The First of His Kind

На следующее утро Ганнибал встает рано, удивительно бодрый. Сладкий запах предстоящей течки Уилла густо разносится по дому, когда Ганнибал встаёт с кровати, одевается и спускается на кухню. В кухне особенно сильно пахнет Уиллом, и Ганнибал делает глубокий вдох, наслаждаясь тем, как запах Уилла оседает у него на языке, забивается в горло, как густой пудинг. Он занят приготовлением кофе, зная, что запах разбудит Уилла. Следует ожидать, что Уилл будет страдать от истощения. После умиротворения и дикого раскачивания тела между гоном, передозировкой супрессантов, течкой, а затем отрицанием этой течки, Ганнибал не удивится, если его разум просто решит отключиться и заставить себя отдохнуть, чтобы он мог, в сущности, привести в порядок все свои потребности. Уилл находится на деликатном этапе, и именно в это время Ганнибал должен попытаться установить с ним серьезные отношения. Если Уилл не примет его, не захочет обнажить шею и раздвинуть ноги для Ганнибала, когда ударит его течка, Ганнибал, конечно, не заставит его. Он не такой монстр. Но он рискует перестараться, и единственный результат, который он может разумно принять — это полная капитуляция Уилла перед ним. Как только они будут связаны, Уилл должен будет принять Ганнибала как своего Альфу и стать более восприимчивым к наклонностям и желаниям Ганнибала. Как только они соединятся, Ганнибал завладеет телом Уилла и его сердцем, и все, что останется — это его разум. Ганнибал ставит на стол карамель и ванильный сироп, кружку и блюдце для Уилла, сахарницу, сливки и ложку. С Уиллом так близко к его течке, он почти наверняка будет жаждать чего угодно и в основном всего сладкого, помимо тех двух ложек, которым он потакал предыдущим утром. Затем он начинает готовить завтрак с бифштексами из окорока, ананаса, яиц и листьев шпината. Завтрак с высоким содержанием белка — это лучшее, что может быть для Уилла во время его предстоящей течки, пока он действительно не начнет работать, и его тело не потребует углеводов, чтобы поддерживать его энергию достаточно, чтобы размножаться. Завтрак непритязательный, и запахи жира, к сожалению, хорошо справляются с ароматом Уилла, но Ганнибал напоминает себе, что он делает это для Уилла, и уверен, что его старания оценят. — Доброе утро, Уилл, — здоровается он, и Уилл вздрагивает, как будто его пугает голос Ганнибала. Он сглатывает и плотнее запахивает халат, завязывая пояс на талии. — Кофе и завтрак почти готовы. Пожалуйста, садись. Уилл кивает и на автопилоте направляется к барным стульям. Он колеблется, а затем выбирает тот стул, на который не садился прошлой ночью. Его ноздри раздуваются, он делает все возможное, чтобы не дышать через рот. Альфы и Омеги обладают хорошим обонянием, но железы на нёбе их рта особенно чувствительны к таким вещам, как течка и запах гона. Ганнибал гадает, то ли его раздражает запах течки, то ли он старается не чувствовать запаха Ганнибала. Ганнибал улыбается ему, берет в руку ядра ананаса и выбрасывает их. Уилл долго смотрит на свои руки, потом прочищает горло и проводит пальцами по подбородку, царапая тень волос на лице. Ганнибал моет руки, берет кофейник и молча ставит его перед Уиллом. Уилл, одаривая дрожащей тенью улыбки, берет его. Его пальцы дрожат и слишком сильно сжимают ручку, когда он наливает себе чашку кофе, оставляет ее наполовину полной и наполняет оставшуюся часть чашки ванильным сиропом, пока она не оказывается наполненной почти до краев. Он держит кружку в руках, наклоняет голову, чтобы сделать глоток, и вздыхает. — Спасибо, — бормочет он, и голос его звучит измученно и кротко, такой же ранимый и нежный, как у олененка, дрожащего и с широко раскрытыми глазами между ног матери. Ганнибал выкладывает кольца ананаса на сковородку и убавляет огонь. — Тебе спалось хоть немного лучше? — спрашивает Ганнибал, оглядываясь через плечо, чтобы оценить реакцию Уилла. Уилл издает горький, раздраженный звук и качает головой, глядя на кружку с кофе. Он делает еще один большой глоток и на этот раз наполняет его