки, развернулся и пошёл обратно по коридору к кабинету. Только зайдя внутрь, Долохов сразу же плюхнулся на излюбленное место на диване и закурил, а Эйвери с тревогой осмотрелся и сел на стул перед моим столом, и вся его поза и движения выдавали скованность и страх. Но если он не провинился, то чего ему было бояться? Или причины всё-таки были? Я не стал занимать привычное место за столом, как делал это обычно, а прислонился плечом к косяку двери и задумчиво уставился на Эйвери, отчего тот задрожал и медленно повернулся ко мне лицом. — Эдвард, ты говорил кому-нибудь о предстоящем разговоре с Акерли? — не став тянуть кота за хвост, тихо произнёс я, и бледные глаза главы мракоборцев чуть расширились. — Н-нет, милорд, — прошептал он, а я так и чувствовал исходящий волнами страх. — Я никому ничего не говорил, клянусь. Я перевёл взгляд на Долохова, явно чувствовавшего себя в своей тарелке, и тот хмыкнул и выпустил струю табачного дыма в потолок. Да, Долохову бояться было совершенно нечего, он знал, что я его позвал для очередного дела, но вот чего тогда боялся мой школьный друг, дрожавший сейчас как осенний лист? — Я… я могу показать вам, милорд, все воспоминания! Я никому ничего не говорил! — чуть громче воскликнул Эйвери, и я, кивнув, медленно подошёл к нему и пристально вгляделся в глаза. Да, действительно, он сам выследил Акерли, ни с кем не советуясь и никого не посвящая в свои поиски, и всю неделю до самого моего похода в Отдел катастроф прилежно молчал. Никаких вмешательств в память тоже не было, их я чувствовал сразу. Так что если кто и узнал о нашей затее заранее, то как-то по-другому, мой верный слуга был здесь точно ни при чём. Да и других поступков, которые могли как-то огорчить меня или разозлить, я не увидел, что ещё больше вогнало меня в задумчивость. Вынырнув из воспоминаний, я тяжело вздохнул и тихо проговорил: — Тогда чего ты так боишься, мой друг? Эйвери неопределённо мотнул головой, будто и сам не знал ответа на мой вопрос, а я ещё раз вздохнул и, обогнув стол, сел наконец на своё привычное место. «Неужели я действительно превращаюсь в неуравновешенное чудовище, бросающееся на людей по пустякам? Или я просто сорвался с цепи, когда у меня украли Кейт, и немного перегнул палку?» — промелькнуло в голове, и я коснулся пальцами переносицы и снова внимательно посмотрел на Эйвери. — Ты ищешь остальных шпионов? — Да, милорд, — кивнув, отозвался он, в этот раз чуть увереннее. — Я… мне кажется, я нашёл одного… одну женщину из Отдела по связям с гоблинами, но пока не уверен до конца… мне нужно время, чтобы всё проверить. — Хорошо, проверяй, — совершенно спокойно ответил я, поудобнее усевшись в кресле. — А когда будешь уверен в своих предположениях — сообщишь мне, ненужных жертв тоже стоит избегать, всё-таки сейчас все работники министерства — чистокровные или почти чистокровные волшебники… и незачем проливать чистую кровь впустую. Надеюсь, в твоём отделе шпионов точно нет? Эйвери опять неопределённо покачал головой, будто сомневаясь в своём ответе. — Почти все мракоборцы имеют вашу метку, милорд, за исключением двух человек — Поттера и Боунса. Но они давно работают в отделе, их семьи постоянно на виду, как и они сами… Я предлагал Флимонту присоединиться к вам, но он… он отказался, сказал, что в политику лезть не хочет, а если будет нужно помочь, то он сделает всё, что я скажу как начальник. Боунс придерживается примерно той же позиции. Мне стоило надавить на них? — Нет, вовсе нет, — пожал плечами я. — Пусть работают как хотят, начальник всё равно ты, так что им придётся подчиняться, если это потребуется. Людей у нас достаточно и без них. Но держи их всё время на виду, кто знает, что может скрываться под овечьей шкурой? — он растерянно кивнул, и я посмотрел в сторону двери и невозмутимо сказал: — Ты можешь идти, Эдвард, это всё, что я хотел от тебя. — Как скажете, милорд. Дождавшись, пока Эйвери покинет мой кабинет, я лениво перевёл взгляд на Долохова, и тот, кинув окурок в пепельницу, прохрипел: — Я же говорил, трусливый франт… — Но преданный, — возразил я, и он, кивнув, повторил за мной: — Но преданный, вы правы. И хотя на месте от него толку мало, но он отлично справляется с бумажками и ладит со всеми шишками в вашем правительстве. Вы хотите, чтобы я помог ему искать предателей среди министерских? Или хотите, чтобы я присматривал за ним? Я медленно покачал головой из стороны в сторону и посмотрел в окно на погожий ноябрьский день, один из последних этой осени. — Нет, не хочу. Эйвери не предатель и следить за ним не нужно. И он очень осторожно выследил Акерли, а тот был важной фигурой, и грамотно организовал нашу встречу. Может быть, Акерли был… параноиком и постоянно таскал с собой яд? Случай тоже нельзя исключать, и пока у нас нет более правдоподобной версии, сойдёт и такая. Я всё равно узнаю правду, рано или поздно. Замолчав, я принялся рассматривать редкие облака в бледном небе и паривших над морем чаек, а Долохов тихо сидел на своём месте, никак не давая о себе знать. Наконец, я снова посмотрел на него и, прочитав на его лице закономерный вопрос, как ни в чём не бывало задал встречный: — Ты уже подыскал себе подходящий дом, Антонин? — Я присматриваюсь, — осторожно ответил он, чуть напрягшись от резкой смены темы. — Хотя мне понравился один в пригороде Лондона, три этажа, думаю, там и буду жить. Тихо, спокойно, до новой работы недалеко… — Вот как, — протянул я, чуть качнув головой. — Что ж, конечно, семью нужно заводить в обустроенном и просторном жилище, ты прав, но я бы на твоём месте не торопился с покупкой дома… — во взгляде Долохова теперь читалось неприкрытое недоумение, ведь я сам открыл ему счёт с немаленькой суммой и никак до этого не ограничивал в тратах. Но я набрал в лёгкие побольше воздуха и закончил предложение: — Потому что какое-то время тебе придётся пожить здесь. — З-здесь, милорд? — заикаясь, переспросил он, и я серьёзно посмотрел ему в глаза, намекая, что это не шутка. — Но почему я? Вопрос действительно был логичным, поскольку до этого я никого так близко не подпускал к себе и к своей семье. Но сейчас мне как никогда нужна была помощь, я понимал, что должен что-то сделать, чтобы как можно больше обезопасить свой дом и близких. А почему именно Долохов… — Всё на самом деле до безобразия просто, мой друг, — выдохнул я, переведя взгляд на таинственную шкатулку, которая всё это время лежала на диване. — Ты единственный из приближенных ко мне людей, кто ещё не женат. И если я приглашу кого-то из своих школьных друзей пожить у себя на неопределённый срок, то их жёны