The First of His Kind

Несмотря на свою вялость, Уилл спускается по лестнице сразу после обеда, одетый, чтобы выйти из хижины. Ганнибал улыбается ему, они надевают пальто и идут через передний двор по извилистой дорожке, которая ведет мимо утеса вниз. Это каменная дорожка, деревья с одной стороны и скалы с другой, и ветер легкий и влажный, заставляющий покраснеть щеки Уилла, несмотря на прохладу воздуха. Или, может быть, потому что по оценкам Ганнибала, у него есть около трех часов до того, как симптомы предшествующие течке должны появиться снова. Он не может хорошо учуять Уилла, когда ветер несет его запах с подветренной стороны, но если его расчеты точны, они не смогут идти очень долго, прежде чем Уилл рискует стать невменяемым из-за течки. Они идут бок о бок, засунув руки в карманы, чтобы защититься от ветра, с шарфами, обернутыми вокруг шеи. Это приятный опыт, и Ганнибал с нетерпением ждет того времени, когда он и Уилл смогут рыскать по темным местам, их глаза будут гореть и сосредотачиваться на своей добыче. Интересно, удастся ли ему когда-нибудь уговорить Уилла пойти с ним на охоту или он предпочтет быть приманкой и сладко мурлыкать, когда Ганнибал принесет мясо домой? Ему придется научить Уилла готовить достаточно хорошо, чтобы принести им обоим справедливость. Уилл хмыкает, отвлекая Ганнибала от его мыслей и сосредотачивая все свое внимание на Омеге, идущем рядом с ним. Тело Ганнибала находится ближе всего к обрыву, бессознательно защищая его. — Это очень странно, — говорит он. — Я чувствую себя ребенком, который впервые видит, как в магазинах появляются рождественские украшения. Я знаю, что это происходит, я чувствую это, но это не кажется реальным, пока это не случается. — Ты веришь, что твое предвкушение вызвано теми негативными эмоциями, которые ты до сих пор приписываешь течке? — спрашивает Ганнибал. Уилл улыбается, глядя вниз. — Вы думаете, я глупый, — говорит он. — Потому что у меня есть отговорки. "Отрицательные эмоции". — Не глупым, — отвечает Ганнибал. — Наверное, я просто пытаюсь понять. Я никогда не встречал Омегу, который относился бы к природному явлению с таким... отвращением. — И вы такой знаток моей породы, не так ли? — Я никогда этого не говорил. Уилл снова хмыкает. Когда Ганнибал поворачивается, чтобы посмотреть на него, он видит, что радужные оболочки глаз Уилла снова покрылись золотом, а его губы и щеки стали такими же темно-розовыми от ветра и от зубов. Уилл поджимает губы и прячет нос в шарф, расправляя плечи. Он снова поднимает голову, чтобы его услышали. Его взгляд устремлен на каменную дорожку перед ними. Вскоре она начнет резко поворачивать, поднимаясь по гребню в более целенаправленной дорожке, и превращаться в бегущие дорожки среди деревьев. Затем петля продолжается и выходит на главную дорогу примерно в миле от въезда на шоссе. В общем, это около трех миль ходьбы, достаточно долго, чтобы занять время, но не так долго, чтобы это было слишком физически утомительно для них обоих. — Мне не нравится неизбежность всего этого, — наконец говорит Уилл. — Я не могу не чувствовать вашего влияния на всю ситуацию. Ганнибал хмыкает. — Мы жертвы обстоятельств или обстоятельства стали жертвами нас самих? — У меня начался гон, — говорит Уилл, — из-за убийства, на которое меня вызвал Джек. Я стал вашим пациентом, потому что Джек беспокоился о моем психическом здоровье и хотел прикрыть свою задницу, когда и если я когда-нибудь сойду с ума. А теперь, между одной неделей и следующей, я нахожусь в изоляции и готов впасть в течку ради вас. Ганнибал поднимает