карамельным сиропом и сахаром из миски. Похоже, он принимает своё пристрастие к сладостям, но реагирует на это с тем же боевым спокойствием человека, который видит на горизонте армию солдат и знает, что бежать некуда и прятаться некогда. — Нет, — тихо отвечает он. Его пальцы уже не так дрожат, низкий уровень сахара в крови успокаивается обильным количеством сиропа в кофе. Ганнибал отворачивается и прячет улыбку — сироп особенный, как и вино Уилла. Это усугубит его симптомы течки, и какая-то часть его тела распознает гормональное влияние Альфы в его пище и питье. — Очень жаль, — говорит Ганнибал. Он достает две тарелки и раскладывает на них бифштексы, по одному на каждую, с кольцами ананаса поверх мяса и двумя яйцами с листьями шпината по бокам. Он относит тарелки на кухонный остров и ставит одну перед Уиллом, рядом с ней нож и вилку. Уилл некоторое время смотрит на еду, словно застигнутый врасплох ее видом, а затем берет свои столовые приборы и начинает есть. — Если хочешь, я могу дать тебе что-нибудь, что поможет тебе уснуть. Уилл качает головой, одна его щека выпячивается от смеси яйца и окорока. Он ест так, словно умирает с голоду. Его метаболизм стремится сжечь весь избыток яда в его организме и бросить себя в полную течку. Он проглатывает один кусок, наполовину прожеванный, и тут же берет другой. Через несколько минут его голод утихает настолько, чтобы жевать пищу, и он сглатывает и отводит взгляд. Его ресницы темные с золотом внутри, выделяющимся на фоне радужной оболочки и красивого румянца на щеках. — Я не могу позволить себе так отключиться, — говорит Уилл и вытирает рот тыльной стороной запястья, прежде чем снова начать есть. Его отсутствие манер за столом было бы ужасным, если бы не указывало на симптомы приближающейся течки. — Я должен быть в состоянии проснуться. — Ты думаешь, что здесь тебе грозит опасность? Уилл поднимает глаза и некоторое время смотрит на Ганнибала. Затем он вздыхает через нос и кладет нож и вилку на стол. Он делает большой глоток кофе и также ставит кружку, не сводя глаз с рук Ганнибала. Он снова тяжело вздыхает, словно готовясь к спору. — Вы хотите, чтобы мы были откровенны друг с другом, — говорит он. — Говорили прямо. — Да, — говорит Ганнибал. — Не только как пациент и доктор, но и как друзья. При этих словах Уиллу удается слегка улыбнуться. Он кажется достаточно искренним и лишенным той горечи, с которой Уилл обычно отвечает на заявления Ганнибала о дружбе. — Это все усложняет, — говорит он. Ганнибал склоняет голову набок. — Есть вещи, о которых я никогда не расскажу своим друзьям, и наоборот. И... — он поднимает руку, останавливая ответ Ганнибала. — Я вас знаю. И я знаю Джека. Я мог бы спросить кое о чём и услышать слова Джека в вашем голосе. Видит бог, я слышал все и наоборот. Он делает паузу, снова делает глоток кофе и резко сглатывает, прежде чем посмотреть на свою тарелку. — Скажите мне, доктор Лектер, — говорит он и снова поднимает глаза к подбородку Ганнибала. — Как вы думаете, что сказал мне Джек, когда я спросил его, что он думает обо всем.... этом? Ганнибал выпрямляется, скрещивает руки на груди и прислоняется спиной к кухонному столу. Его собственная тарелка стоит на островке напротив Уилла, нетронутая, и Уилл не опускает взгляда. Он пытается продолжать разговор, но его пальцы снова дрожат. Ожидая ответа Ганнибала, он возвращается к еде, пока его тарелка не становится чистой. — Большой выбор, — наконец говорит Ганнибал, и Уилл издает тихий смешок. — Но я полагаю, ты имеешь в виду то, что спрашивал его, почему именно я вызвался сделать это в изолированной обстановке. Почему я не записал тебя в программу помощи или что-то в этом роде. — Конечно, — говорит Уилл. — Более или менее. — Ну, если вопрос в том, что, по-моему, Джек ответил, то он сказал бы что-то вроде того, что наши прежние отношения дают мне возможность заглянуть в твой разум, чего не смогут сделать другие врачи. Он сказал бы что-нибудь такое, что звучало бы искренне для твоего же блага, как будто ты особенный и заслуживаешь такого