будут явно очень недовольны. А с некоторыми женщинами, как показала практика, лучше лично не сталкиваться… — Ха! Это точно! — хрипло рассмеялся он, но вот мне было не до смеха: повод, по которому я и пригласил его пожить у себя, немало тревожил меня, и Долохов сразу почувствовал это и тоже посмотрел на шкатулку, а затем взял её в руки и положил на стол прямо передо мной, а сам сел напротив. А после пару раз взмахнул волшебной палочкой, бормоча различные заклинания, но какого-то эффекта добиться не смог. — Чёрт подери, ни одного заклинания не проявилось, но на ней же точно есть чары! — Значит, эти чары древнее, чем те заклинания, которые ты используешь, — тихо проговорил я, самостоятельно попытавшись открыть шкатулку, но всё было без толку. — Здесь нужен ключ, как и внизу, без него шкатулку не открыть… Я выделю тебе комнату для гостей, постарайся за сегодня перенести все необходимые тебе вещи. Если будет что-то нужно — щёлкни пальцами и позови Вилли, это домовик, и он выполнит любой твой приказ. Можешь обыскивать дом в любое удобное для тебя время, только не пугай Тессу и её няню с гувернанткой, они очень впечатлительные барышни. И да, я хочу, чтобы ты был здесь, если мне по какой-то причине придётся надолго покинуть дом, это ясно? — Боитесь за дочку? — осторожно спросил он, и я пристально посмотрел ему в глаза. — Думаешь, зря? — Долохов промолчал, а я чуть наклонился к нему и тихо проговорил: — Помнишь, при обыске в Хогвартсе ты утверждал, что дети-грязнокровки скрываются где-то в замке, хотя никаких доказательств у тебя не было? Ты тогда сказал мне… «я чую». И напал на их след в пятницу, теперь мы точно знаем, что они действительно там прячутся, только вот вылавливать их пока некогда… Сегодня ты был в катакомбах вместе со всеми… что подсказывает тебе чутьё в этот раз, Антонин? — Ничего хорошего, — мрачно ответил он, неотрывно глядя мне в глаза. — Там, внизу… давно я так не трясся, чёрт возьми! Стыдно признаваться, но мне было не по себе, хотя я никогда не боялся темноты, подвалов и тоннелей, наоборот, я в них лучше себя чувствую, чем среди бела дня и этих аристократишек недоделанных. И я не могу объяснить вам, откуда этот страх, но он был. Там что-то есть, что-то…. что-то очень нехорошее. Может, лучше спрятать девочку где-нибудь в другом месте? Более… безопасном? — Нет, — жёстко возразил я, сжав руки в кулаки. — Тесса будет всё время здесь, рядом со мной, а я никуда переезжать не намерен. Это мой дом, Антонин, и я разберусь с тем, что засело в катакомбах, а ты мне поможешь. Но бежать я точно не собираюсь. — Как скажете, милорд. Вы хотите, чтобы я нашёл ключи? — Если хочешь — можешь их поискать. Я тоже займусь поисками, как только разберусь с делами в министерстве, надо открыть эту чёртову дверь внизу и посмотреть, что там. Может, там какой-то проклятый артефакт, который иногда даёт активность… Я замолчал, снова уставившись на шкатулку, а Долохов встал на ноги, поняв, что я сообщил ему всё, что хотел. Но только он подошёл к двери, как я воскликнул: — Да, и ещё кое-что. Привидения в последнее время бьют стёкла, вазы и рвут картины… это тоже не просто так, раньше этого не было. Есть одна девочка… её зовут Эмилия… её нужно поймать, она точно что-то знает. — А они не говорят, почему вдруг начали пакостить? — развернувшись, чуть удивлённо спросил Долохов, и я горько усмехнулся. — Ни одно привидение в этом доме ничего тебе не скажет, Антонин, как бы ты ни старался разговорить его. С весны никто ни разу не слышал, чтобы призраки здесь говорили. — Почему? Я в ответ только пожал плечами. — Можешь на досуге заняться и этим вопросом, я не против. А если найдёшь ответ — сразу скажешь мне, самому интересно. — Молчащие призраки, жуткие подвалы, тайные двери, которые без ключа не открыть… — протянул он, и я озадаченно взглянул в ответ. — Пожалуй, я ещё раз внимательно осмотрю дом, который собирался купить, причём подвалу уделю особое внимание. И может, выберу другой, без подвала вообще. Мне много места не нужно, я неприхотливый. — Мудрое решение, — тихо рассмеялся я, и Долохов вышел наконец из моего кабинета, оставив меня одного. Улыбка мигом сползла с моего лица, едва я посмотрел перед собой. Даже от самой чёртовой шкатулки веяло чем-то нехорошим, а ещё сыростью катакомб, от которой становилось не по себе. Но только я протянул руки, чтобы взять находку и ещё раз хорошенько осмотреть, как раздался стук в окно. Сердце предательски дрогнуло, когда я увидел за стеклом маленького сычика, к лапке которого было привязано письмо. Птица была явно измотана долгой дорогой, и только я отвязал конверт, как она из последних сил взмахнула крыльями и полетела в сторону совятни на заслуженный отдых. А я сел на диван и крепко сжал пергамент. Почерк Кейт и всего одно слово — Тессе. По-хорошему, стоило позвать её сюда, чтобы открыть письмо вместе, тем более что занятий по выходным у неё не было, но во мне было противное чувство надежды, что в этом письме хотя бы один абзац, одна строчка, будет посвящено лично мне. И я решил открыть письмо в одиночку, решив, что не вытерплю даже пары минут ожидания. Милая Тесса, получила ваше с папой письмо, рада, что у вас всё хорошо! Очень-очень скучаю по тебе! У меня всё по-прежнему. Один день похож на другой, и я вижу только Дерека и целителей. Мне очень больно писать об этом, но боюсь, что меня не отпустят домой на Рождество. Но пожалуйста, милая моя, не надо расстраиваться. Я прошу тебя быть сильной девочкой, не грустить и встретить Рождество с папой так, будто и я где-то рядом с вами. Так и будет, все мои мысли каждую секунду только о тебе, солнышко. И напиши мне, какой бы ты хотела получить подарок, и я обязательно передам его Санте, думаю, он пойдёт нам навстречу. Буду с нетерпением ждать твоего рисунка и рассказов о твоих успехах в учёбе. Мне очень понравилось, как аккуратно ты вывела своё имя в конце прошлого письма, я очень тобой горжусь! И не сомневаюсь, что в скором времени ты сможешь сама писать мне письма, я буду очень этого ждать. Только закрыв глаза, я сразу почувствовал мягкие ладони у себя на плечах, и каждый сантиметр кожи загорался от лёгких прикосновений… даже от воспоминаний о них. Неуверенный взгляд карих глаз и жаркие поцелуи, в лёгкую сводившие меня с ума. И я знал, что в такие моменты она чувствовала то же самое. Это чувство невозможно передать словами, но я знал, что она чувствовала ровно то же самое, что и я. Неужели она на самом деле верит, что сможет быть счастливой рядом с ним? Или Кейт из-за своей гордости будет врать себе день ото дня до конца жизни, лишь