The First of His Kind

Ганнибал кормит Уилла еще одной запеканкой, ставя перед ним тарелку, доверху наполненную дымящимся мясом, картофелем и сыром. Рядом миска с нарезанными кольцами ананасами, оставшимися от завтрака. Он дает Уиллу большой стакан воды, а затем стакан поменьше с яблочным соком — таким же улучшенным, как вино Уилла и его кофейный сироп. Уилл смотрит на еду перед собой, потом поднимает глаза и одаривает Ганнибала мягкой, ласковой улыбкой. — Спасибо, — говорит он, и Ганнибал улыбается в ответ, тихое мурлыканье застревает у него в горле, а затем приносит свою тарелку, садится рядом с Уиллом, и они начинают есть. Уилл осторожно берет вилку, протыкает кусочек ананаса и, обхватив его губами, медленно снимает с зубцов. Он жует один раз и проглатывает его, тут же протыкая еще один кусок. Уилл ест и Ганнибал наблюдает, не в силах оторвать глаз от того, как двигается его горло, когда он жует и глотает, как сгибается его сухожилие посреди следов от зубов Ганнибала. Взгляд Уилла скользит по нему, уже не такой золотистый, как раньше, его потребность удовлетворена, и он понимающе улыбается. — Вам нужно набраться сил, доктор Лектер, — говорит он. Ганнибал чувствует, что он не назовет его по имени, пока отчаяние не заставит его сделать это. Ганнибал любит слышать, как к нему взывают, Уилл знает это, поэтому и отдаёт, как лакомство для собаки, которую он тренирует. Ганнибал дружелюбно улыбается и снова принимается за еду. Уилл продолжает есть. Когда миска с ананасами наполовину пуста, он снова говорит. — Я чувствую себя очень уютно под твоим присмотром, — бормочет он, и Ганнибал поднимает брови и снова поворачивает голову. Уилл смотрит на свою тарелку с дымящейся запеканкой, его нижняя губа зажата между зубами. — Я чувствую... как будто есть исключения. Я боюсь течки, исключая как с тобой. Я боюсь ночных кошмаров, исключая моменты когда ты со мной. Ганнибал знает всё это происходит из-за того, что он так старательно внедрял свой запах, свои феромоны и своё влияние в жизнь Уилла. Он держит руку на затылке Уилла, направляя его взгляд. Его голос звучит в ушах Уилла, привлекает его внимание и формирует его образ мыслей. Его запах уже несколько недель обжигает Уиллу нос. Он хмыкает. — Честно говоря, я признаю то же самое, — говорит он, и Уилл поднимает голову, чтобы посмотреть на него. Их глаза встречаются, золотые и красные, сине-зеленые и карие. Уилл кусает нижнюю губу, и Ганнибал замечает легкую дрожь в его плечах. — Идея разделить себя с кем-то всегда была мимолетной. Люди становятся слишком скучными, слишком шумными, слишком дерзкими. — Он делает паузу, и глаза Уилла опускаются к его рту, затем медленно поднимаются. — Исключая. Уилл улыбается, кусает нижнюю губу, а затем снова переключает своё внимание на еду. Он берет кусочек ананаса голыми пальцами, засовывает его в рот, посасывает кончики, чтобы очистить их. Желудок Ганнибала сжимается от чего-то, что нельзя назвать голодом. Они возвращаются к еде, пока тарелки не пустеют. Уилл съедает все, что Ганнибал ставит перед ним, запивает это яблочным соком, а затем и стаканом воды, пока Ганнибал убирает посуду. Он моет руки и оборачивается. Уилл баюкает стакан с водой, держа его обеими руками на краю стойки, его губы слегка касаются края. Он выпрямляется, улыбается и смотрит в окно. — Как ты думаешь, мы могли бы снова выйти на улицу? — спрашивает он. — На некоторое время? Ганнибал хочет потакать ему. На этой стадии процесса ухаживания речь идет не столько о том, чтобы произвести впечатление на Уилла, сколько о том, чтобы угодить ему. Инстинкты Уилла достаточно доверяют