The First of His Kind

Ганнибал совершенно не удивляется, когда подъезжает и видит машины Джека и Аланы возле дома Уилла, он уже упакован и готов утащить Омегу в свою хижину. Было бы невежливо и неубедительно с точки зрения закона лишать Джека его обязанностей без надлежащих документов, которые, как он уверен, сейчас у Джека есть. И после того, как Алана вчера вечером посмотрела на него в его кухне, он нисколько не удивился, что она вкрадчиво пробралась сюда этим утром. Не удивительно, но тем не менее это раздражает. Ганнибал останавливается позади машины Уилла и выключает двигатель. Когда внутренности Уилла остынут, он снова согреется, и Ганнибал признает, что у него есть слабое место для запаха крови Уилла так близко к поверхности его кожи. Он подходит к крыльцу и слышит, как лают собаки Уилла, за секунду до того, как дверь открывается и все они выскакивают наружу. Алана стоит в дверях и смотрит на него со спокойной смесью смирения и предупреждения. — Ганнибал, — приветствует она его и отступает назад, пропуская внутрь. — Доброе утро, Алана, — отвечает Ганнибал. На ней та же одежда, что и на его званой вечеринке. — Тебя не доставало прошлой ночью. — Уилл звонил мне из машины, — говорит Джек, привлекая к себе внимание Ганнибала. Он стоит рядом с маленьким столом, на котором Уилл делает свои рыболовные приманки, сжимая обеими руками папку на животе. Он все еще одет в свою толстую черную куртку и перчатки — либо он здесь недавно, либо не собирается оставаться. — Я попросил Алану остаться с ним. Ганнибал улыбается. — Какая удача, что у Уилла так много пылких и преданных друзей, — говорит он. Джек фыркает, а челюсть Аланы выпячивается. Именно тогда Ганнибал делает вид, что замечает само отсутствие владельца дома в их компании. — Где же Уилл? — Я уже здесь, — это голос Уилла, и Ганнибал оборачивается, чтобы увидеть, как он тащит чемодан вниз по лестнице. Уилл выглядит усталым, под глазами темные круги, лицо бледное, волосы гладкие и грязные. Но он держит свой собственный вес, и в этой компании Ганнибал решает, что было бы не продуктивно пойти и помочь Уиллу спуститься по лестнице. У Аланы, похоже, таких угрызений совести нет. Она бросается к нему и пытается взять его сумку, но Уилл отпускает ее, издавая горький и низкий звук. — Я в порядке, — говорит он. — Нет, это не так, — отвечает она, и на этот раз ее взгляд сосредоточен на Джеке. Уилл сжимает губы и, похоже, подавляет желание закатить глаза, но все же позволяет ей отнести его сумку к машине Ганнибала. Ганнибал отпирает ее изнутри дома, а затем поворачивается к Джеку. Джек подходит к нему, его папка протянута Ганнибалу. Ганнибал знает, что там внутри. Это подпись Джека, позволяющая Ганнибалу фактически взять на себя юридическую опеку над Уиллом на время лечения. Конечно, к тому времени, когда терапия будет закончена, Ганнибал будет владеть гораздо большим, чем просто именем Уилла, но это деталь, которую Джек не должен знать. Он улыбается и открывает папку, проверяя, что все на месте — законные права на разрешение и контроль подавителей Уилла; разрешение осуществлять любую юридическую, этическую и моральную психиатрическую практику в целях восстановления Уилла; письменная справка об отпуске, пока Уилл находится на лечении. — Вы очень дотошны, Джек, — говорит Ганнибал, закрывая папку. Джек пожимает плечами, пытаясь выглядеть самоуничижительно, но его улыбка самодовольна. — Хочу быть уверен, что я прикрыл свою спину, — он колеблется и смотрит в окно. Ганнибал присоединяется к нему. Уилл стоит на коленях в снегу, гладя своих собак, в то время как Алана стоит позади машины Ганнибала с таким видом, как будто она подумывает порезать шины, чтобы отсрочить их отъезд. Радость Уилла от нахождения вокруг его стаи освещает его лицо, придает молодость его бровям и румянцу на щеках, заставляет его глаза сиять. Ганнибал думает о том, как он будет выглядеть, когда