бы не возвращаться ко мне? Она ведь уже так делала семь лет до этого, что ей помешает делать так опять? Разве что я сам, поскольку уезжать куда-либо точно не собираюсь, а рядом со мной вся её жизнь… Лёгкий стук в дверь мигом отвлёк меня от неприятных раздумий, а за дверью показалась голова Тессы. — Папа, ты не занят? — я покачал головой в стороны и похлопал рукой рядом с собой, а Тесса вошла внутрь кабинета и с интересом посмотрела на пергамент в моих руках. — А это что такое? — Письмо от мамы. Пришло только что, — с вымученной улыбкой ответил я, и она с визгом подсела ко мне и вырвала пергамент из рук. Я не знал, как отреагирует Тесса на новость, что на Рождество мамы точно не будет, и поэтому внимательно следил за ней, боясь агрессии или слёз. Но на её кукольном личике на удивление читалось… понимание. Прочитав письмо до конца, она отдала его мне и со взрослой серьёзностью посмотрела мне в глаза. — Мама сказала, что детскую лучше будет обустроить в зелёном цвете… мне он тоже очень нравится, это цвет летней травы… и я бы ещё добавила жёлтого… солнышка! — Хорошо, со следующей недели мы начнём обустраивать детскую недалеко от тебя, — пообещал я, и Тесса прижалась ко мне и крепко обняла. — Ты расстроилась, что мама не сможет приехать на Рождество? — Да, но… — протянула она, и я чуть сильнее приобнял её за плечи. — Я хочу, чтобы мама поправилась. Я обязательно попрошу об этом Санту, больше мне ничего не нужно. Ничего же страшного не случится, если мы встретим одно Рождество вдвоём, да? Мама всё равно будет с нами, если закрыть глаза… она любит и тебя, и меня, я это знаю. На последних словах сердце больно кольнуло, а Тесса выпрямилась и внимательно посмотрела на меня. Но я быстро скрыл все эмоции за бледной улыбкой, и Тесса улыбнулась мне в ответ, немного расслабившись. — А что мама написала тебе? — вдруг спросила она, и я вконец растерялся. — Ну… мы же пишем письма вместе… а мама отвечает отдельно мне и отдельно тебе… да? Чтобы я не прочитала ваших любовных секретиков? — Да, Тесса, лучше тебе не читать наши любовные… секретики, — тихо рассмеялся я, даже чуть покраснев, и Тесса легко поцеловала меня в щёку, а затем со звонким смехом выбежала прочь из моего кабинета. А я перевёл взгляд на письмо в своих руках и с горечью подумал: «Если бы они ещё были, Тесса…»* * *
— Что случилось, герр Шмидт, что вы посмели вызвать меня сюда? Бруно Шмидт, сидевший в пафосном кабинете Фоули, сразу же встал с дивана, едва я без стука ворвался внутрь. Сам же хозяин кабинета, едва увидев меня, нервно дёрнулся и вскочил со своего места, но Шмидт с каменным лицом подошёл ко мне и протянул желтоватый кусок пергамента. Продолжая стоять, я быстро пробежался глазами по ровным строчкам письма, а тучи на горизонте постепенно сгущались. — Я не мог отправить вам это письмо, милорд, поймите меня. Сову могли перехватить, а это невероятно ценные данные от моего осведомителя в Союзе, и если кто-либо узнает о нём, а особенно агенты Бертильды Рош… — Да, я понимаю, — наконец проговорил я, прочитав послание до конца, а после тяжело выдохнул и сел в освободившееся кресло министра магии. — И что мы будем делать с этим, милорд? Вчера, двадцать пятого ноября, в девять утра советские войска сбили самолёт американского шпиона, судя по всему, довольно далеко от границы[1]. Вся информация была засекречена, шпион в данный момент находился под стражей, и мы бы об этом никогда не узнали, тем более так быстро, если бы не осведомители Бруно. И раз меня сразу вызвали на «рабочее место», то арестом Френсиса Пауэрса дело явно не обойдётся. — Гарольд, вы уже говорили с Бертильдой Рош? — жёстко спросил я, и Фоули сразу же ответил: — Да, милорд. Я вместо уточняющего вопроса изогнул бровь, и он, сообразив, что мне недостаточно информации, добавил: — Мистер Пауэрс фотографировал с высоты военные советские базы… и уже не в первый раз. Их президент-магл настроен решительно, власти Союза уже высказали… недовольство, если это можно так назвать, и она… она готова поддержать конфликт и просит помощи. Теперь я молча перевёл взгляд на Шмидта, так как это он в большинстве своём сейчас занимался делами на международной арене, но тот развёл руками. — Я же говорил вам, милорд, что они и без нас найдут повод сцепиться. Это не мои происки, не думайте, я действую более аккуратно. Мой осведомитель пишет, что верхушка Союза буквально кипит, и конфликта будет трудно избежать… А госпожа Рош настроена решительно — или мы с ней, или мы за коммунистов, хотя с магическим правительством Союза у нас официальных связей нет, и они нас точно не поддержат. Кипела не только верхушка одной из сверхдержав, от которой сейчас зависел мир, но и я сам, причём от жгучей злости. Помолчав пару минут, я с силой ударил кулаком о стол и воскликнул: — Нам нужна эта война, чёрт подери, но не сейчас! Не сейчас, вы меня понимаете? В первую очередь я обращался к Шмидту, и тот сразу кивнул, а Фоули стоял в стороне и боялся вдохнуть. Конечно, нам было выгодно противостояние Штатов и Союза, а если они ещё и уничтожат друг друга в грядущем конфликте, то это было бы совсем замечательно. Но чёрт возьми, не тогда, когда в моём собственном правительстве куча шпионов, где-то на горизонте зреет сопротивление под началом старика Дамблдора, не пойми где моя жена, а у меня дома в подвалах засело что-то, что я никак не могу достать! Нельзя было ввязываться в войну, не достигнув мира в своих рядах, и я отлично это понимал. — Герр Шмидт, вы должны уладить эту проблему, вам это ясно? — успокоившись, отдал я приказ, судорожно анализируя ситуацию. — Дёрните за ниточки, свяжитесь с маглами, но нам нужно… не мир, но перемирие. Холодное перемирие на ближайший год, пока мы не будем готовы к более решительным действиям. У американцев почти наверняка тоже есть несколько советских шпионов за пазухой, так что пусть обменяются и немного остынут. А мы выступим третьей стороной, если потребуется. Гарольд, ещё раз поговорите с Бертильдой, если нужно — воспользуйтесь порталом и отправляйтесь в Штаты лично. Убедите её, что мы на их стороне, но в войну пока вступать не стоит. Замолчав, я невидящим взглядом уставился прямо перед собой, и до меня будто издалека донеслось два совершенно одинаковых ответа: — Да, милорд. — Есть ещё какие-то новости, которые я должен узнать прямо сейчас? — после длительной паузы задал вопрос я, и Шмидт негромко проговорил: — Нет, милорд. Только… — он замялся, попав под мой горящий взгляд, но тут же собрался с мыслями и добавил: — Герр Менгеле хотел видеть вас, он просил передать меня это, когда мы