Ганнибалу, и он достаточно влюблен в него, чтобы позволить своему телу вступить в течку с помощью Ганнибала. Уилл знает, что о нем позаботятся, он понимает, что Ганнибал желает его достаточно, чтобы преследовать его и изолировать, что Ганнибал будет охотиться для него, кормить и защищать его, если до этого дойдет. Уилл знает, что Ганнибал превосходящий Альфа, потому что он убил Тобиаса, он работает в опасном согласии с Джеком, и первобытный мозг Уилла был насыщен узлом Ганнибала, укрепил идею о том, что Ганнибал достойный супруг и отец для потомства. Итак, Ганнибал доказал, что он может защищать и обеспечивать. Теперь он должен доказать, что может воспитывать, любить и обращаться с Уиллом мягко. Он должен доказать, что будет не только хорошим супругом, но и хорошим отцом. Уилл облизывает губы и тихо скулит, допивая воду, и Ганнибал принимает решение. — Да, — говорит он, берет стакан, наполняет его и снова ставит перед Уиллом. — Но мы должны быть уверены, что не забредем слишком далеко. Твоя течка может вспыхнуть в любой момент. Уилл фыркает от смеха, напряженного, но звучащего так, как будто он пытается не смеяться. — Точно, — бормочет он и делает большой глоток прохладной воды. Он со вздохом ставит его на стол и снова обращает свое внимание на Ганнибала. Ганнибал кивает и обходит стойку, чтобы взять пальто, а Уилл протягивает руку и касается его предплечья. Это короткое прикосновение, но достаточное, чтобы Ганнибал остановился и повернулся к нему. — Спасибо, Ганнибал, — шепчет он, и Ганнибал понимает, что Уилл пытается успокоить его, точно так же, как Ганнибал мог бы прикоснуться к его чувствительным точкам и вызвать чувство спокойствия. Омеги, пока они не получат свой Голос, должны полагаться на скулеж и мягкие прикосновения и любую другую форму манипуляции, которую они могут использовать, чтобы спасти свою шею. Пока Уилл не укусит Ганнибала в ответ, то он находится в самом уязвимом месте. Он никогда еще не был так уязвим для влияния Ганнибала и не подвергался такой опасности, и поэтому он должен скулить, мурлыкать и ласкать своего Альфу, как только сможет, называть Ганнибала по имени, потому что от него этого хотят, и ублажать всеми возможными способами, пока не вонзит зубы в шею Ганнибала. Это осознание внезапно обрушивается на Ганнибала и так же быстро тает. Пальцы Уилла сжимают его запястье, он прикусывает нижнюю губу, ставит стакан с водой и встает. Прежде чем прийти на кухню, он переоделся в рубашку и джинсы, и от его одежды пахнет потом, потом Ганнибала и их спариванием. Уилл прижимается к Ганнибалу и трется носом о его челюсть. Он мягко выдыхает и это заставляет Ганнибала вздрогнуть, низко пророкотать в груди, мягко и непрошено. Он чувствует, как Уилл улыбается, то ли потому, что он осознает свою манипуляцию и доволен ею, то ли потому, что просто счастлив от умиротворения Ганнибала. Так или иначе, нельзя сказать наверняка. Пальцы Уилла сжимаются вокруг запястья Ганнибала, и Уилл снова проводит носом под его челюстью, поднимает голову, чтобы соприкоснуться щеками, а затем Ганнибал наклоняет голову, и их лбы соприкасаются, Уилл закрывает глаза и целует его. Поцелуй такой же нежный и целомудренный, как и первый, такой же страстный, как и последний, и глаза Ганнибала щиплет под веками. Затем он отстраняется и отпускает запястье Ганнибала. Кожа Ганнибала чересчур нежная, обожженная там, где ее касался Уилл. Он резко сглатывает и берет их пальто, в то время как Уилл идет к своему гнезду, чтобы забрать ботинки и носки. Как только они одеты соответствующим образом, они снова бросают вызов холодному воздуху. Окно в