брови, и Уилл откашливается. — С вами, — поправляется он и снова утыкается носом. — Быть в течке с вами. Каждое слово, сказанное Уиллом, имеет паутину, прикрепленную к нему, но с вовлечением течки основные инстинкты Уилла выходят наружу и раскрашивают его слова. Ганнибал сглатывает и снова смотрит перед собой, его пальцы крепко сжимаются в карманах. — Это неудачный поворот событий для тебя, — говорит он, стараясь говорить мягко. — Но я скажу ... Я не могу не согласиться с Джеком. Уилл хмыкает. — Вне зависимости от того, где ты находишься, я должен признать, независимо от того находился бы ты под моим наблюдением или нет, симптомы предстоящей течки проявились бы. Единственная разница заключается в том, что врачи в больнице бросили бы тебя в одиночную камеру, пока все не закончилось. Конечно, если бы Ганнибал не вмешался, у Уилла бы вообще не началась течка. Но ему и не нужно этого знать. В любом случае, это спорный вопрос, так как Уилл обещал больше не принимать никаких супрессантов. Его мозг и тело, безусловно, поблагодарят его за это, как только его естественный цикл овуляции сгладится. Первая течка после подавителей обычно бесплодна и имеет низкую вероятность зачатия, но практика соединения, брачные укусы и создание Голоса Альфы и Омеги все еще очень реальны. Ганнибал может быть терпелив, когда речь заходит о том, чтобы Уилл дал ему детей, но процесс создания метки жизненно важен для его замыслов. — Это правда, — наконец говорит Уилл. Затем он вздыхает. — Мы не говорили об этом сегодня утром, но я чувствую, что в наших интересах быть откровенными о том, что произойдет. — Согласен, — говорит Ганнибал и радуется, что тот же самый ветерок, лишающий его возможности наслаждаться запахом Уилла, означает, что Уилл не может почувствовать, как взволнован Ганнибал предстоящим разговором. — Последняя течка длилась почти пять дней, — говорит Уилл, и Ганнибал моргает, на мгновение пораженный. У большинства Омег течка длится два—три дня, за исключением тех, кто избавляется от подавителей. Если естественная течка Уилла продолжалась так долго, то вполне возможно, что эта будет длиться почти неделю, а может быть, и больше. — На пике я почти каждый час испытывал потребность в узле. Ганнибал сглатывает. Это вся информация, которую он должен знать как доктор Уилла, но ему трудно думать об этих вещах в медицинском ключе. — Думаю, теперь я понимаю больше, — бормочет он. — Твоя одержимость жизнью без течки. Даже без всего эмоционального багажа, который приходит с этим, цикл течки Уилла звучит больше, чем просто неудобство. Уилл фыркает и улыбается. Он замедляет шаг и поворачивается, чтобы посмотреть на Ганнибала, и глаза медленно изучают его лицо, прежде чем он моргает и кусает нижнюю губу. Он прочищает горло, пытается что-то сказать, но сглатывает слова. Ганнибал хочет говорить с ним откровенно, но понимает, что Уилл должен иметь иллюзию контроля над темпом и интенсивностью, с которой он капитулирует. — Я думаю, мы оба согласны с тем, что, каковы бы ни были наши намерения, вам придется использовать узел во время моей течки, — наконец говорит Уилл, прочищая горло. Ганнибал сглатывает, кивает и моргает, чувствуя, как щиплет глаза. — Я думаю, что важно установить некоторые основные правила. Ганнибал откашливается и ждет, когда Уилл заговорит. — Мы не пойдем в мое гнездо, — говорит Уилл. Ганнибал снова кивает — Уиллу будет спокойнее, когда все закончится, вернуться в пространство, где нет запаха Ганнибала. Конечно, после того, как они будут связаны, Уилл может вообще не захотеть покидать Ганнибала, но