разговаривали в пятницу. — Хорошо, — выдохнул я и встал из-за стола. — Держите меня в курсе. Если не можете написать, просто скажите, что у вас есть новости, я приду сам. Покинув министерский кабинет, я направился прямиком к лифтам, и у одной из кабинок лицом к лицу столкнулся с Элеонорой. Она не узнала меня или сделала вид, что не узнала, и уверенно прошагала к кабинету отца, а мне было, мягко говоря, не до неё. Единственное, что сразу бросилось в глаза — это опять тёмная одежда и отсутствие косметики, которую раньше так любила наша кукла. Лишь лёгкий шлейф сладких духов, от которого так воротило Кейт, напоминал о прежней глупышке Элли, от которой, похоже, осталась только тень. Под стук каблуков за спиной я вошёл в кабину лифта и нажал на «девять», и даже не обернулся, когда створки лифта начали медленно закрываться. Работа в лабораториях Менгеле шла полным ходом, но я так и не смог понять из пространного рассказа самого Ангела Смерти, пришёл ли он к каким-то значимым результатам или нет. Одно радовало — про детей из Хогвартса он благополучно забыл, когда к нему в отдел доставили четыре пары близнецов-маглов и ещё немного тех, кто так и не сумел подтвердить свой статус крови. И это всё были взрослые, что уже радовало конкретно меня. На трупы детей в последнее время я не смог бы смотреть, даже Эмилия вгоняла меня в какое-то неприятное чувство, и меня не покидала мысль, что это могло быть как-то связано с Тессой. Роули порадовал меня больше, чем Менгеле и все остальные. Хоть где-то я услышал по-настоящему хорошие новости. Он полностью изучил браслет, который нашли на запястье Акерли, и изобрёл прибор, который мог засекать похожие артефакты, даже если они скрыты. Так что совсем скоро мы выловим всех шпионов Дамблдора и сможем окончательно подавить сопротивление, а заодно вернуть Кейт. А когда я со всем этим разберусь, то можно будет уже планировать и войну. Да, проблемы определённо нужно решать по мере их поступления. У меня, конечно, были ещё дела в министерстве, особенно в архиве, но ещё в выходные я решил, что не стоит оставлять Тессу без присмотра дольше, чем на несколько часов, а потому нужно раскидать все дела здесь на неделю, а часть работы и вовсе перенести домой. Хотя у меня и так весь рабочий стол был завален этой самой работой. Но прежде чем пойти разгребать бумаги уже у себя в кабинете, я решил заглянуть на второй этаж к Эйвери, чтобы сообщить ему про изобретение Роули, а заодно узнать, что происходит у них. Вдруг за выходные и там случилось что-то этакое? Эйвери, на удивление, в кабинете главы мракоборцев не оказалось. Секретарша, припомнив во мне мистера Симонса, сообщила, что он только что отошёл, но обещал вернуться в течение часа, и попросила подождать, если мне нетрудно. Я же вежливо попросил отправить её начальнику небольшую записку, чтобы тот пришёл как можно быстрее, а сам расположился за одним из пустых столов, решив всё-таки дождаться Эйвери. В штаб-квартире мракоборцев тоже оказалось довольно пустынно, видимо, все были или на рейдах, или на других заданиях. Только Крэбб и Лестрейндж сидели за своими столами и читали какую-то корреспонденцию, да изредка поглядывали поверх бумаг на меня, и по их лицам можно было понять, что они смутно догадывались, кто же пожаловал к ним в отдел для проверки. Но я раньше времени выдавать себя не собирался, поэтому с отсутствующим видом рассматривал красочные плакаты команд по квиддичу, пока в зоне видимости не показалась секретарша, а за ней вплыл побледневший Долохов. — Мистер Симонс, мистер Эйвери просил меня проводить вас в его кабинет, он подойдёт через пять минут, — проговорила она, взмахнув палочкой, отчего замок в кабинете Эйвери щёлкнул, и дверь приоткрылась. Но я зацепился взглядом за своего верного помощника, вид которого был, мягко говоря, пришибленным, и окрикнул его: — Антонин! Пойдёмте со мной, мне нужно кое-что вам сказать… Долохов далеко не сразу отреагировал на мой приказ, хотя его коллеги мигом оживились, узнав меня по голосу. Мне пришлось второй раз позвать его, уже более жёстко и по фамилии, чтобы тот очнулся и шаткой походкой вошёл в кабинет Эйвери. А когда дверь за ним закрылась, я уселся за рабочий стол, скрестил пальцы и испытывающе уставился на Долохова, пытаясь выяснить причины его не совсем типичного поведения. — Ну? — не выдержал я, так и не дождавшись ответа, и он плюхнулся на стул передо мной и достал из внутреннего кармана железную флягу, а затем сделал два больших глотка. — Она ангел, — наконец проблеял Долохов, чем вогнал меня в ещё большее замешательство. — Кто? — Я… я не знаю её имени, мы столкнулись только что, в Атриуме… но… её волосы… как пшеница в поле, такие же золотые, а глаза… глаза, как васильки… Не видел ещё женщины, прекраснее, чем Она… Я как её увидел, у меня сердце перестало стучать в груди, а она прошла мимо, даже не посмотрев на меня… а её духи… ваниль и роза… Вот теперь была моя очередь впадать в прострацию, поняв, в чём же была причина «недомогания» сурового и беспринципного Долохова. А ещё больше меня повергло в ошеломление то, что я догадывался, кто же скрывался под описываемой внешностью таинственной незнакомки. — Ты сейчас говоришь мне про блондинку с голубыми глазами, которую ты встретил только что в Атриуме, так? С пышным бюстом и в тёмно-синем пальто до колена? — Да, — тут же закивал он и с горящими глазами уставился на меня. — Вы её тоже видели сегодня? — Видел… это Элеонора Фоули, дочь Гарольда Фоули, нашего любимого министра магии. — Вы с ней знакомы?! Никогда бы не поверил, что такого повесу, каким был Долохов во времена наших с ним путешествий, может сразить такая напасть, как любовь. Нет, женщин он любил, даже очень, в отличие от меня, но чаще всего недолго, неделю максимум, и никогда не относился к ним всерьёз, для него это было что-то вроде хобби — разбить за неделю пару девичьих сердец. Но вот чтобы воспевать красоту какой-то одной, да ещё и с таким видом, будто он сейчас упадёт в обморок… мда… — Мы учились вместе в школе, — издалека начал я, и Долохов принялся жадно ловить каждое моё слово. — И даже… довольно тесно общались на последних курсах. Моя жена тоже училась с нами, но на три курса младше. А после школы я… уехал на четыре года, потом вернулся… и когда увидел повзрослевшую Кейт, то выглядел примерно таким же идиотом, как и ты сейчас. Так что я женился на Кейт, когда второй раз вернулся в Лондон, а Элеонора… ммм… она не одобрила мой выбор, и мы перестали общаться. И да, если всё-таки соберёшься заговорить с ней… то лучше не упоминай моё имя, ни старое, ни новое. Живее