гостиной выходит на небольшой внутренний дворик, который имеет стену высотой по пояс и отделяет склон утеса от внутреннего дворика, позволяя людям сидеть или смотреть на океан. Там, где стена заканчивается, начинается тропинка, которая ведет вниз к небольшому пляжу у подножия утеса. Это опасная дорога, и Ганнибал знает, что Уилл сейчас не в том состоянии, чтобы отважиться спуститься, но он воображает, что однажды он возьмет Уилла туда. Возможно, когда их дети станут достаточно взрослыми. Уилл вздыхает, его глаза закрываются, когда он садится на один из трех железных стульев за чистым столом, с одной стороны внутреннего дворика, которые находятся под достаточным количеством кустарника, чтобы защищать гостей от ударов океанского ветра, но при этом всё ещё открывая прекрасный вид. Он сворачивается калачиком, упирается пятками в край сиденья и поворачивается так, что его бедра упираются в подлокотник и ставит на них локти, чтобы держать голову высоко, и подставляет лицо ветру. Ганнибал сидит рядом с ним, наслаждается видом — и океана, и своего прекрасного спутника — пока Уилл не опьянеет от течки и не сможет оставаться снаружи. Через мгновение Уилл тяжело вздыхает через нос. Его глаза все еще закрыты. Он, как картина неторопливой красоты, его волосы игриво взъерошены ветром, соленый воздух окрашивает его щеки в розовый цвет, и Ганнибал знает, когда он откроет глаза, в них отразится синева океана там, где они не переполнены золотом. — Я никогда не видел океана, пока не переехал в Вирджинию, — бормочет Уилл, практически слишком тихо, чтобы расслышать из-за шума волн, но Ганнибал так настроен на него, что сердцу Уилла достаточно один раз сбиться с ритма, и он это почувствует. — Можно подумать, что я был, ведь мой отец строил и ремонтировал лодочные двигатели, но нет. Ни разу. — Тебе здесь нравится? — спрашивает Ганнибал. Уилл кивает и открывает глаза, чтобы осмотреться. День выдался не слишком приятный, тучи тяжелые и серые, обещающие дождь, а океан тусклый из-за отсутствия солнечного света. Волны белые и пенистые вздымаются, но они не сверкают и не светятся так, как могут. — Мне нравится вода, — отвечает Уилл. — Она такая.… Ганнибал ждет. Он ожидает таких слов, как "успокаивающая", "умиротворяющая" или даже "холодная" или "огромная". —…Противоречивая. Ганнибал моргает и склоняет голову набок. — Твоя жизнь полна противоречий, — говорит он, и Уилл хмыкает и наклоняет голову так, чтобы видеть Ганнибала краем глаза. — Ты Омега, и все же активно подвергаешь себя опасности. Ты останавливаешь Смерть, но пожимаешь её руку на каждом месте преступления. Ты борешься с инстинктами, которые даны тебе, чтобы выжить, и все же принимаешь их, когда они одолевают тебя. — И ты Альфа, но ты и целитель, — отвечает Уилл. — Просто чтобы исправить дисбаланс во Вселенной, — говорит Ганнибал. Уилл издает заинтересованный звук, поворачивает голову и расслабляется, прижавшись щекой к сложенным на коленях рукам. Он хмурится. Ганнибал откашливается и смотрит на океан. — Жизни были потеряны под моей опекой, — говорит он. — Ты не можешь помочь, если пациент просто не может быть спасен. Ганнибал кивает. — Я это осознаю. Уилл рассматривает его на протяжении ещё одного долгого момента. Ганнибал не может встретиться с ним взглядом. Затем Уилл разворачивается, встает и садится на третий стул, который стоит гораздо ближе к Ганнибалу, и втиснут прямо между столом и стеной. Ганнибал отрывает взгляд от океана, когда чувствует руку Уилла на том, что осталось от синяков на костяшках его пальцев. — Кто? — спрашивает он тихим шепотом. Ганнибал медленно вздыхает. Он