их дети станут достаточно взрослыми, чтобы играть с домашними животными, и улыбается. — Позаботьтесь о нем, Ганнибал, — говорит Джек, слишком тихо, чтобы быть настоящим предупреждением, но недостаточно сурово, чтобы скрыть свою печаль. — Обещаю, Джек, — отвечает Ганнибал, — я буду обращаться с Уиллом так деликатно, как только смогу. Они пересекают границу Мэриленда, и Уилл вздыхает. Он по-прежнему прижимается лбом к окну, зажав руки между бедер, чтобы защитить их от холода. Его обнаженная шея порозовела, щеки покраснели от невыносимого жара машины Ганнибала. Он дремал почти все утро, явно измученный. Ганнибал никогда не обращал внимания на молчание Уилла. И поскольку Уилл почти все время спал, у него было достаточно времени, чтобы свободно вдыхать запах Омеги, не боясь быть замеченным. Уилл выпрямляется, сжимая переносицу всеми пальцами с одной стороны, большой палец с другой, и скользит ими вниз и поперек жесткой линии его глазниц, прежде чем он вытирает рукой рот и открывает глаза. — По-моему, ты упомянул, что стал лучше спать с тех пор, как уменьшил дозу лекарств, — говорит Ганнибал, когда Уилл больше не пытается завести разговор. Уилл оскаливает зубы, криво усмехается и опускает взгляд на свои колени. — Да, — отвечает он. Затем он сглатывает и облизывает губы. — Это не таблетки не давали мне уснуть прошлой ночью. — Ночные кошмары? — догадывается Ганнибал. — В некотором роде. Ганнибал склоняет голову набок, но не давит. Самое важное, что нужно знать о Уилле — это то, что он очень, очень хорошо умеет втягивать людей в разговор. Они заинтригованы им — естественно, конечно, — и он заставляет их добровольно предоставить больше информации, выдать большее количество слабостей, прежде чем они поймут, что он поймал их на крючок. Но Ганнибал — хороший охотник и знает, как важно терпение. Он может выслеживать свою добычу в течение нескольких недель, если это необходимо. Уилл снова облизывает губы, почесывает пальцами щетину на подбородке. — Алана поцеловала меня вчера вечером, — говорит он. Это привлекает внимание Ганнибала, но он заставляет себя сохранять невозмутимое выражение лица. Честно говоря, он не уверен, насколько хорошо ему это удается, но Уилл не смотрит на него. Но он должен очень тщательно выбирать свои ответы. Он уже проигрывал словесные схватки с Уиллом и не может позволить себе снова проиграть, когда его план, наконец, так хорошо воплощается. — Она очень заботится о тебе, — наконец решается сказать он. Уилл усмехается. — Я ей не нравлюсь, — говорит он. — Я со всем уважением не согласен. Ее феромоны неуловимы, но они есть. — Уилл на мгновение замолкает. — Тебя к ней тянет? Уилл вздыхает, наклоняясь вперед и кладя руки на колени. — Я имею в виду, что она красивая. И у нее есть все необходимые вещи, которые могли бы сделать ее хорошей парой, но... — он качает головой и издает тихий жалобный стон. Ганнибал стискивает руки на руле, чтобы подавить желание погладить Уилла по волосам и успокоить его. — А что тебе снилось, Уилл? — спрашивает он. Уилл делает глубокий судорожный вдох и поднимает голову, чтобы выглянуть из ветрового стекла. Но его взгляд рассеян. Он без очков, и снег сделал его глаза красивыми, ярко-синими. — Когда она прикоснулась ко мне, всё, о чем я мог думать — это ее руки, — говорит он. — Её руки? Уилл прикусывает нижнюю губу и кивает, затем смотрит на свои собственные. Его пальцы сжимаются так сильно, что костяшки белеют. — Потрошитель — это убийца, — говорит он. Его слова обрамлены зубами, обнаженными, как будто он борется с желанием зарычать. — У него... руки убийцы. А у неё их нет. Ганнибал мурлычет. — Ты и раньше предполагал, что видишь себя возможным объектом желаний Потрошителя, — говорит он. Уилл фыркает, закрывая глаза. — Косвенно. — Ты находишь утешение в мысли о супруге, который не хочет тебя запугивать. Алана не может запугать, но она также не может