будешь, между нами в последнее время… небольшое недопонимание. — А что она любит? Цветы? Шоколад?.. «Да чёрт её знает!» — окончательно впал в прострацию я, поскольку за все годы общения так и не удосужился поинтересоваться о предпочтениях Элли, хотя мы вроде как почти год были парой. И как она меня только терпела?! Но едва я подумал об этом, как дверь кабинета приоткрылась, а на пороге показался Эйвери. Он с недоумением посмотрел сначала на меня, потом на Долохова, правильно почуяв, что «что-то было не то», и я вздохнул. — Иди, Антонин. И приведи себя в порядок, на тебя такого тошно смотреть! Такая оплеуха чуть привела в чувства горе-любовника, и он поспешил уйти из кабинета начальника, а тот наоборот сел на его место и вопросительно посмотрел на меня. — Наш заморский друг впервые увидел Элли и без памяти втрескался в неё, — пояснил я, и Эйвери впервые за долгое время тихо рассмеялся. — Удачи, она ему пригодится, — хмыкнул он, поудобнее устроившись на стуле. — Не он первый, не он последний, в конце концов, лишь бы не чудил. «Этот может», — уже про себя хмыкнул я, а после с немым вопросом уставился на своего школьного друга, который тоже одно время бегал за белокурой красоткой, пока та бегала уже за мной. Эйвери моего взгляда не понял, и я, подперев кулаком подбородок, протянул: — Пикадилли целиком завалило снегом? Или дай угадаю, где-нибудь взорвали что-то важное? — Нет, милорд, — прошептал он, немало испугавшись моих вопросов. — Вроде всё тихо, никаких происшествий ни сегодня, ни в выходные. — Ну хоть где-то всё тихо, — язвительно парировал я, и Эйвери облегчённо выдохнул. — А то сегодня я уже вряд ли чему-то удивлюсь. А где ты был, Эдвард, что мне пришлось тебя ждать? — В Отделе Тайн, милорд. Фредерик показал мне своё изобретение, и я… думаю, оно мне очень поможет, мы сразу проверили несколько подозреваемых… один подтвердился. — И кто же это? Получив имя и краткую сводку, я отдал Эйвери несколько приказов, а затем покинул Отдел магического правопорядка, который в целом справлялся и без моего постоянного контроля. Всё-таки что бы там ни говорил Долохов, но Эйвери хорошо организовывал людей, и его небольшая трусоватость компенсировалась мозгами и находчивостью. Да и как показала практика, и у самого Долохова можно было найти слабые места, если очень постараться. «Не он первый, не он последний, как выразился Эйвери, — подумал я, шагнув в один из каминов в Атриуме, и достал из кармана пиджака специальный порох. — Но чтобы произвести впечатление на такую избалованную девицу, как Элеонора, ему придётся купить дом не меньше моего. А в подвалах таких домов немало сюрпризов, как оказалось…»* * *
На моё счастье, война не развязалась. То ли вовремя вмешались люди Бруно Шмидта, то ли в правительстве Союза всё же подумали головой, но спустя пару дней начался медленный процесс переговоров по обмену пойманных шпионов, так как ни одна сторона не была чистой на руку, чтобы они там из себя ни строили. Я наказал своему дипломату тщательно следить за ситуацией, чтобы она не выходила за рамки тихой взаимной ненависти, всё-таки о будущем конфликте стоило позаботиться заранее, а сам решил заняться домом, пока была возможность. И первым делом я направился в архивы министерства. Они уже не в первый раз выручали меня, вспомнить хотя бы недавние поиски Глаза Сурьи или школьные поиски Тайной Комнаты, оставленной моим великим предком, которыми я занимался, казалось, и вовсе в другой жизни, настолько это было давно. Но едва войдя в строительный отдел архива, я сразу вспомнил, как зимой шестого курса приходил сюда пару раз, чтобы отыскать чертежи этажей Хогвартса. Ещё в школьной библиотеке мне удалось выяснить, что в Хогвартсе где-то в восемнадцатом веке была небольшая перестройка, но о самих изменениях не было ни слова. Но когда я лично увидел чертежи — не без помощи Элли и её папочки, который к тому времени ещё даже не догадывался, с кем связался, — а особенно подпись под ними: Корвин Мракс, то понял, что нашёл наконец то, что так долго искал. И даже больше. Мало того, что у меня в руках оказались точные схемы тоннелей, ведущих в Тайную комнату, вход в которые мой предок и потомок Слизерина замаскировал под раковинами в женском туалете на втором этаже, так ещё я и зацепился за фамилию и вышел на свою настоящую семью, которую и навестил летом. Но только я об этом подумал, как перед глазами всплыло совершенно другое воспоминание. Дрожащая на полу Кейт с плотно закрытыми глазами, сидящая в воде перед входом в Тайную Комнату. И наш первый «серьёзный» поцелуй, если так можно назвать невинное касание губами щеки тринадцатилетней девочки. Но для меня тогда жизнь разделилась на «до» и «после», именно тогда я понял, насколько дорога мне Кейт. И что я уже никогда не смогу отпустить её из своей жизни. Интересно, а что чувствовала в тот момент Кейт? Я прислонился плечом к одному из стеллажей и меланхолично посмотрел вдаль, вспоминая школьные годы и наши с Кейт посиделки в библиотеке, но на ум быстро пришёл растёкшийся Долохов, сражённый стрелой купидона в самое сердце. И что-то мне подсказывало, что сейчас я выглядел не лучше него, причём по той же самой причине. Подобное сравнение быстро привело меня в чувство, и я тихо рассмеялся и принялся рыться в шкафах, пообещав себе, что постараюсь не раскисать и думать о супруге чуть меньше. Хотя я каждую неделю давал себе подобное обещание и тут же его нарушал, едва представлялась возможность. Чертовка, что же она со мной делает?! И как я мог на это попасться, чёрт возьми?! Копание в архивах было делом небыстрым, но всё же оно отвлекало от навязчивых мыслей и ненужных воспоминаний. Тем более что поручить это кому-то ещё было абсолютно точно нельзя — никто посторонний, даже самый преданный мне человек, не должен был видеть чертежи и план моего дома, это было слишком опасно. Поэтому и приходилось копаться в бумагах самому. Правда, это было в какой-то мере даже полезно. Я не знал наверняка, был ли построен мой дом волшебниками или нет. Но вот что я точно знал, так это то, что волшебники там жили. Слишком много чертовщины произошло за последнее время, чтобы сомневаться в этом. А если в большом доме жили волшебники, то они почти наверняка проводили перепланировку с помощью магии, а все крупные изменения должны заверяться в министерстве и проводиться министерским сотрудником, таковы правила как раз с восемнадцатого века, чтобы уменьшить бытовой травматизм. И к концу недели я наконец нашёл нужные мне бумаги — полную схему всех этажей поместья Рейнхэм Холл середины восемнадцатого века, вот