закрывает глаза и кладет другую руку на тыльную сторону ладони Уилла. Пальцы Уилла сжимаются в его руке, и когда Ганнибал смотрит на него, то видит глубокую печаль на лице. Сопереживание не сочувствие, Ганнибал знает это, но всё равно задается вопросом, может быть, его запах стал горьким от горя, и Уилл может учуять или каким-то образом почувствовать. Он вздыхает и сжимает руку Уилла. — У меня была сестра, — говорит он, — и я ее потерял. Пальцы Уилла дрожат, он поворачивает ладонь вверх, чтобы погладить его пальцы, и скользит ближе на сиденье, пока его колено не касается бедра Ганнибала. — Я всегда считал это своим величайшим провалом. В качестве Альфы и мужчины. Уилл издает тихий, болезненный звук. Другая его рука лежит на животе, как будто потеря Ганнибала — это ножевая рана в животе. Уилл отнимает свою руку от руки Ганнибала, подносит ее к лицу и нежно проводит по подбородку. Он не говорит, что сожалеет, и Ганнибал благодарен ему. Уилл не виноват в том, что Миша умерла, и не он несет ответственность за то, чтобы нести бремя горя Ганнибала. Ганнибал чтит свою сестру с каждым ужином, с каждым блюдом, которые он подает, с каждым органом, который собирает. Он воздвигнет ей памятник внутри Уилла, воздвигнет ей храм в своем сердце и в своем доме, и принесет Уилла в жертву на алтаре, если потребуется. Уилл поджимает губы и смотрит вниз. Его пальцы отстраняются и снова ложатся на предплечье Ганнибала. Затем он коротко, неуютно смеётся и откидывается на спинку стула. — Если бы я также потерял кого-то, — начинает он, все еще прижимая руку к животу, — я бы разорвал в клочья всех кого знал и поджег их, пока они кричали. Ганнибал улыбается. Его взгляд падает на руку Уилла, лежащую у него на животе, и он гадает, что может произойти, если дети Уилла когда-нибудь окажутся под угрозой. Он знает, что Уилл способен на убийство, у него уже есть мышление матери, он усыновляет собак, как младенцев, и реагирует на угрозы в адрес Эбигейл Хоббс, как будто они представляют угрозу для него самого. — Я думаю, что Смерть надолго оставит твоих детей в покое из чувства самосохранения, — говорит он. Уилл издает тихий смешок и качает головой. — Как ты и сказал, я каждый день пожимаю ей руку, — отвечает он. Его глаза вспыхивают, он садится, и кажется, что гораздо более сосредоточенным, печаль тает, переходя к следующей линии разговора. — Ты когда-нибудь думал о том, чтобы завести детей? — До недавнего времени нет, — отвечает Ганнибал. Уилл моргает, и его щеки становятся темно-розовыми. Он опускает глаза и переплетает пальцы. — А сейчас? — Я думаю, это еще одно исключение, — говорит Ганнибал. — Я никогда не был готов принимать других в свою жизнь. Я веду строгую, упорядоченную жизнь, и мне это нравится. Но... я также наслаждаюсь хаосом, который ты мне приносишь. — Еще одно противоречие, — говорит Уилл, улыбаясь. — Полагаю, что так. — Тогда давай поговорим откровенно. — Разве мы не говорили так всё это время? — спрашивает Ганнибал. Уилл фыркает. — Может быть, но обещать говорить прямо, а потом задавать правильные вопросы, и уклоняться от правильных тем разговора — мы с тобой, я думаю, делаем это очень хорошо. Видит бог, я не люблю говорить о некоторых вещах. Но есть вещи, которые нужно обсудить. — Ты начинаешь меня нервировать, — поддразнивает Ганнибал, и Уилл закатывает глаза и трет рукой рот. — Отлично, — бормочет он. И смотрит вниз, кладет руки на бедра и тяжело дышит, как будто готовится к удару. Он снова поднимает глаза и встречается взглядом с Ганнибалом, и он спокойный – не устойчивый, с течкой такой близкой к его разуму это невозможно, – но