главное в контроле — субъект не должен знать, что его контролируют. — И в вашей спальне тоже, если это то, чего вы хотите. — У меня нет никаких проблем с использованием моей спальни, — отвечает Ганнибал. На самом деле, мысль о том, что сладкий запах Уилла отпечатается на его простынях, приводит в восторг. — Я бы предпочел не использовать кухню по санитарным соображениям. Уилл кивает, поджимает губы и стискивает зубы. Золото в его глазах светится, и Ганнибалу приходит в голову, что он, возможно, не единственный, кого волнует этот разговор. Он ждет каких-то других правил. Он ожидает, что Уилл введет правило, запрещающее кусаться. Он ожидает, что Уилл потребует, чтобы они заранее позаботились о контроле над рождаемостью, или что Ганнибал согласится носить презервативы, или что-нибудь в этом роде. Он ждет, когда Уилл скажет, что он не может прикоснуться к нему, пока Уилл не попросит его, не может возбуждать, не может преследовать или отмечать его каким-либо образом. Он ждет, но Уилл ничего такого не говорит. — У тебя есть какие-нибудь другие правила? — спрашивает Ганнибал. Уилл прикусывает нижнюю губу и едва заметно улыбается. — Нет, — отвечает он. Ганнибал хочет оставить все как есть, но ради собственных интересов не может. — Тогда я хочу внести ясность, — говорит он, и Уилл кивает. — Во всех смыслах и целях мы должны подходить к этому так, как будто мы пара. Ты позволишь мне кусать себя, преследовать и все остальное, что можно было бы ожидать в такой динамике. Уилл сглатывает так резко, что Ганнибал слышит это даже сквозь тихий плеск волн и карканье морских птиц. — Да, — выдыхает он тихо, как ветер, и смотрит вниз. Ганнибал почти не может поверить, что слышит это. Это всё, что он хотел, всё, что он планировал. Он хочет дотронуться до Уилла, обнять его за шею и поцеловать, сделать всё то, что уже несколько недель преследует его во сне. И вот оно, в пределах его досягаемости. Так почему же он колеблется? Уилл вздрагивает, что-то более глубокое, чем холод в воздухе, и ветер меняется ровно на столько, чтобы Ганнибал почувствовал его запах. Он чудесно пахнет, свежо и прекрасно, слаще, чем обычно. У Ганнибала от этого слюнки текут, а зубы начинают чесаться. — Может быть, нам стоит вернуть тебя в дом, — предлагает Ганнибал, после того как Уилл еще несколько долгих мгновений молча смотрит на свои ботинки. — Я приготовлю что-нибудь поесть. Уилл кивает, спокойно соглашаясь, и поворачивается идти обратно тем же путем, которым они пришли. Ни один из них не произносит ни слова, пока они не добираются до хижины, и Ганнибал закрывает и запирает за ними дверь, в то время как Уилл сбрасывает пальто и шарф. В тепле дома и без пальто, служащего барьером, Ганнибал отчетливо чувствует запах Уилла и ловит себя на том, что делает глубокие вдохи, снимая и вешая свое пальто, а также разворачивая шарф вокруг шеи. Уилл сидит на кухонном островке. Ганнибал оборачивает шарф вокруг одной руки, пока он не образует аккуратный рулон, и кладет его, прежде чем идет к холодильнику и достает еду для них обоих. Чем ближе Уилл к течке, тем важнее поддерживать свою энергию. С этой целью он достает картофель, говяжий фарш, зеленый лук и морковь. Он замолкает на мгновение, а затем достает мешок с большим сладким зеленым виноградом. Он достает миску, кладет их в нее, чтобы набрать воды, и ставит перед Уиллом на стойку. — Ешь, — уговаривает он. Уилл прикусывает нижнюю губу и берет одну, съедая ее почти изящно. Ганнибал улыбается и поворачивается, чтобы начать готовить еду. — Доктор Лектер, — начинает Уилл, и