только нижние этажи ограничивались подвалами, а о катакомбах всего три слова: опасно, перепланировке не подлежит. И мне пришлось потратить ещё два дня уже на следующей рабочей неделе, чтобы откопать более древние схемы поместья с катакомбами, датированные пятнадцатым веком, которыми, видимо, пользовались те, кто проводил перепланировку три столетия спустя. Довольно схематичные, потому как карта лабиринта была куда более путанной, но всё же. И на этой схеме в самом центре лабиринта был довольно большой зал, помеченный всё тем же знаком — пентаграммой с головой быка. Но вот пояснений, зачем же нужен был этот зал, на чертежах не было. Собрав все бумаги, касающиеся моего дома, в одну папку, я покинул архив, решив, что больше ничего интересного там уже не найду, и направился в Атриум, чтобы перенестись домой по каминной сети. Но не успел выйти из лифта, как заметил некое сборище солидно одетых мужчин, стоявших в отдалении от главного фонтана с волшебником и волшебницей на троне и о чём-то оживлённо споривших. И имена собравшихся мне были отлично известны, причём все. Незаметно подкравшись к ним, я немного постоял и послушал, но оживление было настолько сильным, что мне пришлось громко кашлянуть, чтобы привлечь к себе внимание. — И по какому поводу собрание малого министерского совета? — спросил я, когда меня наконец заметили, и Эйвери, узнав меня по голосу, кивнул в сторону фонтана. — Смотрите… «Глазам своим не верю», — чуть не выдохнул я, поняв, в чём же конкретно был интерес собравшихся. У фонтана сидел Долохов, но я бы и вовсе не узнал его, если бы не пригляделся. Его растрёпанные волосы были приведены в порядок и тщательно уложены, а вместо видавшей виды куртки из драконьей кожи и удобных брюк на нём был надет весьма дорогой костюм, явно пошитый на заказ. Сейчас Долохов вполне себе походил на моих школьных друзей-аристократов, которые привыкли одеваться так ещё с малых лет, чем на уличного воришку, привыкшего ошиваться в дешёвых пабах и выяснять отношения кулаками, нежели разговорами. Но если Эйвери, Розье, Блэки, Лестрейндж и Трэверс давно привыкли вести себя соответственно внешнему виду и положению, то Долохов с непривычки выглядел не солидно, как бы ему хотелось, а скорее… комично. Уж слишком прилизанной была его внешность, а настоящий джентльмен всегда умел держать равновесие между элегантностью и лёгкой небрежностью, я это усвоил почти сразу же, как начал крутиться в нужных кругах. — Элеонора снова пришла к папочке? — тихо поинтересовался я, и Лестрейндж сразу поддакнул: — Ага, я видел её час назад на первом этаже. И кое-кто сидит тут уже полчаса, даже переодеться успел, хотя с утра видок у него был тот ещё… Может, хоть человеком наконец станет! — Так, джентльмены, чую, развязка уже скоро, поэтому делайте ваши ставки! — тихо воскликнул Орион Блэк, достав из внутреннего кармана пиджака небольшой блокнот и перо, которые всегда были у него с собой перед любым матчем по квиддичу в наши школьные годы. — Кто готов поставить пять галлеонов на то, что холодная красотка Элли согласится пойти куда-нибудь с нашим новым коллегой, резко сменившим имидж? — Ставлю десять на то, что она с ним даже не заговорит, — пробасил Розье, а Сигнус чуть тише добавил: — Ставлю пятнадцать на то, что она заговорит с ним, но пошлёт на десятой минуте. — Я тоже за десятую минуту, — поддакнул Трэверс, и Орион быстро сделал пометки в своём блокнотике, а затем поднял на меня взгляд, и на его лице промелькнула растерянность. Да, в прежние годы мы частенько баловались ставками на что угодно: от квиддича и игры в плюй-камни до того, кого же накажут за наши мелкие махинации, а порой даже подстраивали результаты этих самых игр и неплохо зарабатывали на этом, в основном уже на старших курсах. И именно мои школьные друзья, которых я неплохо сплотил и организовал, впоследствии стали костяком Пожирателей Смерти, тех, кто смог за неполные семь месяцев прибрать к рукам власть над магической Британией и устроить переворот в министерстве. Я доверял им, я дал им всё, чего они хотели, то есть высокие посты и власть, но о хотя бы приблизительном равенстве, какое было во времена учёбы в Хогвартсе, уже не шло речи. Ко мне давно обращались на «вы» и «милорд», и никому и в голову не могло прийти втягивать меня в подобные «шалости» вроде мальчишеских ставок, которые, я почему-то не сомневался, не прекращались и по сей день. И Орион быстро сообразил, что забылся, и в его глазах медленно появлялся страх. Но я перевёл взгляд на Долохова, с таким волнением смотревшего на лифты, что удержаться от улыбки было трудно. И, решив немного развлечься с товарищами, с усмешкой протянул: — Думаю, она пошлёт его на седьмой минуте, не позже. Пятнадцать галлеонов. — Седьмая минута, довольно смело, милорд, — к Ориону вернулся деловой тон, а все мигом оживились, как в старые добрые времена, поняв, что я тоже «в игре». — Десятка на то, что она остановится, но пошлёт его сразу же, — заговорщически проговорил Эйвери. — Ставлю пятнадцать на пятую минуту, — последним прошептал Лестрейндж, и Орион сделал ещё одну пометку, а затем все дружно посмотрели в сторону лифтов, откуда послышался протяжный скрежет. — А теперь, многоуважаемые господа, момент истины. Как раз в это мгновение между железных створок показалась Элеонора, и Орион достал из кармана жилетки дедовские золотые часы на цепочке, с которыми он не расставался с четвёртого курса, считая их неким талисманом удачи, и начал следить за стрелками, а я присмотрелся к Элли. Она была бледнее обычного, а на её лице читалась встревоженность, причём довольно сильная. Конечно, даже в песочном пальто и тёмно-коричневом платье кукла Элли выглядела эффектно и привлекала взгляды проходящих мимо мужчин, но далеко не так, как до этого. И думаю, любой из нашего «кружка» мог подтвердить это, припомнив её сногсшибательные выходы хотя бы на моих собраниях весной и летом. А у меня внезапно появилось нехорошее предчувствие, что причины её походов к отцу, которые в последнее время вроде как даже участились, не ограничивались одной лишь только дочерней любовью и отсутствием полезного занятия. Элеонора была так обеспокоена своими мыслями, что даже не заметила семь пар глаз, неотрывно следивших за ней от самого лифта, и быстро прошла мимо нас, бывших сокурсников, громко цокая каблуками. Я уж подумал, что она так же решительно пройдёт и мимо оживившегося Долохова, и в нашем маленьком споре выиграет Розье, но не тут-то было. Наш герой хоть и был взволнован, но был не из робкого десятка и, быстро взяв себя в руки, окрикнул Элли и подошёл к