он сосредоточен. — Ты хочешь стать моей парой, — говорит он. Ганнибал моргает, его взгляд падает на укус на шее Уилла, и борется с желанием сказать Уиллу, что он, по сути, уже сделал это. Вместо этого он кивает, и Уилл на мгновение замолкает, как будто не ожидает, что Ганнибал это признает. Как будто после того, как Ганнибал делал такие обдуманные и осторожные шаги, он все еще может отрицать это и передумать в последнюю минуту. Его милый, неуверенный Уилл. Ему хочется потянуться к нему и поцеловать нахмуренный лоб, проглотить его умиротворяющее нытье и позволить показать, как отчаянно он нуждается в том, чтобы Ганнибал любил его. Уилл втягивает воздух и прикусывает нижнюю губу. — И давно ты этого хочешь? Ганнибал хмыкает, отводит глаза, но тут же возвращает их, когда Уилл рычит. — Смотри на меня, когда отвечаешь, — требует Уилл. Ганнибал видит в его глазах еще больше золота — возможно, Уилл в отчаянии и понимает, что у него мало времени. Может быть, течка делает его смелее, злее. Так или иначе, Ганнибалу нравится кислота на его языке, острота его оскаленных зубов. Ганнибал встречает его взгляд. — Впервые я подумал об этом, когда Джек вызвал нас в свой кабинет по поводу Сорокопута, — говорит он. Уилл моргает, откидываясь назад, как будто слова Ганнибала физически давят ему в грудь. Он хмурится. — Это было... в первый раз, когда мы встретились, — говорит он слабым голосом. — Да, — отвечает Ганнибал. Он пожимает плечами и откидывается на спинку стула, давая Уиллу пространство, необходимое ему, чтобы справиться с этой новостью. — Я сразу почувствовал к тебе влечение — сначала чисто физическое, а потом ты заговорил. Ты бросил мне вызов, и я почувствовал твой гнев, почувствовал ... огонь в тебе, думаю, я бы это так назвал. Я был заинтригован. Но наша первая встреча прошла не очень хорошо. И я не думал, что мы будем совместимы как друзья, не говоря уже о любовниках или товарищах. — Но это изменилось, — отвечает Уилл. Ганнибал кивает. — Когда? — Прежде чем ответить, я хотел бы знать, почему хронология так много значит для тебя, Уилл. Уилл резко сглатывает. Его губы приоткрываются, а пальцы сжимаются в кулаки. Он постукивает костяшками пальцев по бедру — набор из десяти, тук-тук-тук. Ганнибал смотрит на руку Уилла. Он не делал так с тех пор, как они приехали сюда. Он задается вопросом, является ли это спусковым крючком упоминания о Сорокопуте, или что-то совсем другое. — Я скажу тебе, — напряженно произносит Уилл. — Но сначала ты должен ответить на мой вопрос. — Почему это? — Я сошлюсь на приоритет. Я первый спросил. Ганнибал наклоняет голову набок. Он прячет язык за зубами и сопротивляется желанию обнажить их, заставить подчиниться. Он мог бы сделать это легко — он мог бы положить руку на затылок Уилла и заставить его опуститься на колени. Он мог бы использовать свой Голос, чтобы заставить Уилла замолчать, или, в свою очередь, вытянуть признание. Обычно после укуса, после того, как кровь Омеги пролита, нарост на голосовых связках Альфы набухает и позволяет правильному давлению дать Голос. Обычно симптомы включают боль в горле и хрипоту, или даже потерю голоса, в течение нескольких часов. Ганнибал не чувствовал ничего из этого, но когда он рычит, то может почувствовать потенциал. Но Уилл начинает говорить. — Ганнибал, — шепчет он и снова наклоняется вперед, его глаза широко раскрытые и умоляющие, когда он нежно касается бедра Ганнибала. — Несмотря ни на что, у тебя есть власть надо мной. Мы оба это знаем. Я не могу убежать от тебя, я не могу бороться с тобой. Пожалуйста, позволь мне свободу в общении. Я просто хочу знать. Это