Ганнибал хмыкает, показывая, что он все слышит, но не отводит глаз от духовки. Он зажигает одну из конфорок, ставит на нее сковороду, заливает маслом и кладет туда говяжий фарш. Он начинает шипеть почти сразу же. — Я уже спрашивал, что, по-вашему, сказал Джек, когда я спросил его, почему вы вызвались наблюдать за моей терапией. — Да, — говорит Ганнибал, достает разделочную доску и кладет на нее лук и морковь. Его ножи заточены до блеска, и он берет один из них и начинает нарезать зеленый лук, а когда у него есть куча маленьких белых колец, он откладывает их в сторону и берет морковь, чтобы вымыть и почистить её. — А теперь я хочу спросить ... почему вы вызвались добровольцем. Ганнибал на мгновение замирает, потом выключает воду и кладет морковь на стол. Это ещё один момент, где его выбор слов должен быть очень аккуратным. Если он признается в своем намерении создать пару с Уиллом с самого начала, тот может начать смотреть на его действия и ситуацию с подозрением. Но он рискует говорить что-либо другое, так как Уилл может почувствовать ложь. Он выпрямляется и поворачивается, скрестив руки на груди. Уилл не отрывает глаз от своей миски с виноградом, он не перестает есть, и уже половина пакета исчезла. Ганнибал наклоняет голову набок, и взгляд Уилла на секунду скользит в его сторону, прежде чем вернуться к миске. Он выглядит таким странно уязвимым и защищающимся. Как будто он нервничает из-за того, что скажет Ганнибал. — Мы с тобой знакомы уже несколько месяцев, — говорит он, и Уилл, закусив губу, кивает. — Когда я впервые встретил тебя, признаюсь, что был заинтригован твоим... ну, я бы назвал это расстройством личности, несмотря на негативные коннотации. У тебя уникальный взгляд на мир, Уилл, и я нахожу эту уникальность вдохновляющей. Уилл не отвечает. — Ты сказал, что я вижу в тебе потенциал, — говорит Ганнибал, и Уилл кивает. — Ты был прав. И так было всегда. Поначалу это был потенциал для изучения уникального ума. Затем — потенциал для дружбы. Я полагаю, что естественно это просто выросло оттуда. — Я не понимаю, — говорит Уилл, нахмурившись. Он поднимает голову, и его лицо становится открытым, уязвимым, смущенным. — Что выросло? — Моя любовь к тебе, Уилл, — говорит Ганнибал — открыто, свободно. Он поворачивается, чтобы встретиться взглядом с Уиллом, но тот тут же опускает глаза и краснеет. — И моё ... Полагаю, это моё желание видеть тебя счастливым и в безопасности. Эта терапия поможет тебе, и я нахожу мысль о каком-то другом докторе, наблюдающем за этим... неудобной. — Вы хотели, чтобы я был под вашей опекой, потому что не верили, что кто-то другой сделает всё правильно? — повторяет Уилл, все еще неуверенно. — Я хотел, чтобы ты был под моей опекой, потому что я хочу заботиться о тебе, — отвечает Ганнибал. Уилл сглатывает, моргает, как будто его контузило, и снова смотрит на свою миску с виноградом. — Ну что ж, — начинает он, прочищая горло, — полагаю, все сложилось к лучшему. Ганнибал хмурится, гадая, что бы это могло значить. Конечно, Уилл не может знать о манипуляциях Ганнибала. По крайней мере, не обо всех. Но Ганнибалу уже не в первый раз приходит в голову, что Уилл — рыбак. И если он знает, что за ним охотятся — если добыча Ганнибала оказалась умна, — возможно, он решил не пытаться убежать от своего хищника, а устроить собственную ловушку и позволить Ганнибалу прийти к нему. Запах готовящегося мяса пробуждает Ганнибала, и он быстро двигается, снимая кастрюлю с плиты, пока мясо не перегорело. Он берет деревянную ложку и начинает помешивать его, добавляя зеленый лук, когда