ней. — Гид, ты пролетел, — заметил Трэверс, поглядывая то на часы Ориона, то на воркующую парочку. — И ты, Эд, тоже, посмотри, она с ним заговорила. Чёрт подери, неужели согласится?! То есть всё это время мы были недостаточно хороши для неё, да, не то что этот чудик? — Не бесись, Ав, ещё не вечер, — пробормотал Орион, тоже следя за секундной стрелкой и Элли с Долоховым. — Пошла третья минута… — Давай, стерва, не подведи, — нетерпеливо протянул Сигнус. — Этот клоун не твоего поля ягода… «Они никогда не примут его за своего», — подумал я, хотя Долохов теперь входил в круг самых приближенных ко мне лиц, и я неоднократно говорил школьным товарищам, чтобы они относились к нему соответствующе. Но на словах как всегда было одно, а на деле — совсем другое, хотя давить на кого-либо и уже тем более наказывать я совершенно точно не собирался — не маленькие, разберутся и без меня, лишь бы слаженно делали то, что просят. А друзьями не разлей вода становиться никто и не просил. После обмена несколькими вежливыми фразами Долохов явно задал какой-то вопрос, и даже в моей чёрствой душе пробудился нешуточный азарт, ведь я был уже очень близко к выигрышу, хотя деньги меня волновали в последнюю очередь. На несколько секунд на лице Элли промелькнуло сильное непонимание, а затем она поджала губки, помотала головой в стороны и, взмахнув копной шелковистых волос, решительно направилась к одному из каминов, а Долохов так и осел на бортик фонтана. — Четыре минуты сорок семь секунд, — торжественно объявил Орион, захлопнув створку часов. — Руд, у тебя в роду случайно не было бабок-ясновидящих? — Было и даже целых две, — усмехнулся Лестрейндж, и Сигнус и Трэверс похлопали его по плечу, а после начали рыться в карманах. Я тоже достал пятнадцать золотых монет и с лёгкой улыбкой протянул их победителю, поскольку спор был делом чести, и уже собрался направиться к каминам, чтобы вернуться домой, как меня окрикнул Блэк-младший: — Милорд… я как раз собирался пойти к вам, прямо сейчас, но раз вы здесь… мне нужно кое-что сообщить вам. — Это срочно? — мигом вернув строгость голосу, спросил я, и Сигнус кивнул. — Да, вам стоит узнать об этом как можно скорее. Эд, и тебе лучше пойти с нами… если вы не возражаете. — Хорошо, — протянул я, и мы вместе направились обратно к лифтам, чтобы спуститься на первый этаж в администрацию министра, где у Сигнуса был отдельный кабинет. А поглощённые азартом мальчишки быстро превратились в солидных джентльменов на серьёзных должностях и разбрелись по своим рабочим местам. «Что ж, развлеклись немного, теперь можно и поработать», — промелькнуло в голове, когда я вошёл внутрь кабинета первого заместителя министра и сел за его рабочий стол. А когда напротив меня расположись и Эйвери с Блэком, то последний начал негромко говорить: — Это касается Фоули… старшего, — добавил он, быстро прочитав на моём лице недоумение, потому как тратить время на разговоры об Элеоноре я точно был не намерен. — Мне кажется, что он хочет нас предать. — Тебе кажется, Сигнус? — с нажимом переспросил я, поскольку обвинение было довольно серьёзным, а все мои слуги знали, что я делал с предателями. — У меня есть доказательства, — решительно ответил он и взмахнул палочкой, отчего из книжного шкафа неподалёку открылся тайник, и оттуда выплыла папка. Когда она оказалась передо мной, я открыл её и начал изучать лежавшие внутри бумаги, а Блэк продолжил говорить: — Я знаю, вы поручили Фоули наладить контакты с Бертильдой Рош из-за заварушки на Востоке, но похоже, он собирается вместе с Яксли слить нас американцам. Сегодня с утра ему пришло письмо от Рош, Фоули был на суде Визенгамота, а я как его первый заместитель имею право вскрывать письма, хотя на этом была довольно сильная печать и не зря. Это всё, что он нарыл в том числе и на вас, я нашёл эту папку в одном из тайников и сделал копии, как и письма, а затем вернул всё как было, чтобы он ничего не заподозрил. Судя по всему, Фоули ещё не успел выдать что-либо, но не зря же он требует обеспечить полную безопасность себе и своей семье и переезд в Штаты как можно быстрее… Да и бумаги далеко не безобидные, одно из писем косвенно подтверждает вашу личность, а вы официально мертвы… Он договорился с одним из шпионов, Бингли, которого мы до этого не выловили, а Яксли ему помогает… сами видите, он активно сотрудничает со Шмидтом и в курсе всех событий в Союзе… Расклад на самом деле был неприятным, да и бумаги передо мной могли наделать немало шума, окажись они не в тех руках. Но не зря у меня были верные шпионы везде, в каждом отделе министерства, в том числе и под боком марионеточного министра, который на поверку оказался не так предан, как клялся. И стоило напомнить кое-кому, как дорого ему обойдётся предательство… — Где работает этот Бингли? — В международном совете по выработке торговых стандартов, — ответил Блэк, и я повернулся к Эйвери. — Сейчас же верни Долохова с небес на землю и передай ему, чтобы к вечеру у меня был волос этого Бингли. И пусть с сегодняшнего дня он установит за ним тщательную слежку, это ясно? Он кивнул, а я внимательно прочитал утреннее письмо Фоули и задумчиво добавил: — Ещё одни выборы сейчас устраивать смысла нет, лишняя шумиха только привлечёт ненужное внимание, но Фоули проучить надо. В восемь тридцать будь здесь вместе с Лестрейнджем и Крэббом, нужно будет замести следы. И поручи паре надёжных парней установить полную слежку за семьёй Фоули, — а затем снова повернулся к Блэку. — Сигнус, сходи до Ориона и лично передай ему, чтобы тот настроил все порталы, в том числе и нелегальные, все камины и трансгрессионные тоннели на семейство Фоули. Я должен знать о каждом шаге всех членов этой семейки. И их письма домой тоже стоит проверять. Пока это всё. — Да, милорд, — почти синхронно отозвались Эйвери и Блэк, и я, погруженный в раздумья, снова направился в Атриум, а от чувства мимолётной беспечности, которое посетило меня во время слежки за разговором Долохова с Элли, не осталось и следа. «Предатели, кругом одни предатели… Сначала Гамп выкрал у меня из-под носа Кейт, а теперь Фоули точно так же пытается продать меня американцам в обмен на неприкосновенность себя и своей драгоценной семьи. То-то Элли выглядела сегодня такой взволнованной, неужели папочка посвящает её в такие серьёзные дела? Хотя кто подумает, что эта кукла знает что-то важное, а?.. Умно, ничего не скажешь… А может, мне и с ней поговорить? Не думаю, что она забыла наш прошлый разговор, но освежить память точно не помешает. Интересно, а как Долохов отнесётся к новости, что объект его безудержной страсти