отношения, но на самом деле это означает, что, как ты и сказал, Джек не хочет ломать свою любимую игрушку. Уилл улыбается и наливает себе вторую чашку кофе, наполовину настоящее кофе, а остальное сироп, как и раньше. Ганнибал ждет, когда он сделает глоток. — Я был прав? — Абсолютно, — отвечает Уилл, облизывая губы, чтобы оставить остатки сахара. Его улыбка становится шире, снова кривой и острой. — Он сказал, что вы знаете, как со мной "обращаться". Что с вами мне будет безопаснее. — Он хмыкает, кладет локоть на столешницу и проводит рукой по затылку. — Я думаю, он действительно хотел сказать, что... не только я буду в безопасности, но и все остальные тоже. — Ты действительно считаешь себя опасным, — бормочет Ганнибал. Уилл замирает и сжимает губы. — Насколько глубоко эти убийцы, которых Джек заставляет тебя видеть, заразили твой разум? — Вы спросили меня однажды, думал ли я когда-нибудь об убийстве людей, — отвечает Уилл, качая головой. — Я также вижу это всё во снах. Я вижу, как делаю это. И я просыпаюсь и ... и знаете, что самое страшное? — он поднимает голову, и Ганнибал встречает его взгляд. — Я не чувствую ... ни тошноты, ни отвращения. Или даже страха. Ганнибал ждет, что он скажет еще, но слова словно застревают у Уилла в горле. Он прерывисто втягивает воздух через раскрытые челюсти и опускает голову, а Ганнибал выпрямляется и наклоняется, чтобы опереться локтями о кухонный стол. Так близко он мог бы протянуть руку и коснуться Уилла, если бы захотел. — Что ты чувствуешь, когда просыпаешься, Уилл? — спрашивает он. Уилл сглатывает, втягивает воздух сквозь зубы, стискивает их. Его пальцы скручиваются и переплетаются, и он почесывает внутреннюю сторону запястья. — Я чувствую себя одиноким, — признается он и на этот раз, подняв глаза, встречает взгляд Ганнибала. Золотое кольцо в его глазах густо окрашивает почти всю радужку. — У меня такое чувство, будто я только что сделал эту удивительную вещь, и я просыпаюсь и оглядываюсь вокруг в поисках кого-нибудь, с кем можно было бы поделиться этим, но там никого нет. Ганнибал сжимает губы и вздыхает через нос. Его руки сцеплены, и он скользит руками наружу, ловя Уилла и проводя кончиками пальцев по красным линиям, которые ногти Уилла оставили на его запястьях. — Даже если это только в разговоре, — говорит он и убеждается, что Уилл смотрит ему в глаза, — ты можешь поделиться со мной. Уилл кусает нижнюю губу, его щеки розовеют, и он смотрит вниз на то, что осталось от еды на его тарелке. Он отдергивает пальцы, и Ганнибал отпускает его, берет свою тарелку, обходит кухонный остров и садится рядом с Уиллом, когда тот начинает есть. — Я ценю выбор диеты, — бормочет Уилл после минутного дружеского молчания. Ганнибал улыбается. — Мой долг — удовлетворить все потребности твоего тела, — говорит он. А потом решительно добавляет, — Даже если тебе этого не хочется. — Вы всегда будете обращаться ко мне с таким справедливым осуждением, доктор Лектер? — спрашивает Уилл, но улыбается так, словно ублажает капризного ребенка. Очевидно, что сильные эмоции и стресс, которые привели его к такому гневу прошлой ночью, больше не присутствуют. — Мне не нравится плохо обращаться с тобой, Уилл, — отвечает Ганнибал. Он делает паузу, чтобы откусить кусочек окорока. — Но иногда мне кажется, что это единственное, на что ты реагируешь. — О, я вижу, — поддразнивает Уилл, — вы применяете насилие ради моего же блага. Ганнибал смотрит на него и улыбается, когда видит, что и Уилл тоже. Выражение его лица мягкое, безмятежное, несмотря на то, что кожа пахнет феромонами предварительной течки и под глазами темные круги. Его волосы немного успокоились после того, как он провел по ним руками, а с кофе и едой он выглядит более бодрым и спокойным. — Не думаю, что мне следует комментировать это, пока ты не выздоровеешь, — отвечает Ганнибал. Уилл смеется, тепло и тихо. Он улыбается в свою кофейную чашку и допивает свой напиток, его шея обнажается на мгновение, которое одновременно мимолетно, и кажется, что это длится тысячу лет. Ганнибал