еще один успокаивающий жест. Ганнибал это знает. Но, как и прежде, знание того, что делает Уилл, не означает, что Ганнибал способен сопротивляться ему. Он вздыхает и отводит взгляд от прекрасных золотистых глаз Уилла. — Когда ты вошел в гон, — признается он, и Уилл сжимает губы. — Ты сказал, что я вижу в тебе потенциал, и ты был прав, и я всегда говорил тебе, что вижу, и не лгал. — Он снова смотрит на Уилла. — Я всегда видел в тебе потенциал. И когда ты был в гоне, я увидел этот потенциал реализованным. Я увидел того, с кем мог бы поделиться своим видением мира. Уилл молчит, не двигаясь. Он выдерживает взгляд Ганнибала, потом прикусывает нижнюю губу и кивает. Один раз, медленно. Похоже, что на его плечи легла огромная тяжесть. Он почти падает вместе с ней, и Ганнибал делает глубокий вдох, когда ветер меняется и приносит с собой тяжелый, сладкий запах течки Уилла. Похоже, что Уилл отчаянно пытался сопротивляться ради целей их разговора, но теперь, когда он удовлетворен, он не может быть сильным ни на секунду дольше. Пальцы Уилла вцепляются в одежду Ганнибала, и он всхлипывает, крепко зажмурившись. Ганнибал встает, вынужденный подняться и подойти к своей паре при звуке отчаянного стона Уилла, и тянет того за волосы на ноги. Уилл задыхается, прижимаясь к нему, а Ганнибал обхватывает его раскрасневшуюся шею и крепко целует. Уилл стонет, впиваясь ногтями в рукава пальто, где они тянутся вокруг его бицепсов, а Ганнибал рычит и кусает нижнюю губу Уилла, достаточно сильно, чтобы понять, как это больно. Это наказание, говорит он себе, предупреждение острому рту и острому языку Уилла, что каждая словесная схватка — это победа, которую Ганнибал ему уступает. Даже если это не так, ему придется поверить в это. Уилл вздрагивает, тяжело дыша, и когда он отстраняется и открывает глаза, они полностью золотые. — Пожалуйста, — говорит он, и его нижняя губа краснеет в том месте, где зубы Ганнибала пронзили его потрескавшуюся плоть. Ганнибал снова рычит, не в силах сдержать этот звук, и тянет Уилла ближе к себе. — Я хочу, чтобы ты побежал, — говорит он, и Уилл медленно моргает. Он кусает нижнюю губу, морщится от боли и мурлычет. — Ты побежишь в мою спальню, а я буду преследовать тебя. Я дам небольшую фору. Уилл улыбается. — Десять секунд? — Три. — Пять? — Уилл возражает, проводит ладонями по рукам Ганнибала и касается его груди, издавая мягкое мурлыканье на всякий случай. Ганнибал улыбается и целует его. — Пять, — говорит он напротив рта Уилла. Уилл отстраняется с еще одной улыбкой, нежной и ласковой. Он делает шаг назад, словно проверяя, действительно ли Ганнибал даст ему преимущество. Ганнибал склоняет голову набок и улыбается. — Лучше поторопись, дорогой, — говорит он, и позволяет словам окрасится с подсказкой на Альфа Голос. Он видит, что это сразу же ударяет Уилла. Его плечи напрягаются, и ему приходится ухватиться за стол, чтобы не упасть. — Я уже начал считать. Уилл судорожно сглатывает и, оттолкнувшись от стола, направляется ко входу в дом. Он спотыкается, как только попадает внутрь, течка наполняет его легкие и делает его на мгновение неподвижным. Затем он оборачивается и снова смотрит на Ганнибала. Ганнибал улыбается и идет за ним в хижину. Уилл отходит назад, жалобно скуля. Ганнибал закрывает и запирает дверь, и Уилл снова спотыкается, упершись руками в диван. От него пахнет невероятно сладко и тепло, даже сквозь одежду, как от пряного рома. Уилл добирается до лестницы и тяжело дышит, заставляя себя ползти вверх по ней. Он не сводит глаз с Ганнибала, пока тот снимает ботинки, носки и пальто и оставляет их на диване. Он