мясо становится коричневым. Он начинает крошить картошку, чтобы быстро обжарить ее. Он предварительно разогревает духовку, заканчивает с морковью и откладывает ее в сторону. Мясо почти готово, и он вычерпывает его, чтобы выложить говядину и лук на дно формы для выпечки. Уилл долго молчит. Ганнибалу до смерти хочется посмотреть на него, попытаться понять, о чем тот думает, но он заставляет себя закончить готовить еду. Он выкладывает мясо и картофель в блюдо, покрывает его тонким слоем сыра и ставит в духовку, чтобы испечь. Еще одна скромная трапеза, вряд ли подходящая для тех изысканных блюд, которыми Ганнибал хотел бы накормить свою пару, но сейчас этого достаточно для поддержания здоровья Уилла и означает, что ему не придется покидать хижину и заниматься своей обычной охотой за едой. Закончив, он кладет морковь в миску и откладывает ее в сторону. Он будет варить её ближе к тому времени, когда блюдо будет готово, поэтому она будет теплой и мягкой и послужит гарниром. Он моет руки, вытирает их полотенцем и наконец позволяет себе снова взглянуть на Уилла. Уилл не двинулся с места. Миска с виноградом пуста. — Минут через двадцать будет готово, — говорит он, и Уилл медленно кивает. — Тебе нужно еще поесть, пока мы ждем? Уилл качает головой и наконец поднимает глаза. Ганнибал не может сказать, что это за эмоции, кружащиеся в золоте. Он чувствует себя неуютно, странно уязвимым. Если бы он уже не знал, что Уилл хорошо реагирует на его задабривания, его присутствие, и уже не мурлыкал для него и не целовал его – почти поцелуй, почти — он бы боялся, что все его планы окажутся напрасными. Уилл откашливается, сглатывает, раздвигает губы и снова их закрывает. — Я... — его пальцы обхватывают края пакета, и он громко хрустит в тишине. У него дрожат пальцы. — У меня есть вопросы. Но мне кажется, что я уже знаю ответы. — Ты не узнаешь, пока не спросишь, — отвечает Ганнибал. — Вы можете солгать мне. — А ты веришь, что я бы это сделал? — Может быть, — шепчет Уилл, стиснув зубы. — Я думаю, вы сделаете всё, что угодно, только бы удержать меня здесь. Тем более сейчас. Теперь когда Уилл приближается к своей течке. Теперь Ганнибал знает, как пахнет его пот, и знает, как бледна его кожа на внутренней стороне бедер. Теперь, когда Ганнибал запустил руки в волосы Уилла и почувствовал жар его ладони. Похоже, эта идея его не рассердила. Если бы Ганнибал не был бы настолько глупым, чтобы не знать — а возможно, он и не знает, — он бы сказал, что голос Уилла звучит самодовольно. — Тебе нечего бояться, — говорит Ганнибал. Уилл качает головой. — Я не боюсь, — отвечает он. Ганнибал хмыкает и поднимает глаза на дверь. Он ставит таймер на восемнадцать минут, потом обходит кухонный стол и протягивает Уиллу руку. Уилл рассматривает её, но берет руку быстро, как будто он движется на автопилоте. — Пойдем со мной, — говорит Ганнибал и переплетает их пальцы. Пальцы Уилла мозолистые от пистолета, его ладонь теплая в руке Ганнибала, когда Ганнибал ведет их в гостиную. Он поворачивается и берет Уилла за руку свободной рукой, так что он держит их обе. Щеки Уилла темнеют, а губы приоткрываются, когда он вдыхает, на этот раз определенно чувствуя запах Ганнибала, и он резко сглатывает. — Уилл, — бормочет Ганнибал, и Уилл поднимает глаза, чтобы их взгляды встретились. Запах Уилла густой и сладкий, как агава, острый, как мята и корица. Они стоят так близко, что, если бы Ганнибал наклонился к нему, Уилл не успел бы вовремя отпрянуть. Ганнибал отпускает одну из рук и обхватывает подбородок, глаза Уилла широко раскрыты, выражение