произвести на тебя впечатление. Ей не хватает химии. — Вы пытаетесь заставить меня чувствовать себя лучше, доктор Лектер? Вот оно. Этот пламенный тон, кислый яд на языке Уилла, который Ганнибал так охотно принимает. Он улыбается. — Я пытаюсь помочь тебе понять, почему поцелуй Аланы вызвал у тебя такие ужасные кошмары. Мы можем не говорить об этом, если ты не хочешь. — Но вы этого хотите, — говорит Уилл. — А вы когда-нибудь устаете от пребывания в чужой голове? — Никогда, — бормочет Ганнибал. Пробка начинает нарастать, и он замедляет машину, скользя на место в потоке пробки, когда они начинают перемещаться по сложной паутине дорог между этим местом и заливом. Уилл долго молчит, словно опасаясь, что их соседи в утренней суете услышат его исповедь, произнесённую шепотом. Наконец, когда движение начинает проясняться, он вздыхает и откидывается назад, склонив голову, чтобы посмотреть на крышу автомобиля. — В моем сне Алана умерла, потому что поцеловала меня, — говорит он. — Потрошитель всё понял и разорвал ее на части, как жареную свинью. Ганнибал не отвечает. — У нее не было ни единого шанса выстоять против него, — продолжает Уилл. Его шея обнажена, глаза закрыты, и он не пользуется ни одним из своих шампуней, убирающих запахи, вероятно, потому, что химикаты вышли через пот и он не успел принять душ. Это сводит с ума, и Ганнибал перемещает свой вес на своем сиденье и пытается сосредоточиться на том, чтобы не ударить ни одну из машин перед ними. — Скажи мне, Уилл, было ли у Потрошителя твое лицо в этом сне? Уилл улыбается. Это та же самая улыбка, что была у него в спортзале в отеле — почти дикая и скорее сердитая, чем счастливая. Удовлетворенная. — А почему вы спрашиваете? — Ты провел много времени в голове Потрошителя, — говорит Ганнибал. — Мне просто любопытно, видишь ли ты себя и с его руками тоже. Уилл смеется. Это удивительно счастливый звук, легкий и низкий. — Нет, — отвечает он. — У него не было моего лица. Он открывает глаза, и Ганнибал чувствует на своем лице взгляд Уилла. Он на мгновение оборачивается, чтобы встретиться взглядом с Уиллом, прежде чем его внимание должно быть возвращено на дорогу. Уилл внезапно, но медленно протягивает руку и проводит кончиками пальцев по костяшкам Ганнибала. У него все еще есть повязка на руке от веревки Тобиаса, и он касается остатков синяков от удара Ганнибала в челюсть Тобиаса. Ганнибал опускает глаза на это действие. Он не может придумать, что бы такое сказать, а потом прикосновение Уилла отступает, и он поворачивается на своем сиденье, поворачиваясь спиной к Ганнибалу и затягивая шарф вокруг шеи, делая подушку из своей руки, чтобы положить голову на нее. — Разбудите меня, когда мы будем на месте, — говорит он, и Ганнибал кивает, хотя Уилл его не видит. Он сгибает пальцы, крепко сжимая их. Его рука горит, и у него есть совершенно нелепое и подавляющее чувство, что единственный способ помочь остудиться — это положить свою руку на затылок Уилла и провести вверх по его волосам. Он убавляет температуру и прижимает костяшки пальцев к стеклу своей машины. Хижина Ганнибала — это именно то, на что горожане тратят сотни тысяч долларов, чтобы удовлетворить свои идиллические прихоти пребывания в лесу, не жертвуя всеми удобствами. Это место с открытой планировкой и ярко освещенное солнечным светом в течение дня, что успокоит инстинктивный страх Уилла оказаться в ловушке, а ночью звуки океана, цикад и сверкающие огни светлячков создадут теплую и спокойную атмосферу. Уилл поднимает брови, когда выходит из машины. Он весь порозовел и растрепался после сна, веки его слиплись, волосы растрепались. Он ничего не говорит об этом месте, ни лестно, ни отрицательно, но помогает Ганнибалу выгружать их сумки и нести их внутрь. Ганнибал позаботился о том, чтобы к приезду Уилла здесь было полно еды, кофе и вина. С тех пор как он начал претворять свой план в жизнь, он знал, что