Борьба за место под солнцем

***

      Голова раскалывалась на части, но я продолжал вчитываться в очередное чёртово письмо, сидя в своём кабинете, а за окном чернота зимней ночи давно окутала всё, что только было можно.       «Кейт была права, не так я себе это всё представлял, далеко не так…» — вымученно подумал я и на несколько секунд зажмурил уставшие глаза, а после снова вчитался в написанное.       Из-за предательства Фоули я теперь лично читал все письма, которые приходили ему, чтобы держать всё под постоянным контролем, но это увеличило поток почты в мои руки ровно в два раза. Наверное, стоило посадить на его место более преданного человека, того же Малфоя или Эйвери, они бы точно справились с подобной работой, но никто из моих друзей добровольно не занял бы такой скользкий пост, особенно в такое непростое время, так же как и я сам. И винить их в этом было трудно, каждый пёкся о своей шкуре и семье… а амбиции Фоули так и лезли из всех щелей. Что ж, сейчас его жизнь и жизнь его семьи висела буквально на волоске, и ему стоило очень тщательно обдумывать свои поступки, тем более что о каждом его чихе сразу докладывали мне. А когда всё немного уляжется, то я обязательно найду кого-нибудь посговорчивее и навсегда покончу с семейкой Фоули, которая давно костью в горле засела у меня. Но едва я об этом подумал, как в дверь негромко, но всё же твёрдо постучали.        — Входите! — устало воскликнул я, и в кабинет быстрым шагом вошёл Долохов и сразу плюхнулся на диван, усевшись поперёк его. Вопросительно изогнув бровь, я молча уставился на него, и Долохов хорошенько хлебнул из металлической фляги и задрал голову кверху.       — Не могу пить в одиночестве, особенно водку, а за окном такая мерзопакостная погода… так и повеситься недолго, а ещё стены здесь как будто давят…       Погода за окном действительно была дрянь — мокрый снег вперемешку с дождём с самого утра стучал в окна, и унылая серость и однообразие пейзажа легко могли вогнать в тоску. Только вот мне из-за работы совершенно некогда было смотреть в окно, да и со стенами ничего странного я никогда не замечал, скорее всего, из-за той же работы. Поэтому я продолжал молча смотреть на Долохова, абсолютно не понимая его желания напиться посреди рабочей недели, а озвученные причины, мягко говоря, не дотягивали до того, чтобы прийти жаловаться ко мне в кабинет, пусть Долохов и был моим гостем и мог свободно перемещаться по дому. Тот сделал ещё один глоток, а после с непередаваемой внутренней болью посмотрел прямо мне в глаза, и я начал догадываться, что же за меланхолия вдруг на него напала.       «Лучше бы делом занялся, чем пить из-за неразделённой любви», — закатил глаза я и, взмахнув палочкой, распечатал очередное письмо. Долохов же, поняв, что попусту разговаривать я не намерен, молча уставился в потолок, и пару раз до меня доносились тяжёлые вздохи.       — Она ангел… — наконец негромко протянул он, сделав ещё несколько глотков из фляги. — Неземное существо… вейла… нимфа… богиня. А как она идёт… будто по облакам ступает, так легко и уверенно…       Теперь была моя очередь тяжело вздыхать, потому что у меня на сантименты не было ни времени, ни сил, но сказать что-то было нужно, и поэтому я негромко пробормотал:       — Если тебе мало — то в шкафу за моей спиной стоит графин с виски. Только не отвлекай меня, хорошо?       — Нет, спасибо, у меня в такие минуты лишь одно лекарство, — отозвался Долохов и приподнял повыше свою флягу. — Да и я так и не смог привыкнуть к вашим элям, виски, джину… слишком много сахара. Но компания мне точно не повредит… не хотите присоединиться?       — Нет, у меня много работы, — тихо ответил я, хотя причина была немного другой — каждый раз, когда я смотрел на графин с алкоголем, в голове всплывал голос Кейт, укоряющий, что я не справляюсь. И я сразу же отгонял мысли глушить усталость виски и садился за работу. А в последнее время подобных мыслей не появлялось и вовсе — я просто работал до того момента, пока не мог держать в руках палочку или бумагу, и сразу шёл в нашу спальню и засыпал на короткие часы практически без воспоминаний и снотворных зелий. Было тяжело от недостатка сна, но я прожил так почти всю жизнь, не считая коротких месяцев рядом с Кейт, после которых я долго не мог собраться. До сих пор не мог собраться, но это было нужно сделать. И я делал.       Наконец на долгие минуты повисла тишина, и даже Долохов перестал вздыхать и просто смотрел вверх и тихонько попивал из фляги, а я сосредоточился на письме в своих руках. Но меланхолия словно яд быстро распространилась по кабинету, и даже мне стало тошно от отказа Элли, хотя мне она ещё ни разу не отказывала, всё было в точности до наоборот. И я, дочитав до конца четвёртое письмо, отложил его в сторону и флегматично протянул:       — Антонин, ты можешь честно мне ответить, на что ты вообще рассчитывал, когда собирался пригласить куда-либо мисс Фоули?..       — Не знаю, — хмыкнул он, даже не повернувшись в мою сторону, а я вновь принялся за чтение. — Конечно, была вероятность, что она откажется, но… она могла и согласиться. Мне казалось, что я выглядел достаточно солидно, чтобы выпить со мной где-нибудь чашечку кофе…       Но я медленно покачал головой в стороны, а Долохов, заметив это, развернулся ко мне всем корпусом, а затем на его лице проступило озарение.       — Так вот кто был седьмым… а я всё гадал, кого же из их кружка снобов мне до сих пор не представили… — я на такое молча поднял взгляд, и он, поняв, что всё-таки ляпнул, добавил: — Если я на что-то не обращаю внимания — это вовсе не значит, что я этого не заметил.       — Ты очень наблюдателен, мой друг, — наконец протянул я и вернулся к чтению письма.       — А о чём они всё-таки шептались за моей спиной? Я уже понял, что обо мне, но о чём конкретно? Завидовали, что я рискнул пригласить куда-то их тайный объект воздыханий?        Долохов в подпитии явно осмелел, но мы с ним не один год путешествовали бок о бок, и можно было даже сказать, что я уже привык к подобному. По крайней мере, трогать его в такие моменты точно не стоило, а уж делать замечания и подавно — это было равносильно тому, чтобы поднести спичку к бочке пороха: он вспыхнет, а потом трезвым будет жалеть и раскаиваться, и ни к чему хорошему это никогда не приводило. Но и заботиться о задетых чувствах своего товарища я тоже не собирался, поэтому вполне честно ответил:       — Скорее, спорили, как быстро этот объект воздыханий отошьёт тебя. Выиграл Рудольфус Лестрейндж, он поставил на пять минут и почти угадал, не хватило тринадцати секунд.       — А на какое время поставили вы?       Вопрос прозвучал даже с некоторым вызовом, но я сначала дочитал до конца письмо, а после отложил пергамент в сторону и неотрывно уставился в заплывшие карие глаза.       — На семь минут. Пятнадцать галлеонов, если тебя это волнует.       — Если бы я знал про спор, то легко продержался бы ещё две минуты, и вы бы их уделали! — я усмехнулся такой реакции и приступил к очередному отчёту, а Долохов опять хлебнул из фляги, поморщился и мечтательно протянул: — Да и тем более, ещё не вечер… я ищейка хоть куда, послежу за ней немного, узнаю, где она любит бывать, что ей нравится… а там дело за малым, всё равно она будет моей. Ещё ни одна женщина не отказывала мне так быстро!       — Хм… а знаешь, это неплохая идея, — в этот раз я прервался на середине очередного письма и внимательно посмотрел на Долохова, что тот даже растерялся. — Последить за Элеонорой. Я не против, если у тебя найдётся на это время. А если ты вдруг заметишь что-нибудь подозрительное за ней, её сестрой или отцом, то сразу же доложишь мне, договорились?       — Вы в чём-то подозреваете бывшую подругу? — сразу насторожился он, но я лишь вздохнул и вернулся к чтению.       — Элли я ни в чём не подозреваю, а вот её отец явно затеял что-то очень нехорошее. И я хотел бы вовремя узнать об этом. За их семьёй и так следят, но твои наблюдения в этом плане будут более ценны, чем всего остального отдела правопорядка.       — Ладно, я не против, — развёл руками Долохов. — Так сказать, совмещу приятное с полезным. Но я бы попросил вас в случае, если её отец всё-таки будет замешан в каких-то грязных делах… не трогать её. Под мою ответственность и бесконечно преданную службу. А с остальными делайте что хотите.       От меня явно ждали ответа, но я медленно читал письмо, жалея про себя, что мой крайне полезный приятель столкнулся с этой «нимфой», и теперь начали всплывать первые проблемы. Понятное дело, что ради Кейт я тоже пошёл бы на многое, возможно, на его месте поступил бы точно так же, но… у нас с Кейт была семья, мы полжизни знали друг друга, а Долохов страдал по Элли всего неделю.       — Знаешь, Антонин, — наконец заговорил я, отложив в стопку прочитанных писем ещё один пергамент. Долохов тут же выпрямился и сосредоточился, а я помолчал немного, тщательно обдумывая свои слова, и продолжил: — Я бы на твоём месте присмотрелся и к другим женщинам. Элли… понимаешь, она… ммм…       Я опять замолчал, подбирая более мягкий синоним к слову «идиотка», а Долохов жадно ловил каждое моё слово, ожидая вердикта.       — Элли, она… такая… легкомысленная! И очень… ветреная. Мне кажется, тебе нужен кто-то посерьёзнее.       — Мне достаточно, чтобы женщина была красивой и с лёгким характером, — мечтательно ответил он и вновь разлёгся на диване. — А все наши проблемы я решу сам, не люблю, когда бабы умничают.       «Это бесполезно», — подумал я и про себя махнул рукой на Долохова. Пока отец Элли ни в чём таком не засветился, а если засветится, тогда и будем разбираться. Всё-таки не хотелось бы из-за этого недоразумения терять верного и крайне полезного помощника. Но только образовалась такая желанная тишина, а я погрузился в чтение очередного письма, как в дверь робко постучали.       — Входите, — достаточно громко, но уже устало протянул я, и на пороге показалась Тесса. Неуверенно заглянув внутрь, она заметила лежащего на диване Долохова и испуганно посмотрела на меня.       — Папа, ты ещё работаешь?..       — Да, Тесса… — вздохнул я и отложил пергамент. — Но я могу сделать небольшой перерыв. Что-то случилось? Где Элиза?       — Она проводила меня и ушла, — ответила она, прикрыв за собой дверь. — Эм… ничего не случилось, просто… можно, я посижу у тебя немного? За окном целый день дождь со снегом, и мне так грустно…       «А у меня в кабинете настоящее веселье…» — съязвил я про себя, потому как все почему-то сегодня стремились прийти именно сюда и примерно по одной и той же причине. Но грубить дочери не хотелось, поэтому я набрал в лёгкие побольше воздуха и потянулся за нераспечатанным письмом.       — Если хочешь посидеть здесь — сиди, но у меня много работы…       — Я не буду тебя отвлекать, обещаю, — сразу же отозвалась Тесса, осмотревшись по сторонам, а Долохов чуть приподнялся, убрал в карман пачку сигарет, которую только что достал, и хрипло спросил:       — Мне уйти?       — Как хочешь, — выдохнул я, стараясь не отвлекаться от чтения. — Только не кури при Тессе…       — Папа, а что это такое?       Поразившись своему безграничному терпению, я всё же оторвал взгляд от желтоватого пергамента и посмотрел на дочь, а она тем временем выудила из шкафа с книгами старинную шкатулку, которую мы нашли в катакомбах, но так и не смогли открыть. Да и пока мне было и вовсе некогда возиться с ней, и я с того самого дня не трогал загадочную находку.       — Я нашёл её в подвале, когда обыскивал дом неделю назад, ты помнишь? — Тесса кивнула и принялась внимательно меня слушать. — Но она заперта, и без ключа её не открыть. Ты случайно не видела где-нибудь похожий ключ? Вдруг Эмилия показывала тебе что-то странное, или ты сама, возможно, могла наткнуться на него, когда лазила на чердак?       — Я не знаю, — протянула она, всмотревшись в маленькую скважину, а после села ко мне за стол, положила шкатулку с краю и опять уставилась на неё. — Тут какие-то странные ямки, ты уверен, что здесь нужен именно ключ?       Тесса попыталась вручную открыть шкатулку, но ничего у неё не получилось, а Долохов расслабился и продолжал смотреть в потолок, уже не делая глотков из своей фляги. Я тоже вернулся к своему прежнему занятию, но спустя десять минут меня опять отвлекли.       — Папа? Мне кажется, здесь не нужен ключ… — Тесса пальцами хорошенько ощупала замок, а после поднесла его к самым глазам. — А где то самое жуткое кольцо, которое мы нашли в шкатулке с драгоценностями?       Подвесив письмо в воздухе с помощью чар, я, не отрываясь от текста, снял с правой руки кольцо с черепом и положил его на стол, и Тесса тотчас схватила его и приложила к замочной скважине. В этот раз письмо было очень важным, но всё же я краем глаза принялся следить за дочерью и не зря. Надавив на замок, она повернула кольцо по часовой стрелке, словно самый настоящий ключ, и послышался лёгкий щелчок. Долохов мигом оживился и сел прямо, а Тесса двумя руками попыталась открыть крышку, и в этот раз у неё получилось. С сияющими от счастья глазами она посмотрела на меня, ожидая похвалы, а я перевёл выразительный взгляд на Долохова, и тот хрипло рассмеялся тому, что головоломку, над которой мы безрезультатно бились почти две недели, так легко разгадал семилетний ребёнок.       — А дочка у вас молодец! — воскликнул он и подсел к Тессе. — Так, давай посмотрим, что там у нас спрятано…       Я уже тоже собрался встать и обойти стол, чтобы увидеть содержимое запечатанной шкатулки, но Долохов опередил меня и поднял небольшой ржавый ключ, а в его глазах отчётливо читалось предположение, к какой именно скважине тот мог подойти. И я в ответ медленно кивнул, вполне согласный с такой версией.       — Тесса, ты умница и очень помогла нам, — начал говорить я, встав из-за стола, а Долохов протянул мне ключ. — Спасибо. А теперь иди, пожалуйста, в свою комнату к Элизе, а мы с Антонином сходим кое-куда и придём.       — А куда вы пойдёте? — сразу насупилась Тесса. — Я хочу с вами, это же я нашла этот ключ, разве нет? Почему я не могу посмотреть?..       — Потому что это может быть опасно, — отрезал я, и на то были свои причины. — Я обязательно расскажу тебе, что мы там нашли, а сейчас иди в свою комнату и жди меня.       — Но, папа! — обиженно воскликнула она, но так и осеклась от моего полного злости взгляда.       Надув пухлые губки, Тесса в последний раз кинула на меня полный вселенской несправедливости взгляд и побежала прочь из кабинета, а я тяжело вздохнул и закрыл ладонью глаза. А когда я взял себя в руки и открыл их, то Долохов уже стоял передо мной, явно готовый спуститься в катакомбы, а на мой вопросительный взгляд сказал:       — Я ещё трезвый, честное слово.       — Ну, смотри… — отозвался я, и мы пошли в сторону лестницы, ведущей в холл.       Правда, сначала я всё-таки заглянул в комнату дочери, чтобы убедиться, что она дошла до спальни, но Тесса на меня никак не отреагировала, продолжая сидеть спиной к входной двери и играть в куклы, а откуда-то неподалёку слышалось тихое женское пение, что означало, что Элиза была где-то поблизости. И я с чистой совестью направился вниз.       В подвалах опять царил могильный холод, пробиравший насквозь, и я даже пожалел, что не захватил с собой тёплую мантию, ведь в самом доме было очень даже тепло. Но мы быстро справились с этой напастью, наложив простенькие чары, и, сняв печать с катакомб, направились прямиком к закрытому залу, где и была замочная скважина. Долго плутать не пришлось — помогли метки на стенах и примерное представление карты лабиринта, которую я составил в голове ещё в прошлый визит. В этот раз и сам лабиринт уже не казался таким зловещим, пусть и снаружи была ночь, а не погожий день, а может, просто сказывался азарт и предвкушение скорой разгадки тайны запечатанного зала. Но не успели мы свернуть за второй поворот, как за нашими спинами раздался тихий шорох.       Я замер и прислушался, пытаясь понять: показалось или нет, но шорох повторился, и я мигом нацелил палочку в сторону источника звука, готовый оглушить противника, как Долохов подошёл ко мне и надавил на мою руку, а после прислушался и крикнул в темноту:       — Выходи, девочка, я тебя видел! Твой папа будет очень сердиться, если ты сейчас же не выйдешь!       У меня руки задрожали от злости, а из-за поворота действительно вышла съёжившаяся Тесса и, избегая смотреть на меня, уткнула взгляд в пол.       — Что ты здесь делаешь?! Я же сказал ждать меня наверху, с Элизой! Где она?!       Наконец ко мне вернулся дар речи, но Тесса на мой крик мигом ощетинилась и не менее зло воскликнула:       — Она не знает, что я вернулась от тебя, так что не ругайся на неё! И я хочу просто посмотреть! Это я нашла тот ключ, а не вы, почему я не могу посмотреть, что там?!       — Марш наверх, живо, а потом мы поговорим, — процедил я, намереваясь схватить Тессу за руку и повести из лабиринта наверх, в подвалы, как она юркнула мне под руку и спряталась за спиной растерянного Долохова.       — Может, пусть остаётся? — неуверенно протянул он, а Тесса так и вцепилась в полу его пиджака и жалобно смотрела на меня, готовая пустить слезу. — Вряд ли в доме есть более безопасное место для девочки, чем рядом с вами…       Зажмурив на мгновение глаза, я делал глубокие вдохи и выдохи, пытаясь успокоиться, а в голове промелькнула полная злости мысль: «Ни одна женщина в этой семье не делает то, что ей велят… и с этим определённо нужно что-то делать».       Наконец, я вновь посмотрел на Тессу и тихо выдохнул:       — Ничего не трогать, никуда не убегать и делать то, что скажу, иначе быстро отправишься наверх!        Она закивала и отцепилась от Долохова, а тот выдохнул от напряжения вокруг. Но только мы двинулись вперёд, в темноту, как Тесса протянула:       — Почему тут так холодно, папа?.. Наверху же теплее…       — Можешь подняться в свою спальню и погреться, а заодно и подождать меня, — язвительно предложил я, и она тут же поджала губки и обхватила руками туловище, явно пытаясь согреться. И я, ещё немного позлившись, снял с себя тёплый пиджак и накинул на Тессу, боясь, что она простудится в лёгком платье. Тесса действительно укуталась в пиджак, словно в одеяло, и какое-то время мы шли молча. Я старался смотреть только перед собой, чтобы заранее заметить возможную угрозу, а Долохов, шедший впереди рядом с Тессой, вдруг присмотрелся к ней и шепнул:       — Что, страшно? Надо было слушаться папу и идти наверх, мало ли кто может здесь прятаться…       — Но это папин дом, и он быстро всех прогонит! — гордо заявила она, но всё же обернулась ко мне и неуверенно добавила: — Да?       — Да, — коротко ответил я, всё ещё злясь на выходку дочери. Тесса тоже почувствовала, что я до сих пор был не в духе, и виновато отвернулась, а я обречённо выдохнул, подумал о нашем с Кейт тихом отпуске летом, взмахнул палочкой и прошептал:       — Экспекто патронум!       Тёмно-синий туман из кончика палочки постепенно превратился в крупного волка, и тот медленно пошёл впереди нас, освещая неярким светом путь и прогоняя страх.       — Что это? — выпучив глаза, шёпотом спросила Тесса.       — Это патронус. Защитник. Он прогонит плохих привидений и дементоров, если это из-за них здесь так холодно. Тебе нечего бояться.       — А почему ваш волк чёрный? — отстав немного от Тессы, шепнул мне Долохов, и я так же тихо ответил:       — Из-за того, что я ещё в школе сильно углубился в Тёмную магию. А она всегда оставляет свой отпечаток. Мой патронус изначально был таким, с начала седьмого курса.       — А как к этому отнеслись учителя и экзаменаторы?       — Мне повезло, на ЖАБА меня не просили вызвать патронуса, им было достаточно демонстрации других навыков.       