сглатывает и кладет нож и вилку, слишком рассеянный, чтобы есть. Уилл со вздохом ставит кружку, смотрит на недоеденную тарелку Ганнибала и прикусывает нижнюю губу. — Я хочу поблагодарить вас, — тихо говорит он, и то, как его пальцы лениво касаются ручки кружки, невероятно отвлекает. Он нервничает, Ганнибал чувствует его нервозность и хмыкает. — Поблагодарить меня за что? — бормочет он. Уилл издает дрожащий смешок, а когда снова вдыхает, то это происходит сквозь зубы, как будто он пытается заставить свои обонятельные железы уловить что-то, кроме запаха кофе и еды. — Вы не должны были мне ничего давать, — говорит он. — Черт возьми, вам не обязательно было брать это с собой. Но вы сделали это. И вы позволили мне принять Neutral, хотя ... я знаю, как вы относитесь к подобным лекарствам. И вы могли бы сделать... много чего. Но не сделали. Ганнибал кивает. — Хотя я и отвечаю за твое физическое благополучие, мы пытаемся добиться твоей душевной стабильности, Уилл, — говорит он. — Если бы ты впал в течку, когда еще не готов, это причинило бы тебе вред. — Вы были милосердны, — говорит Уилл. Его пальцы крепко сжимают кружку. Его плечи напрягаются, откидываются назад. — Я знаю, что вы так подумали. Я видел ваши глаза. Ганнибал склоняет голову набок. — Ты находишь это... пугающим, — говорит он, пытаясь понять, почему Уилл так плотно сжал губы. — Это значит, что вы решили сначала заняться чем-то другим, — бормочет Уилл. Ганнибал издает тихий звук согласия – он не может с чистой совестью отрицать это. Это было бы оскорблением для Уилла и ложью слишком тонкой, чтобы быть эффективной. — Я буду говорить с тобой откровенно, как всегда и старался, — говорит он. — Ты двигаешься по миру, зная, что у тебя на спине есть мишень. Твоя порода, твой вид, и, кроме того, твой выбор профессии рисует тебя как объект одновременного желания и интереса. Ты интересный человек, Уилл. Уилл ничего не говорит. Ганнибал наблюдает, как он кусает нижнюю губу, как розовая плоть медленно выскальзывает из его зубов, словно он не хочет отпускать ее. — И это для того, у кого нет даров, которыми обладаем мы с тобой, — медленно заканчивает Ганнибал. — Произведение искусства может понравиться дальтонику, но я думаю, что мы оба согласимся, что полный спектр делает все богаче для просмотра. Уилл улыбается. — Так вот кто я для вас, доктор Лектер? — он говорит. — Произведение искусства? — Ты меня дразнишь, — говорит Ганнибал, улыбаясь. — Алана говорит, что я делаю это, когда мне неудобно, — отвечает Уилл, слегка пожимая плечами. Он отворачивается и смотрит на сковородку, стоящую на остывающей плите. Ганнибалу хочется наклониться и проследить языком за сухожилием на горле Уилла. — Тебе неудобно? — Боюсь, это не то, что вы сможете вылечить, — отвечает Уилл. Он откашливается и опускает взгляд на стол. — Сколько таких уколов вы привезли? — У меня осталось пять, — отвечает Ганнибал. — В среднем они сохраняют побочные эффекты течки в течение двенадцати часов. Но никто не знает, что твой метаболизм или ломка могут сделать, чтобы усугубить это. — Черт, — бормочет Уилл, прикрывая рот ладонью. Он закрывает глаза, медленно делает глубокий вдох и снова выпускает воздух сквозь пальцы. — Что... что вы думаете, я должен сделать? Ганнибал моргает, пораженный вопросом. Он был готов к тому, что Уилл потребует возвращения, у него были аргументы и контраргументы, чтобы Джек или Алана принесли им еще наркотика, или увеличили его дозу супрессантов, или что-нибудь еще. Он не был готов к тому, что Уилл попросит у него совета. Уилл открывает глаза и смотрит на него, изображая беспомощную, мучительную нерешительность, а потом опускает руку, обвивает ее вокруг бедра и издает один из самых сладких, самых красивых стонов, которые Ганнибал когда-либо слышал. Он резко сглатывает, и ему приходится крепко сжать пальцы, чтобы они не потянулись к Уиллу и не притянули его к себе, чтобы он не обхватил руками его руки, его бедра, не положил зубы на шею Уилла и не наполнил уши Уилла звуком его мурлыканья. — Пожалуйста, Ганнибал, — шепчет