время между предложением поведенческой терапии Уиллу и фактическим приведением его сюда должно быть как можно меньше. Уилл — Омега, у которого есть много времени, чтобы думать, и чем больше он думает, тем больше он видит. Ганнибал улыбается, выпрямляясь, когда он благополучно паркует машину на подъездной дорожке и все их сумки оказываются внутри. Он хлопает в ладоши, привлекая внимание Уилла. — Хочешь, я проведу экскурсию? — спрашивает он. Уилл кивает, и Ганнибал жестом приглашает его пройти в открытую гостиную. В центре есть большой камин, питающий дымоход, который проходит от этого этажа, обрамляет край второго этажа и исчезает в крыше. Диваны мягкие и пушистые, тот же производитель, который сделал их, также сделал стулья в кабинете Ганнибала. Уилл лениво проводит пальцами по краю пианино и гудит, глядя вверх. — Дальше по коридору есть гостевая ванная комната, — говорит Ганнибал, указывая налево от камина, где коридор выходит к двум дверям. — И кладовая тоже. Наверху... — он поднимается по лестнице и не оглядывается, чтобы посмотреть, идет ли за ним Уилл, но радуется, когда останавливается и чувствует жар Омеги позади себя. — Справа моя комната, — говорит он, указывая на первую дверь. Между ним и лестницей очень мало коридора. — Первая линия видимости, — бормочет он. Ганнибал улыбается. — Ты будешь жить в гостевой комнате, — говорит он и делает шаг вперед, чтобы Уилл мог пройти мимо него и пересечь коридор слева, где есть закрытая дверь. Уилл тянется к ручке, затем колеблется, и делает глубокий вдох, как будто он вдыхает воздух. Он хмурится. Он поворачивает ручку и почти свирепо распахивает дверь, словно ожидая ловушку. Ганнибал проглатывает мурлыканье, когда видит, что глаза Уилла расширились, а губы приоткрылись в шоке. Естественный дневной свет, льющийся в окно напротив двери, освещает его лицо, омывает его, как прикосновение алчного любовника, и он сглатывает и входит в комнату. Ганнибал подходит к двери и смотрит, как Уилл медленными, неторопливыми шагами выходит на середину комнаты. Стены выкрашены в бледно-голубой цвет, плинтус в золотой, а пол из светлого дерева. Эта специфическая цветовая палитра очень привлекательна для Омег, он знает — золото напоминает им об их виде, а синий, было доказано в исследованиях, является цветом, который способствует доверию и расслаблению. В центре комнаты — гигантская куча простыней, одеял и подушек поверх единственного голого матраса, задвинутого в угол, где свет не будет сиять первым делом с утра. Уилл останавливается у края матраса и пристально смотрит на кучу. Затем он протягивает руку, его пальцы мелко дрожат, и берет верхнее одеяло. Оно ободранное, цвета серого камня, и он прижимает его к носу и рту и глубоко вдыхает. Ганнибал носил свой пластиковый костюм во время приобретения большинства предметов, поэтому он знает, что на одеялах будет очень мало его запаха. Так будет недолго, но сейчас, чтобы завоевать доверие Уилла, Ганнибал должен проявить некоторую сдержанность. — Срань господня, — говорит Уилл, задыхаясь, и опускает одеяло, прижимая его к животу, как будто он держит свои внутренности в руках. Он поворачивается и встречается взглядом с Ганнибалом. — У меня не было гнезда с тех пор, как я был подростком. Ганнибал улыбается. — Считай это упражнением, — говорит он. — Как часть твоей терапии. Гнезда являются важным инструментом для Омег. Чем больше проходишь через терапию и воссоединяешься со своими инстинктами, тем более важным будет гнездо. — Ганнибал, я ... — Ганнибал сглатывает. Он не помнит, когда в последний раз кто-то произносил его имя с таким благоговением, но времена, когда Уилл называет его по имени, так редки и далеки, что он чувствует это в своей груди, когда его имя вырывается изо рта Уилла, мягкое и дрожащее, как новорожденный ягненок. Уилл снова переводит взгляд с гнезда на Ганнибала. — Спасибо. Ганнибал заставляет себя