его лица жалобное, как будто он ищет направление в глазах Ганнибала. — Ты мне доверяешь, да? Уилл сглатывает и издает тихий, сладкий стон. — Да, — говорит он и поднимает руку, чтобы обхватить пальцами запястье Ганнибала. Ганнибал улыбается и притягивает Уилла поближе за подбородок и запястье. Уилл входит в его пространство, и он дрожит, погружая голову в ладонь Ганнибала, а Ганнибал мурлычет и прижимается носом к развевающимся на ветру кудрям сбоку головы Уилла. — Я бы хотел, чтобы ты посидел со мной, — говорит он и не замечает, как Уилл дрожит от ощущения губ Ганнибала так близко к своей шее. Уилл медленно кивает, и Ганнибал делает шаг назад, притягивая Уилла к себе, и садится на один из диванов. Это заставляет Уилла почти немедленно последовать за ним, и он неуклюже приземляется на колени Ганнибала. Уилл испускает тихий, испуганный стон, и Ганнибал сжимает его руку, просовывает ее в волосы Уилла и прижимает их лбы друг к другу. Он успокаивает Уилла, как дикую лошадь, зная, что его прикосновение к волосам Уилла успокоит его достаточно, чтобы быть гибким. Он кладет другую руку Уиллу на бок и переводит его в более естественное положение, оседлав колени Ганнибала, а его бедра тяжело опускаются на тело Ганнибала. Уилл испускает поток почти неощутимого нытья, выработанного Омегами для использования в тихие, интимные моменты. Женщины не могут слышать такого рода шумы, и они достаточно мягкие, чтобы только Альфа на горле Омеги мог действительно различить их. Это нежные, тихие мольбы о лучшей природе Альфы. Это крик Омеги, который знает, что он уязвим и молит о пощаде. Ганнибал не собирается вредить Уиллу. Как минимум пока он сам не попросит об этом. — Шш, — снова говорит Ганнибал, медленно поглаживая Уилла по боку. Его пальцы ощупывают ребра, мягкую талию. Его большой палец цепляется за выступ бедра Уилла, а затем достигает грубого края джинсов. Уилл задыхается, его веки трепещут, а затем закрываются. Его руки опускаются на плечи Ганнибала и сжимаются в кулаки. — Ганнибал, — шепчет он. Это еще одна версия нытья Омеги. Он зовет Ганнибала по имени, чтобы воззвать к его лучшей сущности, чтобы потянуть за ту привязанность, которую Ганнибал признает к Уиллу. Уилл сказал, что он не боится, но инстинкты подсказывают ему, в его доме живет чудовище, и Ганнибал чувствует тонкие нити страдания в его запахе, создавая острое послевкусие сладости. Ганнибал знает, что больше ему нечего сказать, чтобы успокоить Уилла. Поэтому он делает единственное, что может. Он начинает мурлыкать. Уилл делает глубокий вдох и тут же зарывается еще глубже. Одна его рука скользит по груди Ганнибала, он наклоняет голову и прикладывает ухо к плечу Ганнибала, отвернув лицо от шеи Ганнибала, чтобы лучше слышать. Ганнибал улыбается, ослабляя хватку на волосах Уилла, и убирает их с его лица. Другая его рука скользит по спине Уилла и опускается вдоль естественного изгиба позвоночника, прижимая его к себе. Это немного неловко, и Ганнибал подталкивает себя вверх и заставляет Уилла отступить. Уилл издает жалобный, сладкий звук, и Ганнибал снова шикает на него. — Иди сюда, — говорит он, и глаза Уилла остекленевшие, лицо расслабленное, и он молча кивает, когда Ганнибал поворачивается так, что его спина упирается в высокий подлокотник дивана. Он вытягивает ноги на диване, и Уилл немедленно опускается на него, вытягиваясь так, что он лежит поперек груди Ганнибала, его живота и устраивается на его ногах. Уилл улыбается ему, утыкаясь носом в ключицу Ганнибала, а затем со вздохом расслабляется, прижимаясь ухом к груди