он, и скулит его имя, и это ударяет Ганнибала так же резко и больно, как нож, который Тобиас вонзил ему в бедро. От этого у него перехватывает дыхание. — Скажите, что мне делать. Я не знаю, что делать. На мгновение Ганнибалу остается только смотреть на Уилла. А Уилл смотрит на него, как поверженный гладиатор, ожидающий, сохранят ли ему жизнь. В самом деле, кровь Ганнибала, его инстинкты кричат ему, чтобы он бросился на Уилла, погнался за ним, прижал его и спарился с ним, пометил его изнутри и снаружи, чтобы все знали, что этот Омега его пара, совершенно равный и противоположный. Но он должен быть спокойнее. Бурлящая вода вместо бушующего огня. Придет время, когда он сможет выплеснуть свою жажду крови и гнев на тело Уилла, пометить его шею ногтями, проникнуть и испачкать его внутренности, но не сейчас. Ещё нет. — Ты мне доверяешь, — говорит Ганнибал, и это не вопрос, но Уилл все равно кивает. Его губы приоткрыты, открывая сладостное скольжение языка и края зубов, глаза с тяжелыми веками горят, когда ощущение умиротворяющего прикосновения Ганнибала ложится на его плечи, как свинцовый плащ. — Цель этой терапии — поставить тебя в один ряд с твоими самыми основными инстинктами. Я считаю, что нет более быстрого и эффективного способа сделать это, чем позволить пройти через твою течку. Уилл вздыхает, но Ганнибал знает, что он пытается напрячься и отстраниться. Но он не может этого сделать, потому что прикосновение Ганнибала все еще такое теплое и твердое на его голове, заставляет чувствовать себя не совсем покорным, но уступчивым. — Вы считаете это милосердием, доктор Лектер? — он шепчет, заикаясь. Ганнибал улыбается и снова просовывает большой палец под ухо Уилла, нежно обхватывая его подбородок и щеку, и заставляет Уилла поднять глаза. Они блестящие и золотистые, выражение его лица расслабленное. Он дрожит, и Ганнибал чувствует, как его запах становится слаще, гуще в воздухе. Ганнибал хмыкает и тянет Уилла вперед, пока ему не приходится скользить по табуретке, чтобы компенсировать это, и они оба почти на грани падения друг на друга. Одно колено Уилла зажато между коленями Ганнибала, а рука Уилла напряженно лежит на столе. Ганнибал протягивает другую руку и нежно гладит Уилла по другой щеке, Уилл задыхается, скулит, а его свободная рука вытягивается вперед и крепко сжимает крайнее бедро Ганнибала. — Я считаю это необходимым, — говорит Ганнибал. Так близко он чувствует вкус ананаса, прилипшего к губам Уилла, вдыхает соль на его языке. Он проводит большими пальцами по темным кругам под глазами Уилла, его веки трепещут, и он сдерживает тихий стон. — Я знаю, что без пары тебе будет не очень приятно. Но я верю, что мы все должны пройти через огонь, если хотим когда-нибудь восстать из пепла. Уилл облизывает губы и закрывает глаза. Рука на столе скользит вперед, и его пальцы жадно впиваются в рукав Ганнибала, костяшки белеют. Он тянет ее, как будто ему нужно, чтобы Ганнибал был ближе, и Ганнибал делает все, что в его силах, а потом их лбы прижимаются друг к другу, и он чувствует, как теплая кожа Уилла прижимается к его собственной. Их носы соприкасаются, и губы Уилла приоткрываются. Ждать. — ...Я хочу сгореть, — говорит Уилл после еще одного спокойного момента, который, кажется, длится столетие. Он открывает глаза, и Ганнибал оказывается слишком близко, чтобы разглядеть их, но он видит, как Уилл сжимает челюсти и делает глубокий вдох, чтобы воздух проходил через рот. Он чувствует запах Ганнибала, внезапно осознает тот, вдыхая мускус Ганнибала, как будто отчаянно нуждается в нем, и Ганнибал на мгновение радуется, что решил не принимать душ этим утром. — Но я боюсь того, что произойдет потом. Ганнибал улыбается. — Для этого я и здесь, — говорит он. Уилл издает слабый, дрожащий смешок. Он не двигается, ни чтобы отодвинуться, ни чтобы прижаться ближе. Покой сводит с ума. Ганнибал чувствует, как у него начинают чесаться зубы. Его пальцы отчаянно сжимаются, язык жаждет попробовать кровь Уилла и приказать ему встать на колени. Но более