выпрямиться, не присоединиться к Уиллу в его комнате, взять его за шею и потребовать, чтобы он показал свою благодарность самым лучшим способом, который знает его вид. Это может подождать. Уилл — хорошо умеет приманивать, но Ганнибал — лучший охотник. — Я оставлю тебя здесь, — говорит он. — Ужин в семь часов. Отдохни, распакуй вещи, устраивайся поудобнее. Уилл кивает, снова опускает глаза, и Ганнибал почти полностью закрывает дверь и направляется к лестнице. Он колеблется и вместо этого уходит в свою комнату. Его комната в сравнении практически заполнена. Его кровать достаточно большая, чтобы четыре человека удобно на ней разместились, простыни темно-красные, а одеяло черное с золотом. Стены белые, дерево темное, тяжелые шторы задернуты на окнах от пола до потолка, чтобы защититься от утреннего солнца. Также тут есть комоды из того же черного дерева, встроенный шкаф и собственная ванная комната. Омеги не нуждаются в таком большом пространстве, и им не нужно упаковывать так много вещей. Большинство из них спят на своей собственной одежде, даже после приобретения пары у Омег есть распространённая практика иметь комнату, которая предназначена исключительно для их гнезда, где они могут уединиться и отдохнуть, если им нужно время для себя. Конечно, Уилл не будет нуждаться в гнезде к тому времени, как Ганнибал соединится с ним. Как только Ганнибал закончит, у него в постели будет убийца, Омега, способный вглядываться в темноту и сливаться с ней, с Ганнибалом на своей стороне. Видя, как Уилл смотрит на него вот так, слыша, как его голос произносит имя Ганнибала с таким открытым, потрясенным обожанием, он наполняется энергией. Он не забывает пренебрежение Аланы, не стирает прежнее плохое обращение Джека с Уиллом, но вместо этого он складывает их в маленькие ящики в столе своего разума, напоминания об оскорблениях для последующего прочтения и приговора. Он выходит из своей комнаты, как только успокаивается и относит свою сумку обратно наверх, и ставит багаж Уилла у его комнаты. Он колеблется снаружи, когда слышит, что Уилл мурлычет. Альфы могут мурлыкать по команде, чтобы успокоить своих партнеров или дать Омеге знать, что те угодили своему Альфе, а Омеги могут заставить мурлыкать до некоторой степени, но в целом мурлыканье Омеги почти полностью подсознательное и это трудно подделать. Это также, как обнаружил Ганнибал, невероятно красиво по звучанию. Он никогда раньше не слышал живого мурлыканья Омеги. Они были записаны и изучены в медицинской области, но четкий механизм записывающего устройства не имеет никакого шанса захватить его в своей истинной природе. Семья Ганнибала состояла исключительно из Альф или женщин, как и большинство его пациентов. И поскольку он никогда не выходил из своего образа, чтобы вызвать чувство чрезвычайного счастья или удовлетворения в Омеге, он никогда не слышал, чтобы кто-то мурлыкал так естественно вблизи. Конечно же, не для него. Но теперь Уилл мурлычет, потому что Ганнибал что-то сделал. Это согревает грудь Ганнибала, как дым костра и карамель, и он закрывает глаза, глубоко вдыхая. Он уходит, пока его не поймали на том, что он подслушивает. — Итак, как именно это будет работать? Ганнибал поднимает глаза и видит, что Уилл лениво играет с едой, зубцы его вилки щелкают куски говядины — на этот раз действительно говядины, поскольку у Ганнибала не было времени искать больше своего любимого мяса — по тарелке и размазывают кунжутное масло вокруг нее. Уилл не сводит глаз с куска мяса. Он уже поел, на его тарелке почти ничего не осталось, но Ганнибал задается вопросом, сопротивляется ли он этим последним укусам просто для того, чтобы чем-то занять свои руки. Его беспокойство поражает — он так долго был спокоен после возвращения из Миннесоты. На долю секунды кажется, что это неудача. Один шаг вперед, два шага назад. Ганнибал выпрямляется и, сделав глоток вина из бокала, снова ставит