Он задумался на мгновение, а затем тоже взмахнул палочкой, и к волку впереди нас присоединился такой же чёрный пёс — довольно крупная овчарка. Тесса от радости захлопала в ладоши и попыталась приблизиться к ним и погладить, а Долохов удивлённо протянул:       — Надо же, а я и не знал… Я в школе тоже баловался Тёмными искусствами, но патронус на экзамене в конце восьмого года у меня был ещё белым… А после выпуска как-то не было нужды вызывать его. Как говорится, век живи — век учись. А вроде даже потеплело…       Действительно, леденящий душу холод будто отступил под натиском сразу двух патронусов, пусть и запятнанных тёмной энергией, но всё же достаточно сильных и способных выполнять своё предназначение. И это лишь добавляло уверенности в том, что холод был порождением чего-то другого, а не просто сквозняком. И это предположение очень сильно мне не нравилось.       Наконец, мы подошли к той самой стене, за которой простукивалась полость, и я строго посмотрел на Тессу, чтобы она отошла на безопасное расстояние. Тесса сразу же поняла значение моего взгляда и спряталась за спиной Долохова, который держал наготове палочку, а я достал из кармана старый ключ и медленно вставил его в узкую щель между каменной кладкой.       Ключ на удивление подошёл, но вот повернуть его было достаточно сложно, видимо, замок не трогали сотню лет как минимум. И всё же через два поворота против часовой стрелки послышался протяжный скрежет, словно в стене был спрятан какой-то механизм. Невидимые заржавевшие шестерёнки крутились под натиском неведомой силы, а затем массивный кусок стены просто отъехал в сторону, открывая нам путь. Но прежде чем шагнуть в темноту, я снова обернулся и зло прошипел:       — Ничего не трогать и не отходить от нас ни на шаг, это ясно?       — Да, папа, — пропищала Тесса, и я направил перед собой тёмно-синего волка, а следом зашёл и сам.       Зал оказался достаточно большим. Это стало понятно, когда я заметил на стенах факелы и зажёг их, чтобы как следует осмотреться. А, увидев свет, в зал зашли и Тесса с Долоховым.       — Ну и ну… — протянул он, так и поворачивая головой в стороны. — И кто мог всё это здесь устроить?..       Но ответить на этот вопрос я не мог, потому как и сам не знал, как реагировать на увиденное.       Как раз напротив двери в зал располагалась статуя какого-то божества с телом мужчины и головой быка. Было сложно сказать, из чего она была сделана, так как всё вокруг, включая её, было покрыто вековым слоем пыли, но всё же если хорошо присмотреться, то можно было заметить неяркий блеск бронзы. А перед статуей был жертвенный алтарь, на котором были разложены какие-то предметы.       — Папа, а что это такое? — с любопытством спросила Тесса, приблизившись к алтарю, но я быстро подошёл к ней и схватил за руку, пока она не тронула что-нибудь.       — Ты помнишь, что я тебе говорил? — вкрадчиво процедил я, и она выдохнула:       — Ничего не трогать, я помню. Но я же просто смотрю!       «И как я мог на это согласиться?» — вымученно подумал я, крепко держа дочь левой рукой, а правой сжимал палочку. Но в зале, кроме нас, никого не было, а статуя божества лишь отдалённо напоминала того, кто пришёл ко мне во сне. Правда, теперь хотя бы было понятно значение знака на входной двери — бык означал того, кому поклонялись, а пентаграмма — означала магию и… жертвоприношения, а без них здесь явно не обошлось.       «Эскуро!» — подумал я, сделав нужное движение палочкой, и пыль моментально исчезла со статуи и предметов на алтаре, дав нам возможность как следует их осмотреть.       — Фу, папа, а зачем здесь череп? — сразу сморщилась Тесса, и я, приподняв брови, выразительно посмотрел на неё.       — Я уже говорил тебе, что здесь может быть опасно? — она промямлила что-то невразумительное в ответ, а я добавил: — Я не знал, что в этой комнате, а здесь могло быть всё что угодно, хоть живые скелеты.       Тесса сразу же прижалась ко мне, а меня утешала единственная мысль, что рядом со мной ей действительно было безопаснее всего. И, продолжая оставаться на одном месте, я внимательно присмотрелся к алтарю.       На нём действительно лежал небольшой череп, у которого отсутствовал свод, и линия среза проходила примерно по бровным дугам. Рядом лежал кинжал из чёрного стекла, обсидиана — материала, который лучше всего удерживал в себе магическую энергию, а ещё дальше влево было две золотых чаши, инкрустированных рубинами. Маленькие камни, словно капли крови, блестели в приглушенном свете факелов, и такие же рубины, только больше, были и вместо глаз у таинственного божества и грозно сверкали в полутьме.       Я отчётливо почувствовал, как Тесса сглотнула и ещё сильнее прижалась к моей ноге, и из моей груди вырвался полный невыразимой усталости вздох. Как хорошо, когда от твоих действий зависит только твоя жизнь, и ты можешь делать всё что душе угодно, и сколько начинается проблем, когда от тебя начинают зависеть другие. Но видимой опасности в зале не было, а страшная статуя… что ж, на неё совсем необязательно было смотреть.       — Смотрите… — негромко проговорил Долохов, и я отвернулся от статуи и посмотрел на пол в центр комнаты, где неглубокие желобки, вырубленные прямо в сплошном камне пола, образовывали пятиконечную звезду, а после все каналы сходились в центре, где прямиком в землю уходило небольшое отверстие.       — Папа, что это за место?.. — прошептала Тесса, так и прижимаясь ко мне, и я приобнял её за плечи и задумчиво протянул:       — Вероятно, раньше здесь был… храм. Очень-очень давно. Тесса, давным-давно люди верили в то, что если они будут усердно молиться своему богу, то… зима будет не такой холодной, а урожая хватит на всех до самого лета. Это были непростые времена, и люди делали всё, чтобы выжить. И они строили вот такие храмы, где и… поклонялись богам.       — Но наверху же наш дом? — непонимающе спросила она.       — Наш дом построили намного позже, тогда, когда про существование храма давно забыли. Наверное, он был кем-то разрушен, и остались только катакомбы и этот зал.       Я обернулся и ещё раз внимательно посмотрел на бронзовую статую, пытаясь понять, была ли она источником угрозы или нет, и спустя несколько минут опять послышался голос Тессы:       — И что ты будешь с этим делать, папа?       — Ничего, — просто ответил я, повернувшись к ней. — Мы закроем этот зал на ключ и больше не будем сюда спускаться. Это заброшенный храм, и если здесь и были когда-то боги, то они наверняка покинули это место. Здесь им уже давно никто не поклоняется… — она медленно кивнула и уже направилась в сторону выхода, как я схватил её за руку и опустился перед ней на колени. — Тесса… давай не будем говорить маме в следующем письме, что мы здесь нашли, хорошо? Она будет очень переживать, а ей сейчас переживать нельзя.       — Хорошо, — отозвалась Тесса, и мы вместе вышли из зала, а Долохов закрыл ключом дверь.       «Если Кейт узнает про алтарь под домом, то она придёт сюда только затем, чтобы надавать мне по шее», — подумал я, хотя на самом деле моё нежелание говорить Кейт о наших находках было связано с тем, что она никогда не станет жить в таком месте сама и детям тоже не позволит. А у меня на нашу семью были совершенно другие планы. Да и алтарь заброшен, разве нет? Когда здесь кто-то что-то делал в последний раз? Тысячу лет назад? Две тысячи? Может, приближается какой-то праздник, и привидения чувствуют отпечаток прошлых ритуалов? И Ингрид тоже? Змеи очень чувствительны к магической материи, и она могла почувствовать страх… жертв. А в том, что здесь делали жертвоприношения, не приходилось и сомневаться. И стоит просто подождать немного, и всё будет как прежде?       — Вы знаете, что это за божество, милорд? — тихо спросил Долохов, когда мы опять шагали по узким коридорам, а Тесса шла на четыре шага впереди нас в окружении двух патронусов. Я в ответ помотал головой и так же тихо ответил:       — Завтра я загляну в архив и попробую узнать больше. Думаешь, он как-то связан с происходящим в доме?       — Не знаю, — отозвался он, и мне даже показалось, что его передёрнуло. — Но аура здесь очень неприятная… людей резали, не иначе. Этот бог точно любит кровь, причём человеческую… Но я ещё не видел, чтобы от статуй были какие-то проблемы, а вы?       Видел я, конечно, немало, но обычно все призраки, а чаще всего в виде подобных божеств выступают именно очень сильные привидения, не могут долго жить без энергетической подпитки. И чем опаснее привидение, тем больше и чаще крови ему было нужно, а тот призрак, который когда-то жил здесь, точно питался кровью. Но судя по количеству грязи в самом зале, здесь не ступала нога человека не один век… ни одно настолько жадное привидение не выдержало бы столько. И всё-таки…       — Пока я буду в архиве — оставайся здесь, — отдал я тихий приказ, и Долохов послушно кивнул. — Эйвери я предупрежу, но пока меня не будет в доме — ты должен быть здесь. Про слежку за Элеонорой тоже можешь забыть, это не главное, пока мы не узнаем как можно больше про дом.       — Эх, жаль, а я хотел провести вместе с ней Новый год… или Рождество, что вы тут празднуете, — громко вздохнул он, на что я лишь закатил глаза. — Неужели старый одинокий волк опять будет выть один в своей конуре?.. А может, вы и правы, и я рожей для неё не вышел…       — А моя мама всегда говорила, что внешность не главное, — вдруг обернулась Тесса и с загадочной улыбкой посмотрела на нас, как будто догадывалась, о чём мы всё это время шептались.       — Твоя мама очень мудрая женщина! — тут же поддакнул Долохов, а Тесса так и расцвела. — А что она ещё говорила по этому поводу?       — Ну… она как-то сказала, что в мужчинах главное — это ум. Мой папа очень умный! О, и Дерек. Дерек работает вместе с мамой в больнице, и он тоже очень умный и столько всего знает! Мы давно с ним знакомы, он даже как-то был у нас в гостях, и мы целый вечер играли в игры! А потом приехал папа, и Дерек стал помогать ему по работе… папа, правда, он очень хороший?       — Ага, — односложно ответил я, пытаясь не закипеть при упоминании Гампа. Долохов мигом подметил моё перекошенное лицо и точно сделал какие-то выводы, а Тесса продолжила разглагольствовать:       — А ещё Дерек очень добрый. Он иногда дарил мне подарки, а когда я сидела у мамы на работе, то он со мной рисовал или рассказывал что-нибудь, просто так.       — Наверное, потому что у него дома были свои дети? — ненароком спросил Долохов, и она на секунду задумалась.       — Не знаю… мама никогда об этом не говорила. Наверное, нет… иначе он обязательно познакомил бы нас! Он очень хороший, мне даже казалось, что ему нравилась моя мама, но потом приехал папа, и они с мамой поженились, потому что любят друг друга. Но Дерек тоже обязательно женится на какой-нибудь хорошей тёте, и мы будем все вместе дружить, да, папа?       Меня от такой перспективы чуть передёрнуло, но не хотелось разбивать наивные детские фантазии Тессы, особенно после такой мрачной прогулки.       — Конечно, Тесса, но сначала твоя мама поправится и вернётся к нам. И мы все вместе будем дружить, как раньше…       — Дяденька Антонин, а как зовут вашу невесту?       — О-о-о… — мечтательно протянул Долохов, видимо, найдя наконец собеседника, которому можно было излить душу. — Её зовут Элеонора… потрясающее имя, такое же прекрасное, как и она сама!       — Элеонора Фоули?! — удивлённо воскликнула Тесса, а по лабиринту прокатилось эхо. — Я её видела! Она очень красивая, как фея! Или лунная принцесса из моих книжек! Папа говорил, что они вместе учились, а мама потом по секрету сказала мне, что Элеонора в школе была влюблена в моего папу. И хотя Элеонора была очень красивой, папа женился на моей маме, потому что… влюбился в неё, когда они были ещё маленькими, как я! А когда любишь кого-то, то этот человек становится для тебя самым красивым… так написано в моих книжках, честно-честно, я не вру!       За пять минут Тесса умудрилась вывалить Долохову всю подноготную нашей семьи, включая мои непростые отношения с Элли и драму между Гампом и Кейт, в которую по возвращении в Лондон влез уже я. И я лишний раз убедился, что Тессу нужно держать подальше от остальных, иначе она разболтает все мои секреты и даже не заметит этого!       — Значит, если Элеонора полюбит меня, то она будет видеть меня самым красивым? — усмехнулся Долохов, мельком посмотрев на моё страдальческое выражение лица, и Тесса сразу воскликнула:       — Да! Если вы покажете, какой вы умный и добрый, то она обязательно полюбит вас! На работе у мамы я видела мужчин со страшными шрамами, но она говорила и им, и мне, что шрамы украшают мужчину. А потом к ним приходили жёны и ухаживали за ними… потому что это любовь. А любовь всё делает красивее!       — Что ж, тогда я писаный красавец! А знаешь, откуда у меня этот шрам? — он наклонился к Тессе и ткнул пальцем в левый висок, где у него действительно была белёсая полоска, и Тесса, выпучив глаза, помотала головой. — В детстве я убежал в лес, и там меня схватила баба-яга и хотела съесть!       Тесса удивлённо вскрикнула, а я только собрался осадить слишком разговорившегося товарища, как тот сразу же добавил:       — Но я убежал от неё домой, а когда вырос, то вернулся в то место, и… и поговорил с ней и научил выращивать морковку с капустой. И больше она маленьких детей не трогала, вот! Смотри, какой я добрый и храбрый! Думаешь, это впечатлит Элеонору?       Теперь Тесса уважительно кивала, а я про себя восхищался, какой же Долохов в душе актёрище, особенно когда немного выпьет. Возможно, это как раз и впечатлит ветреную мисс Фоули…       — О, смотри, а вот уже и выход!       Действительно, за болтовнёй Тессы мы даже и не заметили, как вокруг резко потеплело, а впереди виднелся проход в подвалы. Но только Тесса, захлопав в ладоши, побежала к выходу, как Долохов взглянул на меня и спросил:       — Что? Да это же настоящий кладезь женской мудрости! Ещё бы с вашей супругой поговорить, и мы бы точно составили план действий! Малышка, а ты поможешь мне подобрать костюм, чтобы точно впечатлить Элли, если я вдруг увижусь с ней?       — Да! — прокричала она, а Долохов на мой крайне красноречивый взгляд прошептал:       — Лучше пускай девочка будет всё время со мной, если вы планируете устроить поиски в архиве, меня-то она точно не проведёт, как свою няню сегодня. А нам же нужно чем-то заниматься вместе? Да и мне так веселее будет, я, оказывается, до этого и вовсе ничего не знал про женщин!       Я, хорошенько подумав, кивнул, потому что между двумя хрупкими барышнями и закалённым жизнью Долоховым несомненно выбрал бы последнего в качестве защитника для дочери. Да и мне самому стоило почаще приглашать Тессу к себе в кабинет, пусть играется, лишь бы у меня на виду. Долохов, получив от меня согласие, побежал за Тессой, а я, проследив, как они поднялись по главной лестнице в холле, решил поискать Ингрид, чтобы ещё раз попытаться выведать у неё, что же всё-таки она увидела в подвале, что больше туда не спускалась за добычей.       Свою питомицу я нашёл в холодной столовой восточного крыла — Ингрид сидела на подоконнике и смотрела, как за окном бушевала непогода. Я знал, как было непросто ей привыкнуть к климату Англии, ведь она до этого жила в совершенно других условиях, но я ни разу за почти год не слышал от неё ни одной жалобы. Ингрид, в отличие от всех остальных знакомых мне женщин, была крайне покладистой и тихой, если, конечно, её не злить. Она беспрекословно выполняла все мои приказы и так до сих пор и не попалась на глаза Тессе, как раз потому, что этого попросил я, хотя Тесса была вторым живым существом на много миль вокруг, кто смог бы её понять.       — Ингрид… — тихо окликнул её я, и она мигом зашелестела чешуёй и чуть приподнялась. — Покажи мне то, что ты увидела в подвале…       — Нет, гос-с-с-подин, — донёсся до меня шипящий ответ, но только я сделал два шага ближе, как Ингрид добавила: — Молю вас-с-с-с, гос-с-сподин, не прос-с-сите меня. Мне с-с-страшно…       — Ингрид, мне нужно это узнать! — воскликнул я и опустился на колени, чтобы быть на одном уровне с ней. — Это очень важно… мне нужно узнать, кого ты там увидела, от этого может зависеть жизнь моей дочери! Я не смогу защитить ни тебя, ни её, если не буду знать, что там! Покажи мне, ну же…       — Один рас-с-с, — наконец прошипела она, и я, проведя рукой по её гладкой сине-чёрной чешуе, внимательно всмотрелся ей в глаза, чтобы проникнуть в сознание.       Животные мыслят далеко не так, как люди, и когда забираешься к ним в голову, и сам начинаешь забывать, что ты человек. Чувств сразу стало больше, я видел мир иначе, но вот холода в катакомбах не чувствовал. Был страх. Лютый, зловещий страх. Он словно туман окутал меня, моё длинное, гибкое тело, а затем на стене в неверном свете откуда-то из щели промелькнула рогатая тень.       Это всё, что дала увидеть мне Ингрид, и когда я вынырнул из её воспоминаний, то она дрожала всем телом, настолько эмоции поглотили её.       — Спасибо, — тихо проговорил я и снова провёл по ней рукой, пытаясь немного успокоить. — Я смогу защитить всех, а ты… следи за домом и всем, что здесь происходит. И если что-то увидишь, то… сразу говори мне. Ты теперь мои глаза и уши…       — Хорош-ш-шо, гос-с-сподин, — отозвалась она, и я направился к себе в кабинет, чтобы как следует подумать.       Рогатая тень, рогатый человек во снах, рогатый бог в жертвенном зале. Это всё было связано, это всё уже давно продолжалось, не месяц и не два, но я не видел главного — цели. Зачем всё это было нужно? В доме и до этого жили люди, много людей, но вряд ли все они были язычниками и проливали кровь в катакомбах. Эта сущность питалась привидениями? Поэтому призраки молчат? Ингрид боялась её, но стоило ли бояться мне? И самое важное, как её остановить в случае чего?       Вопросов было много, и до позднего вечера я размышлял над ними, смотря невидящим взглядом на ржавый ключ в деревянной шкатулке, открыть которую можно было с помощью кольца, которое… которое мы нашли с помощью Эмилии. Возможно, она хотела подарить не фамильные драгоценности, а указать на подсказку, а я и не понял… Но подружки Тессы я уже давненько не видел, и у неё теперь ещё и появился новый друг…       Работать не хотелось абсолютно, да и голова была забита совершенно не тем, чтобы вдумываться в письма. И поэтому я решил проведать Тессу и посмотреть, чем они там занимались с Долоховым, но только поднялся на третий этаж, как чуть с ним не столкнулся.       — Ух, ну и выдумщица ваша дочь! — хрипло воскликнул он, а я, заметив в его лохматой гриве розовые бантики, рассмеялся в голос. — Так, а вот это точно лишнее…       Долохов посмотрелся в зеркало справа от нас и начал вытаскивать бантики из волос, а я пытался максимально чётко запомнить эту картину, она точно будет поднимать мне настроение холодными зимними вечерами.       — Девочка сейчас ложится спать, её укладывает няня, — добавил он, выцепив последний бантик, и я обеспокоенно спросил:       — Она больше не вспоминала про катакомбы? Не жаловалась, что ей страшно?       — Не-е-ет, — тут же отмахнулся Долохов. — Для неё это всё было чем-то вроде игры, да она и вовсе не поняла, зачем там всё это лежало. Ей теперь интереснее наряжать меня, чем бегать по тёмным коридорам… Ух, даже на душе теплее стало! Замечательный ребёнок, мать в неё, наверное, душу вложила!       Я на последние слова медленно кивнул и бесшумно направился в сторону спальни дочери, а Долохов пошёл в свои покои в другом крыле. Подкравшись к двери, я чуть приоткрыл её и увидел, как Элиза читала Тессе сказку про Лунную принцессу, а сама Тесса уже клевала носом. Совсем скоро она заснула, и Элиза тенью выскользнула в соседнюю комнату, а я наоборот вошёл в спальню и сел на стул рядом с кроватью.       Тесса во сне выглядела такой спокойной, такой умиротворённой, что было трудно отвести взгляд. Я даже ненароком подумал, чтобы и в самом деле спрятать её куда-нибудь на время от греха подальше, но быстро отмёл эти трусливые мысли в сторону. Пусть призраки боятся, а я привык действовать, а не бежать. Да и снаружи было немало врагов, кто знал о моей слабости, тот же Дамблдор или Грюм… нет, как заметил Долохов, самое безопасное место для неё сейчас было рядом со мной. И я пересел в мягкое кресло у стены и закрыл глаза, решив побыть немного рядом с дочерью. Ничего более ценного, чем она, у меня всё равно не было.