снова закатывает рукава до локтей и снимает ремень, свободно держа его в руке. Он поднимает глаза, и Уилл дрожит, пот скручивает его волосы и темнеет на подбородке. Ганнибал идет к подножию лестницы, и когда он кладет руку на перила, он слышит, как Уилл вздыхает и пытается бежать снова. Ганнибал медленно поднимается по лестнице, а когда он достигает верха, Уилл прижимается к двери его спальни, пригнувшись, спиной к двери, плечо подвернуто под ручку. Он тяжело дышит, разинув рот, и смотрит на Ганнибала с чем-то близким к страху. Ганнибал поверил бы, что это страх, но он чует, как готов Уилл и как у него выделяется смазка, видит, как глаза Уилла обшаривают его, словно Ганнибал прекрасный пир для его милости. Ганнибал улыбается ему, подходит и снова запускает свободную руку в волосы Уилла, поднимая того на ноги. Уилл с трудом выпрямляется, вцепившись ногтями в дверь, плечи упираются в нее так сильно, что дерево скрипит. Ганнибал целует его, и Уилл издает стон, грубый, полный желания. — Ганнибал, — шепчет он, впиваясь ногтями в плечи Ганнибала. — Ганнибал, я... подожди. Ганнибал отступает. Его рука все еще в волосах Уилла, и он хочет зарычать на своего Омегу. Как осмелился Уилл требовать ждать и останавливаться, когда он так пахнет, и когда Ганнибал так близок к тому, чтобы заявить свои законные права на эту добычу, ради которой он так упорно боролся, и которую поймал? Он не говорит ничего подобного и проглатывает гнев, исходящий из его первобытного мозга. — Что случилось? — спрашивает он, надеясь, что его голос звучит озабоченно, а не нетерпеливо. Уилл резко сглатывает. Его шея взмокла от пота, который пачкает воротник рубашки и делает его запах мускусным и резким. Ганнибал хочет вылизать его начисто. Его течка полностью началась, и ничто не сможет вытащить его из неё, кроме ребенка в животе или времени. — Я , — руки Уилла становятся мягкими, они прижимаются к груди Ганнибала. Ганнибал рычит, его пальцы теребят волосы Уилла. — Мне нужно кое-что сказать. Сейчас. Пока я еще могу думать. — Да? — Ганнибал отвечает, и на этот раз это рычание. Уилл поднимает глаза, встречается взглядом с Ганнибалом, опускаясь к его рту и снова поднимаясь. — Уилл, — говорит Ганнибал, когда тот замолкает. — Я хочу выслушать, но, думаю, справедливо сказать, что ни один из нас сейчас не способен на большое терпение. Уилл сглатывает. — Я не предам тебя, — шепчет он и кладет ладони на подбородок Ганнибала. Ганнибал моргает, хмурится и пытается отстраниться, но Уилл следует за ним, скулит, прижимается губами к подбородку Ганнибала, к его челюсти, к уголку рта. Их носы соприкасаются, и Ганнибал не может удержаться и не упасть на Уилла, прижимая его к двери. Он отбрасывает ремень и крепко обнимает Уилла обеими руками, втягиваясь в поцелуй и погружаясь в него, как в зыбучий песок. Когда они расстаются, Уилл задыхается, он выглядит одурманенным своей течкой, и Ганнибал чувствует тепло его тела сквозь одежду, как будто Уилл пытается сжечь его. — Я твой, — невнятно говорит Уилл. — Все, чем я являюсь, принадлежит тебе. Эти слова вызывают у Ганнибала вспышку осознания. Таков мой замысел. — Этого ты хочешь? — спрашивает он, потому что внезапно это стало очень важным. Убийство мистера Уоллеса, Омеги, которого Ганнибал убил и порезал, но не уничтожил — вот слова, которыми Уилл благословил свое подношение. Он помнит их ясно, как день. Уилл дрожит, тяжелые веки горят золотом. Он улыбается и не отвечает. Ганнибал даже не знает, сможет ли он. Он целует Уилла, крадет у него дыхание и заявляет свои права на его губы, открывает дверь в спальню и впускает Уилла внутрь.