Ганнибала и слегка касаясь рукой того места, где живот Ганнибала вздымается и опускается вместе с его дыханием. Ганнибал держит одну руку в волосах Уилла, а другую кладет ему на плечо, лениво водя большим пальцем взад и вперед по линии шва на рукаве. — Я никогда раньше не слышал, чтобы Альфа мурлыкал, — шепчет Уилл через мгновение. Он кажется одурманенным, его слова невнятны. — Ну, кроме семьи, когда я был моложе. — Ты уже давно не позволяешь себе привязываться к кому бы то ни было, — отвечает Ганнибал. Уилл сглатывает, его пальцы свободно сжимаются на животе Ганнибала. — Признаюсь, поскольку мы обещали откровенно говорить друг с другом, я тронут твоим доверием ко мне, Уилл. Уилл хмыкает. — Вы не сделали ничего, что заставило бы меня дважды подумать об этом, — отвечает он мягким и сонным голосом. Ганнибал вспоминает замечание Уилла на кухонном островке. Он сжимает губы вместе. — Я удивлен, что ты хочешь сделать это со мной, — говорит он. — Почему это? — Ну, я бы сказал, что не было никаких признаков, что ты согласишься. Мы люди доказательств, Уилл, и если ты находил занимательными какие-либо мысли о нашей дружбе или о том, что из нее выросло, то не оставил мне ничего для изучения. Что, как теперь думает Ганнибал, могло быть сделано по замыслу. Уилл смеется. — Скажите, доктор Лектер, — говорит он, не поднимая головы, — вы действительно думаете, что я не подавал никаких знаков? Ганнибал фыркает. — Ну, тогда я думаю, что это очень манипулятивно с твоей стороны — позволить мне так привязаться, прежде чем ты ответишь мне взаимностью. Уилл снова смеется, и смех его звучит густо, сладко и радостно. — Я никогда не собирался этого делать, — отвечает он и вздыхает, мурлыча. — Но рискуя констатировать очевидное, я могу потерять гораздо больше, чем вы, из-за неправильного выбора. Не совсем верно, но Ганнибал знает, о чём говорит Уилл. — Значит, ты признаешься в некоторой хитрости с твоей стороны, — говорит он и убеждается, что Уилл слышит юмор в его голосе. Уилл поднимает голову и тянет руку вверх, чтобы положить подбородок на тыльную сторону ладони. — Джек сказал мне, что вы собираетесь стать моей парой, — говорит он. Ганнибал моргает, на мгновение раздражаясь на Джека, особенно из-за того, что они обсуждали именно это. — Он хотел убедиться, что получил мое согласие, прежде чем попытаетесь это сделать. Это понятно. Простительно, возможно. Ганнибал хмыкает, поднимая глаза к потолку, чтобы Уилл не заметил в них сердитого красного отблеска. — Когда он тебе это сказал? — спрашивает он. — В то утро, когда ты пришел за мной, — говорит Уилл. Итак, после того, как Уилл согласился на терапию, но до того, как он действительно попал сюда. А это значит, что у Уилла было время отступить и передумать. У него был шанс, но он им не воспользовался. — И ты все-таки решил пойти со мной? Уилл улыбается, криво и мелко. — Да, — отвечает он. — Когда я смотрю на тебя, я вижу. — И что же ты видишь? — спрашивает Ганнибал и оглядывается на Уилла, чувствуя, как угасает жжение в глазах, и понимая, что он снова справляется со своим красным цветом в глазах. — ...