* * *

      Опять я всё свободное время пропадал в архиве, правда, теперь мне было намного спокойнее от мысли, что Тесса была точно в безопасности. Конечно, и в министерстве Долохову нашлось бы занятие и не одно, но пока приоритетом служила безопасность дочери, а не поиск шпионов. Хотя их вылавливали уже и без чуткого нюха русского ищейки.       Благодаря тому, что мы всё-таки вычислили Бингли, мне вовремя сообщили, что тот уже давно вышел на меня и следил за мной, в том числе и в архиве. Может быть, именно он и выдал мои планы касательно Акерли, кто знает? Но теперь американский шпион был под надёжным колпаком, и на него регулярно воздействовали то Конфундусом, то Империусом, и он уже вряд ли сливал Бертильде Рош что-то важное. Насколько я смог выяснить через свои каналы, она и до этого не особо верила его докладам, а теперь в них и подавно не будет ничего стоящего.       За это время Роули благодаря своему прибору выловил ещё несколько подозрительных человек. Я даже успел побеседовать с одним из них — ликвидатором заклятий Гестией Джонс, но она ничего толком не знала и на собраниях кружка Дамблдора не присутствовала. И я решил пока не трогать более весомых фигур, тем самым не выдавая себя, и назначил за ними тщательное наблюдение. Сначала дом — потом шпионы, и у меня уже был готов план, как можно было незаметно выкурить всех пешек Дамблдора так, что они этого даже не заметят. Но всё стоило делать по порядку.       Зацепок было мало, но я взялся за главную — пентаграмму с головой быка — и принялся рыться в оккультных манускриптах. И спустя неделю поисков нашёл кое-что интересное.       Это была печать Молоха. Знак был очень старым, в библейских текстах она была уже видоизменена, но это только лишний раз говорило о том, насколько же древним был тот зал с алтарём. И, зацепившись за знак, в конце концов я вышел и на самого демона.       Молох — злой бог, согласно клиппотической каббале, сильнейший демонобог после Сатаны, правящий Ситра Ахра (евр. «тёмная сторона»).       Молох — тёмный господин, который следом за Сатаной поднялся из тьмы ярящегося хаоса, чтобы начать борьбу с демиургом и остальными божественными эманациями. Молох также — князь хаоса, который вместе с Беелзебутом, властителем клиппы Гагиэль, и властителем клиппы Сатариэль, Люцифугом Рофокалем, образует антибожественный триумвират, владеющий под управлением Сатаны тройным адом…       Молох — бог дьявольского огня и уничтожитель ангелов света, поскольку его огонь в Армагеддон сожжёт южные корни древа жизни, чтобы таким образом уничтожить вселенную порядка. Молоха также можно сравнить с Суртом, демоном огня в скандинавской мифологии, который в Рагнарёк направит энергию хаоса и сожжёт всё сотворённое…       Декабрь — месяц праздника Молоха, и в этот месяц жрецы сжигают свои живые жертвы, чтобы почитать жестокого господина хаоса Молоха. Само использование ритуалов является обязательством перед идолом, и он возжелает новых и новых жертв. И если за год не будет новых обрядов, сущность накажет заклинателя и его родственников, с ними произойдёт страшное несчастье, возможно, через пожар…       Чем больше я читал, тем больше волосы на голове поднимались дыбом, а идея купить огромный старинный особняк, ничего о нём не зная, казалась всё менее здравой. Конечно, в библейских демонов и христианского бога я не верил, но вот во всё это явно верили те, кто жил задолго до меня и поклонялся богу Хаоса. И именно их вера могла перерасти в тёмную энергию, которая была пропитана страхом и могла вгонять в ужас призраков и животных. Но вот что за живых жертв ему приносили?       Ответ я нашёл в следующем манускрипте, и от него в глазах сразу потемнело. Молоху в жертву приносили живых детей. Сначала потрошили несколько взрослых, чтобы сущность насытилась кровью, а под конец перед статуей с головой и рогами быка сжигали заживо ребёнка. Первенца.       «Это всё сказки, это всего лишь очередной сатанинский культ, — приложив пальцы к переносице, старался убедить себя я. — В Меланезии люди верят в то, что боги им с неба сбрасывают грузы, хотя на самом деле это делают люди[1]. И здесь так же. Нет никакого Бога. Нет никаких демонов, нет никакого ада. Есть лишь люди, их жажда крови и энергия, копившаяся веками. И возможно, какой-то особо вредный призрак, который решил поиграть с новыми жильцами дома в преддверии Рождества. Ничего больше».       Устав от поисков, я вернул все манускрипты на место и поспешил домой, чтобы лишний раз убедиться, что всё было тихо. Но едва я перешагнул порог камина, как ко мне подползла взволнованная Ингрид.       — Что случилось? — мигом спросил я, подумав о самом худшем варианте, и она прошипела:       — Гос-с-сподин, мне нужно кое-что с-с-сказать вам… Я видела, как с-с-сегодня в обед ж-ж-женщина с-с-с-создала белого з-з-зайца…       — Белого зайца? — непонимающе переспросил я, а потом меня осенило: — Патронус? Покажи мне эту женщину.       Ингрид кивнула и открыла мне сознание, и я вновь стал змеёй, а перед моими глазами мадам Пруэтт, оглядываясь по сторонам, поднялась на чердак и взмахнула деревяшкой, отчего в воздухе заискрился серебристый заяц. И он почти сразу же выскочил в окно…       — Интересно… — протянул я, так как вызов патронуса в самом доме ещё можно было как-то объяснить, я и сам вызывал его, чтобы прогнать страх от Тессы, но вот чтобы направить его наружу… — Ты молодец, Ингрид. Последи ещё за этой женщиной и расскажи потом, чем она занимается. Ты больше не чувствовала… ужаса?..       — Нет, гос-с-сподин. Но вниз я больш-ш-ше не спущ-щ-щусь…       — Никто и не просит, — пробормотал я и направился в свой кабинет.       Наблюдение Ингрид было довольно интересным, а меня опять посетило противное чувство, что предателей вокруг было гораздо больше, чем я подозревал. Мадам Пруэтт знала, что дом ей не покинуть, и вся почта тоже читается. Кому она отправляла послание, которое не перехватить, и главное, зачем?       — Вы нашли что-нибудь интересное в архивах, милорд?       Только я уселся за свой стол, как в дверь постучали, и внутрь кабинета вошёл Долохов.       — Где Тесса? — задал я встречный вопрос, и он, сев на диван, тут же ответил:       — У неё занятия. Музыка, вроде как.       Вздохнув, я достал копии свитков, которые сделал в архиве, и молча протянул их Долохову. Тот пробежался взглядом по написанному, а затем оторвался от пергамента и протянул:       — И вы… верите, что он существует? — я в ответ промолчал, а Долохов ещё раз посмотрел в свиток. — Мда… чего я только не видел на своём веку, но демон… То есть настоящий демон, а не… животное… ну, как те… в реках Японии… помните, вас задело тогда?       Я в ответ опять промолчал, хотя инцидент с водяным драконом помнил отлично, а в Японии действительно драконов иногда называли демонами рек. И я даже помнил, кто меня тогда проклял на встречу с ним. Но вот чтобы настоящий библейский демон…       — Мне кажется, что эти фанатики могли призвать какую-то сущность, и она могла притвориться Молохом. Возможно, они призвали очень могущественную сущность, и это что-то само разрушило храм, когда жертвы прекратились, и до сих пор шляется по подвалам… но демон… нет. Может, там какой-то древний вид дементора, родившийся из страха жертв, от которого коленки дрожат? Предлагаю расставить в катакомбах ловушки и поймать гада! Как вам идея?       — Хорошая идея, — наконец заговорил я, окинув взглядом кипу макулатуры за столом. — Но сперва сходи до Эйвери и скажи ему, чтобы он нарыл информацию на Пруэттов. А потом мы займёмся подвалами.       — Пруэттов? — недоуменно повторил он. — Семью гувернантки вашей дочери? Подозреваете её в чём-то?       — Она сегодня отправила патронус из этого дома… как ты думаешь, зачем? — задал я встречный вопрос, и Долохов хмыкнул.       — Понятия не имею. Но послание точно предназначалось кому-то, кому она очень доверяет.       — И кто же это может быть, кроме семьи, учитывая, что она не замужем, не была и не собирается, это обсуждалось сразу?       Он медленно закивал и оскалился, и я перевёл взгляд на дверь, сообщая, что хочу остаться один. А когда моё желание исполнилось, то я снова взял в руки копии манускриптов и быстро пробежался по ним глазами.       «Бред, — подумал я, отложив бумаги в сторону, и принялся вскрывать письма. — А ловушки на призраков нужно было расставить сразу, а не заниматься не пойми чем всю неделю».       Час или около того я читал полученные сообщения и писал ответы, а когда встал наконец из-за стола, то почувствовал резкую боль в груди, будто меня кто-то проткнул кинжалом в области сердца. Оперевшись ладонями о стол, я судорожно вдыхал воздух, а по телу разливалась жгучая боль, и я никак не мог понять, откуда она вдруг взялась…       — Папа?.. Папа?! С тобой всё хорошо?!       В глазах потемнело, а голос Тессы доносился словно издалека, сквозь боль. Но она постепенно отступала, зрение возвращалось, и я открыл глаза и уставился на побледневшую Тессу.       — Всё хорошо… со мной всё хорошо. Я просто устал… много работы. Что-то случилось?        — Ничего, я просто зашла к тебе после урока музыки. С тобой точно всё в порядке? — я кивнул, так как боль исчезла так же быстро, как и появилась, а Тесса села на диван и протянула: — Папа… а можно спросить у тебя кое-что?       — Конечно, — я сел рядом с ней, и она внимательно посмотрела на меня и вдруг выпалила:       — Папа, а кто такие грязнокровки?       — Где… где ты услышала это слово?       Я от потрясения так и растерялся, поскольку никогда так не выражался при дочери, но Тесса быстро пролила свет на эту загадку.       — От дяди Антонина. Он ругался на них, но я никак не могла понять, о ком он говорит, а спрашивать побоялась. Так кто это? Какие-то злые духи?       — Нет, — выдохнул я, не ожидая, что такой серьёзный разговор настанет так скоро. А идея общения Долохова с Тессой мигом перестала казаться такой уж замечательной. — Это не злые духи. Это… это люди, у которых в семье… нет волшебников, кроме них. И поэтому у них… грязная кровь. Тебе ещё рано об этом всём думать, давай потом…       — Но почему дядя Антонин ругался на них? — недоумевала она. — Они злые? Это же такие же люди, как и мы с тобой, разве нет? Мама всегда говорила, что между волшебниками и обычными людьми совсем нет разницы, кроме того, что волшебникам проще жить. Я должна была осенью пойти в обычную школу и учиться с обычными детьми… мама ещё прошлой зимой обещала мне это, но… потом мы переехали сюда, и… папа, я не понимаю.       — Твоя мама… чистокровная волшебница, — тщательно подбирая слова, ответил я. — Она родилась в семье, где из поколения в поколение были одни волшебники. Моя мама тоже была из такой семьи, но она… вышла замуж за магла. Обычного человека. Я полукровка. Но ты — чистокровная волшебница, Тесса, этого у тебя никто не отнимет. Дядя Антонин тоже из чистокровной семьи, так же как и мадам Пруэтт, и Элиза. И все дети, с которыми ты будешь учиться в Хогвартсе, будут как ты или я.       — А куда денутся те, у кого в семье нет волшебников? Они будут учиться в обычной школе? Но разве они не могут колдовать, как ты или я? Разве это честно?       В детском голосе Тессы беспокойство смешивалось с искренним непониманием, а я просто не знал, как объяснить ей, как же устроен мир на самом деле. В приюте до меня это очень быстро дошло, уже тогда мир делился на нищих и богатых, и я знал, что принадлежал к первым, а не ко вторым. И мне потом легко было поверить в разделение на грязнокровок и чистокровных, хотя я сам был где-то посередине, но… Тесса жила совершенно в другом мире. Кейт постаралась, чтобы наша дочь жила с искренней верой в любовь и дружбу, и никакие ярлыки её не касались. Она толком и зла-то не видела — над ней не издевались, не избивали, как меня в приюте, ей хватало вкусной еды и рядом всегда были заботливая мать и дедушка, готовые оградить её от всех проблем. Она не видела зла даже во мне, а оно там было, я сам видел его, когда смотрел себе в глаза в отражении зеркала, и видел там адский огонь.       — Тесса, пойми… эти люди… они могут быть… опасны.       — Как это — опасны?! Почему? Мама же говорила, что…       — Твоя мама очень добрая женщина! — воскликнул я, тем самым перебив дочь. В её глазах на долю секунды промелькнул страх, а я успокоился и уже заметно тише повторил: — Твоя мама на самом деле очень добрая, Тесса, и она вложила это добро и в тебя. Я знаю, что она не видит угрозы в обычных людях и очень хорошо к ним относится, даже помогает им, но… угроза есть. За свою короткую жизнь ты не видела плохих людей, в том числе и стараниями мамы, но они есть, Тесса. Я это знаю. И эти люди… они боятся того, чего не понимают. Ты помнишь, почему я подарил тебе этот браслет?       Она перевела взгляд на золотую полоску на своей левой руке и тихо ответила:       — Чтобы моя магия не причинила вред…       — Ни тебе, ни окружающим, — закончил я, осторожно взяв её за руку. — И поэтому я попросил мадам Пруэтт учить тебя, а не позволил тебе пойти в обычную школу, как хотела твоя мама. Если дети без способностей узнают, что ты… другая… дети могут быть очень жестоки, Тесса. Я вырос в сиротском приюте, среди обычных людей, и знаю, о чём говорю. Я знаю, что это такое — быть не таким, как все. Волшебники прячутся веками в тени потому, что знают, что их будут бояться. А страх может сделать очень много плохих вещей… нас могут просто… убивать за то, кто мы есть. Так было когда-то давно, и так может повториться.       — Но при чём здесь… грязнокровки? Почему они опасны, они же волшебники? Они тоже могут прятаться, как и все?.. — спустя продолжительную паузу спросила Тесса, и я вздохнул:       — Они рождаются в обычных семьях. И благодаря им обычные люди узнают о магии. И не все могут… спокойно к этому отнестись. Поэтому эти люди опасны. Ты… согласна со мной?       Она неуверенно кивнула, но в её взгляде всё равно было какое-то отторжение того, что я пытался до неё донести.       — А мама? Она обо всём этом знает?       — Твоя мама знает, что есть закон, запрещающий использовать магию при обычных людях, — уклончиво ответил я. — И твоя мама очень аккуратно ведёт себя в обычном мире, и никто не знает… кто она на самом деле. Но она прячется, так же как и все мы, потому что… понимает, что это всё может быть опасно. Я думаю, чуть позже… когда ты немного вырастешь… мы снова поговорим с тобой на эту тему, и ты поймёшь намного больше. Договорились?       — Хорошо, папа, — Тесса приобняла меня за шею, а я так и облегчённо выдохнул, радуясь, что не поскользнулся на такой теме. — Ты ещё будешь работать?       — Нет, мы с Антонином сейчас будем ловить привидений в подвалах… А ты будешь послушно сидеть наверху, иначе я очень сильно разозлюсь.       Я выразительно посмотрел в блестящие серые глаза, и она поджала губки.       — Я больше не хочу туда идти, там холодно и страшно, — на моей душе от такого ответа стало ещё легче, но только я поднялся на ноги, как Тесса с тревогой спросила: — А что ты сделаешь с плохим привидением, папа?       — Тебе и его жаль, да? — обернулся я, но ответа не требовалось: по жалобным глазам и так всё было понятно. — Тесса, нельзя жалеть всех подряд, это…       — Но оно же ничего не сделало! Только картины немного порвало… может, ему просто грустно там одному? Там же так холодно!       — Если нам удастся договориться, то я его не трону, — примирительно проговорил я, и на светлом личике Тессы расцвела улыбка. — А теперь иди в свою комнату и больше не смей обманывать Элизу.       Она кивнула и побежала прочь, а я опять направился в катакомбы, посещение которых с трудом можно было назвать приятным занятием.       — Больше не выражайся при Тессе, — процедил я перед запечатанным входом, и Долохов недоуменно повернулся ко мне.       — Но я же ничего!..       — Я тебя предупредил, — перебил я, жёстко посмотрев ему в глаза. — Никаких ругательств, никаких грязнокровок. Я не хочу, чтобы моя дочь была во всё это вмешана. Пусть лучше думает о музыке, маме и как устроить тебе свидание с Элли. Никаких других мыслей в её голове быть не должно, это ясно?       — Да, милорд, — покорно выдохнул он, и мы опять направились вглубь дома, чтобы расставить ловушки.       Поскольку мы так до конца и не поняли, какой конкретно призрак скрывался в темноте, то пришлось расставлять несколько видов ловушек от разных видов нечисти. Мы даже прогнали патронусов по всем катакомбам, чтобы поймать дементора, если это был он, но нам так никто и не попался. Также пришлось оставлять ловушки и в подвалах, но ни Ингрид, ни Тесса не горели желанием спускаться сюда, так что можно было не переживать, что их может задеть. И я со спокойной совестью поднялся к себе в кабинет, чтобы продолжить заниматься насущными делами.

* * *

      Вой посреди ночи был таким громким, что я быстро вскочил в кровати, хотя вроде только недавно заснул, оделся и побежал вниз, догадываясь, что могло произойти. По дороге я встретил и Элизу с Тессой, но велел им оставаться в своих комнатах и побежал дальше, а в холле столкнулся с Долоховым.       — Попалось наконец! — прорычал он, так как звук действительно доносился из катакомб, где сработало сразу несколько расставленных нами ловушек.       Быстро спустившись под землю, мы зажгли факелы и пошли по направлению к источнику оглушающего воя, но улыбка мигом исчезла с моего лица, когда я увидел, кто же попал в нашу ловушку.       — Эмилия?! — удивлённо воскликнул я и сразу взмахнул палочкой, чтобы снять Воющие чары. Призрак посмотрел на меня с явным страхом, но так ничего и не сказал, а я подошёл к ней и встревоженно спросил: — Что ты здесь делаешь? Ты знала, что мы расставили ловушки?       Она кивнула, а я и вовсе растерялся.       — Но зачем ты тогда сюда спустилась? Тебя кто-то заставил? — Эмилия продолжала молчать и со слезами смотреть на меня, а я ослабил ловушку и опустился перед ней на корточки. — Эмилия, помоги мне! Что здесь происходит? Кто тебе не даёт говорить? Это более сильное привидение?       Но вразумительного ответа так и не последовало, и из моей груди вырвался тяжёлый вздох. А после внутри начала разгораться злость.       — Ты хочешь, чтобы с Тессой что-то случилось?! Хочешь навредить ей?! — она тут же замотала головой, а я схватил её ледяную ладошку и прорычал: — Так помоги мне защитить её! Расскажи, кто ей может угрожать!       Но видимо, я слишком ослабил ловушку, и девочка-призрак мигом исчезла, оставив после себя лишь лёгкое дуновение холода.       — Там ещё… привидения, — Долохов вывернул из-за угла и оперся ладонями о колени, пытаясь отдышаться. — Обычные привидения, во всех ловушках. Я выпустил их, потому что от них всё равно ничего не добиться… эта сволочь просто издевается над нами!       «Да, это точно…» — медленно кивнул я, не ожидая, что нас было так легко обдурить. А наши ловушки для этого существа были пустым звуком, хотя это были очень сильные чары.       — Может… попробуем… «эльфийский заговор»? — шёпотом предложил Долохов, но я теперь отрицательно помотал головой. — А глаз ведьмы? Он может поймать любого… и спалить дотла!       — Слишком опасно, стены могут не выдержать, — пробормотал я, оглянувшись по сторонам, так как Долохов постепенно перешёл на ритуалы Чёрной магии. Хотя что ещё оставалось, когда все легальные методы не привели к какому-либо результату? — Да и с огнём здесь лучше не играться, сам же помнишь, что эта сущность его очень любит…       — Но что нам тогда делать?!       — Пойдём наверх… — протянул я, а на нас вдруг пахнуло холодом. — В мой кабинет. Там лучше думается…       — Это точно, — фыркнул Долохов, и мы с пустыми руками поднялись из катакомб, опять наложив печать на вход, а у меня было противное чувство, что мы своими экспериментами только насмешили неведомую сущность. Но что это вообще было?       — Вот что, — усевшись за свой рабочий стол, сказал я, а Долохов как всегда плюхнулся на диван. — Мне уже осточертело пропадать вне дома, так что я теперь постоянно буду здесь и буду следить за Тессой, а министерскими делами займёшься ты.       — Мне уже осточертело сидеть в четырёх стенах и плевать в потолок, так что я согласен! — тут же воскликнул он. — И что от меня требуется?       — Прогуляешься по отделам, узнаешь, где что происходит, и доложишь мне, и в Отдел Тайн тоже спустишься, тебе понравится экскурсия от доктора Менгеле, — я хмыкнул, но Долохов, судя по выражению лица, так и не понял моей иронии… что ж, скоро поймёт. — А ещё посидишь в архивах и нароешь всё про этот дом. Газетные вырезки, материалы дела… всё, что здесь происходило, любые слухи и легенды, и всё о предыдущих владельцах. И если что-то найдёшь, то сразу доложишь мне, ясно?       — Как божий день, — отозвался он и поднялся с дивана. — Какие-то ещё поручения?       — Да… не смей пока следить за Элли, ты меня понял? — я выразительно посмотрел на него, и Долохов нехотя кивнул. — Забудь про неё, её не существует. Отделы и архив — это всё, что должно тебя сейчас волновать, понятно?       Приказ был довольно жёстким, и ему не оставалось ничего другого, как кивнуть и выйти прочь, а я направился к Тессе, чтобы успокоить её. И я опять до самого утра просидел в её спальне, не в силах уже заснуть, и судорожно думал, что же так долго водило меня вокруг пальца. Неужели настоящий демон? И что ему нужно? Жертва? И отцепится ли он, если мы просто уедем отсюда? Или последует за нами?       Мысли о переезде всё чаще посещали меня, но слишком уж удобным был этот дом в стратегическом плане, чтобы так просто сдаться. Да и как только я окончательно осел в своём кабинете, то всё мигом затихло. Привидения не буянили, они словно и вовсе испарились, и нас никто не трогал, ни в реальности, ни во сне. Тессе не снились кошмары, да и я вроде как начал высыпаться, и все занимались привычными делами, будто ничего и не было. Правда, один недовольный всё же нашёлся.       — Что случилось, Антонин? — поинтересовался я, когда мой помощник чернее тучи вошёл ко мне в кабинет во вторник, восемнадцатого декабря, уже ближе к вечеру. И мысль, что его могли огорчить газетные вырезки, которые он нарыл за два дня плодотворной работы, была весьма сомнительной.       Долохов ничего мне не ответил и сел на диван, а после достал из кармана свою металлическую флягу и как следует хлебнул из неё. А когда моё терпение начало заканчиваться, то он нехотя пробурчал:       — Видел сегодня, как Элли кокетничала с этим… Блэком. И так нарядилась… а на меня даже не посмотрела.       — С Орионом? — непонимающе переспросил я. — Я вроде запретил тебе следить за ней…       — Сигнусом. Так я и не следил, — обиделся Долохов и опять сделал большой глоток. — Я, как вы и сказали, прошёлся по отделам, а там она сидит у него в кабинете заместителя министра и хихикает!       — Элли… хихикает… с Сигнусом? — не веря своим ушам, выдохнул я, но видок у Долохова был тот ещё, что не оставляло сомнений в его словах. — Ну… так он же женат. Вряд ли тебе стоит переживать…       — Знаю я этих женатых! — прорычал он, но я тихо протянул:       — Боюсь, что ты не знаешь Элли… а что Эйвери? Он установил за её семьёй слежку?       — Да, но всё тихо. Никаких подозрительных писем к ним больше не приходило, сестра с семьёй отсиживается в деревне вместе с его родителями, а сама Элли раз в два или три дня приходит к отцу в министерство, а теперь и к… этому… тьфу.       Оставив Долохова вариться в своей ревности, я потянулся за папкой с вырезками и принялся их разбирать. А Долохов, заметив, что я начал читать то, что он нарыл, так и сморщился.       — Ни за что бы не купил этот дом, если бы знал, что здесь творилось! Столько пожаров! Да ещё и это отравление всей семьи… я нашёл дело, им занимались мракоборцы из министерства, но всё глухо. А девочку так и не нашли…       Пролистав газетные вырезки, я наткнулся на ту самую, о которой говорил Долохов, и сердце ёкнуло от знакомого имени — Эмилия МакДуглас.       Таинственное отравление в Рейнхэм Холле       21 декабря 1806 года, в преддверии Рождества, всю семью МакДугласов, включая десять человек прислуги, нашли в поместье Рейнхэм Холл мёртвыми. Вероятнее всего, кто-то подмешал яд в суп, который подавали за праздничным ужином, так как умерли и все приглашённые на званый ужин гости, но уже в своих домах…       Полиция обыскала весь дом, но следов отравителя найти так и не смогла, хотя у некоторых слуг было зверски вспорото горло, а их тела — обескровлены. Также сообщается, что старшая дочь МакДугласов — Эмилия, пропала без вести, её тело найдено не было. Родственники от наследства отказались, дом скоро будет выставлен на продажу…       Отложив пожелтевшую газетную вырезку, я взял в руки то самое дело, которое завели мракоборцы на семью волшебников, но и те не смогли обнаружить ничего интересного, даже яд вычислить не удалось, хотя подозрение было на мышьяк.       «Тело старшей дочери найдено не было, девочке было семь лет, — повторил я про себя, всмотревшись в портрет Эмилии из газет. — Но она же здесь, никуда она не делась. Хотя может, просто вернулся её призрак, а само тело лежит в другом месте… но Эмилия молчит, чёрт возьми, и ничего не хочет говорить! Кто отравил всю её семью? Призрак?»       После дом несколько раз перепродавался, а потом стоял нежилым сорок лет, пока его не купил я, по своей же глупости. А до этого Рейнхэм Холл славился тягой к пожарам — целых четыре за сто лет, хотя это списывали на небезопасные светильники. Копнув ещё глубже, можно было узнать, что до старинного особняка на этом месте был средневековый замок, но его не один раз осаждали в войнах, и он тоже неоднократно горел. Но вот про храм Молоха в заметках ни слова, видимо, даже руин не осталось, когда на этом месте собрались строить крепость, а потом и особняк. Но вход в катакомбы же открыт! Туда не так уж и сложно попасть, если хорошо осмотреть все углы… кто-то явно расчистил его и соединил с домом, но только зачем?       — Ты не искал, что случилось с Уорнерами и МакКиннонами? Они были владельцами дома передо мной, но пожаров в Рейнхэм Холле в этот период не было… они переехали?       — Да, милорд, — мрачно ответил Долохов и сплюнул в пепельницу. — И в ту же зиму их новые дома сгорели, только скелеты остались… хотя в газетах писали, что пары детских скелетов так и не нашли…       «Значит, он не отвяжется от нас, даже если мы сбежим, — сделал вывод я, закрыв ладонями лицо. — Надо было оставаться в уютной квартирке Кейт, а не гнаться за роскошью…»       — И что вы думаете по этому поводу? — наконец прохрипел Долохов, когда заметил, что я отодвинул все документы в сторону.       — Думаю, что надо наложить сильные чары от огня, чтобы этот гадёныш не спалил дом ещё раз, — отозвался я, тщательно обдумывая стратегию. — Я сильнее его в любом случае, и ему точно не удастся устроить поджог.       — А отравление?       — Это тоже легко предотвратить, у меня есть нужные камни, которые выявляют практически все известные яды. Да и пожаров было явно больше, чем отравлений, это точно не его метод.       — То есть вы сдаваться не собираетесь? — поднял бровь Долохов, и я отрицательно покачал головой.       — Нет. Переезд всё равно ничего не изменит, а жертву я приносить не собираюсь, это временный метод, и этот шантажист решит, что может вертеть мной, как хочет. Да и здесь информации больше. И я нашёл кое-какой амулет… надо будет забросить его в катакомбы, должен помочь.       Вот теперь дело приняло совсем скверный оборот, и я переживал за жизнь Тессы больше, чем за свою. Всё дошло до того, что сразу после занятий мадам Пруэтт приводила её ко мне в кабинет, а не к Элизе, и Тесса сидела у меня до самого позднего вечера, пока не начинала клевать носом, и я относил её в спальню, укладывал и садился в кресло в углу и там и засыпал. И я наложил на поместье все защитные заклинания, которые только знал, наложил несколько печатей на катакомбы и оставил несколько могущественных амулетов. Главное было — пережить декабрь, в другие месяцы года Молох был не столь активен, как в первый зимний месяц. За оставшийся год я смогу накопить достаточно информации на эту тварь и уничтожить её, но сначала нужно было пережить всего двенадцать дней.       Впрочем, Тесса беспокойства не ощущала вовсе — близилось Рождество, и все вечера она клеила гирлянды и мастерила игрушки из цветной бумаги и мишуры, а потом мы украшали ими дом, благо места было достаточно. И она не почувствовала никакого подвоха, когда мы стали проводить почти весь день вместе — праздник же, и я тоже участвовал в подготовке к нему. Как и домовики, которые под страхом смерти должны были следить за всей едой и пробовать при мне всё то, что они подавали на стол. В общем, я старался держать ситуацию под своим тщательным контролем, но иногда поводья всё же выскользали из рук.       Яркий свет, везде свечи и рождественские венки. Прислуга одета в свои лучшие костюмы, откуда-то со стороны галереи западного крыла раздавалась лёгкая музыка и смех, а холл Рейнхэм Холла украшен так, что нам с Тессой такое и не снилось. Я потрясённо оглядывался по сторонам, но вдруг почувствовал холодное касание своей левой руки. Вздрогнув, я посмотрел вниз и заметил бледное привидение девочки. Эмилии. Она приложила палец к губам и повела меня в сторону кухни, где вовсю трудились повара в белоснежных одеждах. С замиранием сердца я направился за ней, но она остановилась в дверях и со страхом в глазах уставилась в дальний угол, где была… она. Только ещё живая.       Ничего не понимая, я принялся следить за ней, а живая Эмилия выждала, пока повар отвернётся, подкралась к кастрюле с супом и высыпала в неё что-то из того самого кольца с черепом. Выпучив глаза, я уставился на призрака, а она лишь грустно посмотрела на меня и повела обратно в холл, а затем и в столовую.       Дальше всё было словно в ускоренной съёмке. Вот гости и хозяева дома сидят за богато украшенным столом, и им подают тот самый суп. Живая Эмилия к нему не прикоснулась, она сидела в нарядном платьице и с блаженной улыбкой качала ножками, будто находясь в каком-то подобии транса. Через пару часов после окончания ужина всем резко стало плохо, и постепенно дом наполнился трупами, а маленькая девочка вприпрыжку скакала по лестницам, будто не понимая, что она натворила. Но только я хотел повернуться к Эмилии-призраку и спросить, зачем она это сделала, как появился он.       Синяя лоснящаяся кожа и крупные рога, завитые кзади. Молох с улыбкой подошёл к Эмилии и протянул ей обсидиановый нож, а после подвёл её к кроватям слуг и положил рядом ритуальную чашу с рубинами. Эмилия без промедления вспорола трупам горло, наполнила чашу кровью и спустилась в катакомбы. Молох вёл её, он показал, где лежала шкатулка, которую можно было открыть кольцом, а где был вход в зал. Заполнив желобки на полу ритуальной кровью, она села в самый центр красной пентаграммы, а Молох поднёс к ней факел — и маленький ребёнок в одно мгновение вспыхнул, но при этом не было ни одного крика… словно она с самого начала была под гипнозом.       Грудь сжало тисками, а призрачная Эмилия смотрела на меня полными слёз глазами и одними губами произнесла:       — Слишком поздно…       — Нет! — закричал я и резко дёрнулся.       Как оказалось, я заснул прямо в кресле своего кабинета, а часы в глубине дома отзвенели всего один раз — на дворе была глубокая ночь. Наконец меня осенило, наконец я всё понял… не было никаких поджигателей и отравителей, и призраков тоже не было, все эти несчастные случаи подстраивали дети, управляемые Молохом. И не я вовсе был всё это время его целью, а…       — Тесса! — прокричал я, вскочив на ноги, но тут же пошатнулся и упал, а затылок пронзила острейшая боль.       Очнулся я в ритуальном зале, крепко связанный по рукам и ногам, а рядом со мной сидели Долохов, мадам Пруэтт, Элиза и домовики, и все они были без сознания. Голова разрывалась от боли, но я всё же попытался привстать, как тут на моё плечо опустилась детская ладошка.       — Нет… — прошептал я, увидев выражение лица Тессы — оно было точно таким же беззаботным, как и у Эмилии в ту роковую ночь, когда она отравила всю свою семью. — Тесса, нет! Очнись!       Но она меня не слышала и шагнула прочь, а за её спиной появился Молох. Я не мог понять, чем он вообще являлся — ни одно привидение не было способно на что-то подобное, ни одна живая тварь. Разве что… демон, самый настоящий демон, но я никогда не встречал их, и уж тем более нам не рассказывали про них на ЗОТИ. Как победить князя Хаоса и второго демона после Сатаны? Распятиями и молитвой? Святой водой? А поможет? И где это сейчас взять?       — Антонин, — прорычал я, пнув рядом лежащее тело, и тот протяжно застонал и открыл глаза. — Долохов, очнись… где твоя палочка? Я знаю, ты её всегда прячешь у себя, даже когда спишь…       — Чёрт подери! — воскликнул он, придя наконец в себя и увидев, как Тесса затачивала чёрный обсидиановый нож. — Блять, что происходит?!       — Антонин, палочка! — прокричал я, пытаясь выиграть драгоценные секунды, а Молох вдруг повернулся к нам, и в его красных глазах разгорелось пламя.       Быстрым шагом он метнулся к нам, но Долохов быстрее выудил из потайного кармана рубашки волшебную палочку, и она со звонким звуком упала на каменный пол и покатилась прямо в мою сторону. Секунда, две — и верёвок на мне больше не было, и я вскочил на ноги и наслал на противника мощное проклятие:       — Лекруатус Мортус!       Только вот демона оно не задело. Яркая вспышка ушла вглубь его тела, совершенно реального тела, а Молох оскалился на меня, подошёл и с силой толкнул так, что я отлетел к стене. На него совершенно не действовала магия, он был существом из другого мира, в который я никогда не верил… и всё же он мог воздействовать на детей… ему была нужна кровь и ему была нужна жертва. Причём не абстрактный ребёнок, а Тесса… он заранее выбирал себе жертву и играл с ней до самого конца. Неужели Эмилия всё это время была его верной слугой и специально крутилась вокруг моей дочери?       Спину пронзила боль, а Молох отвернулся к Тессе, стоявшей у алтаря, и этой заминки хватило, чтобы освободить Долохова. Тот с рыком бросился на демона, а я подбежал к Тессе и принялся тормошить её, чтобы вывести из транса.       — Тесса, очнись! Это я, папа!..       Но она вдруг широко улыбнулась мне и замахнулась кинжалом, чуть не задев мою шею, что я отскочил в сторону. Она ничего не говорила, ничего не чувствовала, лишь шла на меня с оружием в руках, а я делал шаги назад и думал, как обезоружить дочь так, чтобы не причинить ей вреда.       — Экспеллиармус!       Взмах палочкой, красная вспышка — и кинжал полетел в сторону, где как раз сцепились Молох и Долохов. Но последний явно проигрывал — демон крепкой хваткой держал противника за шею так, что лицо его стало таким же синим, а глаза налились кровью. Тесса, лишившись ножа, так и замерла на месте, а я снова наслал заклинание в Молоха, чтобы попробовать освободить Долохова, но всё было без толку — демон был очень силён и сжирал мою магию. Окружающие предметы также не воздействовали на Молоха — ни мощный поток воды, ни лёд под ногами. Отчаявшись, я схватил обсидиановый кинжал и резанул им по руке демона, и вдруг чёрная кровь закапала на пол, а Долохов упал без чувств.       «Вот где твоё слабое место…» — подумал я, но в ту же секунду Молох исчез из поля зрения и материализовался за спиной Тессы, приложив длинный коготь к её шее.       — А вот где твоё, — прорычал он, чуть надавив на нежную кожу, и показалась первая капля алой крови. — Зарежь его, собери кровь в чашу и сожги себя, иначе я убью её!       Я замер словно статуя, понимая, что Молоху нельзя было верить — ему в конечном счёте была нужна именно Тесса, а если я выполню его приказ, то уже не смогу помешать ему убить её. Но он видел меня насквозь, слышал мысли, и в случае промедления я мог увидеть смерть дочери своими глазами…       Сжав кинжал, я повернулся и медленно подошёл к алтарю за ритуальной чашей. А взяв её, так же медленно зашагал в сторону хрипящего Долохова, стараясь максимально очистить голову, как во время окклюменции. Ни одной мысли, ни одной эмоции, абсолютная пустота. Молох горящим взглядом следил за мной, а я опустился на колени, приложил кинжал к горлу Долохова, на котором был след от двух когтистых рук, и тот прохрипел:       — Милорд, молю… — но я закрыл глаза и резко взмахнул рукой.       Когда я открыл глаза и повернул голову, то увидел, что ритуальный нож попал прямо в область сердца демона, и чёрная струйка крови словно чернила выливалась наружу. Но только он собрался надавить напоследок на свою жертву, как я взмахнул палочкой, и Тессу отбросило в сторону, прямо из когтистых лап.       Демон упал на колени, а я первым делом подбежал к дочери, чтобы проверить, как сильно её задело. Она хоть и была без сознания, но дышала, а из всех ран у неё была лишь одна-единственная царапина на шее. Как же мне хотелось взять и достать обсидиановый кинжал, чтобы кровь хлынула ещё сильнее из смердящего тела, но я понимал, что если сделаю так, то Молох перейдёт в свой мир и там восстановится, а потом будет мстить. Надо было уничтожить его, пока он был здесь и слаб, и я знал одно заклинание, очень мощное заклинание, которое пожрёт его изнутри.       Выпрямившись, я подошёл к нему, взмахнул палочкой и прошептал:       — Инферно Фламаре!       Огненная змея вырвалась из конца палочки и обвила демона, сжирая его Адским пламенем. А когда тот превратился в пепел, а змея выросла в три раза и поползла на меня, я снова взмахнул палочкой и воскликнул:       — Фламмис резидат!       Под натиском чар змея исчезла, а я выдохнул и снова опустился рядом с Тессой.       — Чёрт возьми, что это было?! — хрипя и хватаясь за горло, прошептал Долохов, перевернувшись на бок, и я тихо протянул:       — Самый настоящий библейский демон, Антонин. Представляешь? Прямиком из Ада… а ты не верил, что он существует… чувствуется, мы там тоже побываем, и за эту выходку нам влетит по полной… всё-таки он дружок Сатаны.       — С Сатаной мне ещё рано встречаться, — хрипло рассмеялся он и попытался сесть на колени. — Я ещё не был женат, чтобы хотеть смерти…       — Всё ещё впереди, мой друг, — усмехнулся я и тут почувствовал, как в моих руках зашевелилась Тесса.       — Папа?.. Что… что происходит? Где мы?..       — Всё хорошо, ты просто ходила во сне, — прошептал я и поднял её на руки так, чтобы она не увидела остальных связанных тел, так и не пришедших в себя. — Пойдём, я уложу тебя в кровать…       Но, проходя мимо Долохова, я уронил перед ним палочку и кивнул в сторону Элизы и мадам Пруэтт с домовиками, чтобы тот освободил их и желательно стёр память, чтобы они не помнили, кто их оглушил и притащил сюда… и как только Тесса умудрилась это всё провернуть? Или это Молох помог ей?

* * *

      — Ух ты, папа, смотри, это подарки от Санты! — прокричала Тесса из главной столовой, где мы вчера оставили у камина тарелку печенья и стакан молока, а заодно и развесили ярко-красные носки.       За окном падал белый и пушистый снег, укутывая одеялом всё вокруг, и казалось, что яркий свет полностью заливал и наш дом. День назад мы с Долоховым наконец придумали, как взорвать зал с алтарём так, чтобы не повредить несущие стены здания, и теперь не останется никаких воспоминаний о демонической сущности, которая жила здесь не одну тысячу лет. А вход в катакомбы был завален, и вряд ли кто-нибудь когда-нибудь наткнётся на жуткий лабиринт.       — Ух ты, смотри, какая красивая кукла!       Тесса босиком в одной пижаме сидела у огромной наряженной ели и разбирала подарки, а рядом сидела Элиза и удивлённо вскрикивала каждый раз, когда открывался новый.       — Папа, папа, эта кукла от мамы!       Действительно, как раз после всей этой чертовщины с Молохом пришёл подарок от Кейт, и в кои-то веки она просила именно меня передать его Тессе в Рождество, и я даже дождался сухого поздравления с Рождеством и днём рождения отдельно от длиннющего письма, которое было предназначено дочери. Пусть и несколько строчек, но это можно было считать подарком уже для меня, ведь на другой мне явно не приходилось рассчитывать. Но я был счастлив тому, что история с демоном из катакомб закончилась и закончилась хорошо, и Тесса живая и невредимая сидела и разбирала подарки, а кукла от мамы явно занимала у неё особое место.       Вместе позавтракав, мы целый день провозились на свежем воздухе. Сначала я зачаровывал только что выпавший снег, превращая его в различные фигуры, потом на улицу вылез Долохов и учил Тессу играть в снежки, и был побеждён в честном сражении, когда та смекнула, что к чему, а я, конечно же, был непредвзятым судьёй. А после он соорудил небольшую горку из снега и залил её льдом, и они до самого вечера наперегонки катались с неё, и было сложно сказать, кому из этих двоих это занятие нравилось больше.       После ужина Тесса с Элизой устроились у тёплого камина в столовой и читали сказки, а я стоял у окна со стаканом рождественского пунша и смотрел, как медленно поднималась самая настоящая снежная буря.       — А я вот чего не могу до сих пор понять… — протянул взлохмаченный, но явно всем довольный Долохов, плюхнувшись вместе со стаканом в кресло неподалёку. — А куда делись все привидения? Их же теперь никто не держит?       — Вот именно, Антонин, — негромко ответил я, не отрывая взгляда от окна. — Их теперь никто не держит…       — И что, ни одно не захотело остаться? Даже та мелкая, подружка Тессы?       На эти вопросы я ответа не знал, но вряд ли кто-то из призраков захотел после долгого плена Молоха остаться здесь, особенно Эмилия. Было трудно представить, каково же ей было находиться в доме, в котором погибла вся её семья, да ещё и от её рук, пусть она и не понимала, что делала. Наверное, лучше было и вовсе пропасть в небытие… или куда отправляются души после смерти? Неужели прямиком в ад?       — Ну и ладно, хорошо, что всё закончилось! — не дождавшись от меня ответа, заметил Долохов и хлебнул пунша. — Мне даже начало здесь нравиться, как только прекратилась вся эта чертовщина! — а после он отставил стакан и ослабил узел галстука. — Ух, какой же я теперь красавец… чую, Элеонора как увидит меня, так сразу бросится ко мне на шею… хотя лучше бы она шею не трогала.       Я тихо рассмеялся и повернулся наконец к Долохову, который больше всех пострадал от встречи с князем Хаоса. У него теперь навсегда остались ярко-красные отметины от рук на шее, а белки глаз были до сих пор красноватыми — результат от сильного удушья.       — Всё к лучшему, Антонин. Зато у тебя теперь есть история, которая точно сможет впечатлить мисс Фоули, осталось только рассказать её… можешь даже приврать, что это ты зарезал демона обсидиановым кинжалом, я нисколько не обижусь.       — Вообще-то, я так и собирался сделать! — воскликнул он, а я тихо рассмеялся и сделал глоток пунша, подумав, что рассказывать об этой истории Кейт точно не стоит, а то окажусь ещё на месте Молоха… это же я был как бы виноват, что не проверил перед покупкой дом. — Какие у вас теперь планы? Больше головоломок не осталось?       — Головоломки есть всегда, мой друг, — вполголоса протянул я, посмотрев в сторону Тессы и Элизы. — Да и дел очень много, этот Орден Феникса слишком близко подобрался к нам…       — Но мы же вычислили почти всех, разве нет? Когда вы собираетесь устраивать им ловушку?       — Скоро, Антонин, очень-очень скоро…       Последние слова я прошептал тише всех предыдущих, но теперь, когда я наконец разобрался с домом, и моей семье больше ничего не угрожало, можно было начинать играть по-крупному. И я готов был сделать один решительный ход, чтобы разом уничтожить всех крыс Дамблдора… и до него осталось совсем немного.