того, Ганнибал чувствует странное покалывание в глазах. На ощупь это похоже на слезы, но они расположены гораздо ближе к центру, прямо за радужной оболочкой. Он моргает, нахмурив брови, пытаясь разобраться в этом ощущении. Это так знакомо, но отдаленно, как давно забытая мелодия одной из его любимых песен. Уилл делает глубокий вдох, и его хватка на Ганнибале становится крепче. — Альфа, — шепчет он, и только тогда Ганнибал вспоминает, где он испытывал это чувство раньше. Это ощущение, что его глаза меняют цвет радужной оболочки, показывая красный цвет, который помечает его как Альфу. Он хмыкает и опускает веки. Он не хочет, чтобы Уилл боялся. Обычно Альфы заметно краснеют только тогда, когда они близки к гону, и Ганнибал не собирается заставлять Уилла волноваться из-за того, что он будет заперт в изолированной хижине с Альфой в гоне, находящимся так близко к его течке. — Я позабочусь о тебе, Уилл, — говорит Ганнибал, и в его голосе слышится немного больше чем грубое рычание. Уилл вздрагивает. Он наклоняет голову, нежно утыкается носом в Ганнибала, так близко, что их губы соприкасаются. Это не поцелуй, в нем нет намерения и, конечно, давления, но губы Уилла определенно касаются уголка рта Ганнибала, и это похоже на ожог, когда он отстраняется. Ганнибалу хочется зарычать, сжать руку Уилла, притянуть его рот к себе и проглотить. Но Уиллу нужна иллюзия контроля, пока он еще может притворяться, что наслаждается этим. Уилл облизывает губы, и его рука скользит от рукава Ганнибала к собственному рту, кончиками пальцев касаясь его нижней губы. Ганнибал отпускает лицо Уилла, опускает руки, и они расходятся, как швы на ране. Глаза Ганнибала все еще щиплет, раздраженные, и золото Уилла практически светится, расплавленное, как будто оно так же жаждет прикоснуться к Ганнибалу и сжечь его, как и остальная часть Уилла. Уилл на мгновение замолкает, потом опускает глаза и резко сглатывает. — Я... — он прочищает горло и снова сглатывает. — Я полагаюсь на ваши знания, доктор Лектер. Ганнибал моргает, и ему приходится вспомнить, о чем они говорили до того, как Уилл дотронулся до него и его голова стала пустой. — Ты согласен войти в течку и больше не принимать ни супрессантов, ни уколов Neutral? — он спрашивает, потому что, когда Уилл начнет паниковать, ему понадобится четкое подтверждение Уилла, чтобы напомнить ему, что он решил пойти этим путем. Уилл кивает. — Да, — говорит он, и Ганнибал склоняет голову набок. Уилл прищелкивает языком в уголке рта и смотрит на свои руки. Они снова дрожат. — Вы сказали, что считаете своим долгом удовлетворить требования моего тела, — добавляет он, и Ганнибал согласно кивает. — Где вы проводите черту? Ганнибалу приходится крепко стиснуть зубы, чтобы не замурлыкать. — Ты имеешь в виду сексуальную составляющую течки, — говорит он. — Вы говорите так клинически, — шепчет Уилл. — Вы когда-нибудь бывали в гоне, доктор Лектер? Или были рядом с Омегой в течку? — Нет, — говорит Ганнибал. — Не как зрелый мужчина. — Мне бы хотелось увидеть, как вы будете говорить так деликатно, когда это произойдёт, — отвечает Уилл, и его слова сопровождаются мрачной и многообещающей улыбкой. Он поднимает глаза и на секунду встречается взглядом с Ганнибалом, потом вздыхает и выпрямляется. Он выглядит нетвердым, изящным и хрупким, как зонтик во время урагана, но держится прямо, так что Ганнибал не может оправдать того, что потянулся к нему. — Я бы хотел отдохнуть. — Хорошо, — говорит Ганнибал, кивая, когда Уилл идет к лестнице. — Может быть, если ты почувствуешь себя в форме, мы прогуляемся по некоторым тропинкам в этом районе сегодня днем. Прохладный воздух пойдет тебе на пользу. — Как скажете, — раздается приглушенный ответ Уилла, а затем он поднимается по лестнице и закрывает дверь в свою спальню. Ганнибал убирает тарелки, моет их и протирает кухню. Все это время он, кажется, не может перестать мурлыкать, и его глаза зудят и покалывают далеко за той точкой, что воздух переполнен запахом моющего средства, и он больше не может чувствовать запах Уилла вообще.