Полагаю, вы назвали бы это потенциалом. Ганнибал сглатывает, и его мурлыканье прекращается. Уилл улыбается, опускает глаза и кладет ладонь на грудь Ганнибала. Он вздыхает, и рука Ганнибала сжимает его волосы. Ганнибал выпрямляется, и Уилл следует за ним, оседлав бедра Ганнибала, стоя на коленях, чтобы не наваливаться всем своим весом на Альфу, его руки находят знакомые места на плечах Ганнибала. Ганнибал снимает другую руку с плеч Уилла и прижимает ее к воротнику рубашки. Его большой палец находит впадинку на горле Уилла, он раздвигает пальцы, кладет их под челюсть Уилла и очень нежно сжимает его шею. Уилл задыхается, его губы приоткрываются, а ногти впиваются в плечи Ганнибала. — Пожалуйста, — шепчет он, и Ганнибал не находит в себе сил сопротивляться. Он притягивает Уилла к себе за шею и целует его. Уилл издает мягкий, бессмысленный стон, скользя ближе, пока их груди не соприкоснутся, и он обхватывает руками шею Ганнибала, заставляя его поднять голову, когда Уилл раздвигает челюсти и позволяет Ганнибалу просунуть язык между зубами. Ганнибал ощущает сладость винограда во рту Уилла, пьет его тихий стон, как прекрасное вино. Уилл отшатывается, задыхаясь, но Ганнибал позволяет ему только вздохнуть, прежде чем снова прижать Уилла к себе. Его рука покидает шею Уилла, и он обнимает его за талию, притягивая так близко, как только может, и Уилл жадно целует его в ответ с такой же страстью и пылом. Ганнибал издает низкое рычание, поджимает ноги, крепко хватает Уилла и перекатывает их. Подлокотник заставляет Уилла сесть на секунду, но затем Ганнибал кладет обе руки на бедра Уилла и тянет его вниз, придушенного, на спину, и он накрывает Уилла своим большим весом, своим более сильным телом. Уилл дрожит, раздвигая ноги, чтобы Ганнибал устроился между его бедер. Когда Ганнибал снова целует его, они оба мурлычут. Мурлыканье Уилла — прекрасный звук. Он заикается, он не может сделать этого, пока задыхается, но Ганнибал слышит его в такт своей вздымающейся груди, своему бешено колотящемуся сердцу. Ганнибал обхватывает одной рукой голову Уилла, закрывает ему глаза бицепсом, а другой рукой прижимает Уилла к бедру. Это мощная позиция, выработанная для Альф, утверждающих свое доминирование над своими Омегами вне сексуальной обстановки. Перекрывая зрительный обзор Омеги и принуждая их видеть, слышать и нюхать только своего Альфу оказывает мощный эффект. Уилл стонет у рта Ганнибала, скользит руками по его груди и лапает одежду. Уилл начинает потеть, дрожа под тяжестью Ганнибала, но он встречает каждый поцелуй с жадной сладостью влюбленной девственницы. Ганнибал хочет поглотить его целиком, пропитаться потом Уилла и смазкой, испачкать его шею кровью и внутренности освобождением Ганнибала. Он хочет понюхать пятно Уилла и знать, что оно там из-за него. Он хочет... Кухонный таймер начинает быстро пищать, и Уилл рычит. — Игнорируй его, — требует он, и Ганнибал с раздражением отстраняется. Его волосы падают ему на глаза, и Уилл смотрит на него снизу вверх, как картина с восхищением, его губы красные, щеки и шея раскраснелись, волосы распущены в широкий темный ореол. Он выглядит прекрасно, и Ганнибал мог бы легко подчиниться его требованиям и проигнорировать их, но.. — Тебе нужно поесть, — говорит он и наклоняется, чтобы уткнуться носом в его хмурый лоб, и целует рычащего Уилла. Затем он встает, протягивает руку, и Уилл берет ее. Он шатается и дрожит, уже на полпути к течке. Он уговаривает Уилла пойти на кухню и заставляет его сесть. Морковь не успела закипеть, но он считает, что может оставить и так. Сейчас у него другие приоритеты. Он берет лопатку, выкладывает большую порцию мяса и картофеля на тарелку для Уилла, ставит ее на стол и берет себе тарелку поменьше. Он переносит её к другому барному стулу и садится. Уилл вытягивает колено и касается его, и Ганнибал улыбается. — Ешь, — говорит он, кивая на еду, и Уилл берет первый кусочек. Мурлыканье Уилла разрывает воздух между ними, и он не останавливается. Он не извиняется. Ему не стыдно. Ганнибал улыбается.