вовсе не невинная овечка, какой она притворяется? Может, и вовсе приказать ему проучить её как следует, авось и мозги встанут на место у обоих?» Хоть я и поклялся себе, что не буду надолго оставлять без присмотра Тессу, но в последнее время ничего странного в доме не происходило, а проблемы в министерстве нужно было решить как можно быстрее. А после того как со всем разберусь, я снова кину все силы на разгадку тайны катакомб, чтобы окончательно обезопасить жизнь дочери. Надо сказать, что Долохов быстро пришёл в себя, и уже в шесть вечера у меня в руках был флакончик с волосками Бингли, а сам американский шпион был под тщательным надзором. А в семь в него каким-то мистическим образом прямо у входа в министерство попал Конфундус, и он, отправив маленькую записку, пошёл домой, забыв об одной важной встрече. Но вряд ли кто-то огорчится сегодня вечером, поскольку на встречу всё равно придут трое. Изучив как следует воспоминания Долохова за несколько часов слежки, я выпил Оборотное зелье и направился прямиком в министерство, в кабинет к министру магии, стараясь максимально точно подражать манере поведения Бингли, благо что за пару месяцев экспериментов с внешностью я научился мастерски менять тембр голоса, походку и манеры, и мало кто меня узнавал, если я этого, конечно, не хотел сам. Изначально встреча планировалась в другом месте, на нейтральной территории, но это было мне не выгодно, поэтому в самый последний момент всё поменялось. Но ни один из участников заговора не заметил подвоха — записка о смене места встречи была написана рукой Бингли, и в подлинности её сомневаться было глупо. — Мистер Бингли, вы как всегда вовремя! — воскликнул Максимус Яксли, едва увидев меня на пороге кабинета Фоули, а сам министр нервно улыбнулся мне и предложил присесть на диван неподалёку. — Признавайтесь, что сподвигло вас в последний момент поменять место встречи? — Соображения безопасности, мистер Яксли, — тщательно копируя вежливую и слегка отстранённую речь Бингли, негромко ответил я. — У меня везде свои глаза и уши, и никто и не подумает, что мы можем затевать что-то здесь, в самом сердце вашего правительства… — А ведь точно, — согласился Яксли, достав из глобуса рядом с книжным шкафом бутылку прозрачного джина. — Что ж, предлагаю выпить за наш плодотворный союз, а потом уже приступить непосредственно к делу. — Отличная идея, — вежливо проговорил я, встав с дивана. — Американский джин, надо же! Вы позволите? — Думаете, мистер Бингли, я не справлюсь с бутылкой джина? — чуть укоризненно спросил он, но сразу после добродушно рассмеялся и протянул мне бутылку. — Что ж, научите нас западным премудростям, мы не против. — Конечно, — легко усмехнулся я, открыл бутылку и встал к небольшому столику неподалёку спиной к Фоули и Яксли. Последний в это время как раз располагался на диване, а сам министр рылся в ящике с документами, и за мной никто не следил. Наколдовав три стакана, я заполнил каждый довольно крупными кубиками льда, чтобы они таяли медленнее и не разбавляли алкоголь, а затем незаметно достал из кармана своё любимое кольцо, открыл его и сыпанул содержимое в один из стаканов. — Стоит соблюдать пропорции и использовать крупный лёд, — закончив разливать джин, заметил я и вновь взмахнул палочкой, отчего стаканы медленно поплыли по воздуху к моим подельникам. Яксли с энтузиазмом взял стакан в руки и посмотрел сквозь него на свет, а Фоули поставил свой на стол рядом с собой и снова зашуршал бумагами. — Так можно полностью прочувствовать вкус настоящего американского джина… Сказав это, я приподнял свой стакан и чуть пригубил терпкий алкоголь, в котором слышались нотки можжевельника, цитрусовых, кориандра и аниса. Яксли повторил за мной, сделав два больших глотка, и даже Фоули оторвался от пергаментов и немного отпил из стакана. А после опять отставил его в сторону и без тени улыбки посмотрел прямо мне в глаза. — Госпожа Рош обещала мне полную защиту, если я соглашусь сотрудничать с вами, мистер Бингли, — начал говорить он, но тут же осёкся на полуфразе и посмотрел в сторону Яксли. И на то были причины. Его сообщник, собиравшийся продать меня точно так же, как и сам Фоули, вдруг уставился в точку прямо перед собой, а его зрачки стали необычайно широкими. Через буквально полминуты Яксли начал глубоко вдыхать и выдыхать воздух, и его дыхание становилось всё реже и реже, а кожа лица начала синеть. Фоули с широко открытыми от ужаса глазами следил за тем, как за считаные секунды жизнь покидала его товарища, а когда тот наконец обмяк, и наполовину полный стакан выскользнул из его правой руки и с глухим звуком упал на ковёр, я отложил свой стакан на столик и уверенным шагом направился прямо к предателю. — Обычно я не делаю предупреждений, Гарольд, — прошептал я, оперевшись ладонями о заваленный бумагами стол, и Фоули моментально побелел, словно рождественский снег. — Но ради вас сделаю исключение… единственное исключение, — подчеркнул я, неотрывно глядя в распахнутые бледно-голубые глаза. — Больше предупреждений не будет. Поверить не могу, что вы наивно надеялись, что я ни о чём не узнаю… Надо же, а я думал, что вы всё-таки умнее! Он не мог выдавить из себя ни звука, лишь приоткрыл рот, и казалось, что его сейчас хватит удар. Усмехнувшись, я повернулся и посмотрел на труп Яксли, ещё пару минут назад весело улыбавшегося мне, и тихо протянул: — Вот это да, действительно, лёгкая, совершенно безболезненная смерть… словно полёт. Как же я щедр в последнее время… Но ваша смерть, Гарольд, будет не такая, клянусь вам, — добавил я, снова посмотрев ему в глаза, но тот словно потерял дар речи. — Так что впредь играйте по правилам и помните, что вся ваша семья, включая жену, родителей и двух-красавиц дочек, у меня под колпаком. Я знаю о каждом их шаге, о каждом движении, и если наше сотрудничество будет не удовлетворять меня… то вы переживёте их всех до последнего. Но не надолго. А теперь идите домой и молитесь богу, потому что несколько часов назад в моих планах было оставить в живых его и сделать новым, послушным министром. Я вновь кивнул в сторону трупа на диване, и Фоули чуть слышно проблеял: — Да, милорд, — а после еле шевеля руками и ногами, встал из-за своего стола и шаткой походкой вышел прочь. — Memento mori, Гарольд! — крикнул я напоследок, а затем быстро написал записку Эйвери, отправил её и, отвернувшись от Яксли, не спеша направился прочь из кабинета, довольный проделанной воспитательной работой. «И так будет с любым, кто посмеет помешать мне или предать», — подумал я, и на губах сама собой расцвела ядовитая улыбка.