его на стол. — Ты имеешь в виду свою терапию? — Не притворяйтесь застенчивым, — говорит Уилл, но в его словах нет жара. Он улыбается. — Я знаю цель такого рода терапии, я понимаю, что мне нужно сделать, но обычно такие вещи делаются в группах. И ни у вас, ни у меня нет... обычных образов мыслей о мире. — Ты боишься, что я могу завести тебя слишком далеко и оставить без контроля? —спрашивает Ганнибал. Это вызывает у Уилла еще одну легкую улыбку. Наконец он накалывает кусок мяса вилкой и подносит его к губам. Ганнибал смотрит, как он ест, и опускает взгляд только тогда, когда глаза Уилла закрываются и он издает одобрительный гул. — Мне очень жаль, что я не смог остаться вчера вечером, — говорит он. — Я слышал истории о ваших званых вечеринках. Все, с кем я разговаривал, только об этом и говорили. — Вполне понятный прискорбный поворот событий, — говорит Ганнибал. — Мне придется следить за твоим потреблением алкоголя. — Я прекрасно могу выпить, — говорит Уилл. — Меня заводит только вино. Ганнибал улыбается, и Уилл отводит взгляд, его щеки становятся еще более темными и розовыми, чтобы соответствовать тому самому вину, которое Ганнибал так тщательно сделал специально для него. — Кстати, я так и не поблагодарил вас. За...за то, что вы сделали. Ганнибал не уверен, о какой именно части он говорит. — Я имел в виду то, что сказал раньше, Уилл. Ты мой друг, и я очень серьезно отношусь к твоему счастью. Уилл улыбается и принимается за последний кусок говядины на своей тарелке. — Вы думаете, что можете вылечить меня, доктор Лектер? Сделать меня счастливым? — он спрашивает это без горечи — это открытое любопытство ребенка, когда тот спрашивает, что такое любовь или как звезды остаются на небе. Но Ганнибал чувствует под бархатом жесткую сталь. За каждым словом Уилла тянется паутина, каждый разговор ведет к неизбежной Черной вдове*, сидящей в центре. — Ты сказал, что для удовлетворения твоих потребностей потребуется очень особенный Альфа, — легко говорит он, снова наполняя свой бокал. Уилл что-то гудит в ответ. — Я думаю, что ты прав. Уилл смотрит на него, вынимая вилку изо рта и сжимая ее. Он глотает, не жуя, а потом отводит глаза, кладет нож и вилку на стол и почесывает шею сбоку. — Ты провел долгое, темное время в головах других людей, Уилл, — продолжает Ганнибал через мгновение. — Я намерен вернуть тебя в твою собственную. Это займет много времени, и это будет трудно, но я здесь, чтобы помочь тебе. Это первое, во что я прошу тебя верить и доверять. Поверь мне, когда я говорю, что я здесь, чтобы помочь тебе. Уилл снова сглатывает, достаточно громко, чтобы в горле у него что-то щелкнуло, не отрывая глаз от тарелки. Он облизывает губы и кивает, рассеянно потирая пальцами затылок. Это нервный жест, попытка самоуспокоения. И нет ничего лучше, чем видеть это всё в реальности. — Я вам доверяю, — шепчет Уилл. Это почти такое же упадочное чувство, как услышать его имя. Ганнибал улыбается. Он кладет нож и вилку на стол и протягивает руку Уиллу. Он двигается медленно, давая Уиллу достаточно времени, чтобы отпрянуть — и действительно, его дыхание перехватывает, золото в глазах вспыхивает, но он не уклоняется от прикосновения Ганнибала. Он позволяет Ганнибалу нежно провести своей рукой по руке Уилла, той, что с разбитыми костяшками, прикрывая ту, что с повязкой, и он медленно заставляет руку Уилла опуститься, проникая сквозь его волосы. Это не так хорошо, как касаться непосредственно Уилла, но это безопаснее и легче для Омеги, чтобы позволить. Веки Уилла трепещут, и он вздыхает, позволяя руке Ганнибала скользнуть по его черепу. Затем Ганнибал отступает назад, чтобы не поддаться желанию двигаться слишком быстро. Теперь они находятся в преследующей части охоты — Ганнибал нацелился на свою добычу, его запах в носу и его след, показывающий путь по земле. Теперь ему остается только ждать идеального момента для выпада.